Суккуб поймает на крючок. Глава 4

Третья глава: http://proza.ru/2019/08/21/1325

 

 
Глава 4.

-- Стоп! – скомандовал резко Синицын. – Стоп, стоп, стоп, ребята! Пока рано, надо разобраться, что они делают, Серега, тормози!

Водитель не посмел ослушаться приказного тона Олега и остановил на ладан дышащую повозку. 

Расстояние до злодеев еще было приличным, чтобы те заметили рафик с милиционерами, а у самого Олега на такой случай имелся запасной вариант.

-- Бинокль! Бинокль взяли? Я говорил! – настойчиво произнес Синицын, обращаясь к остальным. Он сидел на переднем сиденье рядом с водителем и, повернувшись через левое плечо, дополнительно суровым взглядом потребовал тут же предоставить ему инструмент для наблюдений.

-- Имеется… -- протянул воинственно настроенному парню бинокль один из сотрудников. Взяв его в руку, наш главный герой открыл полностью форточку и высунулся наружу.

-- Таак, ага, вижу, – сказал Олег, смотря в бинокль и подкручивая при этом линзы. -- Кто из них Коклюшкин?

С этим вопросом Олег обратился к Дондурею, не отрываясь от окуляров. 

-- Рыжий такой, с бородой, худой и с длинным носом, видишь, начальник?

-- Ммммм… -- возбужденно протянул Синицын. – Вижу-вижу тебя, родной мой, ну вот ты и попался…

Далее Олег переместил взгляд вместе с биноклем на несколько градусов левее, а затем правее, видимо, чтобы осмотреть близлежащую местность для оценки возможности подхода к цели. Он заприметил одиноко пасущегося неподалеку коня, скорее всего, принадлежащего одному из работников станции, также на глаза попалось отдельно стоящее небольшое кирпичное здание, что-то вроде будки для дежурного или путевого обходчика. Олег прикинул, что оно могло послужить неплохим укрытием, если перебежать к нему вдоль кустов, которые росли рядом. А там уже будет возможность для маневра, так как до бандитов оттуда расстояние не больше 15 метров. План в светлой голове оперативника созрел практически моментально, он скомандовал: — Значит так, ребятишки, сейчас тихо выходим и в полуприсядь перебегаем вон к тому зданию, видите? Оттуда они будут близко и как на ладони, а потом по команде будем их брать, и надо поторопиться: по-моему, они уже заканчивают, мяса в грузовике нет, а значит оно все в вагоне. Так, Дондурей с Петром остаются здесь, остальные идут за мной…

-- На! – протянул затем бинокль Олег Горелику – Смотри только в оба, расскажешь потом, как красиво мы вошли в историю.

-- Х-хорошо… -- принял дрожащей рукой увесистый предмет взмокший Петя.

-- Ты тоже не скучай, если выкинешь какой-нибудь фортель, бошка с плеч! – это обращение адресовалось Володьке.

-- Никак нет, гражданин начальник!

-- Хорошо, пять на пять у нас расстановка, нормально… Работаем! -- на сей раз это была непосредственно команда к действию, достав свои пистолеты, пятеро мужчин, четверо из которых в милицейской форме, осторожно вышли из проржавевшего рафика и, пригибаясь, мелкой трусцой направились к кустам, растущим неподалеку от дороги.

Довольно быстро и незаметно им удалось достичь постройки, после чего они все впятером прижались к стенке, а Синицын на правах командира стал осторожно выглядывать из-за нее, дабы проконтролировать ситуацию, с такого расстояния уже слышны были разговоры преступников.

-- Ну что, Рыжий, ты закончил?

-- Да, Вано, только что уложил последний кусок, в этот раз неплохо…

-- Угу, ну закрывай!

Через мгновение послышался невыносимый скрежет от двери вагона.

-- Закурим на дорожку, а? Братва? – голос принадлежал всего скорее Коклюшкину.

-- Да, Вано, давай покурим и повалим, не стоит тут светиться!

В этот момент послышался гудок тепловоза, и поезд медленно стал трогаться, еле-еле и как-то уж больно неуклюже, словно беременная черепаха.

Олег понял, что ждать больше нельзя и жестом дал команду начинать задержание.

В одно движение милиционеры выбежали из своего укрытия и ринулись прямиком к бандитам.

-- Стоять на месте, лицом на землю, быстро, черти!!! Бегом!!!

-- Стоять не рыпаться!! На землю, на землю!! Рылом вниз! Рылом вниз, козлы!

Обескураженные браконьеры даже и сообразить ничего не успели, как непонятно откуда взявшиеся служители правопорядка повалили их всех на щебенку и заломали руки за спиной. Коклюшкина на себя взял, как и полагается, Синицын, методика была проста и обкатана многократно -- заломать и повалить преступника на землю, используя эффект неожиданности, это всегда работало на сто процентов, на дезориентированного человека, как правило, легче надеть наручники, что и делалось в данный момент. 

Однако именно с главарем банды этот нехитрый фокус как раз и не прокатил. Пока на остальных его подельниках благополучно защелкивались браслеты, Коклюшкин стал вести себя агрессивно и попытался вырваться, словно он был готов к внезапному нападению, его даже повалить на землю толком сначала не удалось, лишь смог схватить за руку Олег своего противника  и заломать ее одну за спину, а второй свободной рукой он приставил пистолет к затылку преступника. Но такое положение дел ничуть не смутило Ивана, он сделал вид, что все же собирается лечь на землю, начал наклоняться и даже привстал на колено, но не тут-то было! Второй своей рукой он схватил горсть щебня и наотмашь, что было силы, бросил в лицо Синицына! Олег от дикой боли инстинктивно разжал хватку, в результате чего освободившийся бандит ринулся к уже набравшему относительно быструю скорость поезду, не успели все и глазом моргнуть, как ушлый человечешко схватился на ходу изо всех силенок за поручень одного из вагонов и оказался буквально висящим на нем, а затем, подтянувшись на руках, уверенно полез по лесенке наверх! Состав включал в себя преимущественно крытые вагоны барачного типа, на крышу которых можно было беспрепятственно попасть, что и сделал Коклюшкин!

 Все произошло чертовски неожиданно, никто и предвидеть не мог такой сумасшедшей прыти: пока милиционеры крутили остальных, а Олег отходил от болезненно ушибленной щеки, дерзкий мужик Иван, по фамилии Коклюшкин, на глазах ускользал от правосудия!

-- Уходит! Уходит, Олег! Смотри! – услышал в следующее мгновение Синицын. Крик товарища заставил его вернуться в реальность, он ясно различил худощавую фигуру Коклюшкина, находящуюся на крыше вагона товарного поезда, стремительно уходящего от станции, причем уже и последний вагон проехал мимо оторопевших милиционеров.

