Запах хлеба

   Обоняние является одним из главных человеческих чувств, наряду со зрением, слухом, осязанием и вкусом. Хотя я назвал эти чувства человеческими, они, в той или иной степени, присущи всем представителям животного мира. Но я хочу остановиться на обонянии, чтобы рассказать об одном важном моменте в своей жизни, связанным с этим чувством.

   Вначале, немного о самом чувстве обоняния. Оказывается, оно для человека, и многих других представителей животного мира, является первичным. Есть много учёных доказательств этому, но я приведу одно. В роддоме, родившиеся младенцы, ещё ничего не видящие и не слышащие, после первого же приложения к груди матери, запоминают её по запаху.

   Перед тем, как перейти к своему случаю, опишу историческую и бытовую обстановку, в которой я тогда жил. Представьте себе: Ленинград, первые послевоенные годы, карточная система на продукты ещё существовала, нормы, конечно, были больше блокадных, но есть хотелось всегда. Я охарактеризовал бы это положение словами «С голода не помрёшь, но сыт не будешь».
 
   Правда, появилась уже коммерческая торговля, но цены там были значительно выше государственных, и у кого были деньги, могли позволить себе более или менее сытую жизнь. Наша семья такой возможности не имела.
 
   Наша семья это отец 50-ти лет, участник прошедшей войны с первого до последнего дня, заболевший, в результате военных лишений и мелких контузий, язвой желудка и туберкулёзом, моя сестра 16-ти лет, ставшая к этому времени почти взрослой и красивой девушкой, и я, мальчишка 13-ти лет, очкарик и немного заикающийся.
 
   Отец часто отсутствовал, толи лечился где-то, толи был в командировках. Он оставлял нам какие-то деньги, но они не могли полностью обеспечить наши потребности. Я как-то обходился, а выросшей сестре денег явно не хватало. И она, с такими же, как и она, подружками, решила бросить школу и пойти работать.

   Но устроиться на работу в то время без направления какой-либо организации или солидной рекомендации было почти невозможно. Сразу отмечу, что и уволиться по собственному желанию тогда тоже было нельзя, для этого должна была быть веская документальная причина. В стране, несмотря на окончание войны, сохранялось ещё полувоенное положение.

   Сестру устроила на работу наша новая соседка по квартире. Она была каким-то образом связана с НКВД, и все соседи её очень остерегались, и боялись при ней произнести лишнее слово. Над нами с сестрой она немного шефствовала, и давала иногда талоны для покупки промтоваров и одежды, которые в свободной продаже приобрести практически было невозможно. Так вот, она устроила сестру мотальщицей на Прядильно-ткацкую фабрику «Рабочий», расположенную в Невском районе, довольно далеко от нашего дома, находящегося на углу Большой морской (тогда ул. Герцена) и Конногвардейского переулка.
 
   Утренняя смена, в которой работала сестра, а до 18 лет можно было работать только в ней, начиналась в 7 часов утра и, чтобы добраться до фабрики вовремя на трамвае, надо было садиться в него не позже 6 часов. Сразу отмечу, что опаздывать на работу было категорически нельзя.

   И однажды, сестра попросила меня помочь ей что-то донести до трамвая. Я с трудом встал так рано и дошёл с ней до ближайшей от нас трамвайной остановки, расположенной на площади Труда. Сестра уехала, время было довольно раннее, ещё не было шести, мало людей и транспорта. Я собрался возвращаться домой, и вдруг, на меня накатилась волна очень приятного запаха, запаха свежеиспеченного хлеба.
 
   Я автоматически повернулся в сторону, откуда пришёл этот чудный запах, и увидел известную мне булочную, а около неё машину, разгружающую хлебные изделия. И я как завороженный, или как зверь, почуявший добычу, пошёл в направлении к булочной. Примечательной внешней особенностью этой булочной было в том, что часть стены здания, где располагалась входная дверь в неё, была выполнена из объёмного многоцветного изразцового материала, с изображением какого-то мифического сюжета.
 
