В Я Зазубрин- судьба на сломе эпох. Глава первая

Автор текста Доба Каминская

Имя писателя Владимира Яковлевича Зазубрина долгие годы оставалось неизвестным. После его расстрела в 1937 году в подвалах Лубянки, все напи- санные им книги были изъяты, рукописи уничтожены. А ведь он внёс ценный вклад в историю со- ветской литературы:
Создал первый советский ро-
ман «Два мира», завоевавший не-
вероятную популярность, и напи-
сал повесть «Щепка», в которой
рассказал страшную правду о
красном терроре и зверствах ЧК
в период Гражданской войны. Эта повесть была опубликована только в 1989 году.
Владимир Яковлевич Зазубрин (настоящая фамилия Зубцов) родился в 1895 году в слободе Заворонеж на Тамбовщине, в большой трудолюбивой семье. Его отец Яков Николаевич Зуб- цов имел крестьянские корни. Но он тянулся к учебе, окончил городское училище. Мама Вера Алексеевна была из рабочей се- мьи, много учиться ей не пришлось, только три класса началь- ной школы. Потом Пенза, где отец работал на железной доро- ге, мать хозяйничала по дому. Из шестерых детей четверо рано умерли. В семье осталось двое – Владимир и младшая сестрён- ка – Наташа. Владимир очень рано – в девять месяцев – начал
67


говорить, а в четыре года уже писал. В Пензе он пе- реступил порог начальной школы, а потом – мужская гимназия, где он все схва- тывал на лету. Но с гимна- зией ему скоро пришлось расстаться. Отец был чле- ном РСДРП (Российской социал-демократической рабочей партии) и принял активное участие в рево- люции 1905 года. Его аре- стовали и после отбытия наказания выслали в 1907 году в город Сызрань, под гласный надзор полиции. В детстве мальчик увле- кался приключенческой
литературой, запоем читал Жюля Верна, Майн Рида, Фенимора Купера. Мечтал о путеше- ствиях в далёкие страны, о бегстве в прерии Америки. В возрас- те 12 лет мальчик написал комедию «Два», где вывел двух про- вокаторов, которые в поте лица выдают один другого. Сестра рассказывала, что брат любил пугать детей, появляясь в смасте- рённых им фантастических костюмах и загримированным. Грим накладывал так удачно, что его трудно было узнать. А ещё он был художником. Вот какие он рисовал картины: например, «Ве- дут» – поле, виселица, ведут связанного революционера; «Перед казнью» – камера, смертник в кандалах; «Чёрная» – ночь, без- людные улицы, чёрная карета. Как показывает перечисленная тематика его творчества, мальчик жил в мире проблем револю- ционной борьбы. Ведь его с самого детства окружала револю- ционная обстановка. Мальчик с интересом вслушивался в раз-
68


говоры взрослых и имел
реальное представление
о революционной работе.
Он остро переживал обы-
ски и аресты отца, ходил
в тюрьмы на свидания с
ним, читал приобретае-
мую отцом нелегальную
литературу, призываю-
щую к насилию, общал-
ся с семьями других по-
литзаключённых. Жизнь
ссыльных в Сызрани
оказалась тяжёлой. Ведь
отец не только был лишён
всех прав. Самое глав-
ное – он был лишён пра-
ва на трудоустройство.
Семья лишилась средств
к существованию и юти-
лась в одной подвальной
комнатушке, местные жители называли их каторжниками. Но Яков Николаевич был человеком твёрдым, он не примирился с горестной судьбой ссыльного. Стал упорно учиться и сдал экзамен на звание частного поверенного, то есть адвоката по гражданским и уголовным делам. Жизнь многострадального семейства стала постепенно налаживаться. Но от революцион- ных устремлений отца навсегда отшибло. Зато его сын Влади- мир увлёкся творчеством Ф. Достоевского, особенно его рома- ном «Бесы». Этот роман Владимир знал почти весь наизусть. «Бесы» стали одним из самых значительных произведений Достоевского, романом-предсказанием, романом-предостере- жением. По Достоевскому нет ничего страшнее, чем пролитие крови невинных людей, однако молодой революционер Влади-
69


