Сержант Васильев

1.
Младший Сержант Васильев прослужил уже около года. Для солдата внутренних войск – это немного, «помозок» - хотя уже не «молодой», но над ним ещё один призыв «дедов» и часть дожидающихся долгожданной отправки домой «дембелей».

Другое дело – сержант. В конвойных войсках, где служба была связана с вооружённой охраной преступников, несмотря на имеющуюся дедовщину, дисциплина в караулах имела основное значение: при большом количестве объектов младшие командиры-срочники ходили на службу начальниками караула или их помощниками. И авторитет оных был важен. Поэтому сержант в ВВ – это командир. Во всяком случае, в батальоне Васильева было именно так.

Достигалось это просто. По приходе в роту, молодым сержантам сразу оказывалась поддержка со стороны всех остальных командиров, которые держали весь личный состав очень жёстко. Если на построении по команде одного из заместителей командиров взводов-дембелей давалась команда: «Упор лёжа принять, раз-два, раз-два…», - то падала вся рота, кроме сержантов и небольшой группы блатных, рядовых дедов и дембелей. Психологически это действовало очень сильно.

При этом, все сержанты должны были гонять своих подчинённых, невзирая на их сроки службы, за этим тоже следили сержанты постарше и строго спрашивали с сержантов, выполняющих свои обязанности слабо, дающих поблажку тем, кто прослужил больше них.

В случае же 2 роты, где служил Васильев, получилось так, что сержанты-дембеля однажды ночью, напившись и воспитывая одного из своих, стукача, по их мнению, перестарались, избили его прилично, но попались дежурному по батальону офицеру.

Их и ещё одного молодого сержанта, заступившего тогда дежурным по роте, разжаловали и перевели в другой батальон.

Оказавшиеся неожиданно главными в роте сержанты, что на полгода старше призывом, чем Коля Васильев, поначалу попытались верховодить вместе с некоторыми рядовыми, заявить себя новыми авторитетами, даже как-то попробовали наехать на него, но он отшвырнул одного, как котёнка, другие не рискнули помочь собрату, и с тех пор его больше никто не трогал. Боялись.

 А он, неожиданно для себя, вдруг, прослужив чуть больше полугода, почувствовал себя «дедом».

Единственным, кого он признавал своим командиром и старшим наставником, помимо офицеров и прапорщика, старшины роты, был сержант Пылин, которого перевели к ним из 1-й роты и поставили заместителем командира 2-го взвода, где служил командиром отделения Васильев.

 Пылин тоже был старше по призыву лишь на полгода, но имел харизму, был огромного роста, физически сильным, принципиальным, справедливым и сразу стал в роте формальным и неформальным лидером.

Он хорошо относился к Васильеву, обращался к нему за помощью при написании конспектов для занятий с личным составом, потому что в отличие от других сержантов в сержантской школе не обучался. Васильев уважал Пылина.

Что ещё сказать про батальон, где служил Васильев? У них, как и в большинстве подразделений ВВ того периода «канал кулак». Что это значит?

Это значит, что устав уставом, но лучшим средством и доводом при работе сержанта и подчинённого был удар кулаком в грудь, как говорится, «выговор с занесением в грудную клетку».

Никого это не удивляло, не удивило и Колю. То же самое было и в сержантской школе, где помимо очень эффективного воспитания уставщиной и физической подготовкой был всё же ещё и самый доступный и понятный всем метод – удар ногой или рукой. Причём, это можно было совместить и с физподготовкой, например, рукопашным боем.

Что же касается линейных частей, то возникает резонный вопрос: «А как иначе?»

 Когда несение службы – постоянно, либо каждый день, либо через сутки: через день на ремень.

Наряды вне очереди выполнять некогда, а людей в караулах и так не хватало. Поэтому, вместо наряда получил солдат пинка или в лоб слегка, и все довольны.

В отделении Васильева нёс службу солдат Иван Манишин. Он был на полгода моложе призывом, чем Коля, а по возрасту на пять лет старше.

Призвался из какой-то деревни в Башкирии. Где до армии работал трактористом иногда, а так,  больше -  шалтай-болтай – механизатором и сенокосом.

Несмотря на молодой возраст, около 24-х лет, выглядел он довольно потрёпанным. Лицо одутловатое, и без того носатое и губастое, оно выглядело, наверное, лет на тридцать.
Руки тряслись, как у закоренелого алкаша. В караул такого бойца поставить и дать ему в руки серьёзное оружие – АКМ с двумя рожками патронов не решились. Нашлось и для него подходящее место – свинарем в батальонном свинарнике.

Надо сказать, таким в батальоне везло. Ваню-тракториста – в свинари, немца одного, из оренбургской немецкой деревни, отказавшегося взять в руки автомат даже на присягу, сектанта-баптиста – в хлеборезы. Во всяком случае, хлеб и масло такой точно не украдёт.