   Но самое главное, что около дверей этой булочной стояла машина, из которой грузчик, или работник магазина, брал поддоны со свежими хлебными изделиями и вносил их в булочную. Я с завороженным взглядом и открытым ртом остановился около машины и вдыхал в себя этот чудесный аромат.
 
   Разгружавший машину рабочий, видя моё одухотворенное лицо, спросил: - «Хочешь булочку?», на что я был даже не в состоянии ответить голосом, а только положительно кивнул головой. «Тогда помогай» - продолжил он. И я стал, также как и он, брать из машины поддоны с хлебными изделиями и вносить их в подсобное помещение булочной.

   После окончания разгрузки он дал мне в награду булочку, называемую тогда «городской» или «французской», имеющую удлинённую форму порядка 15 см, с острыми краями и трещиной по всей длине на верхней стороне. Боже мой, какая она была вкусная, и я, конечно, съел её по дороге, ещё не дойдя до дома.

   Хочу пояснить причину моей такой радости по этому поводу, рассказав небольшую предысторию. Что я ел до войны, не помню, т.к. не придавал этому значения. За время войны, блокады, да и после, был рад куску черного хлеба, о белом даже не мечтал. После войны я видел в магазинах, на полках, белые хлебобулочные изделия, но по карточкам их не давали, и как они, вообще, приобретались, я не знал. И вот, впервые за все эти годы, я держал в своих руках и ел такую вкуснятину, даже закрывая глаза от удовольствия.
 
   Рабочий при прощании сказал мне, что если я захочу, то могу приходить ещё, и помогать ему. Я, конечно, воспользовался этим разрешением, и ещё некоторое количество раз приходил заниматься разгрузкой, и каждый раз получал в награду какую-нибудь булочку. Нося поддоны с разными хлебобулочными изделиями, я обнаружил, что, несмотря на их общий приятный запах, запах каждого из них имеет свою особенность, т.е. отличается друг от друга.

   Хлеб чёрный и белый, в форме кирпичика или круглый, разного вида батоны и маленькие булочки все имели свой особый запах. Я вскоре с завязанными глазами мог почти безошибочно, только по запаху, определять вид хлебобулочного изделия, приводя к удивлению своего покровителя и других работников. Но объяснить, чем же отличаются эти запахи друг от друга, я не мог.

   Это заставило меня задуматься, тогда и значительно позже, о загадочности чувства обоняния. Ведь зрительные образы я могу вполне конкретно описать такими понятиями как размеры, форма, положение, цвет и др., в результате чего читающий или слушающий меня получил бы почти полное представление о них.
 
   Слуховые образы также могут быть описаны вполне конкретно. Если говориться о голосах, то есть такие понятия, как детский, женский, мужской, низкий, высокий, тенор, баритон, бас, сопрано и многое прочее. Для записи музыки имеется нотная грамота, а для полного звукового воспроизведения, существует аудиозапись, не только моно, но стерео.

   А как мне описать различные запахи, которых по данным учёных некоторые люди могут различать до десяти тысяч видов. Ведь только такими понятиями, как приятный и неприятный, сильный, резкий или слабый, невозможно передать все нюансы такого большого числа запахов. К сожалению, пока такой технологической возможности, как запись звуков и изображений, для запахов не существует.

   Как было бы приятно иметь возможность, по своему желанию, обонять  какой-либо любимый запах, также как сейчас мы воспроизводим нравившиеся музыку или фильм. Надеюсь, что в недалёком будущем научное человеческое творчество одолеет и эту проблему.

   Ну, а пока этого не случилось, мы храним воспоминания различных запахов в своём мозгу. Говоря о себе, могу отметить, что, когда во сне или наяву, вспоминаю какие-либо события, связанные с запахами, я ноздрями в действительности чувствую этот запах. Думаю, что это свойственно и другим людям.

   Заканчивая своё повествование о запахах, могу сказать, что в течение жизни мне пришлось обонять многие запахи: аромат цветов и духов, запах различной пищи, химикатов, промышленных товаров и прочая, и прочая, но всех лучше, приятней и прекрасней для меня остаётся ЗАПАХ ХЛЕБА.