«Упустим!» -- ударила в мозг омерзительно неприятная мысль, а после Олег устремил взор на пасущегося совсем неподалеку коня, ни секунды больше не раздумывал Олег! Его соратники, к этому времени уже полностью обездвижившие преступников, с немалым удивлением наблюдали следующую картину: Синицын сломя голову помчался к ничему не подозревающему животному, едва подбежал, заметил лежащего возле в траве мужичка, он, скорее всего, спал, иначе бы непременно заметил все безобразие, творящееся вокруг. На коне, на счастье Олега, имелось седло со всеми прибамбасами, только вот жеребец был привязан железной цепью к колышку, ничего другого, кроме как отстрелить цепь, Олегу не оставалось. Резкий звук разбудил мужика, тот вскочил как ужаленный, видя, что незнакомый парниша уже седлает его любимого скакуна.

-- Чтоб я сдох, ты что творишь?

-- Одолжи коня, дружище! – чеканя фразу и запрыгивая в седло, отвечал на вполне уместный вопрос Олег, затем поинтересовался: -- Ты кто?

-- Я? Я пастух…

-- А где стадо?

-- Я на подмене, моя очередь после обеда, стадо за станцией возле леса, а что...? Ээ… А ты кто???

-- Давай потом, дружище! -- строго отвечал Олег, блеснув начищенным Макаровым, медлить было больше нельзя, крепко ударив коня в бока, наш герой направился догонять отходящий поезд!

Вскоре Синицын поравнялся с последним вагоном, на счастье Олега конь был достаточно послушный и резвый, но товарняк грозился набрать скорость недосягаемую для строптивого жеребца, оттого нужно было срочно цепляться за вагон; подпустив коня поближе к вагону, Олег протянул сначала одну руку, закрепился за лестницу, ведущую на крышу, затем, осторожно отпустив уздечку, схватился и второй рукой, повиснув между поездом и скакуном. Крепко вдохнув, Олег оттолкнулся ногами от жеребца и перенёс тело на вагон, ноги уперлись в лестницу, дело сделано! Теперь надо лезть на крышу и догонять сволочь Коклюшкина! Сам же Иван видел смертельный трюк, проделанный Синицыным, он находился в вагонах пяти от Олега и со взглядом, пронизанным немалым удивлением, стал наблюдать, как молодой оперативник лезет на крышу последнего вагона. Коклюшкин понял, что нужно срочно предпринимать меры по спасению собственной шкуры, тем более у него не было с собой оружия! А у Олега было, и он, выхватив из-за пояса пистолет, направился по крыше в сторону Коклюшкина, что-то при этом крича.

Иван, на секунду опешив, развернулся и  побежал по направлению движения поезда, минуя вагоны один за одним, абсолютно бесстрашно перескакивая с первого на второй, со второго на третий и так далее, Синицын повторял то же самое, но разрыв между двумя противниками пока еще был велик, неизвестно, сколько бы это продолжалось, если бы Коклюшкин не уперся наконец в вагон-цистерну, на который так просто не перескочишь, это был провал… С ужасом наблюдая, как к нему приближается очумелый от адреналина оперативник, Иван судорожно стал озираться по сторонам, словно пытаясь найти ту самую заветную палочку-выручалочку, но нет, ее не было, а Синицын, между тем, находился уже в одном вагоне от своего ненавистника!

 Решение Коклюшкин принял молниеносно, сам не понимая как, он спустился по лестнице в самый низ вагона, к этому моменту Олег уже добежал до него и смотрел сверху на своего, казалось бы, загнанного в угол зверька.

-- Ну что, гнида, попался! – заорал  с крыши Олег, направив пистолет на рыжебородую физиономию бандита.

Но в ответ на это Коклюшкин совершил невозможное: показав комбинацию из среднего пальца, он спрыгнул с вагона на землю, казалось, что на такой скорости он обязательно должен был свихнуть себе шею, но, к удивлению, этого не произошло, прокатившись кубарем несколько метров вдоль железнодорожного полотна, он скатился вниз с насыпи на траву, а после, вскочив на ноги, ринулся в близлежащий лес! 

Не поверив глазам своим, Олег  во что бы то ни стало решил последовать его примеру и быстро начал спускаться вниз, понимая, как стремительно уходит время, и вот уже он достиг самого низа, подножки, с которой можно было прыгать, как вдруг Синицын увидел приближающийся встречный поезд, на принятие решения оставались считанные секунды: если не прыгнуть прямо сейчас, то потом верная смерть! Олег напрягся каждым мускулом, вобрал максимально воздуху в легкие, но разум оказался сильнее прыти: «Стой, стой, что ты делаешь?! Нельзя, опасно! Опасно, остановись, хорош… Хорош-хорош, Олежа, стоп, одумайся!» Данные мысли просверлили голову буквально насквозь, а в следующий миг уже встречный товарняк разорвал пространство непомерным грохотом…

...Олега застали сидящим прямо на щебне, он сидел, подперев голову руками, ладони плотно закрывали лицо, на мгновение могло показаться, что он плачет. Состав остановился почти сразу после того, как проехал встречный товарняк, машинисты встречного эшелона передали по радиосвязи коллегам поезда Олега, что нужна остановка из-за непонятных и подозрительных людей, скачущих по вагонам.

К этому времени уже всех четверых членов банды препроводили в рафик, надев наручники, на поиски Олега отправились пастух Колька Фомин, хозяин героического коня, и милиционер Григорий, прискакали за Синицыным, кстати, все  на том же жеребце, который после того, как с ним распрощался Олег, благополучно вернулся обратно, повинуясь инстинкту привязанности, а может и того банальнее, просто хотел чего-нибудь пожрать.

-- Олег, все в порядке? – первым обратился к сидящему без движений оперативнику Григорий.

Олег не сразу, но оторвал руки от лица, обнажив миру припухшую щеку, которую поранил Коклюшкин броском щебня, глаза были красные и грустные. Синицын прохрипел не своим голосом: -- А ведь я его почти поймал… Гнида, ушел, представляешь?

На Олеге и впрямь не было лица, очевидно, что оперативник переживал личную трагедию, но нужно быстро мобилизоваться, не в привычках Синицына убиваться из-за неудач, не из таких людей он в народ вышел и не из такого он вылеплен теста!

Проведя анализ ситуации, оперативник понял, что в ближайшее время найти беглеца не удастся, так как лес, куда сиганул он, действительно густой и слишком обширный, а времени потеряно было предостаточно, Коклюшкин наверняка успел уйти на приличное расстояние и искать его сейчас был бы смысл, например, только с собаками, при этом организовав соответственно команду, но это невозможно при сложившейся ситуации, а посему решено было пока вернуться в Мармызон с захваченными членами банды и тщательно их допросить. Наверняка они в состоянии сказать, где предположительно может всплыть их предводитель, так как в одиночку долго по лесу не налазишься. Помимо этого, нужно было что-то придумать с мясом, оставшимся в вагоне-рефрижераторе, ну тут все просто, пусть едет до пункта назначения, а там нужно связаться с местными работниками МВД, чтобы они приняли состав и скрытно проконтролировали приемку товара, может, удастся взять заказчиков.