Ваню это лишь в конец расслабило. Он ещё больше опух не только в прямом, но ещё и в переносном смысле. И так ходил вразвалочку на своих кривых ногах, а тут вообще стал прямо ещё и высыпаться на ходу, хотя спал он ежедневно, пожалуй, больше, чем нормальный солдат за двое суток.

Бегать вечером перед отбоем мыть ноги в умывальник с отделением он перестал, на зарядку ходить утром тоже перестал, а потом перестал и умываться по утрам.

За это выслушивал от Пылина всякого рода нарекания Васильев. Тот выговаривал ему:
-Манишина заставляй в умывальник ходить.
-Он, что, маленький? – отвечал Коля.
Или:
-Манишин у тебя вообще оборзел, ладно приходит поздно, ноги не моет, так ещё и на зарядку не ходит по утрам.
-Приходит поздно, встаёт со всеми, - опять защищал его Васильев.
-Он твой подчинённый, хотя и свинарь, - гоняй его.

Коля, конечно, подходил к Манишину, выговаривал ему, назидательно убеждал, что по утрам надо умываться.

В ответ Ваня смотрел своими выпученными глазёнками и шлёпал толстыми губами. Непонятно было, осознаёт он вообще сказанное или ему нужен переводчик, правда, опять же, непонятно, на какой язык.

Надо сказать, возиться с ним у Николая не было времени. И без этого чмошника было полно дел в отделении. Он лишь хотел, чтобы из-за него не приходилось выслушивать замечаний. Солдат тот всё равно был никакой.
-Почему его в хозвзвод не переводят? – спрашивал Васильев у Пылева – Нужен он нам, этот дебил?
-Откуда я знаю, – отвечал замкомвзвода, – может, места нет.
-Да пусть вместе с койкой сваливает. Не найдут место среди шоферов и итсошников? – настаивал Васильев.
-Не хотят, наверное, нюхать ароматы в хозбанде, - отшучивался  Пылин.
-Ага, а нам всё сойдёт.

Однажды, прослужив с месяц свинарем, Ваня напился. Неизвестно, кто ему наливал, но попался он один.

Командир роты, старший лейтенант Вилков, поставил его перед строем на вечерней поверке и стал отчитывать:
-Вот наш Ваня-бедолага. Хороший он человек. И свиньи его любят. И он их. И пить он не любит. Но тут ведь его поймали, связали. Стали в рот водку заливать. Он сопротивлялся, извивался, но куда там… Напоили, - такой у ротного был юмор. Он ещё рассказывал это, умело жестикулируя,  с нужной пародийной интонацией и мимикой. Было немного смешно.

В ответ все слегка улыбались, а Ваня-тракторист привычно пялился выпуклыми глазами, будто таращился, и шмякал толстыми губами.

Говорил он всегда мало и тихо, больше молчал.

Очередным утром после крика дневального: «Рота, подъём!» - Николай привычно соскочил со своей кровати, сбегал на зарядку с ротой, потом построил солдат, спавших на одном из ярусов, скомандовав:
-Верхний ярус, строиться для умывания! В умывальник бегом, марш!
 Потом, после помывки:
-Строиться. Наверх бегом, марш! - сбегал с ними в умывальник и назад. Утром всё делалось быстро, на бегу. Некогда было расхаживать, впрочем, как и вечером.

Делалось это всё автоматически.
Нижний ярус бежал с другим сержантом. Всё было отлажено до мелочей.
 Когда поднимался по лестнице, услышал от Пылина:
-Васильев, бл*дь, опять у тебя Манишин умываться не пошёл.

Васильев ничего не ответил. Подойдя к кубрику, он увидел, как Ваня спокойно заправляет кровать на втором ярусе.
-Почему умываться опять не ходил? – спросил Николай.
-Пошёл на х*й, - ответил Манишин.
Этого Коля не просто не оценил, как оскорбление, он даже не задумался над тем, как это Манишин посмел такое сказать ему, на подсознательном уровне, может, что-то и оценило истинное значение данных слов, для Коли же это сработало, как сигнал или команда: «Фас!»

Нога самопроизвольно взлетела вверх, ударив Манишина в грудь, полгода занятий рукопашным боем в учебке не прошли даром, следом – рука в лоб, вторая – по уху. Иван-тракторист отлетел на пару метров, мельком стрельнул выпуклыми очумевшими глазами, схватил с пола упавшую пилотку и, пулей пролетев мимо Николая, убежал из казармы.

У Николая пилотка тоже слетела с головы. Он поднял её, но увидел, что это засаленная пилотка свинаря.

Он подошёл к одному из солдат своего отделения:
-Гайнуллин, сходи к Манишину, отдай ему его пилотку, принеси мою, этот чертила с моей пилоткой убежал.

Гайнуллин побежал выполнять приказание. Вернувшись через пару минут, он сказал:
-Товарищ сержант, он сказал, что вас убьёт.
-Что? – презрительно хмыкнул Васильев.- Где он?
-За плацем, возле штаба стоит.

