Тлеющий Ад 2. Чай из Апельсинов. Глава 9

- Преподобный! Мы не смогли обнаружить искомых!

Отец Энрико стоял на крыше многоэтажки высокой да серой и со своей привычной улыбкой глядел на город. Облачён он был нынче в пальто некое чёрное, с высоким воротом - это не был тулуп его зимний, так как для него сейчас было неподходящее время года, пальто было легким, осенним. На носу священника сидели круглые очки со стеклами кроваво-красного цвета, а в руке он держал, перебирая бусины пальцами, свои чёрные чётки с крестиком. Отец Энрико обернулся на голос. Позади сгрудились раздосадованные, растерянные экзорцисты. Священников были, казалось, сотни, ежели не тысячи и вовсе, они заполонили собой не только эту крышу, но и все крыши домов поблизости. И все они, одетые в одинаковую форму организации В.А.Т.И.К.А.Н. да сжимающие в руках всевозможное сребряное оружие, глядели на преподобного молча, ожидая от него приказа.

- Что значит "не смогли"? - спросил отец Энрико ровно, однако жуткий холод засквозил в голосе его при словах этих.

- Мы... - пролепетал принесший недобрую весть священник. - Мы прибыли только сегодня... Но... В этом городе нет нечисти!..

- В любом городе она есть! - жесткий голос преподобного разнесся эхом по крышам многоэтажек. - Особенно в этом! Что за шутки? Это вот так вы работаете?

- Ой, ну не серчай на них, святой папаша! - донесся вдруг до священника насмешливый оклик. Отец Энрико повернул голову. А у края крыши, чуть поодаль от экзорцистов, стоял ухмыляющийся Теофил. Он был совсем один. Взгляды тысяч священников тут же устремились на козлоногого, руки злобно вцепились в оружие. Ныне экзорцисты прекрасно видели мужчину, хотя он никак этому не поспособствовал - вестимо, средство неизвестное, с помощью коего священники могли видеть нечисть беспрепятственно, было готово уже да использовано.

- Ба! Кого я вижу! - улыбнулся отец Энрико. – Козлёнок мой ненаглядный! Никак, один ты? Сам пришел, ну надо же! Да где же все, не знаешь ли? Пришли мы город зачищать, а оказалось, зачищать и нечего!

- Позаботился я, чтобы никого из наших в городе не осталось, - ухмылялся Теофил мрачно, засунув руки в карманы шорт. - Никого тебе боле не зачистить, не загубить. Попусту ты сосвистел своих шавок, змея подколодная.

Охватило гневом тотчас жестокое сердце отца Энрико после слов сих, однако никак он гнева этого не оказал, лишь ответил с улыбкой:

- Вот оно что! А сам-то чего пришел? Один! Против тысяч! Как безрассудно, козленок мой! Тебе не выстоять против нас. Как всегда, дерзок да самоуверен! Это тебя и погубит.

- Пришел я, чтобы пулю тебе в лоб пустить, мразь, да и отправить в котлы кипящие. Что тысячи? Мелкие мошки! Я справлюсь с ними даже без пистолета, приберегу для тебя его единственную пулю, - и Теофил взмахнул рукой, рождая в воздухе огненный всполох: в руку его легло древко старых, чуть ржавых вил.

- Вилы? - хмыкнул отец Энрико. - Не дури, родной.

- Я тебе не родной! - рявкнул Теофил, и глаза его полыхнули яростным пламенем гнева лютого. - В то роковое утро, жаль, не было у меня даже вил, чтобы погани вашей отпор оказать. Теперь они у меня есть. Молись, гнида. Молись, кому ты там служишь. Али не разобрался еще?

- Схватить, - коротко бросил седой священник.

Да и кинулись безмолвно к Теофилу тотчас сотни экзорцистов с оружием наперевес. А козлоногий, ухмыльнувшись, отступил на шаг назад, оттолкнулся от края копытами, да и рухнул спиной вниз с крыши многоэтажного дома беспечно. Сверху, над городом, распростерло свои просторы светлое утреннее небо, по небосводу неспешно плыли огромные кучевые облака, похожие на обширные клочки ваты.

"Прямо как в детстве" - подумал Теофил, глядя на свод небесный задумчиво в полёте своём. - "Неужто всё те же облака висят надо мною? Неужто всё те же?"

Очнулся он от внезапных раздумий, схватился за перила проносящегося мимо, ввысь, балкона, мощным рывком подскочил вверх, перекувырнулся, выбил копытами стекло да кубарем покатился по полу, затем вскочил на ноги, пронесся по гостиной, а домочадцы же, сидящие на диване тем временем да мирно беседующие друг с другом, завопили от внезапно разбившегося стекла да грохота. Распахнул Теофил дверь входную, по ступеням, перепрыгивая по несколько штук, бегом спустился на этаж нижний да выбежал из подъезда наружу. К нему уже неслись толпы экзорцистов, но козлоногий был к этому готов, да посему без страха да сомнения вступил в отчаянную неравную схватку с противником. На удивление, вилами он владел мастерски, отбивался от летящих в него распятий да лезвий, козлиные ноги его, как оказалось, обладали силой недюжинной - резко отталкиваясь копытами от земной тверди, перепрыгивал Теофил врага кувырком этаким, уворачивался исправно от разрезающих воздух клинков, и экзорцисты, сраженные точным ударом  вил ржавых, падали замертво, заливая кровью асфальт.

Но самое страшное, разумел Теофил, было впереди. Хоть он и выступил добровольно в одиночку против сотен священников, разумел он прекрасно, что не выстоять ему, что, как бы ни был горяч огонь его глаз, как бы не вилось высоко пламя его, экзорцистов было, увы, слишком много для него одного, а силы, пусть даже и нечеловеческие, к сожалению, не вечны, рано или поздно иссякнут. Теофил знал это превосходно - но продолжал сражаться, ведь целью его был только отец Энрико, это он, он убил Фэсску, это по его приказу Закария замучил ее до смерти! По его указке! Так к черту Закарию, поганого недосерафима! К черту всех этих безликих святош! Только преподобный, только он виновен!