На том и порешили, с грустью в глазах, но с чувством собственного достоинства Синицын вновь сел на скакуна, сзади уместился милиционер Григорий, хозяин Колька уважительно уступил место Синицыну,  восторженно оглядывая Олега с ног до головы, а затем не удержался и спросил, где он так лихо научился управляться с лошадьми, на что Синицын не моргнув глазом ответил: «Пять лет жизни отдал конному спорту!»

 Удовлетворив свое любопытство, Николай хлопнул коня по боку и присвистнул, дав команду возвращаться снова к рафику, жеребец, отреагировав на это громогласным «и-го-го», шустрым галопом повез двоих мужчин обратно к микроавтобусу, оставив своего предводителя ожидать возле застрявшего на перегоне товарняка.

Вернувшись обратно, Синицын настоятельно попросил водителя везти их с пленёнными пассажирами обратно в Мармызон на базу, и они тотчас же двинулись в путь, похвалив Олега за его цирковые номера, которые наблюдали по очереди в бинокль.

Ехали примерно минут пятнадцать, однако, пока не приключилась новая беда, а именно служивший верой и правдой не одно десятилетие рафик возымел наглость испустить дух в самый неподходящий момент.

-- Да что такое! – злобно выкрикнул водитель, когда машина с каким-то грохотом резко остановилась, причем всех внутри изрядно встряхнуло так, что некоторые ударились головами о потолок, слава богу, то были исключительно преступники.

Выйдя наружу, водитель в полном недоумении констатировал: -- У нас проблемы, командир! Колесо… Колесо отвалилось!

-- Т-твоюммаать! – в один голос, как сговорившись, издали протяжный звук милиционеры с Синицыным.

Ситуация являлась не то, что бы патовой, но неприятной во всех отношениях: учитывая тот факт, что рафик был забит под завязку гражданами преступной наружности, которые могли попробовать бежать, действовать нужно было максимально быстро и эффективно.

-- Сидите и не дергайтесь, козлы! – строго приказал Олег возбужденным донельзя бандюганам, которые сидели и так тише воды ниже травы, а затем обратился к своим коллегам: -- Оставайтесь тут и не сводите с них глаз, если надумают рыпнуться — стреляйте, мы с Петром пойдем ловить попутку.

Такой поворот дел очень понравился Горелику, ему чертовски польстило, что его товарищ оказал такое доверие, ведь это значит, что Петя все же не простой смертный, он теперь точно «не тварь дрожащая и право имеет».

На счастье наших героев долго ждать спасения не пришлось, пройдя каких-то сто метров, они обнаружили трактор, ехавший  навстречу со стороны фермы, можно было только догадываться о силе удивления тракториста Миши, когда его остановили два каких-то незнакомых  парня и попросили толкнуть до Мармызона старенький микроавтобус без одного колеса, но самым поразительным для него, конечно же, было то, когда Мишаня врубился во все тонкости  дела, которое  ему поручили!

Дабы облегчить вес рафика, внутри оставили только бандитов в наручниках и одного вооруженного милиционера. Все это было сделано для того,  чтобы не напрягать лишний раз чахлый “Беларус”, которому предстоял нелегкий путь до участка со своей новой ношей. Остальным же пришлось идти пешком, благо осталось недалеко, около километра, может, двух. 

Привязав тросом многострадальный рафик к  спасительному трактору, милиционеры и Петя, возглавляемые доблестным оперативником Олегом Синицыным, услышали из уст последнего команду новоявленному кортежу ехать прямиком в участок, сами же не соло нахлебавши  побрели по дороге следом за ним…

Далее события разворачивались отнюдь не в угоду Олегу, он-то рассчитывал, что браконьеры-неудачники быстро расколются, сдадут заказчиков и поведают, куда может податься Коклюшкин,  но толком никакой информации от них поначалу добиться не удалось, они все как один выбрали тактику молчания на допросах и полное отрицание своей вины, хотя были пойманы с поличным, но Олег понимал, что нужно было еще доказать, что это мясо  добыто незаконным путем, отпирания браконьеров немало попортили нервов оперативнику, пришлось ждать еще сутки, пока поезд доедет до конечной точки. Между тем Синицын занялся пробиванием личности Коклюшкина, а именно его близлежащих родственников или друзей, к которым он мог бы прийти в конце концов в результате своих скитаний, Олег был уверен, что спустя день-два бродяга все равно выйдет к людям и тут нужно угадать, где именно он появится. В общем дел было невпроворот, собрать столько информации быстро и без посторонней помощи не являлось возможным, но зато у Олега появился настоящий профессиональный азарт, интерес, который будоражил, который жег изнутри, полностью вовлекая и увлекая молодую кровь сыщика!

…Все последующие дни Синицын занимался исключительно сыскными мероприятиями, проводя большую часть времени в Мармызоне, что касается Пети, то для парня настал черед проявить наконец и себя в его профессиональной сфере, а именно как-то внезапно и неожиданно наступило первое сентября, знаменуя собой ни что иное, как начало уроков в зачепиловской школе, в которую, собственно, и приехал отрабатывать диплом наш герой.

День знаний, однако, как и следовало ожидать, прошел под чёрными знаменами траура по погибшей завучу Настасье Любимовой, хоронить которую, кстати говоря, должны на следующий день, второго числа.  После официальной части цветочно-поздравительных мероприятий, дети с родителями были отпущены домой готовиться к завтрашним урокам, учителей же Александр Мойшевич любезно попросил собраться в актовом зале, где он намеревался провести плановое совещание (педсовет) перед началом нового учебного года. 