Николай заправил кровать. Волнение ещё присутствовало. Он вышел из кубрика и пошёл по коридору казармы. В этот момент в казарму вошёл и Манишин. Коля пошёл к нему навстречу:
-Что ты там сказал Гайнуллину? – спросил он у Вани, подойдя к тому на расстояние вытянутой руки.

В ответ Манишин, ничего не сказав, выбросил руку со сжатым кулаком, то есть, попытался ударить Васильева.

Удар получился слабый, скорее – подобие удара.

В ответ Николай машинально нанёс ответный. Прямо по мясистым губам, смачно. Тряск. Вновь вылупленные удивлённые глаза и быстро стекающая кровь ручьём, а внизу внезапно вырастающая красная лужа.

Васильев развернулся и ушёл в кубрик.

-Что здесь происходит? – услышал он строгий высоковатый голос замполита батальона, капитана Ведищева.
 Он вышел из кубрика. Один из солдат его отделения спешно вытирал кровь на полу белым ножным полотенцем, но не успел. Ведищев увидел. Да и Манишин стоял невдалеке  держась за разбитые губы, из которых по-прежнему хлестала кровь.

-Так, - произнёс Ведищев. Всё ясно. Васильев. Твоя работа?
-И что? – с вызовом ответил Николай.
-А ты гонор-то поубавь. Комбата нет. Я за командира батальона. И такое терпеть не буду. Прямо сейчас по ЗАС будет осуществлён доклад в дивизию о произошедшем ЧП. Я не позволю рукоприкладство младших командиров по отношению к подчинённым.

Странно. Но Васильев сразу сник. Он всё понял. Влип.  Все знали принципиальность Ведищева. Он был очень маленького роста с писклявым голосом, но очень амбициозным офицером, наверняка, мечтающим о звёздах полковника. А как уехать из батальона в глухой тайге в академию или более престижную часть?  Нужно, чтобы тебя заметили. А тут такой шанс. Принципиальный офицер не скрывает нарушения в части, а честно докладывает по инстанции. Да и чем чёрт не шутит, может ещё одна возможность подсидеть комбата… Укольчик в больное место по авторитету майора.

-Товарищ младший сержант. Вы арестованы. Снять ремень.
-Есть, – послушно ответил Васильев и, отстегнув ремень, отдал его капитану.
-Пять суток ареста. За мной шагом марш.

2.
Батальон, в котором служил Васильев, находился в глухой тайге, как уже было сказано выше. Шестьсот километров от Красноярска на север в сторону Норильска. Железной дороги не было. Либо на самолёте ЯК-40 можно было долететь, либо по Ангаре: летом – вплавь на пароходах, зимой – на машинах по льду.

Часть являлась отдельной, подчинялась напрямую командованию дивизии, располагавшейся в Новосибирске. Да вокруг на много километров и не было никого.

Поэтому гауптвахта была своя. В здании внутреннего караула, находившемся прямо на КПП, для этого были сделаны одна двухместная и одна четырёхместная камеры.

 По всем правилам, с откидными нарами и окошечком для получения пищи, смотровым отверстием в двери. И всё же это была не гарнизонная гауптвахта, а батальонная.

Васильева замполит привёл на КПП и сдал начальнику внутреннего караула. Тот поместил его в отдельную камеру, в соседней находились ещё двое:
Один – солдат из его же роты, Толя Мухин, конкретный залётчик, в общей сложности отбывший на губе более тридцати суток.

Он был старше на год по призыву и этой весной должен был идти на дембель. Парень был из Орска, по сути, Колин земляк. Несмотря на разницу в сроках службы, у них были хорошие отношения.

Толя был абсолютным разгильдяем, но хорошим, забавным, добрым парнем. Бывало, в жуткие морозы, когда Николай, будучи помощником начальника караула, приводил его с поста, он сам отсоединял ему магазин от автомата, тот просто был не в состоянии, руки отмерзали. Иногда приходилось отсоединять магазины и другим солдатам, приходившим с вышек в сорока семи градусные морозы.

Однажды они с Мухиным прилично выпили во время розыска в районном центре. Чуть не влетели офицерам. Точнее, влипли, но те сделали вид, что не распознали запах, их не наказали.

Второй – фрукт посерьёзнее, из третьей роты. Бывший солдат милицейского батальона в Красноярске, Андреев. Служил с Васильевым за одним забором полгода, только Коля – в учебке ВВ, а тот вообще в другой части – в подразделении, осуществляющем патрулирование в городе милицейскими нарядами.

Он был тоже старше по призыву на год. И тоже залётчик, имеющий рекордный стаж отсидки на губе. Его отправили в тайгу в наказание. Во время патрулирования со своим напарником, он чуть не изнасиловал девушку. Чуть-чуть как бы не считается. Дело замяли, а его отправили дослуживать ещё полгода в линейном таёжном батальоне ВВ.