Но отец Энрико подставлять лоб под пулю не спешил. Он стоял на крыше многоэтажки да с улыбкой наблюдал за безжалостной битвой внизу, покручивая в руке чёрные чётки.

- Глупый мой Тео, - сказал он с усмешкой. - На что ты только надеешься?

А Теофил тем временем понял, что устает. "Не козленок уж, чтобы так скакать" - подумал он, взмахивая вилами, да быстро окинул взглядом всю улицу. Необходимо было отдышаться, схорониться на минуту-другую, оставив треклятых экзорцистов побегать по городу в яростных поисках. Немедленно подпрыгнул Теофил, совершил кувырок отчаянный над головами врагов - при этом в спине что-то весьма ощутимо защемило в этот раз - и кинулся прочь, на ходу обращая вилы в огненный всполох, чтобы не мешались. Экзорцисты тотчас кинулись за ним. Козлоногий поплутал по витиеватым глухим улочкам, шмыгнул в один из подъездов. Священники, потерявшие его из виду, пронеслись мимо.

Тяжело дыша, прислонился Теофил спиной к стене да осел на пол, придерживаясь за ноющую от боли спину. "Неужто давно зажившая рана от пули сребряной дает о себе знать?" - подумал он.

- Ты!! - раздался вдруг гулкий да хриплый голос рядом, неожиданно напрочь. Козлоногий обернулся да вздрогнул от внезапности тотчас: перед ним стоял Черносмольный, яростно тыча в него пальцем.

- О, Господи! - Теофил с досадой закатил глаза. - Ты-то откуда здесь?

- Верни мою сферу! - взвыл Черносмольный горестно.

- Ты что, дурной? - осведомился козлоногий. - Снаружи город супостатом в рясах оккупирован, а те всё с шаром этим не имется!

   Хозяин болот засопел обиженно да скрестил руки на груди, глядя на Теофила сердито.

- Коль вернул бы сейчас мою сферу, вмиг бы с окаянными расправились, - пробурчал он мрачно.

- Это ж каким образом? - заинтересовался козлоногий, прислушиваясь к голосам снаружи.

- Артефакт-то магический! - Черносмольный недовольно покачал головой, оскорбленный неосведомленностью Теофила. - Я теперь заклинание знаю особое. Войско мое теперешнее болотное призвал бы через сферу, отпор бы дали подобающий. Нежить моя лютая, безжалостные войны! А так придется ныкаться нам, покуда не найдут нас!

Теофил усмехнулся.

- Не факт, - ответил он, взмахнул рукой, и в огненном всполохе возникла злосчастная сфера Хозяина болот. Козлоногий кинул шар растерявшемуся Черносмольному. - Ну давай, рогатый капюшон! Не подведи!

Хозяин болот повертел в руках сферу, затем кивнул - и Теофил готов был поклясться, что в кромешной черноте капюшона мелькнула на мгновение благодарная улыбка.

Выбежал Черносмольный из подъезда, воздел к небу руки, сжимающие магический шар, произнес нечто, что Теофил, вышедший следом, не смог разобрать - и полыхнула сфера ослепительным светом, накрыла сиянием город, сияние сошло на нет, ушло в землю. Вздыбилась тотчас земная твердь под экзорцистами, бегущими к зажмурившемуся Теофилу да Черносмольному, потрескалась, и из трещин, все в болотной тине да вязкой черной жиже, вылезать страшные да полуразложившиеся рогатые твари начали, а то и вовсе скелеты - нежить завыла, заклокотала, оскалилась да бросилась на растерявшихся священников.

    Черносмольный со сферой подмышкой, поставив руки на пояс, торжествующе посмотрел на Теофила.

- Добро, - ответил тот, протирая глаза, малость ослепленные внезапным пронзительным светом сферы. - Удружил мне, чернявый. Теперь целью я своей беспроблемно смогу озаботиться.

- Позволь же помочь тебе шибче, - Черносмольный выудил из вновь воссиявшей сферы крепкую прямую дубину.

- С чего ж такая щедрость в тебе, родимый? Откуда? - удивленно поднял брови Теофил.

- Известное дело, - мотнул капюшоном Хозяин болот. - Мне преподобный-то тоже ребра погнул неслабо, точнее, слуги его эти, в рясах. Поймали меня тогда, да бежать мне опосля удалось. Тебя поначалу преследовал да выслеживал, а теперь уж что, зла на тебя не держу, повыветрилось куда-то всё зло это.

- Ты ж меня сожрать хотел.

- Да перехотел! - беззаботно махнул рукой Черносмольный. - Я ж это так...Не всерьез... А точнее... - он в нерешительности замялся. - Я... Я дружбу с тобой завести хотел, козлиная борода.

- Сожрав меня?! - воскликнул козлоногий, взмахнув руками.

Хозяин болот с досадой да от неловкости потер шею, капюшоном сокрытую, затем спросил:

- Простишь окаянного? Я ж не умею дружбы-то заводить, одинокий всю жизнь свою просидел на болоте.

Теофил покачал головой, сплюнул да и хлопнул Черносмольного по спине мирно:

- Черт с тобой, невидимая рожа! Общее несчастье – оно, вестимо, сближает. Только чур, не пытаться больше меня съесть!

- Дьявол упаси! - замотал головой Хозяин болот, вскинув руки. - Я лучше из этих кого-нибудь!..

- А вот это правильно! - и Теофил, мрачно ухмыляясь, явил на свет огненным всполохом ржавые вилы, сжал древко в руке. - Выдюжат войны-то твои?

- Должны!

- Тогда за мной! - и козлоногий без страху всякого кинулся в гущу сражения. Хозяин болот со сферой подмышкой бросился за ним.

