Тлеющий Ад 4. Глава 1

"Мы на самом деле так похожи,
Как две капли крови на траве.
Знаешь, что такое боль?
Я тоже.
И я тоже знаю по себе.
Мы не выбирали, где родиться -
Но мы выбираем, кем нам быть.
Только слишком трудно научиться,
Если с детства не умел любить"
(с) Корсика - Раны.

Некая шумная да несколько хмельная компания молодёжи расположилась в одном из многочисленных городских дворов, где-то в закутке, там, где обыкновенно ни души не присутствует в столь поздний час – минутою назад настала полночь, стемнело сильно, и лишь благодаря свету побитых да погнутых уличных фонарей в захламлённых неопрятных дворах было довольно светло для этого времени суток, однако тяжёлым каким-то был этот свет, неуютным, как и весь этот город в целом.

Смеялась компания шумная, выпивала молодёжь дурная да болтала меж собою о всяческих глупостях, да и вовсе не стоила бы внимания к себе, ежели бы не было среди них одной обыкновенной да ничем не примечательной на первый взгляд девушки - впрочем, уж коли пало внимание наше на неё нынче, так, знать, примечательна была эта девушка чем-то, чем-то да была она необыкновенна, впрочем, каждый человек да по-своему от других отличен, по-своему примечателен; внешне, прежде всего, останавливала на себе эта девушка взгляд сторонний своею мрачностью, худобою болезненной, одета она была как-то да тоже мрачно, в толстовку да футболку чёрную, серо-голубые узенькие джинсы ещё более подчёркивали хрупкость тощих ног, ансамбль сей завершали чёрно-белые кеды с неопрятными шнурками, то ли завязанными кое-как, то ли уже после отчего-то развязавшимися. Коротко стриженые чёрные волосы её растрёпаны были изрядно, так, будто никогда она их и не трогала вовсе, чтобы привести в порядок да в вид надлежащий; под выразительными тёмными глазами круги усталости наблюдались явственно, в самих же очах женских одиночество читалось печалью едва скрытой, а отчего печаль эта наблюдалась во взгляде крупных красивых женских глаз даже в компании сей – то неясно было для самой компании этой шумной, ибо не заботили компанию эту подобные вещи, не интересовали да не волновали напрочь; морщился поминутно носик курносый с неприязнью, когда товарищи вокруг выдавали какую-нибудь очередную пошлость, девушка старалась смеяться со всеми вместе, однако вымученно у неё это выходило, безрадостно и вовсе, ибо даже со стороны видать было, сколь не вписывается она в компанию эту дурную, сколь ей среди всех этих бездарей одиноко да тошно; сидела она на брёвнышке подле других да попивала пиво из стеклянной тёмной бутылки, и, пожалуй, смотрелась эта бутылка слишком неуместною, чересчур лишнею в ручке тонкой, принадлежащей столь хрупкому созданию, но не то чтобы девушка и в самом деле была беззащитной да нежной, нет, вовсе нет, язвительной да неприступной была она, грубила, насмехалась совсем не по-женски, впрочем, тип девчонок таких в народе пацанками зовётся недаром, ибо манерами обладает не свойственными обыкновенному женскому образу – неженственною была девушка эта, грубоватою порой, однако всё равно хотелось бутылку пивную выбить напрочь из столь изящных да прелестных рук, ибо порочил вид бутылки эту хрупкую красоту, отрицающую свою хрупкость не только наличием алкогольного пойла в руке, но и в целом, по жизни, отрицающую, на словах да на действиях.

А звали её Саша.

- Вот умора ща будет, короче! – выдал парень некий, что до момента сего вещал историю из жизни, в выражениях не стесняясь да хихикая мерзко попутно рассказу. – По приколу, вы демона когда-нибудь вызывали?

- Ты в каком веке живёшь, придурок? – усмехнулась Саша под одобрительный гогот подруг да дружков. – Сказок начитался? Какого, на хрен, демона ты вызвать решил?

- А ты, вон, без парня сколько лет, тут без помощи дьявола не обойдёшься явно! – парень засмеялся грубо да выудил из кармана внезапную дохлую крысу, покрутил её за хвост прямо перед лицом удивлённой Саши. – Ща те парня вызывать будем!

- Ты больной? – удивлённо засмеялась девушка, подняв брови. – Какого ещё парня?

- Инкуба, етить! Верховного, чтоб наверняка, в инете вычитал!