С Васильевым они прилетели в отдалённый посёлок на одном самолёте. С ним у Николая сразу не заладились отношения. Старшим у молодых сержантов был сержант Ланин, дед, очень вредный, сторонник жёсткой дедовщины. Курсантов чуть ли не презирал. Такие же отношения сохранял поначалу и в батальоне в тайге.

Когда нового пополнения ещё не было, Андреев пытался заставить Васильева с ещё одним молодым сержантом убираться в каптёрке. Тот отказался.  Но Ланин, потакая Андрееву, приказал, он выполнил. Была ещё одна стычка у них, но Андреев физически был слабее заметно, и, увидев, что Васильев не поддаётся на его попытки в притеснении, отказался от своих замашек.

Первые сутки Николай провёл один. На вторые сутки его перевели к Мухину и Андрееву. Те встретили его дружелюбно. Расспросили, за что попал. Андреев, в отличие от того, что ожидал Васильев, сказал вдруг:
-Сколько конфликтовали, я сам был виноват.

Потекли дни арестантские. Но в этот же день из Новосибирска прилетел подполковник Медунов именно по делу Васильева. Руководство оперативно отреагировало на доклад Ведищева.

Васильев не знал тогда, что почти год, как вступил в силу секретный приказ по борьбе с дедовщиной в армии.

Но и, не зная этого, он понял, что дела его плохи. Такой начальник прилетел из-за него такую даль. Это ж ужас, как серьёзно. А особенно, когда сидишь в каталашке, то впечатления от происходящих вокруг твоей шкуры событий усиливаются.

Его приятели по отсидке согласились с ним в том, что в его случае всё очень серьёзно.

На третьи сутки Николая вывели из камеры и отвели в штаб на аудиенцию к Медунову.

Постояв немного возле кабинета, он, по требованию подполковника, вошёл на ковёр. Доложил по форме:
-Товарищ подполковник, младший сержант Васильев по вашему приказанию прибыл.
Что? – резко спросил Медунов.

Николай повторил доклад.

-Ты кому служишь? – спросил вдруг полковник.
-Отцу с матерью, - упавшим голосом пробубнил Васильев, вспомнив вдруг о родителях.
-Что? – ещё резче спросил подполковник.
-Родине, – ответил Васильев.
-Родине, - передразнил его Медунов. - А как ты служишь Родине?

Он подошёл вплотную к младшему сержанту. Схватил его за погоны:
-Это что? – по обе стороны в погонах была вставлена стальная проволока.  – Это что? – он схватил за штанину ушитых брюк. – А это что? - он чуть было не схватил Николая за   редковатые, но щеголевато торчащие усы – признак авторитетности. Официально-то они вроде как запрещены. Не всем позволено их носить.

-Это не солдат, это гусар какой-то! – продолжал Медунов.  – До чего докатился!

В кабинете находился ещё начальник штаба батальона, капитан Каштанов.

Он молча слушал полковника.

-Рассказывай, как и за что избил подчинённого, - потребовал подполковник.

Васильев рассказал всё, как было, ничего не утаивая и не придумывая.

-Братья сёстры есть? – спросил Медунов у Николая.
-Да, три брата, – ответил тот.
-Все служили?
-Так точно.
-Вот. А этого придётся сажать, – подытожил подполковник. – Можешь идти.

Васильев вышел из Кабинета. В коридоре стоял Иван-тракторист. Младший сержанта молча прошёл мимо него в сопровождении солдата внутреннего караула.

Сокамерники начали с неподдельным интересом расспрашивать Николая о том, как прошла аудиенция с подполковником.
 -Да, всё серьёзно, - сказал Андреев, - внимательно выслушав рассказ. -А что вы думаете… Ты же помнишь у вас в части служил замок в хозбанде, Банокин.

-Да, помню, конечно, - ответил Коля.
-Старший сержант. До дембеля оставалось два месяца, - продолжал Андреев.
-Ну да, - поддержал его Николай, - солдат ушёл в самоволку, я и с ним разговаривал как-то, пришёл в два часа ночи пьяный, не первый раз, тот ударил и зуб выбил ему, полтора года дисбата.
-Точно, - подтвердил Адреев, - нормальный мужик, чуть до дембеля не дослужил, полтора года дисбата, - протянул он с тоской.

-А наш-то, Дёмин, не выполнил приказ взводного, пнул дневального – четыре года, - поддержал разговор Мухин.

Да, примеров таких даже на памяти Васильева было немало. Трибунал над Дёминым проходил прямо в клубе батальона, который располагался на первом этаже их 2-й роты. Он был призван раньше Мухина на полгода. Его никто из сослуживцев не хвалил, особенно, младшего призыва.