На нем был черный, как смоль костюм, такого же цвета рубашка, которая отдавала дорогим отливом, выглядел директор достаточно свежо, но удрученно, весьма тяжелым шагом он шел к трибуне, когда все сотрудники школы расселись по своим местам. Чуть откашлявшись, Розенгауз в свойственной ему командирской манере начал вступительную речь: -- Дорогие коллеги, вынужден в очередной раз сообщить вам пренеприятнейший во всех смыслах факт: совсем недавно нас постигла трагическая участь, мы потеряли одного из самых любимых и почитаемых специалистов нашей школы, настоящего профессионала и знатока педагогического дела, учителя и друга, а главное, Человека, не побоюсь этого слова, с большой буквы -- Настастью Прохоровну Любимову! Нашего дорогого завуча, хранителя стойкого спокойствия и порядка, нашего яркого лучика или даже луча, если хотите, в непроглядной серости будней который горел над нами и оберегал нас в самые тяжкие моменты нашей нелёгкой жизни и нашего непомерно тяжёлого труда! – Розенгауз читал это с листочка, на секунду показалось, что он начал всхлипывать, а затем и правда, он прервался, дабы высморкать нос. Убрав платок в карман, он продолжил: -- Но я со всею ответственностью заявляю, что несмотря на горькую утрату, несмотря на всю скорбь, одолевшую нас, мы будем трудиться не покладая рук, нести наше нелегкое бремя в предоставлении самого качественного образования для наших будущих поколений, но также я утверждаю и обещаю, что мы будем помнить, мы будем чтить память нашей несравненной Настасьи Прохоровны, мы докажем и покажем на личном примере, что не зря она несла свой крест во благо педагогики,  что не зря гнула она спину на полях наших сражений, мы со всей отдачей и выкладкой, не жалея ни сил, ни себя продолжим ее благое дело и никогда не позволим, чтобы честь ее была запятнана, она будет жить вечно в наших сердцах, а гордость за столь выдающегося соратника будет только преумножаться и крепчать в нас день ото дня! А теперь давайте почтим память Настасьи Прохоровны, прошу всех встать…

Не прошло и доли секунды, как все, кто был в актовом зале, поднялись со своих стульев, повисла гробовая тишина, пока Розенгауз отменным басовитым гласом не нарушил ее: -- Спасибо, прошу садиться. 

-- Что ж! – продолжал он, когда все со скрипом водрузили свои тела обратно на стулья. – Разрешите представить вам нового завуча школы, ею назначается наша дорогая Катерина Павловна Шестакович, учитель географии, прошу любить и жаловать!

Прозвучали жидкие и, пожалуй, не совсем уместные аплодисменты, пока названная коллега шествовала на сцену к трибуне. Подойдя к директору, она раскраснелась и вспотела, особенно это стало заметно после того, как Розенгауз вручил ей сварганенный на скорую руку букетик. Петр отметил про себя, насколько все же сильно  учителя боялись директора, насколько готовы были беспрекословно подчиняться, а может даже и пресмыкаться перед ним, ведь правда обладал он какой-то сумасшедшей внутренней энергетикой, заставляющей всех неосознанно вытягиваться по стойке смирно при одном лишь его только взгляде!

Далее на педсовете решались вопросы организационного порядка, озвучивались установки Министерства образования, обсуждались планы на будущий учебный год, ничего особо интересного, что бы могло хоть как-то в принципе заинтересовать Горелика, в один прекрасный момент он вообще поймал себя на том, что просто уснул на какое-то время.

 После собрания, как и было велено директором, Петр направился к кадровичке, она же была по совместительству и бухгалтершей, которая заключила с ним договор от имени школы и назначила ему более чем скромное жалованье, но, конечно, никто на миллионы и не рассчитывал, да и благо в деревне тут особо некуда тратить эти баснословные, космические деньги. В общем, Горелик не сильно расстроился, названная зарплата для него особым сюрпризом не стала, а посему совершенно спокойный, он направился к выходу, пока его буквально не поймал за руку в коридоре сам Розенгауз: -- Притормози, пройдем-ка ко мне…

Директор, учтиво открыв дверь перед молодым человеком, зашел в кабинет вслед за ним, затем твердым шагом достиг своего стола, пригласив также жестом Петю присесть, тот не мог не согласиться.

-- Ну что? – пристально глядя в глаза, да так, что сквозь землю провалиться захотелось, спросил затем Розенгауз. – Как тебе у нас? Пообвык?

-- Да, есть немного… – тихо отвечал Петя.

-- Наслышан я, в какую передрягу ты попал, и угораздило же тебя! Говорят, что ты был чуть ли не свидетелем гибели Настасьи Прохоровны, это правда? – как-то исподлобья посмотрел на Горелика директор строгим взглядом.

-- Правда. Случайно все увидел, окна по соседству ведь…

-- Что, прям все так и увидел?

-- К сожалению, нет! Виновник ведь за кадром остался, я видел только, как сильно толкнул он вашего завуча, и она упала потом и головой о стол ударилась, ужас, конечно…

-- Мдаа… -- словно тренируя связки, низко пробасил Розенгауз. – Не то слово, малыш, не то слово, ну ладно, как настроение, готов к занятиям? Завтра уже первый день, видел расписание? Оно в учительской висит!

-- Да, видел, уже переписал себе!

-- Ну и как… Устраивает? – слегка прищурившись и откинувшись на спинку кресла, поинтересовался начальник. 

-- Да, вполне, завтра пять уроков, два в младших классах и три в старших! – как-то весело даже ответил Горелик.

-- Ааа, ну понятно, не боишься?

-- Да нет, чего мне бояться!

-- Ну молодец! – похвальным тоном вымолвил Розенгауз, а затем, наклонившись вперед и сложив руки в замок на столе, опять же, пристально глядя в глаза, загробным голосом произнес: -- А теперь ответь мне на один вопрос…

От такого поворота дел, Петя чуть со стула не свалился, сердце жарко ударило кровью в виски, на лбу выступили крупные капли пота, причем все это произошло мгновенно.

-- Да, слушаю… -- крайне робко и нерешительно промямлил Петр.

-- Сейчас ты мне все скажешь, как миленький, и только потом я тебя отпущу, понял? – Розенгауз был крайне серьёзен.

-- Д-да, конечно, Александр Мойшевич.

— Значит так… Отвечай! – снова грозно отчеканил шеф и сделал очередную паузу, создав такое сильное напряжение, что, казалось, окна сейчас трещинами изойдутся.

-- Итак, говори! – далее Розенгауз произнес фразу медленно, намеренно дробя ее на фрагменты: -- Как… Звали… Первую… Жену… Лермонтова? Отвечай!

Такого стресса Горелик не испытывал, пожалуй, с самого момента, когда Дондурей приставлял к нему нож за сараем, усугубляло ситуацию также и то, что до конца не было понятно, то ли Розенгауз просто издевается над молодым учителем, то ли и в самом деле ждет правильного ответа, потому как если последует неправильный -- он на месте  голову просто  открутит своему подчиненному. Петя со страху даже подумал, что забыл сначала, но память и усердно добываемые в свое время знания не подвели парня в критической ситуации, он машинально выпалил скороговоркой: -- У Михаила Юрьевича Лермонтова не было жены, он никогда не был женат и детей тоже не имел! Ни-ког-да!

-- Ставлю зачет! – чуть ли не проорал в ответ Розенгауз и с силой ударил ладонью по столу. – Завтра ждем тебя на уроках, Петр Сергеевич, и не дай бог тебе опоздать, свободен!