- Что за дичь?

А парень ножом уже вычертил пентаграмму на сухой голой земле перед лавкою, под смех товарищей кинул в центр знака магического крысу, а затем без лишних слов да будто в порядке вещей полоснул ножом по бледной стройной руке Саши.

- Придурошный, ты дебил или что?! – Саша отдёрнула руку тут же, вскочила возмущённо, глядя на то, как капнули красные кровавые капельки на крысу дохлую в центре пентаграммы процарапанной, убрала она руку да взглянула на смеющихся друзей со злостью да с недоумением.

- Тебе ж нравятся демоны, вон у тя на шее пентаграмма! – хохотнул кто-то. – Вот мы и решили, а чё б нет, чё, зассала? Веришь, что ли, в бредятину всю эту?

- Да пошли вы! – и Саша, засунув руки в карманы толстовки, пошла прочь под насмешливые выкрики «зассала! Верит! Да пусть идёт! А мы продолжим, жди жениха своего, припрётся к тебе скоро!»

- Идиоты, - пробурчала девушка, понуро бредя по улочкам меж домами – до дома её, до квартирки небольшой, отсюда было рукой подать, а посему Саша и не спешила особо, шла она мрачно, глядя себе под ноги да пиная дорожные камушки белым носком кеда, и злилась на друзей своих за шутки их дурацкие – ну вот чего взбрело им вдруг поглумиться над её интересами? На шее у девушки и вправду висел небольшой кулончик в виде сатанинской пентаграммы, ибо увлекалась девушка с самого детства подобною тематикой, то бишь, демонами, тёмными силами и иже с ними, увлекалась да интересовалась, и если не шибко, то хоть малость, верила, что всё это действительно существует, что всё это не просто человеческие выдумки, однако в глубине души всё равно сомневалась, всё равно подозревала, что ничего-то этого и нет вовсе, однако же так хотелось верить, так хотелось… А почему хотелось? Саша и сама, пожалуй, не знала ответа на этот вопрос, ну хотелось верить и всё тут, а почему именно в тёмные силы – кто ж знает? Однако отчего-то в светлые силы не хотелось верить и вовсе, неуютными они казались Саше какими-то, плоскими да слишком праведными, не то это вовсе, не то, чего душа требует, не то, к чему, как говорится, лежит сердце…

Вскоре зазвенели ключи в тонких женских пальчиках, открыла Саша дверь входную, вошла в прихожую, заперла дверь за собою, затем скинула кое-как кеды, бросила их беспорядочно там же, где и скинула, прошла устало в комнату да и плюхнулась на диван потрёпанный будто бы без сил. Квартирка эта была неопрятною довольно, неухоженной, да Саша и не любила ухаживать да делами домашними заниматься, постоянно забывала она то посуду помыть, то подмести, то пыль протереть, о большем же и вовсе не думала али даже не знала, а часто и о том, что знала, забывала напрочь, оттого-то и стояла посуда в раковине немытою уже которую неделю, оттого-то сор разнообразный на полу уже давно скопился да под ногами путался, но мало волновала вся эта неопрятность печальную Сашу, мало заботила её чистота квартиры да комнат, а заботило девушку только то, что внутри, в душе, сор разнообразный набился да скутился, так и настолько ли важен сор тут, на полу да под ногами, ежели не столь сильно мешается он, сколь тот, что в душе обосновался какими-то едкими колючками?

Саша вздохнула тяжко, закрыла глаза рукою да будто и уснуть приготовилась, не раздевшись да не расстелив одеяло, как вдруг заслышала она грохот некий, внезапный да странный шум, явственно донёсшийся прямиком со стороны небольшой кухни, что располагалась прямо за стенкой напротив. Вздрогнула девушка невольно, прислушалась, силясь понять да додуматься, что же там могло в данный момент грохнуть столь основательно, быть может, шкафчики обвалились? Вполне вероятно, ведь лет-то им сколько! Висят на стене со времён незапамятных, точно, они это отвалились, верно, да и пора им уже отвалиться, все крепления проржавели, всю древесину жучок поел, удивительно, как до сих пор они целыми оставались да крепкими…