 Был свирепым дедом, доставал офицеров, служил плохо. Обнаглел в конец. Когда на одной из тренировок командир взвода дал команду:”Газы”, - отказался надеть противогаз. Перед этим пнул дневально, стоящего на тумбочке.

Терпение офицеров кончилось. Взводный написал рапорт, с дневального тоже потребовали нужную бумажку. Сволочь, конечно,  но четыре года общего режима.

Когда привели его на суд уже в тюремной робе, выглядел он жалко. У многих создалось впечатление, что его там опустили. Тем более, про то, что ввшникам в зону хода нет, все знали.

Находясь под следствием, он поначалу содержался в одной из камер ШИЗО прямо в той колонии, которую раньше охранял. Врагу не пожелаешь. Солдаты, ходившие на службу в жилзону контролёрами, рассказывали, что у зэков аж слюни текли от возбуждения:
-Дайте нам его, - чуть ли не хрипели от восторга они.

Когда Дёмину предоставили заключительное слово, он лишь сказал, обратившись к полному залу бывших своих сослуживцев и тех, кто пришёл служить уже после него:
-Думайте головой.

Говорили, что он до последнего не верил, что его посадят. Поначалу тоже отбывал наказание на батальонной гауптвахте, читал книжки, разрешено, готовился к поступлению в институт.

Вообще, батальон их раньше был залётным. Неслучайно в него ссылали нерадивых солдат из других подразделений за нарушения.

А прапорщик Федькин разве не зверь? Приходил по ночам пьяным и поднимал дембелей, заставлял их отжиматься на снегу в лютые морозы. Досталось призыву Мухина от него большевсех. Один из них жаловался Коле, что после этого у него стали побаливать кисти рук, переохладились на морозе и снегу.

Урод Федькин застрелил солдата-повара в карауле. Но ведь заступил на службу пьяным. Кто его допустил к службе? Тем более, на самый большой и самый дальний объект. Хотя какая разница, на какой.

Трибунал над ним проходил в актовом зале учебного батальона, Васильев тогда чуть больше трёх месяцев прослужил. Не думал он, что придётся потом служить в этом же батальоне.

3.
Для Толи Мухина наконец-то наступил долгожданный день – демобилизация. Для таких, как он, офицеры батальона готовили специальный сюрприз, традиция существовала.

Заключалась она в том, что нерадивого солдата вытаскивали с гауптвахты, одевали в самую стрёмную форму: старую, мятую, большего размера- отвозили в такой одёжке в аэропорт в районном центре и сажали в самолёт.

До самолёта сопровождали всех дембелей, только в аэропорту отдавали документы.

Такой дембель не мог обрадовать никакого солдата. Кто ж хотел ехать домой чмошником, особенно, когда всю службу блатовал.
-Ну ладно, пацаны, давайте, счастливо вам отслужить, - попрощался Мухин с сослуживцами.
-Давай, Толя, удачи, - ответили ему. Всё как положено, одним словом.

Толю увели. Немного позавидовав ему в душе, Васильев и Андреев остались одни. Андрееву-то было проще, через пару дней и его должны были снарядить по подобию Мухина, а вот Николай призадумался.

Не так давно как раз пришли в батальон двое из дисбата, дослуживать. Они в первой роте служили, Васильев видел их на разводе.

-Ты ж Манишину только губу разбил? - прервал его раздумия Андреев.
-Ну да, крови просто много было, - сказал Коля.
-Ни зуб не выбил, ни нос не сломал...
-Нет.

-Ну, максимум дисбат, год, а то и с полгодика, - решил бывший враг, а теперь товарищ по камере.
-Да уж. За эти полгода там крякнешь, - грустно заключил Васильев.
-Ох, это точно. Там такие зверства, как послушаешь... И строевым по несколько часов каждый день ходят, и вкалывают, уставщина жлезная. Короче, просто ж*па. Ну да может обойдётся.
-Вряд ли, если Медунов прилетел, - усомнился Коля.
-Так-то да, - согласился Андреев.

Подъём на губе в пять часов утра. Деревянные нары сразу прижимали к стенам, табуреток и стола не было. Не сладко было там находиться. К тому же из полуразбитого окошка дуло, было холодно, особенно по ночам. Днём ложились на холодный пол, под голову клали свёрнутую втрое пилотку и даже пытались спать. Немного получалось.

Правда, солдаты внутреннего караула их не беспокоили без необходимости.
Один раз Андреев грубанул начальнику караула, фиксатому сержанту, деду, тот зашёл в камеру и  слегка толкнул его плечом:
-Чё ты сказал?
-Ты чё, ты чё, Серёга, - заискивающим голосом пробортомотал Андреев, отступая.

Сержант вышел молча. И с ним у Васильева была стычка в начале службы здесь. Тогда он зашёл покурить в умывальник на первом этаже. И пришёл зачем-то этот ещё с одним солдатом из первой роты. Увидел у Николая складку сзади на гимнастёрке под ремнём, “птичку” так называемую:

-Ничего себе, молодой, ты не опух? – наехал он на Колю, - а ну убери птичку.
-Не буду я убирать, - ответил Николай.
-Что ты сказал?
Николай стоял возле окна, и посматривал то на одного, то на второго:
-Что ты на меня пялишься? – грубо спросил второй солдат.