Горелик замешкался было, до конца не понимая, как реагировать на столь неординарное поведение начальника, но тот помог парню быстрее выполнить свою просьбу: -- Дверь там, если ты не понял, можешь идти…

Если бы Петр служил в армии, то просто обязан был ответить что-то вроде «есть, товарищ командир!», но в данном случае он обошелся лишь скупой фразой: «Всего доброго, до завтра», а после, как заправский мальчик, отмаршировал к двери и вышел из кабинета.

Вытирая платком вспотевшее лицо,  наш герой что есть прыти в молодых поджарых ногах поспешил к выходу, дабы поскорее покинуть уже надоевшие за полдня стены школы, но по ошибке он вышел не через главный вход, а через боковой, а там его поджидали новые потрясения.

Едва он оказался на улице, как заметил стоящих кучкой учителей, их было пятеро, все женщины, половина из которых ему в матери годились, остальные несколько моложе. Они стояли чуть в глубине школьного двора, в своеобразном углублении стены, являющейся, скорее всего, частью спортзала. Далее Петя обнаружил парапет и стоящую на нем начатую литровую бутылку водки, в руках каждая из училок держала по недавно прикуренной дешевой сигаретине.

-- О-о-о-о, смотрите, кто к нам пожаловал! – все как одна радостно возопили они. – Наш новый учитель, идите к нам, давайте знакомиться!

Петя сначала заколебался, но потом поймал себя на мысли, что отказываться жестом будет весьма некультурным в данной ситуации, а посему подошел-таки к своим новым коллегам.

-- Здравствуйте! Меня зовут Пётр Сергеевич! – криво улыбаясь, представился наш герой.

Захмелевшие барышни отреагировали на это радостным смехом, усиленно сканируя Горелика пронзительными взглядами. 

-- Очень прррриятно, откуда вы это к нам такой красивый?

-- Из города…

-- Из города??? Мммм, как интересно! Выпьете с нами, Петр Сергеич? Ну! Хотя мы тут Настасью Прохоровну поминаем, но с вами за знакомство грех не выпить, давай-ка, Валюха, налей мужчине!

Петр сразу попытался уйти в отказ, но от повидавших жизнь назойливых теток нельзя было так просто отделаться, уже через секунду в руке Пети красовался пластиковый стаканчик с налитой водкой, на закуску предлагался огурец с куском черного хлеба. Совершенно не осознавая и не понимая, как, но Горелик выпил-таки под одобрительные возгласы училок водку и неумело занюхал ее хлебом.

-- Ай-да умница, ай-да молодец какой! – произнесла реплику одна из самых, видимо, смелых барышень, а потом вдруг ухватила Петра за щеку и стала за нее трепать нашего героя, весело при этом приговаривая: – Ну надо же какого красивого дяденьку в наши края-то занесло! Что вы-что вы, смотрите, девоньки, ну не повезло ли нам разве, а? 

От такой дерзкой смелости Петр на какое-то время потерялся даже, но потом быстро пришел в себя, когда его щеку наконец отпустили, и боевая женщинка продолжала: -- А давайте-ка знакомиться! Меня зовут Жанна, я веду математику, а это Валентина, учитель истории, вот эта мадам, это Антонина, она преподает у нас музыку, ну а здесь Людмила Федоровна, химия, и Анжела Прокопьевна -- учитель рисования, а вы, стало быть, у нас язык и литература, так? 

-- Ээ... Да! -- смутившись, отвечал Петр.

-- Ну здорово, здорово, Петр Сергеевич! -- не унималась Жанна, полноватая дама с ярко-рыжими кучерявыми волосами,  а потом сама потянулась к бутылке и начала разливать водку по стаканам, вставив дымящуюся сигарету в рот: -- Все это ужасно, конечно, то, что с Настасьей Прохоровной приключилось, надо нам за нее выпить, за упокой ее души, надеюсь, найдут того гада, кто это сделал, вы как считаете, Петр Сергеич?

-- Ну должны, конечно, найти, только это, я уже не буду больше, наверно...  -- скривился Горелик, когда ему под самый нос поднесли на четверть наполненный стакан.

-- Вы слышали, девоньки? -- недоуменно подняв брови, обратилась Жанна к остальным. -- Какой воспитанный молодой человек, стесняется выпить в компании солидных дам, да вы пейте, Петр Сергеич, полно вам, мы же здесь все свои, пейте!

Сказав это, Жанна чуть ли не силой впихнула в Петину руку мутный пластиковый стаканчик: -- Не гоже отказываться, тем более, когда такой повод серьезный, вы ведь не знали Настасью Прохоровну? Не знали?

-- Нет.

-- То-то же, Петр Сергеич, а мы вот знали, она нам как мать родная была, всегда помогала, что не попросишь, и порядок всегда при ней был, ух!

-- Да-да-да, -- отвечали остальные, -- Таких, как она, нету больше и уже не будет!

-- Ну вот, видите, а вы пить отказываетесь, за хорошего человека нельзя не выпить, тяжкий грех это, Петр Сергеич! Вот, закусывайте! -- протянула хлеб с огурцом настырная баба.

Трудно было совладать нашему герою с такой настойчивостью, пришлось опорожнить и второй стакан.

-- Ну вы, Петр Сергеич, конечно, статный у нас, ох и статный! -- отдышавшись и откусив огурец, продолжала свои нападки Жанна, сверкнув хмельным взглядом в сторону Горелика.

-- Да прекрати ты, смотри, совсем засмущала парня, тормоза включай хоть иногда! -- вдруг высказалась резко самая старшая на вид из учительниц, представленная Людмилой Федоровной. -- Вы на нее не обращайте внимания, Жанка, она у нас такая, за языком не следит.

-- Чего это я за языком не слежу! Ну вот здесь вы, Людмила Федоровна, не правы, я просто говорю, что думаю, констатирую факты, а вы меня перебиваете!

-- Да иди ты, Жанка, совсем сдурела, парень, небось, думает, что это тут такое вытворяют тетки старые, но вы-то не берите в голову, ей-богу, мы ж по-доброму, вместе работать теперь будем, авось понравится!

-- Угу... -- глупо заулыбался Петя на эту фразу, чувствуя, как хмель расползается по организму.

-- Ну давайте опять по маленькой, за хороший учебный год! -- на этот раз отозвалась еще одна из училок, принадлежащая к “молодой гвардии”, звали ее Антонина. Она всегда смелела после определенного количества выпитого спиртного.  -- Налей, Жанка, тост скажу!

Конечно же, самую активную из всех долго уговаривать не пришлось, она быстрым движением начислила новую порцию водки, причем сейчас это уже было не много-не мало по половине стакана, однако, сей факт совершенно никакого эффекта на собравшихся не произвел. Только лишь Петр в очередной раз поморщился, когда ему протянули стакан. 