...Битва меж экзорцистами да нечистью длилась уже довольно-таки продолжительное время. Падали священники замертво да во крови алой; шипели да извивались, рассеченные освященным лезвием, жуткие болотные воины; и не было известным, как долго продлится эта кровавая бойня да за кем победа окажется по итогу, ибо и та, и другая стороны бились отчаянно, упорно да умело. Плечом к плечу с Черносмольным сражался Теофил с экзорцистами жестокими, стараясь пробиться к отцу Энрико, но их всё оттесняли да оттесняли новые святоши, прибывающие на место убитых с завидной быстротою. Мелькнула рядом пуля серебряная да внезапная, руку Теофила левую полоснула болью жгучей, не пронзила да не вонзилась, но задела, и задела порядочно. Отшатнулся козлоногий в сторону, морщась от боли, да чьё-то лезвие тотчас рассекло ему щеку. "Соберись!" - мысленно рявкнул он на себя, увернувшись да взмахивая вилами. И тут в толпе показалось надменное коварное лицо отца Закарии. Серафим улыбнулся, взмахнул посохом своим в виде креста святого, и Теофил, стиснув зубы, отшатнулся прочь, получив внушительной силы удар по лицу белоснежным крепким крестом экзорциста.

- Здрав будь, Теофил Батькович! - улыбнулся Закария ядовито. - А я всё гляжу, гляжу, нет моего копытного друга, не видать! А теперь вот заметил тебя да поздороваться захотел! - крест взлетел в воздух снова, но Теофил, окровавленный да изрядно уставший, остановил этот полет древком вил, с ненавистью глядя на улыбающегося серафима.

- Неужто не рад меня видеть? - притворно надулся отец Закария, потом вновь улыбнулся. - Ну, полно! Вижу я, что силы тебя уж покидают, горемычный!  Сдайся ты, по добру по здорову, глядишь, и пощадит тебя преподобный, пощадит да обласкает! - он засмеялся злорадно да с силою пнул Теофила твердым носком сапога своего под дых. Согнулся козлоногий от удара такого, захрипел, грохнулся на землю лицом вниз, получил очередной мощный удар, но теперь - в спину. Принялся избивать его отец Закария на удивление прочным крестом своим, бил до крови, яростно, с улыбкой на лице, останавливаться не собираясь и вовсе, и  молча выносил Теофил удары эти, не в силах подняться на ноги да кровью кашляя отчаянно. В голове помутилось, закружилось, нескончаемый звон в ушах воцарился следом.

- Ах, какая жалость! Ты сейчас потеряешь сознание! - серафим сел на корточки, схватил козлоногого за волосы на голове да рванул, задрал его голову да взглянул прямо в глаза. Поглядел Теофил мутным взглядом на экзорциста жестокого, да темнело постепенно перед глазами его неотвратимо, и боролся козлоногий с этим изо всех сил, изо всех сил закрывающимся глазам своим противился.

- Чтобы какой-то пернатый...Да до смерти... Брешешь... - выдавил мужчина через силу да сплюнул кровавую слюну прямо в улыбающуюся физиономию отца Закарии.

- Мразь поганая!! - возопил серафим, брезгливо да судорожно утираясь рукавом сутаны, а затем с размаху ударил Теофила ногой по лицу. Откатился козлоногий на спину, очки его опосля удара такого уцелели чудом. Напрыгнул на него отец Закария сверху, сел на грудь да вцепился ему в шею яростно, сквозь темную мутную пелену перед глазами видел Теофил над собою его растрепанные дрожащие кудри.

- Бесовское отродье!! Гнида рыжая!! - шипел рассвирепевший серафим, остервенело душащий полуживого мужчину. - Плевать в меня!! В меня!! Мразь!!

- А чего в тебя не плевать?.. - еле-еле прохрипел Теофил, ухмыляясь да ослабшими руками пытаясь отпихнуть экзорциста от себя. - Крыла свои...ты уже пропил, вестимо... Теперь... простого алкаша подзаборного...не лучше... А в алкашей...плюют шибко часто... Так что привыкай...

- Заткнись!! - сорвавшимся голосом крикнул отец Закария и, держа горло козлоногого правою рукою, кулаком левой принялся бить его по лицу, безумно да безжалостно, разбил ему нос, скулу, всё бил и бил, и каждый удар отдавался звоном в ушах Теофила, только хуже становилось ему от удара каждого. Но засмеялся вдруг козлоногий хрипло да морщась от боли, и проговорил:

- Кажи крыла свои, а? Ну, кажи! Больно любопытством разбирает!

- Ничче я тебе не кажу!! - взревел отец Закария. - Почто ржешь аки конь?! Почто?!

- Да уразумел я просто... - сквозь смех выдавил Теофил.

Серафим схватил его за ворот рубашки да приподнял малость:

- Что?! Что ты там уразумел?!

- Да то, что нет у тебя никаких крыльев... Обрубки в спине лишь, вестимо... Сгорели твои леталки, сгорели...при стремительном падении с небес...

Чуть не задохнулся от ярости злобный отец Закария после слов этих, схватил он Теофила за волосы да с силой приложил его головой о твердую землю. В голове затрещало, загудело, разъяренное лицо падшего серафима да светлый небосвод, затянутый облаками, заходили ходуном, затряслись, раздваиваясь. Захрипел Теофил слабо, глаза его так и норовили закатиться, закрыться, но лишь усилием воли в сознании он до сих пор себя удерживал.

- Да почто ты никаких не сдохнешь?! - взревел отец Закария. Схватил он валяющуюся подле себя на земле стеклянную бутылку из-под пива да с размаху разбил ее об голову козлоногого. Основной удар пришелся на левый рог, в лоб впились некоторые осколки. Потекла кровь. Сквозь мутную темную пелену видел Теофил, как взлетает в воздух рука с оставшимся осколком бутылки, что в народе зовется "розочкой", стекло угрожающе блестит в едва заметных солнечных лучах, видел, но не мог пошевелиться, руки ослабли да более не слушались. Но внезапно выронила "розочку" рука серафима, упала, а сам отец Закария  грохнулся на Теофила без чувств. Позади него, потрясая дубиной, стоял Черносмольный.