мир Зубцов не почувствовал тревоги Достоевского. Любимым его героем стал для него хитрый и коварный Петр Верховен- ский, идейный вдохновитель революционной ячейки, прооб- разом которого был Сергей Нечаев, лидер террористической организации «Народная расправа», автор радикального «Кате- хизиса революционеров. В «Народной расправе» Нечаев был диктатором, он требовал беспрекословного подчинения. Но один из членов этой организации – студент Иван Иванов не- однократно выражал Нечаеву своё недоверие и собирался во- обще выйти из организации. Это привело к расправе – Иванов был Нечаевым убит. Нечаев стал политическим кумиром Вла- димира, он знал на память весь «Катехизис революционера».
В семнадцать лет Зазубрин встал на свою первую тернистую тропу революционной борьбы – он организовал в реальном учи- лище выпуск нелегального рукописного журнала «Отголоски» с ярко выраженной политической окраской. Через год, в 18 лет, Владимир устанавливает связь с Сызранской социал-демокра- тической организацией и становится одним из её активных чле- нов. Он помогает печатать и распространять листовки, часть из них хранит у себя дома. Сызранскими революционерами руково- дила тогда А. Никифорова, высланная в 1913 году из Петрогра- да за подпольную революционную работу. Она была деятелем очень высокого ранга – членом Центрального комитета партии, жила как-то 21 день в семье самого В. Ленина. Она оказала ре- шающее влияние на формирование мировоззрения молодого революционера. В апреле 1915 года, при обыске, у Зазубрина нашли письмо, где Никифорова пишет: «Больше всего я наде- юсь на тебя, на твою энергию, предприимчивость, на тебя, как организатора или человека с инициативой». В 1914 году Влади- мир обнаруживает у себя литературные способности. Он пишет статьи в большевистские газеты Самары и Казани, в самарском еженедельном журнале «Заря Поволжья» он становится даже постоянным сотрудником, в Сызрани пишет листовки. Актив- ная политическая деятельность



Зазубрина привлекла внимание
70


царской охранки, за ним была установлена тайная жандармская слежка. В 1915 году его исключили с последнего курса реаль- ного училища. Затем провели обыск и молодого бунтаря аре- стовали. Первый арест, тюрьма, сырая камера. В политической биографии Зазубрина возникает неординарный сюжет. По за- данию Сызранского комитета РСДРП он внедряется в царскую охранку с целью контрразведки. Всё было согласовано с това- рищами, находящимся на воле. Им, большевикам, были нуж- ные сведения: «Откуда к жандармам поступает информация? Кто провокатор-осведомитель?». Зазубрин становится платным агентом жандармского отделения, получает агентурную кличку «Минин». Он тайно добывает сведения о действиях полиции, направленных против революционеров, предотвращает аресты товарищей по партии.
В марте 1917 года Владимир Яковлевич опять был аресто- ван, теперь уже Временным правительством. Его обвиняют в сотрудничестве с жандармами. Товарищи по партии забили тре- вогу и спешат на выручку. В местной печати было опубликовано заявление Сызранского комитета РСДРП о том, что В.Я. сотруд- ничал с царской охранкой, выполняя ответственное партийное поручение. Зазубрин вызволен из темницы, вновь на свободе. В середине мая его направляют в «глубинку и там Временное правительство арестовывает Зазубрина за большевистскую про- паганду среди рабочих». Опять тюрьма – Сибирская Губерн- ская. Двери на свободу распахнулись после грозного требова- ния самих рабочих, которые высоко ценили своего агитатора и решительно встали на его защиту. Летом 1917 года Зазубрина мобилизуют в русскую армию, и он начинает службу в запасном полку, а в сентябре, как имеющего почти законченное среднее образование, его направили на учебу в Павловское военное учи- лище в Петрограде. Владимир Яковлевич становится юнкером. Свой дар организатора, трибуна, вожака он использует здесь в полной мере, сразу же входит в училищный революционный ко- митет. Его работа принесла свои плоды, он смог убедить курсантов в
71в правоте своего дела, в дальнейшем, в ходе Ок- тябрьской революции 1917 года, они перешли на сторону большевиков. Но вдруг орга- низуется товарищеский суд комитета РСДРП для рассмо- трения сотрудничества За- зубрина с царской охранкой в Суздале. Неопровержимые факты смогли подтвердить его невиновность – он со- трудничал с жандармами по заданию партии. Зазубрина полностью оправдали. Одна- ко синдром двойного агента – охранки и РСДРП оказался весьма стойким. Несмотря на
судебное оправдание, которое было зафиксировано во всех партийных протоколах, несмотря на многочисленные публикации по этому вопросу в партийной печати, ему доверяли не полностью, в том числе и свои. Этот суд нанёс ему сокрушительный удар. Ему дали понять, что ра- ботать в органах большевиков он больше не может, поскольку его фигура используется враждебными партиями для обливания грязью всей большевистской организации. Можно представить себе, насколько трагичным было это решение для пламенного революционера с пятилетним стажем, который много раз сидел в тюрьмах. Ведь он безоглядно рисковал не только своей жиз- нью, но и репутацией, согласившись внедриться в царскую ох- ранку с целью контрразведки. Он сыскал авторитет убеждённого большевика-партийца в глазах рабочих, которые совсем недав- но боролись за его освобождение из тюрьмы, когда Временное правительство обвинило его в большевистской агитации. И вот
72