Николай ничего не ответил, просто стоял.
Вокруг находились солдаты из его отделения,  и он тем более не мог позволить дать слабину.

-Ладно, ладно, потом поговорим,  - сказал сержант из первой роты и они ушли.

Потом, когда рота пришла в столовую, которая находилась в здании 1-й роты, этот сержант встретил его у окна:
-А ну-ка иди сюда.

Коля подошёл.
-Что такое? – услышал он голос одного из своих замкомвзводов, приведших роту на ужин.
 -Да вот, - показал Коля на сержанта.
-Иди в столовую, я сам с ним поговорю.

После того момента больше стычек с ним не было. И здесь он относился к Коле совершенно спокойно.

Да, много приходилось Коле стоять за себя, чтобы оставаться самим собой, сохранить положение. С самого первого дня службы, можно сказать. То со своим призывом, с кавказцами, то на стажировке в полку с дедами и помозками.

Здесь с одним сержантом, постарше тоже на полгода призывом, пришлось подраться из-за кухонного наряда.

Тогда тот должен был вести смену Колиным, а забивал на это. Коля ему предъявил. В ответ неожиданно получил кулаком по лицу.

 Они тогда стояли на входе в казарму возле умывальника пресловутого в длинном узком коридоре.

Повода-то для драки не было. Николай взбесился от неожиданности. Он начал наносить удары ногами. Но тот сержант оказался ловким и уворачивался от них, будучи высоким и длинноруким он наносил Коле удары и отскакивал. А Коля всё гнал его ногами по коридору.

Прижал к стене, тот жалко закрылся руками, но в этот момент раздался голос старшины роты, вышедшего на шум из каптёрки:
-Васильев, в чём дело?

Коля отпустил наглого  сержанта, тогда ещё помозка, сам считался молодым, год-то ещё  не прослужил.

Один погон у него был оторван, из губы слегка выступила кровь.
-Что здесь случилось? – спросил прапрщик, подойдя к дерущимся.
-Ничего не случилось, – ответил соперник Коли, улыбаясь.
 -Чё ты ещё улыбаешься, с*ка, со злостью процедил Николай и с силой ударил того кулаком по лицу.
-Что ты так бьёшь? – возмутился долговязый.
-Мне пох*й, как бить, - ответил Коля, разозлённый тем, что старшина не дал ему ответить по полной  обидчику.

После этого случая Васильев окончательно утвердился в своём авторитете в роте.

Его вызвал командир роты тогда:
-Что там у вас произошло с Пущиным.
-Да ничего особенного, товарищ старший лейтенант.
-Но, по-моему, Пущин хочет продолжения, - усомнился ротный.
-Ничего не будет, - уверенно ответил Коля.
-Ну хорошо, иди, - разрешил офицер.

Пущина они недолюбливали, не слишком ему доверяли. Такой был, ко всему равнодушный на вид, апатичный. К службе безразличный.

Офицерам роты было на руку, что в подразделении нет явных дедов, помозков, лидеров-неформалов, от этого жизнь солдат была спокойнее и размереннее. Больше находилось возможностей думать о службе в караулах, которая и так была постоянно.

Раздумия Николая вновь прервали. Дверца “кормушки” приоткрылась, принесли обед из столовой.

-Ну что там нового? – спросил Николай у солдата.
-У, жути нагоняют, - ответил тот. Собрали личный состав в клубе по максимуму. Выступал и Медунов. Прописочивал, ругался. Сказал:
-Вот, был такой младший сержант Васильев, который допустил неуставные взаимоотношения со своим подчинённым, младшим по призыву, ну и всё остальное в этом духе... По данному факту возбуждено уголовное дело.

Коля ещё больше приуныл. Надел колпак наголову, как говорят в таких случаях. Похоже всё, дисбат обеспечен.

4.
Васильев и Андреев лежали на полу и лениво беседовали.
-Муха, нверное, уже в Красноярске, - сказал Андреев.
-Да, может, уже и из Красноярска выехал, - поддержал его Васильев.
-Да не, вряд ли, сейчас с билетами не так просто.
-Так-то да.

Часов в шесть вечера, в коридоре караульного помещения послышался какой-то шум, раздались возгласы, дверь неожиданно открылась и в камиру не впустили,а впихнули солдата, который при этом сопротивлялся и отбивался. Арестанты вскочили.

Перед ними возник... Толя Мухин. В собственном варианте. Раскрасневшийся, поцарапанный слегка, в своей мятой, не по размеру парадке.