-- Дорогие коллеги! -- не без волнения начала свою пламенную речь Антонина. -- Я хочу сказать, как сильно я вас люблю и уважаю, вы для меня как сестры родные, вот снова, в который раз, мы с вами начинаем новый учебный год, теперь уже без нашей Настасьи Прохоровны, к несчастью, но я все равно скажу... Нет, ну я скажу, что с вами хоть на край света, девчата, хоть на край света, вы такие молодцы у меня, просто бусечки, такие хорошие, такие замечательные, каждый день благодарю Господа, что он мне вас послал, каждый день молюсь за вас, мои дорогие...

-- Ну а Петру Сергеичу тоже скажи что-нибудь, Антонина!

-- И Петру Сергеичу скажу... Петр Сергеич, дорогой, вы на нас не серчайте только, ради бога, мы тетки нормальные, всегда поможем и научим, если что непонятно будет, вы только не стесняйтесь обращаться, родной, ладно? Ну давайте за нас, за наш коллектив выпьем и чтоб нормально у нас все было, по-людски. Будем! -- на этой мажорной ноте все поднесли стаканы к губам, и кто как -- кто-то быстро, кто-то не очень, опустошили пластиковые сосуды. И уж только потянулись за закуской, как Жанка сквозь зубы вдруг вскрикнула: -- Шухер, девоньки! Алик! Алик!

В момент бабы присели все на корточки, потянув за рукав и Петра, причем сделали это настолько синхронно и быстро, что нетрудно было догадаться о многократной отработке данного трюка. Их место дислокации находилось возле дико цветущих каких-то кустов, посему за ними можно было легко спрятаться, если не стоишь в полный рост. Изрядно опьяневший Петр стал наблюдать, как на крыльце показался во всей красе директор, но он был не один, тут же из дверей высунулся Жмень, оба мужчины первым делом закурили, каждый свое, а потом вышли неспешным шагом и направились к выходу из школьного двора. При этом они оживленно разговаривали, обсуждали какие-то замысловатые “прожекты”, о сути которых трудно было догадаться из небольшого куска подслушанного разговора. Из места укрытия легко прослеживался их путь до самой машины Розенгауза, и (о да!) ею оказалась та самая Вольво! 

Постояв еще немного, мужчины докурили, пожали друг другу руки, и Розенгауз, сев в автомобиль, что-то еще архиважное сказал на прощание Жменю через открытое стекло, тот кивнул в ответ, а после стал провожать отчаливающий как бригантина заморский авто шефа. Некоторое время постояв еще в своих только ему известных раздумьях, Валерыч вернулся в стены родной школы.

-- Фух, пронесло! -- сказала Жанна, когда они все наконец поднялись с корточек. -- Алик мужик строгий, с ним лучше не шутить.

 Училки, немало подбодренные водкой, явно не собирались на этом заканчивать попойку, они дали понять, что еще хотят продолжения, Петр удивился, ведь завтра же начинались уроки, но где ему было в его молодом возрасте знать такой феномен, как “долгие годы тренировок”, сам он изрядно окосел, язык стал плохо слушаться, внутренний голос запротестовал и потребовал немедленно идти домой спать. 

Но как отделаться от назойливых, хуже чем мухи, барышень, теперь-то, учитывая количество выпитой водки, они Петю точно не отпустят, к тому же его сейчас буквально окружили, взяли в кольцо, обозначив таким образом свои самые серьезные намерения и планы насчет несчастного Горелика. Плюс ко всему банальное женское любопытство одолевало злополучных училок, ведь сколько еще нужно узнать, сколько всего спросить хотелось новоиспеченного коллегу, что очевидно было теперь только одно -- все хоть маломальские шансы для него покинуть данный коллектив безболезненно вмиг померкли, повинуясь бессовестным задумкам тетки-судьбы!

Видя, как сгущаются тучи над нашим героем, Петр принял единственно верное, на его взгляд, решение – бежать! И побежал… Без оглядки, со всех ног, прорвав стойкое окружение, эффект неожиданности сработал шикарно, всем ничего не оставалось, кроме как крикнуть вслед безнадежное «Стой, куда ты, дурачок!», но, конечно, никто за ним не погнался. Покинув разомлевших проказниц, Петя устремился прямиком домой в свои апартаменты и, лишь только добежав до калитки, он ощутил в полной мере, насколько был пьян, он даже чуть не перепутал жилище Жменя с соседским, но, взяв себя в руки, нашел-таки силы добраться до дивана, плюхнувшись на который, тут же заснул.

Неизвестно сколько проспал наш герой, очухался он уже поздним вечером, когда услышал стук дверью и тяжелые шаги Синицына. Оперативник закончил свой рабочий день и вернулся из Мармызона. Олег был не в самом лучшем расположении духа.

-- Что, спишь? -- обратился он к помятому Горелику, оторвавшему заплывшее лицо от подушки.

-- Да вырубился что-то, бошка болит. Напоили меня...

-- Кто?

-- Учителя! В честь знакомства пили за школой сегодня, -- страдальчески промычал Петр.

-- Ха, понятно! -- усмехнулся Синицын и, положив на стол ключи, пистолет и свои фирменные солнцезащитные очки, подошел и лег на раскладушку. Лежал он на спине, подложив обе руки под голову.

-- Что расскажешь? -- через некоторую паузу спросил он у Горелика, глядя в потолок.

-- Не знаю, мне бы воды-ы-ы...

-- Воды? А может водки?

-- Неее...

-- Черт с тобой, принесу сейчас -- придав знатное скрипение раскладушке, Синицын поднялся на ноги и вышел из комнаты.

Вернулся с полной поллитровой кружкой холодной колодезной воды: -- На, держи, это тебе от Сони, она спрашивала, что с тобой, я сказал -- утомился! Дружище, она переживает, за тебя!

-- Все смеешься, -- сказал Горелик и принялся жадно пить воду большими глотками. -- Она меня задолбала, если честно, куда я, туда и она, как хвост за мной бегает, все помощь предлагает, хочешь то, хочешь это...

-- Ну а ты что? Чего коробишься, мало того, что кормят на халяву, дом предоставили, еще и все прихоти готовы исполнять, а тебе все не нравится, эка зажрался ты, батенька, честное слово!

-- Ну не знаю, не нравится мне все это, слишком навязчивая она!

-- Приставала снова?

-- Ну пока вроде нет, ведет себя сдержанно, хотя, кажется, вот-вот и опять что-нибудь выкинет, не могу ей в глаза смотреть, постоянно пытается меня соблазнить, ищет повода вечно, напрягает, и ответить ей резко не могу, обижу еще, все-таки приютили они нас и правда, как тут быть?