награда за все это, вот благодарность. Он стал чужим, никому не нужным. Может быть, именно поэтому он не препятствовал тог- да своей мобилизации в августе 1917 года в армию Временного правительства. После Октябрьской революции Владимир Яков- левич возвратился из Петрограда в Сызрань. Здесь он активно сотрудничает в Поволжских большевистских газетах, высту- пает на митингах, но как хочется большего! И возникает план книги о большевиках, о революционном подполье. Однако этим планам не было суждено осуществиться, в судьбе Владимира Яковлевича наступает крутой перелом.
Накатились грозные события весны и лета 1918 года. В спи- ну советской власти нанёс предательский удар многотысячный чехословацкий корпус, который был сформирован Временным правительством из бывших военнопленных осенью семнадца- того года. Выступили и белогвардейцы. Временно победила контрреволюция: чехи и белые, советская власть от Волги до Тихого океана была ликвидирована. Этот грозовой вихрь под- хватил и Владимира Яковлевича. Его мобилизуют в Белую ар- мию и, как бывшего юнкера, направляют в Оренбургское во- енное училище, которое эвакуируют в Иркутск. Девять месяцев муштры, только бы не сорваться! Ведь рядом с ним офицеры, отъявленные белогвардейцы, всей душой преданные Колчаку. Это ведь совсем другой мир, это люди из другого лагеря. И ря- дом – недремлющее око Колчаковской контрразведки. Наступа- ет июль 1919 года. Как и сотни юнкертов, Зазубрин заканчивает училище, на его плечах золотые погоны подпоручика... Но они совсем не радуют. Вместе с другими офицерами его направляют в Омск – столицу Колчака. В Омске, во дворе особняка на набе- режной Иртыша, Владимир увидел адмирала Колчака, во время торжественного приема новоиспеченных офицеров диктатором. Зазубрин ощущал тогда Колчака, как личность поистине фанта- стическую и загадочную: Знаменитый полярный исследователь; герой русско-японской войны; адмирал Черноморского флота, присягавший царю Николаю II, а потом – Керенскому; англоман и
73



