За пеленой тумана к. 2, ч. 1

                ... Многоточие следующее... О Воле



В четвёртый день молодой луны вернулась нейрочувствительность.


***


Через пару часов после, вновь пошло сердце, разгоняя застоявшуюся кровь.


***


Первый вздох подтвердил полное восстановление связей с телесной оболочкой, запуск процессов жизнедеятельности в остальных системах.


***


Когда открылись глаза, перед ними стоял лишь глухой мрак. Это не мешало увидеть тесно окружающий камень, свободного пространства вокруг тела было всего не более ширины ладони. Связи в памяти начали восстанавливаться…

Самодиагностика утверждала, что жизненные системы не повреждены, целостность не нарушена. Требовалось выбраться.


***


Посреди буйных молодых лесов разнёсся лёгкий скрежет и шорох осыпающейся каменной крошки.

Со стороны каменных руин, больше похожих на наспех сваленный могильный курган, ещё не в полной мере облюбованной лесной растительностью, чтобы совершенно слиться с рельефом, скатился небольшой булыжник. Эти рассыпавшиеся кости неизвестного здания давно не тревожили, их некому было тревожить, здесь давным-давно не жили люди.

Зашатался другой осколок, крупнее. Скоро стало видно, как их выталкивает неестественно худая рука – кости и сухожилия, обтянутые утратившей нормальный оттенок иссохшей кожей. Следующий каменный обломок отвалился от завала, открывая достаточно широкий для человека  проём. Из-под каменной груды, на которой прижились разнообразные травы, выполз человек в грязной чёрной одежде, со свалявшимися длинными волосами.


***


Мир изменился.

Перед глазами расплывалось. Но он различил свои ладони...

Возможно, понадобиться ещё несколько часов...

Дней...

И вода.

Он уловил, где протекал ближайший ручей и с трудом двинулся туда.

Гипертрофированные сведения от органов чувств, ещё не систематизированные сознанием, несомненно, указывали на источник, но из-за недостатка контроля, невозможно было понять как он далеко.

Наконец, то ли добравшись туда, то ли переместив ту часть пространства к себе, Он облегченно рухнул прямо в струящуюся влагу. Долю секунды ничего не происходило, а затем ручей потек в него. Прямо сквозь кожу.

Иссохшее тело на глазах восстанавливалось, пока не обрело достаточно жизненных сил. А следом в него, будто, потёк не один ручей, а весь окружающий мир…

Он поднялся на четвереньки, напился уже обычно, из горсти, вновь окунул лицо в поток. Он уже походил на прежнего человека, а не на иссохшие мощи.

Вынырнул.

Подумал.
 
И опять лёг в ручей, на спину… Родная стихия. Пусть и остальное льётся сквозь неё…

В чистом небе от одного края горизонта до другого мерцала полная радуга.

«Чересчур показательно», - решил Он, пытаясь отогнать мираж.


***


Магия индивида, как и человек, росла и развивалась, пока не достигала всей полноты. Процесс был совершенно естественный, и проходили его все, обладающие природной силой. Бывали силы, сохранявшие зачаточное состояние или наличиствующие лишь долями. Людей обучали контролю, но магами полноценными они стать не могли.

Всё дело в том, что магия и физиология развивались параллельно, из-за чего постепенно появлялась и нарастала конфликтная масса – дисгармония в слаженной работе каналов, приводившая в итоге к реструктуризации. Преобразованию самой силы и её связей с телом. Естественному обновлению потенциальных способов контроля над изменившимися объёмами магии.

Их было три обязательных. Между тремя основными кое у кого случались дополнительные - микроформата, лёгкой формы. Только после третьей основной мага начинали обучать всерьёз, потому что он теперь всерьёз и полностью владел своей силой… Становилась ясна вся сущность дарованной природой силы. Её развитие становилось достаточно предсказуемо во всех смыслах.

Четвёртая была великовероятностная. Происходила гораздо позже, но наиболее сильно влияла на тело, после неё маг условно прекращал стареть в биологическом смысле слова. Слишком пропитывался магией, что меняло биохимические реакции. Чаще всего она была последней… Потому что телесные изменения прекращали добавлять процент энтропии со своей стороны.

Правда, была ещё одна… Далеко не всякая магия развивалась до того уровня. Не у всякой магии хватало внутреннего потенциала. И никогда не происходило с силой, жестко ограниченной одной стихией, несмотря на величину мощи в ней.