- Благодарствую... - ухмыльнулся козлоногий, а Хозяин болот вдруг помутнел, расплылся, раздвоился, глаза Теофила закрылись и он провалился в кромешную черноту.

...Когда Теофил открыл глаза, увидел он пред собою обеспокоенный лик Сатаны.

- Сердешный мой! - воскликнул козлоногий немедленно, рванулся сесть, но в голове помутилось да зазвенело тотчас.

- Ну! - сердито да встревоженно прикрикнул на него Дьявол да уложил друга обратно. - Скакать он вздумал! Едва очухался!

Теофил мутным взглядом огляделся вокруг. Оказалось, что лежит он на полу некоего заброшенного каменного здания - о заброшенности его оповещали голые стены, мусор, дорожная пыль да обвалившийся кирпич. Неподалёку, у стены, стоял Черносмольный, сжимая в руках свою сферу. Вход караулили Гнев да Чревоугодие. 

- Ты пришел... - хрипло протянул Теофил, улыбаясь.

- Ты что творишь? - сердито посмотрел на него Сатана. Князь Тьмы сидел перед козлоногим, скрестив ноги, глядел на него сурово да строго. - Я говорил тебе уходить из города! А ты что же?! Весь в крови, еле живой! Вечно самовольничаешь, сладу нет! Ты же мог погибнуть!

- Да ты, никак, волнуешься за меня? - улыбался козлоногий мирно.

Дьявол скрестил руки на груди да недовольно посмотрел на окровавленного помятого друга.

- Допустим, - подтвердил он. - Волнуюсь. А чего? Плохо, что ли?

Теофил помотал головой да поморщился от гула в ушах.

- Отнюдь, - улыбнулся он. - Наоборот.

Сатана вздохнул да покачал головой.

- Горе ты мое рыжее, - произнес он с печальной улыбкой. Теофил осторожно приподнялся, оперся на локоть.

- Где мы? - спросил он, осматривая помещение. - А где святоши?

- Да снаружи, - подал грубый низкий голос Гнев. - Нежить защищает нас от них, мы временно отступили.

- Отступили... - пробормотал Теофил. - Из-за меня, что ль?

В комнату зашли тем временем Гордыня, Блуд, Зависть, Алчность да Уныние, до сих пор в ином помещении, за стеною, бывшие.

- И вы здесь? - удивленно посмотрел на компанию грехов козлоногий.

- Господин увел городских с рассветом, всех до единого, но мы остались с ним, - ответил высокомерный Гордыня, постукивая тростью о каменный пол. Блуд тем временем кокетливо послал Теофилу воздушный поцелуй. - И с ним же пришли разгребать то, что ты, ничтожный шут, здесь заварил.

- Но-но! - угрожающе возмутился Теофил, порываясь встать да научить надменного Гордыню хорошим манерам, но Сатана удержал его за плечи. - Не болтай, коли не разумеешь ни черта! - сплюнул козлоногий, а затем посмотрел на укоризненного Дьявола да беззаботно усмехнулся, подняв брови. - Хе-хе! Чего такой сердитый?

- Ты зачем в одиночку к экзорцистам полез? - мрачно спросил Сатана. - Жить надоело?

- Может, и надоело, а может, и нет, да не гунди! - Теофил отмахнулся. - Ну убили б меня, да велика ли потеря?

- Велика! - рявкнул вдруг Дьявол да влепил улыбающемуся козлоногому крепкую затрещину, да настолько тяжкую, что Теофил, еще не до конца оправившийся после избиения серафимом, опрокинулся обратно на спину, схватился руками за голову да протяжно охнул.

- Ой! - Сатана испуганно закрыл руками рот, а после нагнулся к другу. - Прости! Прости, я не хотел! Рука тяжелая...

Теофил, сжимая руками гудящую да звенящую голову свою, весело засмеялся:

- Да уж скорей ты меня убьешь, чем эти треклятые святоши!

- Прости, не хотел я, - с сожалением улыбнулся Дьявол.

- Всё в норме, рогатый, - поглядел на него козлоногий мутным взглядом, ухмыляясь. - Что мне головная боль! Тьфу! Меркнет она и вовсе на фоне слов твоих.

- Каких?

- О том, что потерять меня было бы для тебя горем.

Сатана смутился, скрестил руки на груди да хмыкнул.

- Ну полно, полно, не смущайся, родимый, - с улыбкой хлопнул его по шерстистому колену Теофил. - Это я тут смущаться обязан! Не думал я, что дорог кому-то на этом свете!

- Здрасьте приехали! - всплеснул руками князь Тьмы. - Я за ним таскаюсь столько лет, а он болтает тут! Беспричинно таскаюсь, что ли? Дурак ты!

- Не отрицаю, - хмыкнул козлоногий. - Но теперь-то, а? Теперь-то мы дадим настоящий отпор святошам! - он с яростной надеждой смотрел на раздосадованного Сатану. - Ты здесь, ты пришел, а значит, сотрешь их всех с лица земли, как пить дать сотрешь!

   Дьявол с досадой поглядел на светящегося надеждой друга.

- Тео... - нерешительно да недовольно проговорил он. - Я...

- Ты! Ты же Дьявол! - взмахнул руками Теофил, садясь. - Возьми трезубец свой, про который в святых книжках писано, тыкни им в землю, пусть разверзнется адское пекло да поглотит всех святош к чертовой матери!

- Ты не разумеешь... - покачал головой Сатана.

- Что? Так разъясни мне, коли так!

- Я... - Дьявол сердито закатил глаза, замялся, сквозь зубы проговорил, недовольно да с досадой: - Я не могу...этого сделать.

- Почему? - искренне удивился Теофил.

- Я... - Сатана хмыкнул, мотнул головой. - Я подневолен.

