Глава 5 Наш и Ненаш

Потеряв Эрика, я отправился к близнецам. Мы все были одногодки, но близнецы росли как-то быстрее и очень скоро оказались крупнее и злее всех в нашей компании. И, хотя они постоянно ругались и дрались друг с другом, их, всё-таки, было двое, так что они неизбежно стали у нас главными. Звали их Наш и Ненаш (с ударением на первый слог), и, если кому-то хотелось их подразнить, достаточно было спросить:
— А чей у нас нынче Крым?
И поскорее делать ноги — или заслуженно получать по шее от того или другого.
Я не видел близнецов уже тысячу лет (как, впрочем, и всех других), но формально они всё ещё оставались у нас главными. Поэтому, собирая команду, по-хорошему, начинать нужно было с них, но Эрик жил по дороге, а я терпеть не могу нарезать круги. Что бы там ни говорили, но кратчайшее расстояние между двумя... Ну, вы помните.
Наш и Ненаш жили в городе, поэтому проще всего было добраться до них на машине. Бродить по лесам, конечно, очень круто и здорово, но быстро надоедает. С машиной всё по-другому. Помню, как я сел за руль первый раз. Педаль в пол и полный вперёд. Всё прямо да прямо — до первого поворота. Там ещё фонтан был. Мощный такой, зараза. Подхватил машину и как запулил её в сторону Останкинской башни! Та, конечно, сначала прогнулась, а потом выпрямилась и, как из пращи, запустила меня прямо на Луну. Хорошо, я уже научился к тому времени задерживать дыхание, иначе тут бы сказочке и конец. Пока прохожие вызывали милицию, пока милиция вызывала скорую, пока скорая вызывала МЧС, а те, наконец, догадались вызвать космонавтов... Пока эти космонавты выясняли, есть ли сейчас кто трезвый и кому из этих трезвых лететь, я чуть не сдох на этой Луне. Так что теперь рулю медленно, красиво и плавно — ни дать ни взять инструктор по вождению в отпуске.
В общем, вытащил я из рюкзака свою машину, надул её, заправил бензином из какого-то озера и поехал. К вечеру уже был на месте.
Город — это, должен сказать, зло. Хорошо хоть, близнецы выбрали себе небольшой. Обычно там тихо, как на кладбище в будний день, но, когда я приехал, город оказался под завязку набит гостями. Если я правильно сосчитал, народу было раза в полтора больше чем обычно. На каждых двух жителей по одному гостю — это ведь в полтора же раза, да?
Близнецы, естественно, ошивались на главной площади, возле карусели.
— Что за кипеж, друзья? — спрашиваю, с шиком подкатывая к самой карусели. — И что за народ?
— Ба! Никак сам мистер Сириус пожаловал! — ухмыляются близнецы. — Припёрся и ещё спрашивает откуда столько народа.
И тут я начинаю понимать, что здорово ошибся в расчётах. Со мной-то народу в городе стало не в полтора, а уже в два раза больше!
— Ладно, — говорю. — Тоже рад видеть вас уж не знаю как. Скажите лучше, кто это у вас? Кто сей человек, что стоит к нам спиной и считает ворон?
— Ты, Сири, совсем что ли, ослеп? — ржут близнецы. — Это ж Док. Уже второй день здесь. Весь наш попкорн сожрал.
Гость оборачивается и я вижу: точно, Док! Вот же, думаю, как удачно. Одной поездкой меньше. Так, глядишь, все сами и соберутся.
— Ого, — говорит тем временем Док. — Не иначе, малыш Сири собственной персоной. И, как я погляжу, не сильно изменился. Раскатывает на своей надувной машинке и плевать хотел на законы физики.
Потом прищуривается, как он это умеет, и тянет из заднего кармана свой любимый инструмент: что-то среднее между астролябией и волынкой. И приближается ко мне с этой дрянью.
— Ну ка, ну ка, — бормочет. — Сейчас поглядим...
— Ты это брось, — говорю и начинаю потихоньку пятиться, но поздно.
Инструмент щёлкает, жужжит и выдаёт какую-то распечатку. Док щурится на неё и победоносно изрекает:
— Я так и знал!
Близнецы придвигаются поближе с видом “А чё, а чё там?”
— Сири снова не вырос, — объявляет Док. — И не повзрослел. Теперь, стало быть, он отстаёт от нас на три года.
— Ты это о чём? — говорю.
— Да я уже третий год за тобой наблюдаю, — без зазрения совести сообщает Док. — И вот что хочу сказать: ты не взрослеешь, Сири. Совсем.
— Как это? — хором спрашивают близнецы.
— А так. Мы взрослеем, а Сири нет. Аномалия.
— Аномалия? — растягивая слова, переспрашивает Наш. — И чего это я не удивлён?
Его лицо вплотную приближается к моему. Что-то такое странное наблюдаю я у Наша в глазах. Раньше такого не было.
— Не растёшь, значит, — цедит он. — Ну-ну. А ты, часом, не из этих? Ну, которые из тех... Я слыхал, они тоже растут плохо.
И, едва я успеваю подхватить падающую челюсть, меня обнимает за плечи Ненаш.
— Не обращай внимания, — орёт он. — Обычный лютофоб. Ты не представляешь, как мне за него стыдно.
— Можешь на меня рассчитывать, — брызгая cлюной, шепчет он мне на ухо. — Мы вместе! Так победим! Держись!
Обнимашки продолжаются, и я начинаю чувствовать себя неловко.
— Кстати, я ведь тоже... вроде как ещё не до конца определился с этим... Ну, с этим всем, — продолжает нашёптывать Ненаш.