 японофил; прагматик и мистик. В. Зазубрин, будучи курсан- том, не мог не попасть под обаяние этой неординарной и выда- ющейся личности, которая была близка ему по духу, по натуре. Но это не помешало ему принять в нужный момент единствен- ное возможное для себя решение – переход на сторону красных. Последовало назначение в штаб корпуса. Вскоре он – взводный командир 15-го Михайловского стрелкового добровольческо- го полка, подпоручик, оказывается в Енисейской губернии, в уездном городишке Канск. Отсюда направление на Тасеевский фронт, на борьбу с партизанами. Но он ищет и находит тропу к сердцам своих солдат – ведь все они бывшие рабочие из Перми. Октябрьской ночью девятнадцатого года он возглавил полуроту (два учебных взвода), и они с оружием прорвались через сто- рожевые посты и огневые точки к партизанам. С собой прихва- тили пулемёт с лентами и большим запасом патронов. С солда- тами партизанам все сразу же было понятно: ведь они бывшие пролетарии, свой брат. А как им быть с офицером? Свой ли он? Хотя все солдаты горой за него. Но партизаны всегда сомнева- лись в надёжности бывших белогвардейцев, и не зря. Бывали и предательства. Поэтому иной раз, под горячую руку, и стави- ли перебежчика к стенке без суда. К стенке могли поставить и подпоручика Зубцова... Но ему случайно повезло – оказалось, что именно среди партизан Тасеевсого фронта нашлись люди, которые ранее отбывали ссылку в Сибири с большевичкой из Сызрани А. Никифоровой. Она рассказывала им о своей рево- люционной работе в Сызрани и упоминала, что ей там помогал товарищ по партии Владимир Зубцов. Тогда партизанские во- жаки поверили, что этот белый офицер не контра. Его направи- ли в Агитационный отдел при Армейском военном совете, где он участвовал в выпуске партизанской газеты. В селе Тасеевка, куда совсем недавно вновь вошли красные, Владимир как в кот- ле, в самой гуще партизанской массы. Как военный специалист, преподаёт тактику и стратегию на курсах красных командиров. 5-я Красная Армия продолжала наступать. Партизаны вышли из
74

тайги. В конце декабря Армейский военный совет полноправ- ным хозяином въехал в Канск. Колчаковская власть в городе пала. Чехи тоже бежали. Партизан Зубцов, вместе с Агитаци- онным отделом, также прибыл в город Канск, где и началась его литературная деятельность. Улицы Канска длинные, как си- бирские дороги. Одна из них так и называлась – Большая, на ней стоял дом, в котором Зазубрин, тогда ещё Зубцов, нашёл свою большую судьбу и будущее. Однажды, в лютый сибирский мороз, в двери этого дома постучал новоиспеченный красный партизан Владимир Зубцов с ордером Армейского совета на жи- тельство. Этим домом владела семья Теряевых, исключительно женская: мать Анна Романовна (отец умер ещё в 1908 году) и шесть её дочерей. Дом был просторный, светлый, сделанный словно на заказ для многодетной семьи. На окнах – массивные ставни, кровати застелены светлыми покрывалами, на полу – чистые сибирские половики и дорожки. Большой овальный обе- денный стол, на котором всегда кипел самовар. Партизанское начальство знало, куда направить своего интеллигентного со- ратника, ибо атмосфера в доме была не только уютно-женская, но и литературная. В этом доме в 1914–1915 годах образовал- ся литературный кружок. А как же иначе, если старшие сестры были учительницами. В кружке обсуждали классику, литера- турные новинки, потом решили выпустить свой журнал. Вот каким увидела впервые Владимира его будущая жена Варвара: «В огромной овчинной шубе с высоким воротником, в черной папахе с красной лентой, высокий, стройный, обросший черно- смоляной бородой. Плакатный партизан и охотник-таёжник».
Хозяйка и взрослые дочери встретили его вежливо и почти- тельно. Выделили комнату. А через два дня Владимир заболел. Врачи поставили диагноз: «Сыпной тиф». Необходимо было срочно отправить его в больницу... Но лазареты были перепол- нены. Больные лежали по двое на кроватях и даже под лестни- цей. Если бы Зазубрина отправили в больницу, то он, при его тяжёлой форме сыпного тифа, не смог бы выжить. И мать   
75