После неё – пятой, одна сила начинала охватывать все стихии, причём равномерно. И её лирически прозвали «полной радугой»…

Непременным условием для силы Великого Владыки являлась полная радуга.  Помимо, разумеется, Зова Мира, как и Зов Земли для других Владык, хотя для обычного Владыки хватало третьей ступени развития силы.

Существовали другие маги, чьи силы достигли этого уровня могущества. Но всех пересчитать можно было по пальцам, и все они были известны.  Казалось, Миру трудно выдерживать большое количество  такой магической массы.

Может быть, могла существовать и какая-нибудь следующая реструктуризация, но никаких данных дальше этого не существовало.

Маги пугали людей своим могуществом, своей чуждостью. Дети, родившиеся с магическим даром у простых родителей вызывали зависть, страх, восхищение… Но о том, сколько из них доживало до зрелого возраста, умалчивалось. И связи с немагической роднёй обрывались вовсе не в силу гордыни и тщеславия. Ведь волшебник – это могущество. И не смотрелся в контексте данного постулата тот факт, что основные реструктуризации не все могли пережить. Не могли по различным причинам. Слишком быстрое развитие силы, слишком неравномерное, не вовремя возникшие проблемы физического характера, и прочие, и прочие явления нарушающие цельность магических каналов и их стыковку в переходе тела и ауры. Здесь ничто не зависело ни от людей, ни от волшебников. Не могли пережить независимо от того, из каких семей происходили. Просто магические фамилии хоронили своих молча. Остальным было трудно объяснить…


***


- Второй месяц прошел, как он входит в виток. Все приемлемо.

- Боюсь, что нет, - хмуро протянул седовласый маг, почти не глядя на собеседника.

- Все процессы в пределах допустимого. По времени норма не превышена. Почему Вы так считаете? – в произнесённом «почему считаете», слишком чувствовалось «зачем говорите», словно можно было сглазить.

От внимательного слуха Настоятеля Кшима оно не ускользнуло, хотя беспокоило его совсем другое. Все-таки этот маг в преемники не годился, слишком много брал на себя для некроманта, говорил так, будто от него что-то сейчас зависело, а главное беспокоился, что старик Кшим так считает и спросит с него. А отвечать хочет только за победы.

- Очень большой опыт наблюдения за становлением всевозможных сил. Но будем надеяться…


***


- На какой день началась лихорадка?

- Десятый, Настоятель. Как Вы велели, только компрессы. Может быть можно что-то ещё? Ведь не помогает.

- Нельзя. Ничего в реструктуризацию нельзя. Найдите помощников, ещё день два, и придётся держать при судорогах. Но это не самое худшее, может и обойдётся.

Тогда, в первый раз, ребёнком Он выкарабкался. Даже в искажённом течении процесса. Но последствия остались.


***


- Тебя к настоятелю, - бросил дежурный комендант вместо привычного «отбой».

- Меня вызывали? – уточнил светловолосый мальчик, заглядывая в дверь.

- Присаживайся. Угощайся, - ответил Настоятель Кшим.

И если относительно веления явиться к настоятелю ребёнку удалось скрыть свое недоверие и удивление, то теперь уже нет.

- Мы с тобой сегодня будем кое-кого ждать. Не знаю как долго. Ты сможешь? Не спал уже когда-нибудь по ночам?

Мальчик пожал плечами:

- Не уверен…

Он робко оглядел кабинет Настоятеля, спросил, указывая на столик с книгами:

- Можно?

Кшим проследил в том направлении:

- Не рановато ли?

Мальчик смутился.

- Посмотреть – можно. Практиковать – только при мне, или мэтра Гадара попроси.

Настоятель специально не сослался ни на кого из преподающих ребёнку сейчас. Кто-то из них и сам не дорос, кто-то просто не поймёт и расценит за халатность со стороны престарелого мага.

- Пришёл. Пойду открою ворота, - полтретьего ночи неожиданно прервал тишину Настоятель.

Даже дежурным привратникам знать не положено… Ученик был очень заинтригован.

Когда маги вошли, мальчик понял, что гость странен даже для мага. А ещё он сразу понял,  кто перед ним. О ком маги не говорили, и, судя по всему, старались не думать. Возможно, тогда эту мысль подсказали его разуму напрямую, он ещё не умел определять.

- Назревает вторая, - кивнул на него мэтр Кшим. – Искажения в первой наросли критично и не прошли.