- Я не разумею.

- Как бы тебе объяснить... - князь Тьмы тяжко вздохнул. - Не могу я вот так взять да стереть кого-то с лица земли, не могу я столь явно да шибко вмешиваться в жизнь наземную, человеческую. Наблюдают за мной постоянно с богадельни небесной, неустанно да пристально. Коли вмешаюсь я, коли кажу себя в схватке со святошами...Заберут у меня тогда всё, чем дорожу я, придут, уничтожат всех да вся, мир перевернут с ног на голову да перетряхнут. Я бы и рад, Тео, - Сатана с сожалением посмотрел на расстроенного друга. - Но не могу, как бы это ни было унизительно да горько. Я знаю, ты мыслил, что всемогущ я да всесилен. Ты в этом не ошибся. Я действительно всемогущ да всесилен...но...в дозволенных мне рамках. Гадко, не правда ли? - он горько хмыкнул. - Но такова правда.

Теофил опустил взгляд растерянно, затем усмехнулся печально да мрачно:

- Воно как. Знать, не только потеря крыл тебя терзает, а еще и подневоля лютая. Не знал, не ведал, хоть бороду секи. Знамо, неприятно шибко, когда чего-то не можешь, когда запрет нерушимый на что-либо установлен.

- Мне правда жаль. Я хочу помочь. Но руки мои повязаны в этом деле.

- Я тебя услышал, - Теофил положил руку на плечо Дьяволу да улыбнулся. - Не кори себя, ты ни в чем не повинен. Значит, - он окинул решительным взглядом собравшихся в комнате. - Своими силами биться буду.

- Да куда тебе биться? - с досадой проговорил Сатана. - Неужели ты действительно думаешь одолеть всех этих экзорцистов снаружи?

- А что мне еще делать? - посмотрел на друга козлоногий сердитым тяжелым взглядом. - Отступиться? Сдаться? Там, снаружи, стоит да лыбится убийца Фэсски. Ты разумеешь это? Стоит, безнаказанный, нерасплатившийся за содеянное, довольный, гадкий! Почто, ты думаешь, я не покинул город по твоему совету? Почто пошел один против тысяч? Да не за тысячами я пришел, а за одним-единственным, разумеешь ты это али нет?

- Разумею я, - с болью да сочувствием проговорил князь Тьмы. - Я прекрасно разумею это. Но к этому одному-единственному тысячи тебя... - он горько покачал головой. - ...не подпустят.

   Теофил молчал. Он усиленно думал.

- Преподобный папаша ныкается от меня на крыше, - сказал он наконец. - Мне нужно до этой крыши добраться. Все святоши уже бьются на земле, его не прикрывают. Кажись, я придумал, как мне туда попасть. Друг мой сердешный, - посмотрел козлоногий на Сатану. - Необходимо пентаграммы твои начертать. Помнишь, как бежали мы из штаба ихнего?

Сатана удивленно поднял брови.

- Мыслитель ты мой! Отчего же, помню. Но чем чертить прикажешь? У меня при себе нет мела.

- А ну, пособлю уж! - подал голос Черносмольный, сфера его воссияла пронзительным ярким светом, и Хозяин болот, погрузив в шар руку, выудил оттуда белый квадратный мел.
 
- Что за невидаль такая? - усмехнулся Теофил.

- Магическая же! - покачал головой Черносмольный, подошел да протянул друзьям мел.

- Удобная, однако, - хмыкнул козлоногий, а Дьявол взял мел, поднялся с пола да прошел на середину комнаты, гулко стуча копытами по пыльному каменному полу. Там он быстро, отточенным движением руки, начертал пентаграмму большую, затем выпрямился да возвестил:

- Половина дела сделана. Но ведь необходим второй магический символ, а как же мы его начертим, коли не подобраться нам к необходимому зданию?

- Это совершенно не проблематично! - воздел палец к потолку Черносмольный, затем вытянул перед собою сферу, прошептал нечто неразборчивое, шар засветился, засиял, и в нем вдруг, из глубины его, явственно проступили черты некоего рогатого персонажа.

- Полководец мой, - пояснил присутствующим Хозяин болот, затем обратился к лицу в шаре, поведал о необходимости начертать на земле пентаграмму, как можно ближе да незаметнее к необходимому зданию; лицо послушно кивнуло да пропало. Свет сферы померк, Черносмольный опустил руки да поглядел на друзей: - Через пару мгновений он подаст знак, и это будет возвещать, что теперь совершена и вторая половина дела.

   Теофил медленно поднялся с пола, поморщился от ломоты в голове, затем улыбнулся.

- Шибко полезный артефакт у тебя, невидимая рожа, - по-доброму заметил он. - Теперь ясно мне, отчего ты за мной таскался всё это время да выслеживал так усердно.

- А то! - кивнул Черносмольный, погладив рукой сферу. - Досталась она мне усилием нечеловеческим десятки лет назад, и расставаться с ней я боле не желаю.

- Тео, - Сатана подошел к Теофилу да печально взглянул на друга. - Ты точно хочешь исполнить задуманное?

- Не могу иначе, дружище, - мрачно улыбнулся ему козлоногий. - Сам ведь разумеешь.

Дьявол вздохнул.

- Разумею... - он смотрел на Теофила тяжелым, обеспокоенным взглядом, совершенно да напрочь не хотелось ему отпускать друга в одиночку, не хотелось подвергать его опасности, но да разве этот рыжий бес отступится? Разве в его ли привычке изменять своим принципам да задумкам?

Теофил в это время оглядел присутствующих задумчивым да ясным взглядом.