Товарищи его опешили:
-Ты откуда, фраер? – спросил Андреев.
-Ничего себе, - неподдельно удивился Николай.
-Мы думали, что ты уже к Новосибирску подъезжаешь, - продолжал Андреев уныло востаргаться  в адрес старо-нового арестанта.

-Козлы, менты поганые, - эмоционально выпалил Мухин.
-Что, дембель откладывается? – не унимался Андреев.
-Завтра поеду снова.
-А что случилось-то? – поинтересовался Васильев.

Толя стал рассказывать, почему его вернули в камеру:
-Привезли нас в аэропорт, отдали документы, мы зашли в самолёт. Смотрю, все сели в “буханку” и уехали. Перед самым взлётом я вышел из самолёта и поехал на попутке обратно в наш посёлок.
-Зачем? - удивился Коля.
-На стрельбище у Старого в операторской я спрятал новую, отделанную форму, со значками, отглаженную, фотоальбом готовый, всё, как положено. Мы сним договорились, что я перед дембелем заберу, он согласился оставить у себя.
-Вот гад, а мне ни одним словом про это не обмолвился, - выразил претензию Андреев.
-Да боялся я, никому не говорил, чтобы точно проканало. Всё заранее продумал. Как сяду в кресло самолёта, помашу ручкой в иллюминатор, а потом, как офицеры уедуд, выйду и поеду за формой.

Оказывается, Толя был не так прост, как казался. От райцентра до нашего посёлка было всего семь километров.

-И что? – спросил Андреев.
-Что. Приехал, незамеченным прокрался мимо зоны к стрельбищу, старался чтобы из окон казармы никто не увидел, ну и с КПП – тоже. Прошёл, повернул за угол зоны к стрельбищу, а оттуда мне навстречу вся шобла; замполит, взводный и старшина. Ждали уже, с*ки.

Я увидел их, опешил и назад ломанулся. Да что там. Догнали, старшина на меня кинулся, упали, начали барахтаться. Да разве вырвешься из лап такой оравы...

Вот сюда и привели снова.
-А как узнали-то? – спросил Николай.
-Да как, известно. Старков сдал, сучоныш. Ему моя форма приглянулась, естественно, решил себе её оставить. Жаба задавила козла.
-Да, точно, козлина.

Старков был оператором стрельбища, мишени поднимал, следил за территорией, служба самая блатная, не бей лежачего. Он был с одного призыва с Васильевым. На вид простоватый, окал ходил, из Костромы, оказался стукачом.

Всё ясно, что тут непонятного. Яркий дембель Мухи не удался, пролетел, как шмель над Парижем.
-А на что ехать-то собирался домой, лететь до Красноярска, - вновь поинтересовался Андреев.
-Да есть деньги-то, мне мамка выслала сто пятьдесят рублей.
-А...

-Кстати, с нами в уазике и полковник Медунов ехал, всё, закончилась его командировка, только он в райцентре ещё остался, - продолжал Толя.
-И что?- тихим голосом спросил Андреев.
-Мы не удержались, спросили про Коляна, мол, что ему будет-то за это. Всё равно ж все уезжаем, интересно узнать. - Он, сказал...


У Коли застучало сердце от волнения, и ладошки вдруг стали мокрыми.
-Что сказал, то, Муха? – повысил голос Андреев.
-Сказал... Сказал, что не будет никакого уголовного дела. Ограничатся служебной проверкой. Ха! Понятно? – засиял в улыбке Толя.

-Да ладно,.. – усомнился Андреев.
-Да, так и есть, - продолжал Толя. – Там, короче, этот механизатор сам накосячил больше.

 Получается такая фигня: он Кольку на три буквы послал, раз, это мелочь, потом угрожал убийством – это уже посерьёзнее, и он, валенок, признался во всём, и Гайнулла подтвердил, естественно, потом, он же в коридоре первым ударил.  Но и это ещё не всё.

Прикинь, - Мухин повернулся к Васильеву, - на днях бумага пришла из его аула, телега, административка какая-то, в которой написано, что незадолго до того, как в армию уйти, он там со своими дружбанами-алкашами какую-то биндюгу вскрыли, склад МТС что ли...

В общем, со всех сторон у него рыло в пуху. Да и потом, он же залётчик сам по себе, не мылся, кровать хреново заправлял...

-Ну да, это самое главное, - весело поддержал начавшего веселиться Толю Андреев.
-Так-что служи, Коля, и больше так не делай ни в коем случае, – назидательно подытожил Муха. Да, когда меня прихватили эти пинкертоны, сначала в штаб привели. Стоял, ждал начальника штаба. Там пацан же знакомый наш писарем служит, ну этот...
-Сашка Анохин, - помог приятелю Коля.
-Да, Сашка, земляк. Он мне тоже весь расклад дал. Ведищев зря так сразу и в такой форме доложил в дивизию. Комбата-то нет.

 Он хотел его подставить, а подставил себя. Он же за него остался. Комбат – мужик вообще нормальный. Медунов-то тоже по политической части.  Приехал, начал всю работу проверять.