Мальчик уже знал, что это означает. Неважно как реструктуризация себя проявляла в начале, не важно, как она проходила, если маг в итоге оставался жив, но после удачной должен был быть период, свободный от накопления критической массы, энтропии развития. Период гармонии… Поэтому процесс ещё именовали гармонизацией… Если периода гармонического баланса не оказывалось, даже малого, в будущем это предвещало лишь скорый конец.

Явление старались изучить, придумать что-то, чтобы снизить смертность. Однако до сих пор не нашли единого рецепта. Скорей всего такового и не существовало. Можно было бы и не пытаться. Но к этому подталкивали редкие примеры, пережившие реструктуризации, несмотря ни на какие нарушения… Главная беда была в том, что никто из них не мог сделать из своего опыта обобщённые выводы. А были и те обиженные, кто не хотел.

Гость удивлённо смерил Кшима, потом мальчика. Встряхнул левой ладонью и взял ребёнка сверху за голову. Наступила пауза. Потом гость отнял руку и снова встряхнул:

- Шансы всегда есть, - молвил Тот, о ком не вспоминали всуе, Великий Немой. В отличие от прочих он действительно вёл отшельнический образ жизни. Почти ни с кем не общался, последние лет восемьсот. Поговаривали, что он дал обет молчания, но это было такой же правдой, как многое придуманное обычными людьми об обычных магах. Зато не общаться, он действительно мог себе позволить с кем угодно. О его могуществе ходило легенд больше, чем о его образе жизни. Но они, скорей всего, в отличие от последних, были не так далеки от реальности.

Гость посмотрел на ребёнка, пригляделся к книге в его руках, удивлённо приподнял брови.

Мальчик почти покраснел:

- Я не буду это практиковать. Мне все равно пока не выстроить параллельные развилки с соблюдением баланса… - недовольно пробубнил он себе под нос.

Удивление гостя исчезло, хотя глубоким его трудно было назвать:

- Я могу понять тебя, - обратился он к Кшиму. –  Но так ли уж был необходим я?..

- Вряд ли у меня имеется выбор среди специалистов. Ты же не думаешь, что я доверю своих учеников Отшельнику?

- Почему нет? Он вроде гостил тут недавно, вовсю проявлял добрую волю, намерение жить в мире.

- Он не из тех, кто делится своим опытом. Он собирает чужой.

Тот, о ком не говорят, рассмеялся.

- С тобой у нас иной разговор, - мрачно заметил ему Кшим.

- Вот поэтому, - ответил гость. – Я и задаюсь вопросом, так ли уж я необходим для решения данной задачи.

- В моём возрасте чрезмерное скупердяйство смешно и является показателем слабоумия. Мне не так уж важно, на какое полезное дело употребить наше знакомство. Здесь ясно, что нужно что-то предпринять, и есть время для этого.

Тот, о ком не говорят, нахмурился:

- Что сказал Отшельник, Кшим?

- Грамотно расписался в своей беспомощности.

Тот, о ком не говорят, повернулся к ребёнку:

- Что сказал тебе маг, называемый Отшельником?

- Вежливо выразил свои соболезнования мэтру… Повторять дословно?

Гость теперь гораздо внимательнее наблюдал за ним. Наблюдал, и странное хищное удовлетворение и азарт мерцали в уголках его глаз.

-Ладно. Привезёшь его, если не передумаешь. Пусть поживёт при мне. Попробуем увеличить шансы.

Настоятель вернулся, проводив гостя:

- Запомни. Ты поедешь консультироваться по приготовлению снадобий к моей родственнице.

 Агиму не требовалось уточнять, зачем нужно такое объяснение. Если пройдёт даже слух, что Немой хоть чему-то кого-то учил, это испортит всю жизнь тому магу. В охоте за любыми крупицами знаний, Того, о ком не говорят, безжалостно резали головы уже половину тысячелетия…


***


За всё, проведённое вместе время, менее двух месяцев, Тот, о ком не говорят, обменялся с мальчиком какой-то полусотней фраз. Действительно не сам совершал какие-то уникальные действа. Учил контролю. Далеко за пределами обычных требований и приёмов. И всё. На второй месяц срочно отправил его обратно, заявив, что вторая стадия вот-вот начнётся. Разумеется не ошибся, хотя ещё не проявился ни один из признаков.