- Зенки на меня так пялите, будто уже похоронили,  - усмехнулся он, достал из кармана самокрутку да закурил. - Смерть... А так ли страшна она, как ее малюют? Умирать...больно, наверное, хотя откуда мне знать... Как там мы с тобой, рогатый, тогда порешили? - он посмотрел на мрачного Сатану. - Каждому посмертно зачтется да воздастся по вере его. А во что я верю? Я...я верю в то, что там меня будет ждать Фэсска. Потому-то мысль о смерти не страшит меня, потому-то я не боюсь, ежели настигнет меня коса роковая. Чего мне страшиться, чего бояться, коли встретит меня на той стороне жгучий взгляд глубоких карих глаз? Но...- он задумчиво выпустил изо рта дымовое колечко. - Но что же, если не встретит, да? Что же, если не будет там ее, нигде, нигде не будет? Ведь как знать, как знать-то наверняка да точно, что тебе там, после кончины, уготовлено, куда тебя отправят? - Теофил подошел к окну, поглядел наружу. Снаружи продолжалась безжалостная кровавая бойня. - Даже если и так... Я всё равно не боюсь. Не знаю, почему, но не боюсь и всё тут. Нет во мне этого страха, и кажется, никогда и не было. Возможно, я просто безрассудный дурак, всё возможно. Но я верю. Верю, что она меня ждет. И вера моя всякого страха сильней.

Дьявол печально глядел на стоящего у окна друга. Грехи да Черносмольный молча были в стороне, не решаясь прервать рассуждений козлоногого.

- А коли в котлы я кипящие угожу, - с улыбкой посмотрел на князя Тьмы Теофил. - Так, значится, с тобою свижусь вновь, что, разве плохо, что ли? А в сад райский, - он затянулся самокруткой, задумчиво хмыкнул. - Так я и не претендую на сад райский, не пустят меня туда да и ладно, не велика беда. Мой райский сад это жгучий взгляд карих глаз, мой покой да мое счастье это улыбка ее да звонкий смех. На почве этого я, к слову говоря, думал... Думал да и додумал до конкретной мысли: быть может, что рай посмертный это вовсе и не сад, единый для всех; очень может быть, что рай посмертный это то, что сделает каждого, персонально да индивидуально, счастливым. В таком случае, коли меня как грешника закоренелого да законченного не подпустят к Фэсске, не допустят к счастью моему да покою... - Теофил усмехнулся с угрозою тайной. - Сам тогда я до нее дойду, найду выход отовсюду, найду лазейку, плюну в крыла да рожи ангельских стражей, умыкну рыжеволосую нимфу, как пить дать, хоть бороду секи, и хоть в котлы кипящие меня посадят, хоть куда угодно, в персональный какой-то ад, лишь для меня чудовищный да адский, пусть сажают, пусть, я отовсюду сбегу, из любых оков, из любой подневоли, убегу да умыкну мое счастье. А иначе-то как? Нельзя иначе! Иначе жизнь моя и сам я при этом смысла не имеем!

   В этот момент сфера в руках Черносмольного засияла прерывистым светом. Хозяин болот спохватился, поглядел на сияние да возвестил:

- Кажись, пентаграмма начертана!

- Тео, - подал голос Сатана. - Ты жаждешь убить Энрико, но... Раз каждому после смерти воздастся по его вере, будет ли, в таком случае, смерть наказанием для преподобного?

Теофил усмехнулся:

- А я попросту убежден, что райский сад ему не светит. Грешил-то он ой как много! Я не ведаю, как работает отсев и есть ли он вообще, есть ли ад, есть ли рай... Я этого ничего не знаю. Но я хотя бы мир наземный избавлю от этой гниды. Чтобы ни у кого больше он не смог отнять счастье.

Дьявол понимающе кивнул.

- Тогда пошли, - он указал другу в сторону пентаграммы.

- Ты со мной, что ли? - удивился Теофил.

- А каким образом ты собрался пламень адский вызвать для перемещения, а? - улыбнулся Дьявол.

- Я... - козлоногий замялся, а потом усмехнулся. - А и впрямь. Не подумал. Ну действуй!

Вдвоём встали они в начертанный круг, Сатана обнял Теофила, взметнулось адское высокое пламя, полыхнуло, поглотило собою друзей да тут же утихло, словно и не было его никогда.

...Теофил да обнимающий его князь Тьмы возникли так же внезапно, как и исчезли, оказались стоящими в кругу магической пентаграммы подле подъезда серой высокой многоэтажки. Вокруг вовсю бушевала битва меж экзорцистами да болотной нечистью.

- Быстрее, Тео, быстрее в подъезд! - толкнул Сатана друга, обеспокоенный тем, что козлоногого уже завидели несколько священников. Теофил молниеносно преодолел расстояние между пентаграммой да домом, в дверном проеме молча обернулся на Дьявола, а затем исчез в темноте подъезда. Сатана же взмахнул рукой, и пара скелетообразных тварей тут же загородили вход в подъезд от бегущих к нему экзорцистов. Князь Тьмы посмотрел на окна многоэтажки. "Вернись живым, рыжий бес" - подумал он горько, исчезая во всполохе адского пламени. - "Заклинаю, вернись..."

****

Отец Энрико прохаживался вдоль края крыши, заложив руки за спину да с улыбкой напевая себе под нос некую веселую мелодию. Решив, что в его участии в битве нет острой необходимости, любовался он разверзнувшим внизу действом с крыши многоэтажки да думал о чем-то своем, когда внезапный резкий оклик заставил его обернуться:

- Молись, гнида!

Увидел отец Энрико полыхающий безжалостным огнем взгляд Теофила даже с такого внушительного расстояния. Козлоногий стоял у противоположного края крыши да с ненавистью глядел на улыбающегося экзорциста.

- И опять ты один, - усмехнулся преподобный, нисколько не удивленный его появлением. - Мой бедный маленький козлёнок! Неужто ты так сердит на меня?

- Издеваешься, змея подколодная, - прошипел Теофил, стремительно сокращая расстояние навстречу священнику. - Сотру я эту поганую ухмылку с твоего лица, как пить дать сотру! Сколь угодно ныкайся за спины своих шавок, я тебя из-под земли достану!