Я осторожно отодвигаюсь.
— Да мне пофиг, — говорю. — Что с вами, вообще, такое?
И тут Док с размаху хлопает себя по лбу.
— Вот я остолоп! — объявляет он и, схватив меня за руку, тащит в сторону.
Оглядывается по сторонам и тоже начинает шептаться. А уж как я не люблю вытряхивать из ушей воду, кто бы знал!
— Слушай, — говорит Док, — Объясни мне...
— Нет уж, — перебиваю его я, — это ты мне объясни, что здесь происходит. Что ты сделал с близнецами? Они на себя не похожи.
Док с минуту смотрит на меня и наконец вздыхает.
— Ничего я с ними не делал. Они просто упоролись, Сири, только и всего.
— Упоролись?
— Ну да. Стали в некоторых аспектах упоротыми. Побочный эффект взросления. К сожалению, почти неизбежный.
— И что это значит?
Док привычным жестом поправляет очки. Плохой признак: обычно это означает длинную и скучную лекцию.
— Видишь ли, Сири, — начинает он, и я чувствую, как уши сами собой заворачиваются в трубочки. — С возрастом у людей появляется непреодолимое желание иметь мнение по вопросам, совершенно их не касающимся. А также настоятельная потребность транслировать это мнение в мир.
— И чего?
— А того, что ответами на вопросы “что такое хорошо и что такое плохо“ занимается часть организма под названием суперэго. Полезный, в целом, орган, но у него есть две неприятные особенности. Во-первых, он отвечает всегда — даже если не знает правильного ответа. Во-вторых, он самообучается. То есть, запоминает выданный ответ в качестве правильного. Иными словами, спросив его кто прав в войне между земноводными рыбками и водяными тюльпанами за лужи, принадлежащие гигантским дождевым червям, вы точно узнаете рыбки это или тюльпаны. А потом этот ответ станет частью вашей морали. А уж как именно суперэго ответит — вопрос тёмный. Для кого-то это будет мнение, которого придерживается большинство. Или меньшинство. Другой будет всегда искать в ситуации агрессора и жертву. Третий отыщет следы отца или матери.
— Я ни фига не понял, Док.
Тяжкий вздох.
— Хорошо. Представь, Сири. Тебя окружает толпа неизвестных людей, чьё мнение тебе крайне важно, и начинает тыкать в нос какую-то зелёную штуковину. При этом половина толпы орёт, что эта штука белая, а вторая половина уверяет, что она чёрная. И все требуют, чтобы ты определился уже, Сири, на чьей стороне, потому что ты теперь большой мальчик и стыдно продолжать делать вид, будто тебя это не касается.
— Да я просто пошлю их всех...
— Да, Сири. Ты пошлёшь. А те кто вырос уже так не могут. И поскольку рационального ответа не существует, они спросят у суперэго. А оно, поскрипев шариками, выдаст ответ и запомнит его как правильный, чтобы не возиться в следующий раз. И готово дело, Сири. Ты уже не видишь зелёного цвета. Ты видишь только чёрное или белое. В общем, Сири, предоставляя суперэго решать за тебя что такое хорошо и что такое плохо, ты платишь за его услугу тем, что навсегда — при этом более или менее случайно — остаёшься на той или иной стороне. Поэтому не фиг задавать вопросы, на которые нет ответа.
— О. А это лечится?
— Конечно. Десяток лет регулярных визитов к хорошему психотерапевту без труда устраняют проблему.
— Отлично, — говорю. — Но я хотел собрать команду сейчас. Они, вообще, в состоянии идти в поход?
Док почесал переносицу.
— Теоретически да. По факту я бы не рискнул. Хотя можно попробовать. Не получится — отправимся дальше вдвоём. Что-то я у них загостился. Достали.
Я обернулся посмотреть, чем там заняты близнецы, и тут же напоролся на тяжёлый и пристальный взгляд Наша. Я поспешно отвёл глаза и на этот раз встретил восторженный и героический взор Ненаша. Меня осенило.
— А давай возьмём с собой только одного? Ну, например... Ненаша!
— Не выйдет, — покачал головой Док. — Только полный комплект. Они, видишь ли, упоролись настолько, что видят теперь только наполовину. Точнее, один видит негатив, а другой позитив. Полную картинку они могут составить только вместе. Ну, то есть, никак не могут. Вообще, тяжёлый, конечно, случай.
Я колебался, но дружба есть дружба.
— Ладно, давай попробуем, — решил я.
Вот так и получилось, что наутро мы выдвинулись в поход вчетвером: я, Док и близнецы. Или, учитывая, кто у нас в команде был альфа-самцами, близнецы и я с Доком.
Наш и Ненаш гордо вышагивали впереди нашего небольшого отряда. Я с Доком были замыкающими. Посередине, соответственно, идти оказалось тупо некому. Скажу сразу: это был самый многолюдный переход за все время моего путешествия. И самый короткий.
Минут через пять после выступления на нас напали и полностью разгромили какие-то, стыдно сказать, дождевые черви. Ну да, их было много и размером они были с доброго поросёнка, но всё равно... Черви... Разгромили... Какой-то эпик фейл, в общем.
Ну да ладно, чего в жизни не бывает. Тем более, что нам с Доком удалось бежать. Близнецам повезло меньше: их взяли в плен.
— Может, оно и к лучшему, — задыхаясь на бегу, убеждал Док то ли себя, то ли меня. — Столкновение с реальностью гораздо эффективнее, чем десять лет психоаналитики. По крайней мере, дешевле.