-- Мдааа -- улыбнулся в ответ Олег. -- Ситуация непростая, ну попробуй поговорить, расставить все точки над “i”, дескать, что так и так, не нравишься ты мне, давай просто нормально общаться, но без всяких выкрутасов. Попробуй, должно получиться!

-- Хм, ну да, наверное, так и поступлю, потому что нет уже никаких сил, ну а у тебя что слышно? Как продвигается расследование, что нового за сегодня?

-- А у меня, мой дорогой друг, все пока без изменений, никак в толк не возьму, куда пропал Коклюшкин, уже третий день ищем, пока безрезультатно, ориентировки куда только можно на него разослал, лес прочесываем регулярно – как сквозь землю провалился, сволочь! Непонятно мне все это… Плюс к тому, не смогли взять заказчиков мяса, ну ты знаешь, они просто не пришли за ним, а значит, кто-то их предупредил, возможно, сам Коклюшкин, но как и через кого, если он в лесу прячется! Его-то прихвостни под следствием сидят. Может, еще подельники есть у него, пока трудно сказать, в общем работаем усердно, ничего, возьмем его за яйца, никуда не денется, подонок!

-- А что с этим, как его, с Дондуреем и его матерью?

-- Аа, с этим, его я отпустил, как и обещал, он человек маленький, вреда не причинит, маманю его, если не признают невменяемой, закроют по статье, и то по ходу до конца жизни уже,  но что-то я сомневаюсь, по ней психушка плачет явно, так что неизвестно пока.

-- Ну понятно… -- выпустил тоскливо воздух из груди Петр – Давай что ли спать ложиться, сколько уже времени?

-- Полдвенадцатого, но я бы еще пожрал чего-нибудь, голодный, как скотина!

-- Я тоже!

-- Ладно, лежи, горемыка, пойду посмотрю, что в холодильнике есть, и нам надо с тобой хозяевам скинуться деньгами, некрасиво, что они нас за свой счет просто так кормят.

-- Согласен!

Поужинав затем добытыми находчивым Синицыным голубцами, наши герои в привычном режиме разделись и легли каждый на свою койку, в соответствии с очередью. Петр с большим упоением подумал о том, как же все-таки хорошо, что планы-конспекты уроков он написал заранее, ибо непредвиденная пьянка с учителями крайне бы повлияла сейчас на их качество.

Уже почти спали парни, как во дворе послышался звук мотора автомашины, наши герои, вскочив, прильнули к оконному стеклу.

-- Видишь, я же говорил… -- чуть слышно прошептал Петр, следя за причудливой игрой света автомобильных фар, который пробежал вдоль забора, саму Волгу и уезжающего на ней Жменя не было видно, но догадаться о данном событии не составило никакого труда.

-- Интересненько, – сказал на это Олег, -- Как думаешь, куда?

-- Не знаю, -- недоуменно пожал плечами Горелик.

-- К любовнице что ли..?

 

Второе сентября началось с неприятного момента, а именно с похорон трагически погибшей Настасьи Прохоровны, траурная процессия с самого утра протянулась вдоль всей центральной улицы Зачепиловки, грустные и одичавшие жители длинной вереницей, опустив головы, шествовали вслед за гробом и горестно при этом всхлипывали и причитали. Конечно же, не обошлось и без похоронного марша Шопена, аккурат исполненного пресловутым местным коллективчиком, что был наскоро собран из остатков тех, кто хоть как-то причастен к художественной самодеятельности. Грусть витала в воздухе, продолжала она витать и непосредственно тогда, когда уже начались занятия в школе, которые, к слову говоря, из-за похорон были перенесены на более позднее, чем обычно, время.

И вот начались трудовые будни для молодого учителя, честного и порядочного, искренне желающего нести свет и знания людям -- Петра Сергеевича Горелика!

Свежий и накрахмаленный, одев самый красивый пиджак и галстук, пришел он на первые занятия в зачепиловскую школу, дабы продемонстрировать детишкам свои выдающиеся способности в преподавании русского языка и литературы.

И вроде бы ничего сложного он для себя не видел, так как практику в университете проходил и имел представление о современной молодежи, по крайней мере, городской, деревенская же отличалась излишней простотой в общении, она была более непринужденна и, возможно, менее избалованна, хотя, хулиганы, если они имелись, то были, пожалуй, в деревенских локациях посноровистее. И это Петр почувствовал сразу же на своей шкуре, а если быть точнее, то на своей жопе, ибо первым же касанием пятой точкой стула ощутил неприятный укол, заставивший его резко подскочить -- ну все по классике!

-- Кто это сделал? -- старательно попытался скорчить из себя Ивана Грозного наш герой.

-- Не знаем, никто! -- весело хихикая, отвечали пятиклашки.

“И кто их этому научил? Такие малые, а уже безобразничают” -- раздраженно подумал про себя Горелик и тут же придумал для них наказание по всем законам педнауки -- Если не признаетесь, тогда всех заставлю писать диктант!

-- Ну Петр Сергеич, ну Петр Сергеич!

-- Тогда признавайтесь!

Школьники засуетились, в результате чего Петру не составило труда понять, кто организатор произошедшего с ним конфуза, ибо в таком возрасте, как правило, детям еще не свойственно объединяться в команды против кого-то, они, наоборот, стремятся поябедничать друг на друга.

-- Журавлев! Журавлев! -- замельтешили детишки, в открытую показывая на прозорливого рыжего мальчугана.

Петр, взяв, канцелярскую кнопку, подложенную ему под зад, подошел к ученику, в испуге закатившему на Горелика глаза.

-- Встань! -- скомандовал Петя, ученик повиновался.

Затем положив кнопку на стул Журавлева, молодой учитель строго приказал ему садиться.

-- Ай! - издал короткий возглас нерадивый ученичок, как только опустился на стул.

Все засмеялись, Петр с благоговейным чувством победителя проговорил: -- Ну что, приятно тебе?

Горелик уставился пронизывающим взглядом в мальчишку, вне всякого сомнения ожидая от того признания вины и беспрекословного подчинения, но спустя пару секунд, сменив испуг на хладнокровное равнодушие, Журавлев, отведя глаза в сторону, надменно произнес: --- Да пошел ты на}{uy! 

Нужно было видеть в этот момент реакцию Петра, чего-чего, а подобной дерзости, наглости и бесстрашия он никак не ожидал увидеть от, казалось бы, совершенно безобидного ученика.

Класс разразился диким хохотом, Журавлев покраснел, но выстоял.

Петр стиснул зубы, перед глазами пронеслась яркая картина, как он пинает что есть мочи зарвавшегося не на шутку пацаненка, но по всем законам и правилам педагогической науки на учеников ни в коем случае нельзя поднимать руку, к сожалению для Пети, времена, когда подобные способы наказания практиковались, давно канули в лету, а посему нужно было действовать иначе!