Нашим всем досталось, и взводным, и замполиту. Стал личные дела наши проверять, там чёрт ногу сломит, ни поощрения, ни взыскания, ничего, короче, да и так, даже карандашом толком ничего не написано. Он их всех - на кукан. Никакой работы с личным составом, как он выразился.

Замполит, правда, на тебя очень зол, подставил ты его, Коля.
-Ну, это он как-нибудь переживёт, - заметил Андреев.
-Понятное дело, подставил, - согласился Васильев.
-Да. Он же в свои двадцать восемь всё старлей. То Федькин, то Банокин,то Хренокин, только, наконец, появилась возможность стать командиром роты, наш-то ротный не просто в Красноярске, оказывается, в академию поступил. Он уже настроился на его место, а тут - на тебе, ты неожиданную проверку ему организовал, ну и какое-никакое ЧП всё же.

Да, там, кстати, если на принцип идти, то можно было завертеть обоюдную драку, Ваню-колхозника по полной навертеть, но кому эта байда нужна.

Медунов тоже сказал, про тебя, что сержант-то порядочный, зачем пацану из-за этого жизнь ломать. Но на вид поставят, не думай, оплеуху получишь.
-Да хрен сней, заслужил, – сказал повеселевший Коля. Аж отлегло от сердца у него.
-Да, ну и вот, короче, - не успевал делиться новой, неожиданно возникшей информацией Мухин. Комбат у нас идёт на повышение, вместо него другого пришлют, немца какого-то, капитана. Командиром второй роты ставят этого, замполита третьей роты.
-Брылёва что ли? – удивился Андреев.
-Да, его. Принципиальный, интеллигентный, спортсмен, ха-ха-ха...
-Да, этот наведёт порядок. Ну, держитесь, - рассмеялся Андреев, - строевик конкреный.
-Нормальный мужик, - сказал Толя.
-У тебя сегодня все нормальные, особенно замполиты. Видимо тебе старшина хорошо зарядил, вон щёку-то расцарапал, – вновь засмеялся Андреев.

-А что тужить, - улыбнулся Муха, - дембель-то всё равно неизбежен, завтра домой, а, что там, в гражданке поеду.
-А утебя есть? – усомнился Андреев.
-Найду.
-Найди сначала.

Настроение у арестантов заметно улучшилось, они смеялись и шутили друг над другом. Особенно радовался Коля.

Дверь камеры открылась. Дневальный пришёл за Колей. Он отвёл его на комсомольское собрание в роте. Обязательное мероприятие. Стоял вопрос о его комсомольстве. Теперь, когда в известной делеме “казнить нельзя помиловить”, запятая была поставлена после слова “нельзя”, и этот вопрос становился понятным.

Комсорг роты, недавно сделавший себе на безымянном пальце татуировку в виде перстня с полосой, зачитал регламент и после некоторого рода прений поставил на голосование вопрос: исключить из комсомола младшего сержанта Васильева или объявить ему строгий выговор с занесением, на этот раз, в личную карточку.

Времени заседать не было, потому что проходило оно  в период тоже времени, но личного, и все быстро проголосовали единогласно за “объявить строгий выговор с занесением в личную карточку”.

Возвращаясь на губу, Николай встретил своего знакомого срсника(кинолога), он только что приехал из отпуска.

-Что там у тебя, Николай, произошло? – спросил тот.
-Да вот, ударил солдата, четвёртые сутки на губе, - ответил Коля.

-Ну, удачи тебе. Надеюсь, всё будет нормально, слышал уже мельком. А знаешь, на гражданке так хорошо, там такие девчонки. Не стоит тратиться на ерунду, стоит отслужить как подобает и вернуться побыстрее домой.
-Согласен, - ответил Николай,  а в душе аж защемило от слов “на гражданке так хорошо”, ведь только что он чуть было не продлил себе возвращение к этой сказке на немалый для солдата срок.

После гауптвахты Васильеву сразу сказали явиться в штаб к капитану Милкову, у него была непонятная для Николая должность, и знал он его мало, но как интеллигентного и хорошего офицера.
-Разрешите войти, товарищ капитан? – Николай постучался в дверь.
-Да, проходи, сержант, садись за стол.

Николай прошёл к большому письменному столу.

-В общем, так, мне поручили провести служебную проверку в отношении тебя. Ты не переживай, так, формальности. Всё уже ясно. Ты продолжишь служить в той же роте, в том же звании.

После беседы с капитаном Николай вышел на деревянный плац. Ярко светило солнце, было тепло, деревья шумели молодой листвой, птички пели. Как всё красиво и здорово. Как всё это радует душу, когда ты будто заново открываешь для себя то, что жизнь прекрасна, особенно жизнь свободного и счастливого человека. Весна была в самом расцвете, точнее, уже лето, просто в Сибири оно позднее.