Розыгрыш

- Мария Петровна, прошу тебя, не перечь, - нахмурился Константин Сергеевич. - Я уже тебе объяснял, что в Париж еду не развлекаться, мне непременно надо с Морисом самолично увидеться и переговорить. И это не пустой визит вежливости, он теперь отец-основатель символизма, как знать, может быть, специально для нас напишет пьесу. Это будет сильный ход!
Лилина знала, если Костя навеличивает ее по батюшке, надо бесполезный спор прекращать, - значит, сердится и непременно настоит на своем! Очень ей надо входить в его резоны! Тем более, что в этой несуразной "Синей птице" для нее даже подходящей роли не нашлось. И еще неизвестно, как публика на все эти изыски отреагирует. Вон в "Чайке" на пьесу Треплева с безумным монологом «Люди, львы, орлы и куропатки…» публика неизменно отвечает сдержанным хохотком, даже Комиссаржевской его серьезно произнести не удавалось… Ну, так Антон Павлович, небось, и сам над символистами в этом месте усмехнулся. А тут все действие - сплошные символы! И правда, пусть Алиса с Сонюшкой выкручиваются, как могут. Костя на репетициях изорался весь: "Не верю! Проще, проще, мягче, человечнее! Это надо прозрачно, нежно играть!" А текст-то какой, как можно тут человечно и ...прозрачно!
Константин Сергеевич и сам не очень ясно понимал, почему ему так хочется увидеть этого Метерлинка. Разумеется, вовсе не для того, чтобы согласовывать с ним декорации Егорова или музыку. Илья Сац на этот раз сам себя превзошел, музыка и трогательная в меру, и высокая! И уж не для того, чтобы мизансцены выверять, тут режиссер сам себе доверял и ни с кем никогда не согласовывал. Тем более - с неведомым автором.
Машенька, конечно, права, в постановке "Синей птицы" - огромный риск. Не случайно ведь уже три года после публикации прошло, а никто за постановку этой притчи не берется. Вот и у него мальчика и девочку будут играть вполне зрелые барышни, и что из этого выйдет - одному богу ведомо! Уж он насовал в постановку всяких фокусов: тарелки танцуют, хлеб, огонь и вода оживают, - прямо цирк, а не театр! Оправданно ли?
Колеса постукивали на стыках, успокаивая и приговаривая: "Так-так-так, грим - пустяк, нам не до драк, автор - не враг, так-так-так..." Он спрятал все свои записи в саквояж и стал смотреть в окно. Бельгиец давно уже перебрался в Париж и, кажется, обосновался там основательно. Сказывают, при нем заправляет всем некая Леблен, актриса с железной хваткой импресарио, надо будет на всякий случай захватить букет, цветы и с мужеподобными дамами лишними не бывают!
Он вышел на перрон, огляделся, и уж было двинулся на привокзальную площадь поискать извозчика или авто, как к нему стремительно кинулся простоватый человек.
- Месье Алексееф? Москау?
И тут же перешел на французский, решив, что для опознания нужного пассажира необходимый пароль предъявлен. Оказывается, учтивый Метерлинк прислал за ним личный автомобиль со своим шофером! Алексеев протянул ему свой саквояж, тот не очень ловко подхватил его и поспешил к машине. Уверившись, что гость из Москвы неплохо владеет французским, шофер явно повеселел. Нрава он был простого и общительного, сообщив "месье Алексееф", что его можно звать просто Жан, он всю дорогу развлекал гостя рассказами про своего хозяина.
Так ошеломленный Константин Сергеевич узнал, что Метерлинк - типичный самодур, со слугами - деспотичен и капризен, то машину не вовремя подали, то капот забрызган, то скорость превышена, то тащишься еле-еле. Угодить на него трудно! Одна мадам Леблен к нему подход имеет! Цветы купить? - Да ну ее, в расход лишний входить! Да ее сейчас в Париже и нет, укатила в Ниццу по делам.
Да-а-а-а, она только по делам и ездит, мэтр за ней как за каменной стеной, никаких договоров без нее не заключает! Как он без нее еще умываться не забывает, так бы и в театр ушел в неглиже!
Шофер раскатисто и неучтиво расхохотался, Алексеев принужденно улыбнулся и попытался возразить:
- Но мне известно, что Морис из хорошей состоятельной семьи, образован и воспитан, что до отношения к слугам... Вы-то почему у него остаетесь и не уходите при таком нестерпимом отношении к вам?
Шофер поддал газку и, повернувшись к этому странному русскому, выкатив глаза, охотно пояснил:
- Так он очень неплохо платит мне, у него дела процветают, издательства его хорошо принимают. А потом, согласитесь, у знаменитого человека работать намного интереснее! Столько всяких чудных людей насмотришься! Вот где бы я мог еще с вами познакомиться, месье Алексееф, если не у Метерлинка? Ага!
Алексеев покрутил головой, шофер его не только позабавил, но и много полезного для предстоящей встречи рассказал. Подъехали. Подхватив багаж гостя, шофер поднялся по ступенькам, предупредительно распахнул дверь навстречу москвичу. Поставив саквояж, указал гостю - проходите в гостиную, а я о вашем приезде хозяину доложу.
Протомившись в гостиной с полчаса, Константин Сергеевич подумал, что шофер был, пожалуй, прав, рекомендуя своего хозяина человеком очень сложным и невоспитанным. Тут вошел камердинер и с прононсом важно произнес:
 - Морис Полидор Мари Бернар Метерлинк!
А следом неторопливо вошел господин, принаряженный по последней парижской моде, с выхоленной бородкой и взбитым коком волос. Но не узнать в нем разбитного собеседника, который только что занес в дом саквояж Алексеева, было невозможно. Константин Сергеевич встал, с трудом удерживая возглас изумления. Он был настолько растерян, что какую-то минуту неучтиво молчал и лишь потом сообразил, что надо себя назвать! Хотя - ведь они уже познакомились! Или?..
- Морис расплылся в улыбке, шагнул ближе, протянул для рукопожатия свою длань, изящную и тонкую, в перстнях, которых у шофера не наблюдалось.
- А я всё ждал, когда же режиссер остановит меня своим знаменитым возгласом "Не верю!.." Ну и как, признаете ли вы во мне актера, способен я на перевоплощение?
- "Не верю!..." я должен произнести в данную минуту, - смущенно и польщено проговорил Константин Сергеевич. - Как вы меня разыграли! Теперь я понимаю, что у такого мастера слова вполне могут разговаривать все стихии, звери и птицы. Я к вам с большим почтением, надеждой на понимание и дальнейшее сотрудничество...
Оба вдруг рассмеялись. После розыгрыша говорить высокопарными, заготовленными фразами и обмениваться любезностями было просто бессмысленно. Прошли к столу, и оживленная беседа потекла безо всяких условностей, как меж старыми приятелями. И о пьесе для МХТ Станиславский с Метерлинком договорились даже без госпожи Леблен!