- Ну что ты! Я вовсе и не думал прятаться! - улыбнулся отец Энрико, и в руках его сверкнули распятия с острыми длинными лезвиями. - Ни к чему мне избегать тебя, ведь я люблю тебя и хочу, чтобы ты вновь был со мною!

- Заткнись!! - рявкнул Теофил отчаянно, подскочив к экзорцисту да замахнувшиись возникшими в руке секундой ранее вилами. - Я не желаю слушать эту брехню!!

- Ну почему же брехню? - улыбался экзорцист, отражая распятиями удары ржавых тяжелых вил. - Это действительно так!

- Ты чертов психопат! - прорычал козлоногий яростно. - По нраву тебе муки сторонние, по нраву терзать тебе да калечить! Разве же это любовь?!

- Ну козленок мой! - снисходительно усмехнулся отец Энрико, взмахивая лезвиями. - Ну мне же нравится мучить именно тебя! Только тебя! Только тебе я хочу дарить боль да муку, нет нужды мне в ком-то другом, мне любо лишь в твои глаза, исполненные боли, глядеть! Любо лишь твои слышать стоны! Вернись ко мне, лохматенький мой! Жизни мне нет без тебя, нет счастия да покою при твоем отсутствии! Ты мое наслаждение, ты мое счастье!

- Заткнись!!! - истошно да отчаянно завопил Теофил, бросаясь с вилами на экзорциста. Голос его задрожал. - Заткнись!! Скольких загубил ты?! Из любви да по любви?! Как же ты смеешь этим прикрываться?!

- Каждый на этом свете ищет любовь, - улыбнулся отец Энрико, ударом ноги отбросив от себя козлоногого. Вилы выпали из рук Теофила, отлетели с грохотом в сторону, сам же Теофил грохнулся спиной вниз; ударом о холодную каменную поверхность крыши перешибло ему дыхание тотчас, он захрипел, силясь сделать вдох, а преподобный уже навис над ним, рывком раздвинув козлиные ноги, подался вперед, приставил лезвия распятий к дрожащему горлу Теофила да улыбнулся.

 - И каждый ищет любовь по-своему, индивидуально, так, как способен искать, - продолжил он, с наслаждением наблюдая за тяжело дышащим Теофилом. Козлоногий вцепился пальцами в его руки, пытаясь освободиться, лезвия нещадно обжигали кожу, плотно приставленные к шее. - Вот и я искал так, как умел. И ведь нашел!

- Ничего ты не нашел! - прошипел Теофил. - Извращенное, мерзкое, жестокое! Что угодно это, но не любовь!

- Ну отчего же? - промурлыкал отец Энрико, нагибаясь ближе к козлоногому. - Неужто ты успел стать знатоком в вопросах извечных?

- Я не желаю с тобой об этом говорить!

- Верно! Меньше слов, больше дела! - и с этими словами отбросил отец Энрико распятия от себя, подальше, сжал запястья усиленно сопротивляющегося Теофила, прижал его руки к холодному камню крыши, с улыбкой подался вперед да и впился горячим поцелуем в губы козлоногого. Теофил замычал, отчаянно да протестующе, но поцелуй был крепким, а хватка священника - сильной. Изогнулся Теофил под преподобным, забил копытами по крыше, всеми силами пытаясь освободиться, но целующий его отец Энрико держал крепко. Наконец, экзорцист отстранился, нагнулся ближе, обдавая разгоряченным дыханием дрожащую шею козлоногого, да с улыбкой проговорил:

- Ну разве не чудесно?

Зажмурился Теофил горько, отвернулся; сжатые священником запястья ломило нещадно, с силой вдавливал руки козлоногого экзорцист в холодный камень крыши.

- Ну скажи, радость моя, - с любовью посмотрел на страдающего Теофила отец Энрико. - Разве не любо тебе со мною? Я искренен, честен с тобой! Вернись ко мне! По-хорошему, вернись! Я хочу, чтобы ты добровольно впустил меня в свое сердечко!

- Благодарю покорно, но в сердце моем уже свернулся один колючий ядовитый аспид, для второго нет места, - с ненавистью посмотрел на экзорциста Теофил.

- Ну козленок мой! Ну скажи, неужто не любишь ты меня? Неужто совсем не любишь?

- Не люблю! - рявкнул козлоногий. - Чего тебе не ясно?! Не люблю!! Я тебя не люблю!! Я тебя ненавижу!! Ненавижу!!

Слова эти больно резанули слух преподобного, сердце болезненно защемило, сжалось оно в грудной клетке, растерзанное безжалостным криком Теофила, заныло жгуче.

- Ненавидишь?.. - спросил отец Энрико, и улыбка постепенно сошла с его лица.

- Ненавижу!! - повторил Теофил со слезами на глазах. - Ты мне жизнь горемычную испортил, истерзал мое счастье, меня истерзал!! Я тебя ненавижу!! Искренно да честно - ненавижу!!

И тут размахнулся отец Энрико резко да стремительно да и ударил козлоногого со всей силы кулаком по лицу. Охнул Теофил от боли, из разбитого ударом носа хлынула кровь.

- Люби меня! - рявкнул преподобный, и глаза его полыхнули нездоровым, яростным блеском. - Люби меня!!

- Да пошел ты!! - прохрипел Теофил.

Выхватил отец Энрико из-за пояса трость свою с набалдашником в виде головы барана, схватил за узкий конец да размахнулся, в воздух взмыла сияющая в лучах тусклого солнца серебряная баранья голова.

- Люби меня!! - разнеслось над городом. И принялся экзорцист избивать Теофила тростью яростно, безжалостно, грубо да жестоко, закрыл козлоногий лицо руками, безмолвно вынося каждый болезненный удар набалдашником, а отец Энрико рычал "люби меня!!" да совершенно не собирался останавливаться. С трудом перехватил Теофил его трость, вырвал из руки да отбросил в сторону, но священник не растерялся, он вскочил, поднял одно из распятий, схватил за волосы бросившегося прочь козлоногого, рванул на себя да и вонзил с размаху длинное острое лезвие ему в поясницу. Вытаращил Теофил глаза, крик не сдержав от боли лютой да страшной, с отчаянием воззрился на торчащее из живота окровавленное лезвие.