-- Ты откуда такой смелый взялся? -- еле-еле справляясь с гневом, спросил Петр.

-- От верблюда! -- злобно прошипел школьник и отвернулся.

-- Давай дневник!

-- Не дам!

-- Давай дневник, я сказал!

-- Не дам!

Неизвестно, чем бы все это закончилось, если б в данную секунду в класс не вошла новая завуч Катерина Павловна, она делала обход с проверкой. Увидев перекошенное от гнева лицо Горелика, который, как туча, навис над оскалившимся Журавлевым, она все поняла мгновенно.

-- Так, а ну быстро встал! -- грозно прокричала она и рванулась к парте, за которой сидел Журавлев, тот неохотно поднялся.

-- Что он уже натворил? -- обратилась к растерянному Горелику завуч.

-- Да он... Да он... Да он вообще! -- с трудом подбирая слова, пролепетал дорожащими губами взъерошенный Петр.

-- Так, понятно, пошли со мной, -- тоном, не терпящим отказа, произнесла завуч и, схватив за ухо гадкого мальчишку, повела за собой из кабинета, дойдя до двери, она обратилась к Пете: --- Ничего, все нормально, продолжайте урок, мы с этим гражданином разберемся!

Дверь захлопнулась, и класс притих. 

Кто бы мог подумать, что первый же день для нашего героя будет настоящим испытанием, с трудом проведя до конца урок, он в срочном порядке удалился в уборную смыть с себя накал страстей и едва не наступившего позора. Вытирая лицо полотенцем, Петр посмотрел на себя в зеркало, на зубах явственно проступил вкус злобы, смешанной с обидой; то, что он увидел в зеркале, ему совершенно не понравилось: -- Как такое вообще возможно, какой-то ссыкун меня на три буквы при всем классе послал! Нет, ну это как вообще? А ты? -- обратился к своему отражению наш герой. -- Ты-то чего? Стушевался сразу? Испугался? Ну нееет, так не пойдет...

Первый учебный день в зачепиловской школе начался не как обычно, и это связано не только с отложенными занятиями из-за похорон завуча, вся загвоздка заключалась именно в нем, в девятикласснике Андрее Гаврюхине, самом, пожалуй, отъявленном хулигане на всю округу. Пробелы в воспитании было, к сожалению, заделывать некому, так как с первых дней жизни подростком никто всерьез не интересовался, отец семью бросил, мать начала подгуливать с прихожанами из соседних деревень и в конце концов полностью пустила воспитание сына на самотек, а зря!  Мальчишка рос весьма смышленым и очень талантливым на всякого рода придумки, эх, если бы их направить в нужное русло, то, может быть, даже с него получилось бы вырастить достойного члена общества , как то ученого или какого-нибудь инженера или врача, но судьба решила распорядиться иначе. Юноша постоянно “радовал” педагогов различными выходками: то ручку в кабинете выкрутит, то классный журнал спрячет, однажды он сделал бумажный самолетик, поджог его и запустил из окна, а тот, как на грех, приземлился на голову учителя труда Михаила Никифоровича, в результате чего вся его густая шевелюра подверглась значительным правкам, да много чего еще было в короткой биографии хулигана, но его пытливый ум все никак не мог успокоиться, все новых приключений жаждала его темная душонка!

Он давно вынашивал план какой-нибудь глобальной проказы, да такой, чтоб вся школа надолго запомнила, в один прекрасный момент он просто решил, что хочет настоящего грандиозного веселья, что он уже перерос все эти мелкие детские шалости. И вот этот день настал! 

Все лето Гаврюхин тщательно продумывал, как он воплотит свою коварную задумку в жизнь, ну а главное, его, конечно же, интересовали последствия, которые он очень ярко и живо представлял в своей бедовой головушке.

Его цель была банальна и проста -- подсыпать слабительного в чай в школьной столовой! Вряд ли он осознавал, насколько гадкий и циничный поступок собирается совершить, но остановиться он уже не мог, да и некому это было сделать!

Слабительное он прикупил еще в начале лета в мармызонской аптеке, в сообщники взял себе друга-одноклассника Сережу Пихарева, потому что слабительного купить надо было побольше, ну и вдвоем совершать такой судьбоносный поступок как-то спокойнее и веселее.

Время “Ч” настало на большой перемене между вторым и третьим уроками, набив карманы таблетками, двое молодых, но очень ушлых парней направились в столовую, в которой в это время как раз находилось самое большое количество человек, а главное - учителя, что всегда обедали именно на этой перемене.

Задача была проникнуть на кухню, отвлечь повара, а затем подсыпать все это дело именно в учительский чан, наполненный до краев свежезаваренным чаем.

Гаврюхин жаждал поглумиться исключительно над преподавателями -- видимо, простые ученики его не интересовали из солидарных чувств.

Чай разливала баба Маня, старая и подслеповатая женщина, работавшая поваром в этой школе еще с незапамятных времен.

По плану хулиганов было отвлечь бабушку, сказав, что к ней по какому-то важному делу пришел внук, который уже заждался в столовой, -- так и поступили. Старая и наивная баба Маня клюнула на удочку: временно оставив свой пост, она, озадаченная не на шутку внезапным появлением внука, которому без малого было целых двадцать лет, пошла узнать, с чем же это он к ней пожаловал!

Этим и воспользовались находчивые Гаврюхин с Пихаревым, никто не видел, как несколько упаковок с злосчастными таблетками благополучно отправились на дно огромной кастрюли с черным душистым чаем, бережной рукой налитым в этот чан, бесстыдники даже черпаком помешали, чтобы слабительное быстрее растворилось в кипятке!

Злорадно потирая руки, двое малолетних негодяев поспешили удалиться с кухни сразу после проделанного ими преступного акта.

Вернувшись на свой боевой пост, до чертиков злая на издевку от школьников, баба Маня как ни в чем не бывало начала процесс розлива чая по стаканам. Это происходило очень просто, учителя сами подходили к ней в окошко с чистым граненым, куда она, хмурясь и ругаясь про себя на подколовших ее малолеток, скрупулезно наливала свежезаваренный чаек.

-- Что-то вы не в духе, баб Мань! -- попытался развеселить смурную старушку подошедший Розенгауз -- Случилось, может, чего?

-- Да все в порядке, Александр Мойшевич, детишки просто ваши чудят!

-- Чудят? Ну это не страшно, это мы поправим... Все-все, хватит, баб Мань, спасибо! Ммм, горячий какой! -- задорно проговорил директор, ставя наполненный стакан на поднос.

-- Приятно аппетита, Александр Мойшевич! -- выдавила из себя улыбку престарелая повариха.

-- Спасибо большое. Спасибо!

 

>>>>> Пятая глава: http://www.proza.ru/2019/09/06/1724