Варвары  согласилась оставить Владимира дома. Заботы о больном взяла на себя старшая из сестёр Анна, учительница. Помогала ей Варя, студентка Сибирской сельхозакадемии в Омске. Если она долго не приходила, больной требовательно спрашивал: «А где та, другая?». Зазубрин не раз находился на волосок от смер- ти, бредил. В бреду он кричал: «Огонь! Огонь! Колите его! Ко- лите! Опять трупы! На дороге! Уберите его! Уберите!». Сестры Теряевы вытащили своего постояльца с того света. Варя стала его женой и верным другом. В доме Теряевых, едва оправившись от смертельной болезни, он начал работу, которая прославит его имя. Долгими вечерами Владимир и Варя присаживались воз- ле печи, и он рассказывал обо всем, увиденном и услышанном. Владимир Яковлевич уже тогда знал, что напишет книгу. Мно- го страшного видел он за полтора года в Сибири. Запомнилась такая картина: повешенные чехами на телеграфных столбах на станции Тайшет девушка-телеграфистка с длинными русыми ко- сами, а рядом – партизаны... Видел сожжённые до тла деревни... В Тасееве видел братскую могилу, где тасеевцы были погребены заживо... В двухэтажном доме в Тасееве, где временно разме- щался штаб атамана Красильникова, сколько ни мыли комнаты, на стенах и полах проступала кровь. Здесь пытали захваченных в плен партизан... В церкви на площади пытали и насиловали женщин. Тасеевцы рассказывали, что от жутких криков оста- навливалось сердце. Не было спасения никому. Кругом витала смерть... Видел возле Канска убитых и замёрзших при отступле- нии колчаковцев. Видел расстрелянных повстанцами офицеров- карателей. Партизаны кровью смывали кровь. В те зимние ве- чера он уже знал, что напишет эту страшную книгу и покажет в ней два мира. Будущему писателю удалось увидеть революцию не глазами стороннего наблюдателя, а из самой её глубины, со всеми трагическими противоречиями, кровавой жестокостью. Увиденное и услышанное переполняло воображение. Всё яв- ственнее становился замысел произведения «Два мира».
Жена его впоследствии вспоминала: «Я помню зимний вечер, 76


комната освещена только светом топящейся печи. Мы с Влади- миром Яковлевичем стоим перед ней, и он говорит как одер- жимый, со страстью, гневом и болью о том, что ему удалось увидеть и пережить. И так – вечер за вечером – было рассказано то, что позже легло в основу книги «Два мира».
Владимир прожил в Канске весь 1920 год. После выздоров- ления работал в местной армейской газете «Красная звезда», одновременно преподавал в партийной школе, при Политот- деле Первой Сибирской дивизии. Читал лекции каннским пе- дагогам и красноармейцам. В газете «Красная звезда» он был всем: корректором, выпускающим и автором – писал очерки, рассказы, корреспонденции. Работая в газете, он собрал немало документальных материалов о красных и белых, которые так и просились в большое произведение. Часто встречался с бывши- ми партизанскими руководителями и всё записывал, записывал. А по ночам сжигающая всю душу работа. В городе нет света и экономится керосин. Зазубрин по-партизански сделал жировик. Пишет в небольшой угловой комнате, чтобы не мешать боль- шой семье. В Канске роман и был в основном закончен. Первы- ми слушателями рукописи романа стали любимая жена Варя, вожаки тасеевских партизан и политработники Первой Сибир- ской дивизии в Канском военном городке. Дорабатывался роман уже в Иркутске, где автор редактировал газету «Красный стре- лок». И здесь же, в типографии политуправления 5-й Армии, в начале января 1921 года «Два мира» выходят отдельной книгой. Уже в самом названии выразились и суть, и главная идея, и цен- тральный конфликт романа. С первых же страниц читатель ста- новится свидетелем смертельной схватки двух непримиримых социальных сил, двух миров
Роман «Два мира» – это большое эпическое полотно. Компо- зиционно он состоит из набора глав-новелл, каждая из которых рассказывает об отдельном эпизоде Гражданской войны. Вме- сте, в целом, они описывают грандиозную картину разгрома и разложения армии Колчака. В единое целое отдельные главы
77