- Наконец-то! - воскликнул отец Энрико радостно, сжимая рыжие волосы козлоногого. - Наконец-то я слышу твои крики! Неужто ради этого мне даже убить тебя придется!

Зажмурился Теофил, зажав себе рот руками, захрипел, ноги его подогнулись, преподобный выдернул лезвие, и козлоногий упал на колени, зажимая рану, из коей кровь лилась водопадом неистовым, в миг кроваво-красною стала рубашка его белая. Тяжело дышал Теофил, сдавленно стонал, поливая кровью крышу многоэтажки, попытался отползти в сторону, когда отец Энрико приблизился к нему, но преподобный пнул его ногой, уронив лицом вниз в лужу крови, и уперся квадратным каблуком сапога своего ему в спину.

- Мой бедный заблудший козленок! - покачал головой экзорцист, надавливая ногой на рану в спине Теофила. Козлоногий захрипел, царапая ногтями окровавленный камень крыши, чувствовал он, как сознание его медленно да неотвратимо угасает, чувствовал да не мог этого позволить, ведь преподобный еще жив, Фэсска не отомщена, ничего еще не сделано, ничего! Захлебываясь подступившей к горлу кровью, Теофил закашлялся, а грубые пальцы священника сжали волосы на его голове, рванули вверх, задрав ему голову. С наслаждением любовался отец Энрико мутным взглядом Теофила, любовался кровью, текущей у него изо рта да из носа, с удовольствием слушал его стоны да хрипы, надавливая грубой подошвой сапога на рану.

- Мой бедный заблудший козленок! - повторил он. - Вот так ты и подохнешь, быстро, бесславно, бессмысленно! Но я могу тебя спасти, ежели только скажешь ты одну вещь!

- Какую, гнида?.. - прохрипел Теофил, глядя на улыбающегося экзорциста.

- Что ты меня любишь!

- Пошел ты к черту!!.. - прошипел козлоногий, булькая кровью во рту да кашляя. - Я лучше...скажу лишний раз...что я тебя ненавижу!!.. Я тебя...ненавижу!!..

Уже мутно видел он ярость, мелькнувшую во взгляде отца Энрико, мутно чувствовал удары грубых подошв сапог спиной, боками да лицом, голова его упала в лужу крови, откуда-то издалека донесся голос экзорциста: "Ты сам выбрал свою судьбу!!", перед глазами разрасталась черная пелена, поглощая собою свет, преподобный говорил что-то еще, но слов уже было не разобрать - вместо этого Теофил внезапно услышал где-то совсем рядом до боли знакомый да любимый голос:

- Тео! Тео!

- Фэсска!.. - невнятно прошептал Теофил.

- Тео! Ты весь в крови! - звучал обеспокоенный женский голос.

- Ты ждешь меня?.. - козлоногий видел перед собою жгучие карие глаза, обеспокоенные да встревоженные.

- Жду! Люблю и жду! Открой глаза! Ты должен открыть глаза!

- Но я не хочу…

- Пожалуйста! Ради меня!

- Я хочу быть с тобой...

- Поэтому открой глаза! Открой, иначе не быть нам вместе! - жгучие карие глаза хлопнули ресницами, нежные женские руки коснулись лица Теофила, мягко провели пальцами, обласкали да оттолкнули, растворяясь в темноте. И Теофил действительно открыл глаза. Яркий дневной свет озарял испачканную кровью крышу многоэтажки. Рана почти не болела, кровь уже перестала течь, тело ломило, но не было мутной пелены перед глазами, не было звона в ушах, сердце билось спокойно да ровно. Теофил осторожно повернул голову. Отец Энрико неспеша шел прочь, вытирая руки о подол своей сутаны. И поднялся козлоногий тяжко, упираясь руками в окровавленный камень крыши, развернулся на ногах нетвёрдых. В руке его огненным всполохом возник пистолет "Нагган".

Отец Энрико неторопливо шагал прочь, напевая себе под нос некую веселую мелодию. Уверенный в том, что с козлоногим покончено, он был полностью погружен в свои мысли. Сожалел ли преподобный о содеянном, твердящий прежде о своей любви? Он и сам не знал, либо не понял еще до конца, что совершил непоправимое, но на лице его присутствовала блаженная улыбка, а взгляд был легок да беззаботен. И внезапно прогремел оглушительный выстрел. Замер седой священник, остановился, опустил взгляд спокойно. На груди его стремительно разрасталось темное кровавое пятно. Обернулся отец Энрико да и узрел тотчас потрепанного, окровавленного Теофила. Козлоногий стоял в луже крови, вытянув вперед руку с пистолетом, и смотрел на экзорциста яростным пылающим взглядом. Из дула пистолета шел легкий дымок.

- Ожил, негасимый... - проговорил с улыбкой отец Энрико. - Воспылал вновь... Мой козленок... Люблю...тебя... - глаза преподобного закатились, ноги подогнулись, да и рухнул спиною он на хладный камень крыши, пал, сражённый пулею, да никогда уже более не поднялся, навечно застыла на лице его блаженная да ласковая улыбка. Пуля попала прямиком в безжалостное экзорцистское сердце.

Теофил, тяжело дыша, опустил руку, ноги его задрожали, ослабли, он упал на колени, выронил ненужный более пистолет, а затем запрокинул голову, зажмурился да закричал в ясное облачное небо, закричал отчаянно, устало да мучительно, выпуская наружу, из души, всю свою боль, всю муку, всю горечь. Битва внизу, на земле, постепенно сошла на нет: многие священники бежали, многие полегли, и вскоре оставшаяся в живых нечистая сила, болотное войско, торжествующе взвыло, воем этим оповещая округу о своей победе.