Однако то, что далее заслышала Саша, более не походило на грохот упавших шкафчиков, а посему обмерло тут же всё в нутре, рухнуло куда-то вниз, уколом в сердце пронзительным страх отдался эхом по всему телу, и замерла девушка испуганно, слушая затаив дыхание, как что-то постукивает по полу коридора, будто животное некое копытное идёт, однако реже шаг, чем у животного, будто бы на двух ногах оно шествует, а не на четырёх. Вжалась перепуганная Саша в спинку дивана, втянула голову в плечи да и взглянула в дверной проём – а там, там!… Сначала чья-то рука за стенку ухватилась, будто силясь удержать своего обладателя на ногах, а затем и весь остальной товарищ объявился, нетрезвый, рыжий-рыжий, рогатый да на ногах козлиных, встал он возле проёма дверного, взглянул на девушку с улыбкою весёлой да и произнёс:

- Здаров, красавица! Чего звала-то?

Саша захрипела от испуга, однако с места не сдвинулась, верно, страх сковал её напрочь, ни рукой не пошевелить, ни ногой, таращилась девушка на чудовище это внезапное с ужасом, видела рога во лбу его, видела копыта, кои минутою назад стучали по коридорному полу, и глазам своим не могла поверить, только губами шевельнуть смогла в итоге, произнесла сдавленно, тихо:

- Ты кто?..

- Я-то? Теофил меня звать! Али ты об чём?

А это и впрямь был Теофил – несколько поддатый, неопрятный, в рубахе своей белой да в шортах извечных, стоял он, облокотившись о стену, да с интересом глядел на перепуганную девушку, улыбаясь весело да беззлобно.

- Ты… Ты…

- Да нешто запамятовала? Воно чего, - Теофил бодро выудил из-за рубашки некий кулон на шнурке, амулет в виде сатанинской пентаграммы да со стилизованным сердцем посередине, сердце это алело пронзительно-ярким рубином, круг магического символа представлял из себя звенья цепи, а на каждом конце звезды присутствовал знак в виде мужского начала. – Инкуб я, верховный, всё как заказывала! Али передумала?

- Инку-уб!.. – Саша вжалась в спинку дивана пуще прежнего, ибо поняла она, зачем к ней заявился этот товарищ, ибо ежели инкуб он, значит, известно, с каким помыслом сейчас стоит он тут… – Не надо! Не надо!!

- Да не вопи ты, принцесса, не сделаю я ничего, коли не хочешь!

- Н-не хочу!! Н-не хочу!!..

- Ну вот и не сделаю, – Теофила, похоже, ни капли не встревожила да не расстроила ситуация данная, он запрятал амулет за рубашку, оправил слегка помятый ворот да весело произнёс затем:

- Ты вот чего, скажи тогда, алкогольное чего-нибудь у тебя имеется? А, не, лучше…лучше кофий, у тебя есть кофий? Да ладно, не ответствуй, сам найду! -  и с этими словами козлоногий по-хозяйски направился обратно на кухню.

Как только скрылся он из поля зрения, Саша ожила будто, в ужасе перескочила она через спинку дивана да спряталась там, за нею, сжалась вся да схватилась за голову в панике лютой.

«Я обкурилась?» - подумала она судорожно. – «Да нет, я сегодня не курила… От полбаночки пива меня так шибануло? Да бред же! Что это за бред… Я сплю? Это очередной кошмар? Но мой кошмар…он другой, другой… А этот… рыжий… Рогатый… Мужчина… Боже, да это самое страшное… Мужчина у меня в доме… Так рядом, так близко… Что происходит?! Почему он инкуб?! У меня глюки?! У меня белочка?! Может… Может меня и правда глючит? Точно… Он не настоящий… Он пригрезился мне из-за того, что меня напугали эти идиоты своими крысами да пентаграммами…»

На том и порешила Саша, поднялась она осторожно, выглянула из-за спинки дивана с опаской, затем, попытавшись успокоиться да не бояться так шибко, перелезла обратно на диван, потом на пол встала, прошла медленно в коридор, там, у угла, постояла малость, собираясь с духом, да пошла робко, на ногах дрожащих, по направлению к кухне.

«Сейчас я зайду – а его нет» - решила Саша мысленно. – «Да. Точно. Зайду – а его уже нет. Так и будет»

Однако увы, решение девушки не было и вовсе поддержано да одобрено извне, а посему, когда заглянула она осторожно на кухню, то узрела тут же всё того же Теофила, шарился он в этот момент по шкафчикам настенным, которые, по недавнему разумению Саши, должны были упасть уже давно, искал что-то будто – видимо, ранее озвученный «кофий».
 