романа связаны двумя основными сюжетными линиями: одна линия описывает двух молодых белогвардейских офицеров – Мотовилова и Барановского, которые прошли вместе с Колча- ковской армией весь её кровавый и бесславный путь, другая ли- ния касается сибирских партизан. Как честный и объективный художник, В. Зазубрин в своём романе рисует каждый из этих двух миров многослойным и многообразным.
Неоднородно белогвардейское воинство, которое делится на приверженцев «белой идеи» и тех, кто воюет без всякой злобы на большевиков, а некоторые вообще равнодушны к происходя- щему. Не так просто, как кажется на первый взгляд, и сибирское крестьянство. В. Зазубрин дал целую галерею представителей самых разных социальных слоёв, чью жизнь так крупно и тра- гично изменила революционная ломка. Он показал людей, кото- рые ищут свой берег в бушующем потоке Гражданской войны. Вот эти два товарища, два подпоручика, два основных типа рус- ского офицера, которые волею судьбы стали активными участ- никами гражданской междоусобицы. Мотовилов – убеждённый монархист, в красных он видит «разрушителей государства» и борется за «воссоздание великой единой России во главе с са- модержавным монархом». Мотовилов изображён автором как личность цельная, сильная. Но и в нем, по мере разложения Колчаковской армии, происходит глубокий душевный надлом, который, в итоге, приводит молодого офицера к самоубийству. Барановский мало похож на своего товарища. Нет в нём его силы и определенности. Хотя и выходец из генеральской семьи, он, по духу, и вовсе человек невоенный. Барановский долго не может осознать реальность происходящего и найти себе место в этих новых реалиях. Но именно это и помогло ему быстрее, чем другим его товарищам, понять, что в белых не осталось ничего человеческого, что они «делают чёрное дело». Однако только лишь понять – этого мало, надо сделать свой выбор. И тут для Барановского начинается самое мучительное. Ему, такому мяг- котелому, не имеющему внутреннего стержня, просто не хватало
78

для этого сил. Полностью отдавшись стихии, он катится до полной гибели белой армии и бесславно погибает в концен- трационном лагере для бывших белогвардейских офицеров. Он умирает там от тифа – давно уже чужой среди своих, но так и не ставший своим для людей нового мира. В романе угадываются черты тасеевских партизан, события тех лет. «Пчелино» в рома- не – это Тасеево; «Село Медвежье» – Троицкий солеваренный завод; река «Чистая» – Бирюса. В книге описаны Катымский и Уликольский бои. 28 июля1919 г. шёл пятичасовый бой на реке Кайтым, который перешёл в штыковую атаку. Один из участ- ников этого боя писал в своих воспоминаниях: «Сотни белых остались мертвыми под Кайтымой. Мы дня три после боя сжи- гали их трупы». Зазубрин честно говорит о прошедших событи- ях, в которых невозможно было чётко поделить всё на красное и белое, на хорошее и плохое. В романе описаны зверства не только белых, но и партизан. Так, например, партизаны застав- ляют белогвардейцев раздеться догола зимой, в тайге, в лютый мороз. Они смотрят, как мученически погибают эти люди и до- бродушно отмечают: «Готовы. Как мух сварило». В другом эпи- зоде партизаны жгут живого человека, он изнасиловал сестру партизана, и спокойно наблюдают: «Ишь, как горит человек. Ровно, как керосин». Чудовищно жестоки и белые, и красные. Но зверств белых больше и они страшнее. И вот белые – ране- ные, больные, умирающие от голода и от сибирских морозов от- ступают... Они обречены на гибель и вызывают у автора книги глубокое сочувствие. Описан жуткий эпизод, когда от отчаяния и безысходности белый офицер убивает двух своих маленьких сыновей, жену, а затем и себя самого. Книга «Два мира» была первым советским романом и имела оглушительный успех. Она переиздавалась двенадцать раз только при жизни автора. И это было совершенно заслуженно. Написанный со страстью, гне- вом и болью по свежим следам Гражданской войны её участни- ком и очевидцем, этот роман стал, поистине, уникальным худо- жественным документом эпохи. Тогда, на исходе Гражданской 79

войны, молодой 26-летний автор с удовольствием вдыхал запах свежей типографской краски только что изданного романа. За- зубрин с улыбкой вспоминал, что вместо гонорара получил от командования Армии премию в пять миллионов рублей (сумма по деньгам 1921 года весьма скромная) и, поскольку «не был особенно расчётливым», истратил их сразу все на дрова, купив целых три воза настоящих берёзовых дров... и немедленно сел за новый роман – ведь успех «Двух миров» воодушевил писате- ля, прибавил сил, стал мощным трамплином в его дальнейшей литературной деятельности. Первую выпущенную книгу Вла- димир Яковлевич подарил своей матери, с надписью: «Мате- ри – сын. Кровью сердца написанная книга». Город Канск, где была написана книга, стал родиной не только самого романа, но, в какой-то степени, и родиной самого Зазубрина. Только по- сле завершения работы над рукописью он взял себе фамилию «Зазубрин». Много кровоточащих, мучительных зазубрин оста- лось на сердце у Владимира Яковлевича, участника и свидетеля драмы Гражданской войны. Многие страницы книги буквально сочатся кровью. Поэтому автор и взял псевдоним «Зазубрин». Ведь он кровью сердца писал по ночам в своей комнатушке эту великую драму. Работал и, казалось, что сам горел в этом пла- мени. По силе эмоционального воздействия роман сравнивали с выпущенным, начинённым взрывчаткой снарядом. В то время о «Двух мирах» писали: «Страницы романа пахнут кровью и дымом – кровью, ещё не высохшей, и дымом – ещё не рассеи- вающимся». В ротах, полках и дивизионах Красной Армии кни- гу зачитывали до дыр. Талантливая и беспощадная книга сра- зу же привлекла к себе всеобщее внимание видных советских писателей. Борис Лавренёв вспоминает: «Я помню, с каким волнением и радостью мы, молодые, не имеющие ещё опыта, писатели, встречали в те дни первые цветы нашей литературы. Помню, как в Политуправлении Туркфронта в 1921 году был до дыр зачитан всеми работниками первый советский роман В. Зазубрина "Два мира". Журнал "Политработник", печатный
80


орган Политуправления Красной Армии, посвятил роману вос- торженную статью, в которой отмечал, что «книга создана мо- лодым и сильным талантом». Этот журнал писал: «Книгу надо читать всем. Её надо прочитать каждому красноармейцу, каж- дому рабочему и крестьянину. Её надо перевести на все языки». Анатолий Луначарский, нарком просвещения, основоположник пролетарской литературы, через несколько месяцев после вы- хода книги обратился к Владимиру Яковлевичу со специальным письмом, в котором писал об «огромном удовольствии», достав- ленном ему чтением романа и, с присущей ему энергией, сразу же решил написать на «Два мира» рецензию для журнала «Пе- чать и революция». В.И. Ленин, ознакомившись через Луначар- ского с романом, отозвался о нём, по словам Максима Горького, следующим образом: «Очень жуткая и страшная книга. Конеч- но, не роман, но хорошая, нужная книга». Сельский учитель А. Топоров читал «Два мира» крестьянам одной из сибирских коммун осенними вечерами 1927 года. Роман произвёл на них колоссальное, потрясающее впечатление. А .Топоров отмечает: «Во время чтения "Двух миров" порой мне казалось, что я не читал, а бросал в публику стрелы. Так многочисленны и друж- ны были ответные взрывы восклицаний коммунаров». Материа- лы обсуждения романа крестьянами, собранные А. Топоровым, показывают колоссальную впечатляющую силу воздействия, которую оказывал этот роман на рядового массового читателя. Неслучайно Максим Горький советовал напечатать эти высту- пления крестьян в виде послесловия к «Двум мирам», рассма- тривая их как «эхо, мощно отзывавшееся на голос автора, как подлинный глас народа». В журнале «Сибирские огни» был дан такой исторический прогноз: «...чем далее отодвигается от нас героическая, но "страшная" эпоха, тем с большей охотой читает и будет читать жуткую книгу родов революции новый совет- ский читатель». Максим Горький был страстным почитателем и пропагандистом «Двух миров». Он настойчиво рекомендовал молодёжи познакомиться с этим романом: «Очень советую вам, 81