- Тебя как звать-то, прелестница? – подал голос Теофил, отчего Саша вздрогнула тут же, прислонилась она спиною к стене обессиленно да посмотрела обречённо на нежданного рогатого гостя.

- С-саша, - ответила девушка тихо.

- Сашок! Хе-хе! Ну чего, давай рассказывай, Сашок-на посошок, чего звала-то, ежели теперича будто волком смотришь?

- Я… Это не я…Да они идиоты… Господи, я разговариваю с глюком…

- С Глюком? – Теофил взглянул на девушку мельком, занятый изучением содержимого шкафчиков. – Нешто я на него похож?

- На кого?

- Да на Глюка! Сама же сказала! Товарищ такой был, песенки пописывал, ты не думай, я кое-об-чём на свете этом уж ведаю, то бишь, книжки, бывает, почитываю, доколе ж быть невеждою?

- Да при чём тут композитор? – Саша отошла малость на пару шагов подальше, настороженно глядя на бодрого козлоногого мужчину. – Я говорю, ты мне мерещишься, да?

- Все вы извечно на это уповаете, - усмехнулся Теофил, раскрыв дверцу холодильника да окинув быстрым взглядом полупустые полки. – Экая оказия! Пусто! Ты чем живёшь-то, красавица, у тебя, вон, жрать нечего! Да воно ты какая худющая, знать, ничего и не ешь-то!

- Что тебе нужно? – спросила Саша тихо, осторожно взяв из раковины да из посуды немытой давно уже не острый нож да крепко сжав его в дрожащей руке. Теофил поднял на девушку растерянный взгляд, затем усмехнулся, завидев нож, покачал головой:

- Да этой зубочисткой ты и не проткнёшь меня даже, золотце! В принципе, можешь и попытать удачу, а ну как получится, верно? Давай это, под лопатку, что-то там у меня свербит малость, чешется, то бишь, а дотянуться не выходит!

- Что тебе от меня нужно?.. – прошептала Саша обречённо, ибо не казался ей этот громкий субъект безопасным да дружелюбным, да и пусть он рогатый, пусть копытный, однако же мужчина он, мужчина, а потому опасен, потому не стоит ждать от него ничего хорошего, грубым да неотёсанным мужланством за версту разит от него на пару с алкогольной вонью, ничего нет в нём хорошего, одна опасность от него исходит, одна лишь угроза.

- Да ничего мне от тебя не нужно, краса черноокая! – Теофил выпрямился, огляделся, затем посмотрел на испуганную девушку, развёл руками. – Тебе не любо, что шарюсь я по закромам этим? Али рогов так перепугалась? Так вон же, чего боишься ты, ежели на шее твоей метка дьяволова расположилась?

- Метка?.. – Саша взглянула быстро на пентаграмму, висящую на шее её да на шнурке. – И что?

- Ну как «что»? Чего ты тогда её носишь, если теперича так страшишься меня, отношение к ней имеющего напрямик?

- Я… - девушка глядела на козлоногого затравленным, испуганным взглядом, выставила она вперёд руку с ножом, обеими руками взялась за рукоятку, с минуту молча вглядывалась в несколько растерянный лик нежданного гостя, а затем заплакала вдруг, полились по щекам её гладеньким горькие да стремительные слёзы, бросила она нож от себя прочь да и кинулась из кухни вон, в комнату, бросилась на диван, закуталась в одеяло, будто спряталась так ото всего мира, зарыдала там глухо, отчаянно да тоскливо.

- Ну дела… - протянул Теофил растерянно, почесав рыжий затылок. – Экая оказия… А чего я сделал-то?

Не слышала рыдающая Саша, как загремела на плите посуда некая, как зажёгся газ да как спустя несколько минут закипел чайник – спустя ещё пару мгновений прошёл Теофил в комнату, держа в руке кружку горячего чёрного чая, поставил он кружку на стул рядом, сам присел участливо на диван возле Саши, хотел было потрепать её слегка за плечо, да передумал потом, спросил просто мирно:

- Ну, чего ты, красавица? Я ж это, не с дурным помыслом, по зову лишь заявился, так и не настаивал ни на чём, вестимо, как можно-то настаивать, коли дама категорически против? – помолчал он с минуту, слушая внимательно, не стихают ли рыдания девичьи, глухие из-за плотного одеяла, затем продолжил: - Я вот тут чаёчку тебе заварил, ты не серчай, я какой нашёл, такой и сделал… Даже не знаю, чем тебя и утешить-то, прелестница. Ты это… Ежели тебя обижает кто, ну по жизни там, так ты скажи, могу я вдарить ему разок-другой, так и не будет обижать боле.