товарищи, читать книгу писателя В. Зазубрина "Два мира"». К этому произведению Горький неоднократно обращался в своих печатных выступлениях, письмах и речах. В 1921 г. Зазубрина принимают в партию, причём, без прохождения обязательно- го по уставу кандидатского стажа. Для бывшего белогвардейца это был совершенно исключительный случай. Он становится начальником и лектором дивизионной армейской партийной школы.
Всероссийская комиссия по борьбе с контрреволюцией и са- ботажем, ВЧК, или сокращённо ЧК (1917–1922) была создана в декабре семнадцатого года по инициативе В. Ленина с целью подавления политических противников большевистской пар- тии. Ведущую позицию в ЧК занимал Особый отдел, который непосредственно организовывал красный террор. ВЧК имела неограниченные полицейские полномочия, в том числе право ареста без доказательства вины – только по подозрению, вплоть до права расстрела на месте. Работа ЧК была полностью бес- контрольна. Поскольку никаких критериев, определяющих кто «враг народа», а кто – нет, не существовало, царил полный про- извол.
Владимир Яковлевич был одним из тех, кто задумался в то время над «проклятым вопросом»: может ли быть оправдана кровь невинных людей, проливаемая во имя добра и справедли- вости? Он ощутил страшную опасность надвигающегося вала репрессий, которые маскируются звонкой революционной фра- зой. В размышлениях о революционном терроре он всё чаще задумывался над тем, что значит для революции отдельная че- ловеческая личность: винтик в гигантской машине, щепка в со- циальном водовороте бушующего революционного потока? Он видел, что в жизни сбываются грозные предостережения Фёдо- ра Достоевского о том, что революционеры будут безжалостно шагать по горам трупов невинных людей во имя призрачного счастливого будущего. В. Зазубрина не покидает мысль о несо-
82

ответствии между романтическим, идеализированным образом революции и её реальным обликом, её содержанием. Он видит вопиющие противоречия между благородными революцион- ными декларациями и ужасными, жесточайшими методами и средствами их реализации. Владимир Яковлевич находился в непрерывном поиске новых тем для будущих литературных про- изведений. Он стремился отразить самые больные, злободнев- ные и горячие события Гражданской войны. Во время службы в Политическом управлении РККА, куда он попал после парти- занского отряда, В. Зазубрин познакомился и вёл беседы с со- трудниками ЧК – активными и непосредственными исполните- лями красного террора в Сибири в период Гражданской войны и сразу после её завершения. Об одной из таких бесед Владимир Яковлевич вспоминал: «Когда он мне рассказал о своей тягчай- шей работе, я понял, что напал на нетронутые золотые россы- пи материала». По мотивам таких бесед в 1922–1923 годах В. Зазубрин пишет повесть «Щепка», в которой отчаянно смело и правдиво описывает рабочие будни Сибирского губернского ЧК, ужасы красного террора на исходе Гражданской войны. И эту трагическую тему раскрывает не антисоветски настроенный ав- тор, а наоборот – коммунист, который хотя и симпатизирует че- кистам, но не сглаживает при этом никаких углов. Что было – то было: перестреляли массу невинных людей; на службу иногда брали ублюдков-подонков; при вынесении смертных пригово- ров обычно даже и не пытались имитировать справедливое пра- восудие. Эту уникальную повесть Владимир Яковлевич начал писать в Канске, где он опять обосновался после демобилизации в 1922 г. из рядов Красной Армии. Снова родной дом, любимая жена, подрастает годовалый сынишка Игорь. И хотя жилось не сладко, постоянно давило безденежье, Владимир Яковлевич не унывал. Наоборот, именно в Канске, в 1922–1923 гг., он пережил настоящий творческий взрыв. Помимо повести «Щепка» напи- сал ещё две: «Общежитие» и «Бледная правда». Сама мысль о правдивом освещении работы чекистов даже в годы написания.        83