Рыдания да всхлипы малость подутихли, да и буркнула Саша затем:

- Сама я со всем разберусь, не фиг тут из себя хорошего строить, и думать не смей, что я не справлюсь, все вы думаете, что женщины ни на что не годятся…

- Да кто ж так думает? – искренне удивился Теофил, глядя на подрагивающую от плача гору одеяла. – Это почто ж женщины ни на что не годятся? О, да ты послухай, знавал я девицу одну, ух краса-русая коса! Так она это, ей-ей вот, не вру, и избу на скаку, и в коня горящего…э-э, нет, не так… В общем, о чём бишь я! Добро-девка, ух, ты б видела, как она мужиков-то лупила, направо да налево, а меня как однажды – р-раз! Стулом-то по башне моей рогатой! И потом как оба-на!  Словом, огонь, а не баба, все мужики за ней ухлёстывали, а она – ни-ни! Всех от себя! И никто не смел ей перечить! Избу себе сама, одная, сварганила, да и жила там одная! Так не уразумел я ни черта, почто женщины ни на что не годятся? Порою любому мужику фору дадут в том да сём, вон, знавал я одну ведунью, так она так пенное хлестала, что никто перепить её не мог! Я тогда посостязался, обоих потом полтора часа откачивали! Хе-хе! Э-эх, славное время! Так и вот, об чём я говорю-то, женщина – то богиня земная, и не важно, пиво она глушит в кабаке али же ходит вся из себя такая цаца, не важно, в глазах женских всё ты увидишь, и уж ежели натурою не вышла, так и украшенья да брилльянты всего мира не помогут натуру разукрасить пуще, а уж ежели красота духовная из глаз глядит, так и какая, к чёртовой матери, разница, королевишна пред тобою али же оборванка в обносках, так вот я мыслю…
 
Рыдания сашины стихли под конец тирады этой и вовсе, приоткрыла девушка одеяло немного, взглянула глазами заплаканными на рассуждающего Теофила с опаскою, да, однако же, и с интересом некоторым теперь.

- А ежели кто и думает, что ни на что женщины не годны, - продолжал козлоногий тем временем, нахмурившись слегка да размахивая руками попутно словам своим. – Так дурак он беспросветный, по всему судя, напрочь дурной да и жизни ни хрена не знает! Как это, «ни на что не годятся»? Как это? Не разумею, не понимаю!.. О, здравствуй, краса моя ранимая, - Теофил заметил любопытный взгляд, устремлённый на него из-за одеяла, улыбнулся тут же, взял кружку да протянул её девушке. – Чайку;? Спецом для тебя сварганил, ведаешь ли!

- Я не ранимая, - буркнула Саша, но кружку взяла.

- Ну и добро! – Теофил, улыбаясь, мирно разглядывал напряжённую девушку какое-то время, затем спросил: - Ежели не ты, то кто ж меня звал?

- Да дружки мои... Подшутить решили.

- Подшутить? Эвона как интересно, да кто ж такими вещами-то шутит? А ежели б они кого другого позвать удумали, такого, менее дружелюбного? Ну и сожрали бы их на месте али же что похуже!

- Неужели это так просто? – Саша до сих пор не могла поверить в то, что этот разговорчивый рыжий товарищ – настоящий, живой, не глюк да не морок; разглядывала она козлоногого мужчину настороженно, но с любопытством, о, но как же странен он, как же тяжел да выразителен его взгляд, сколь же жива да характерна мимика, да нешто может быть столь яркое явление всего лишь фантазией нетрезвого разума? Рога, самые настоящие рога сидят во лбу его, крепкие, тёмные, а ноги-то, ноги - в шерсти короткой, козлиные, копытные, да разве такое может быть в самом деле?

- Что просто?

- Призвать демона…

- Тонкости в занятии этом разнообразные имеются, к тому же, любопытно мне стало, кому это взбрело позвать меня помимо…э-э, ну, просто, кому это взбрело позвать меня. Вот и пришёл. А чего б и не прийти, коли зовут, верно? Да-а… Званым гостем всяко лучше, чем незваным.

- Ты хочешь забрать мою душу? – выдала вдруг Саша.

- Ась? – не понял Теофил откровенно, поднял он брови удивлённо да уставился на девушку столь растерянным взглядом, что та невольно улыбнулась при виде этой искренней да неподдельной растерянности, да тут же спрятала улыбку за краешком одеяла, нахмурилась малость.

- На кой мне твоя душа? – спросил удивлённый козлоногий. – У меня своя есть, а чужой мне не надо!

Саша несмело выудила руку из-под одеяла, ткнула затем мужчину в плечо пальчиком дрожащим да тут же отдёрнула руку. «Настоящий?!» - пронеслось в голове девушки с ужасом. – «Разве может быть ощутимым глюк?!» Теофил усмехнулся весело, проследив за этим жестом, сказал:

- Всё ещё не веришь, что живой я? А чай всамделишный тебе тоже грёза сварганила?

Саша опустила взгляд на кружку горячего чёрного чая в руке своей, пробормотала невнятно:

- Может, это мне тоже мерещится…

- Ну как знаешь, убеждать тебя ни в чём не буду! Ты покамест тут посиди да чаёк похлебай, а я в магазин человечий смотаюсь, как-нибудь уж под шумок да сопру то да сё!

Да и в самом деле ушёл Теофил в магазин, через дверь входную удалился, прикрыв её за собой, а когда вернулся спустя пару минут, то в руках его два кулька красовались внушительные, продуктами разнообразными  переполненные.

- Вон чего! – Теофил весело продемонстрировал удивлённой Саше пакеты. – На склад забрёл! С полок-то несподручно тырить, нам шумихи лишней не шибко хочется…

Саша не ответила, лишь за голову схватилась вновь да уставилась взглядом растерянным в потёртый узор одеяла.

- Ты мне скажи… - пробормотала она, не глядя на бодрого Теофила. – Это… Как там тебя…

- Теофил я! Тео.

- Тео… Ты мне скажи… - девушка подняла голову, посмотрела на козлоногого мужчину с мольбою отчаянной во взгляде. – Я окончательно спятила, да? Окончательно сошла с ума?

- Да знаешь, - Теофил пожал плечами, усмехнулся затем: - Все мы тут с прибабахом малость, вот так я скажу! Ты давай, кончай горевать, принцесса, я тут тебе тортик прихватил! – и с этими словами козлоногий направился на кухню, шурша пакетами да постукивая по полу своими козлиными копытами.

Саша закуталась в одеяло плотнее да легла вновь, отвернулась к спинке дивана да устремила печальный взгляд на потрёпанную диванную обивку, из который нещадно торчали нитки, грозясь в любой момент лопнуть вместе с обивкой.

«Это сон или бред» - подумала девушка, глядя на эти встопорщенные нитки невидящим взглядом. – «Демоны, инкубы, пентаграммы… Всё это забавно да интересно лишь со страниц книжных да в виде сказки этакой, а так, в живую, по-настоящему – не могу поверить, не могу… В сказку со страниц книжных веруется, а в реальность да в действительность голова верить отказывается… Да реальность ли это и вовсе? Проснусь утром – а ничего и не было… Точно, проснусь – а ничего не было, ничего нет…»

Уснула Саша спустя пару минут, закутавшаяся в одеяло да отвернувшаяся к спинке дивана, а Теофил, которого столь отчаянно заставляли оказаться галлюцинацией да исчезнуть, отнюдь не исчез да и не ушёл никуда, разложил он украденные из магазина продукты по полкам холодильника, затем выудил из пакета кучу банок кофе, распихал по полкам шкафчика, оставил при себе лишь одну, которую откупорил тут же, да затем, отыскав среди немытой посуды сравнительно чистую ложку, сожрал тотчас половину банки, даже не удосужившись заварить молотый кофейный порошок в полноценный напиток. Отодвинув от себя банку кофе да вздохнув печально, Теофил, морщась да отплёвываясь – ему явственно не нравился горький кофейный вкус – прошёл обратно в комнатку. Узрев, что Саша спит, козлоногий улыбнулся слегка, не стал её будить, вместо этого прошествовал он тихо обратно, на кухню вернулся, там сел на табурет подле стола, подумал о чём-то малость, закурив, а затем опёрся локтями о колени свои лохматые да устало и с неким бессильным отчаянием спрятал лицо в ладонях.