Второй этап оказался ещё сложнее и длительнее, особенно предшествующий период. Но гармонизация состоялась, пусть и еле-еле. Третья реструктуризация предварялась ещё более тяжёлыми и затяжными процессами, однако и после неё Агим всё ещё оставался жив.


***


Когда у Агима начался форсированный виток на четвёртую, возрастную, реструктуризацию силы, который в среднем приходился у магов лет на сорок пять и старше и для большинства являлся последним в жизни любой длительности, Великий Немой появился сам, явно удивив Настоятеля Кшима.

Молча понаблюдал за терзавшими уже несколько месяцев Агима истощением и интоксикацией на физическом уровне. За неприятными, откровенно болезненными перебоями в пульсации магической силы. Молча уехал. Лишь еле уловимое спокойствие в выражении лица и действиях Того, о ком не говорили, оставляло слабую надежду, пусть и могло означать всё что угодно. С тех пор они больше никогда не встречались.

После возвращения Агима в сознание и тело из четвёртой гармонизации, никаких нарушений по сопряжению каналов силы не осталось. Гармония сохранялась  очень долго, а последующее накопление искажений предельно мало.

Почти немыслимое чудо.

При достижении такого уровня сбалансированности уже не прогнозировали дальнейших витков развития.

Ничто не предвещало.

Пусть он сам мог ошибиться из-за резкой смены характера протекания, но если бы что-то начиналось, Моуленек бы непременно обратил внимание. Впрочем, как и прежде его собственная сила не скупилась обеспечить ему трудности и неожиданности, в этом ничего не изменилось.

Небо над головой было безоблачное, ярко-голубое.

Радуги и след простыл.

Скорей всего, зрение поймало другой фокус и увиденное являлось не более чем реакцией сетчатки на блик света.

Пахло летним лиственным лесом.


***


Мир изменился.

Он не лучшим образом знал... помнил эти всегда заброшенные края.

Изменилась природа.

Изменился он сам.

Он пока плохо помнил обстоятельства предшествовавшие произошедшему. На самом деле, он плохо помнил даже себя.

Точнее, помнил, но воспоминания будто принадлежали другому человеку. Кому-то подобно мыслящему, сопоставимо знающему, сходно поступающему. Будто это существо вложили в него кусочком мозаики... Значит, так воспринимаешь прошлое личности после последнего реструктурирования силы.

Он изменился настолько, что в первый момент пресыщения испугался, не растворился ли он в стихиях полностью. Но, как выяснилось, не растворился. Наоборот связь укрепилась, усилилась... достигла некой законченности, абсолюта и невероятной широты и в сознании, и в силе, к которым он пока не мог привыкнуть.

Он стал заметно лучше слышать все остальные стихии.

Он теперь ясно слышал огонь.

Даже слышал металл, чего по-настоящему ему никогда не удавалось, металл он прежде воспринимал как обычный человек или через взаимодействие с другими стихиями...

Одно осознание этих перемен против всякой воли заполняло пьянящим блаженством.

И ведь ничто не предвещало.

Ничто не предвещало нового витка...

По отдельности стихии остались прежними, за исключением уровня взаимодействия с его магическим восприятием, претерпевшим  очередной... последний качественный скачок.

Впрочем, это было нормально.

Так должно было стать, уж раз трансформация прошла, и уж раз его не успело расплющить каким-то чудом той падающей плитой... Или не чудом? Или ударная волна, сопровождающая выход сознания и уравновешивающая скачок, оттолкнула камни, изменила их траекторию падения?..

Мысли плясали и путались, когда он пытался сконцентрироваться на незавершённом, по всей вероятности, прошлом.

Однако мир в целом изменился.

Изменился глубоко, необъяснимо, неуловимо. И дело было совсем не в том, что изменился он сам. Его настораживали ощущаемые перемены. Нехорошо настораживали. Он понимал и чувствовал это даже здесь, вдали от людских скоплений, в вибрациях окружающей атмосферы.

Составляющие лес деревья стали другими, журчание ручьёв доносилось не с тех сторон, звери проложили новые тропы, а людских не осталось и в помине. После многочасовых усилий ему удалось воссоздать общую канву случившегося, но подробности, по-прежнему, спали глубоко в памяти...

Что же он собирался сделать, пока с ним не началась гармонизация?..

Мир успел измениться.

И этот изменившийся мир не нравился ему.


***


Он так и не смог обнаружить дорогу, по которой некогда подъезжал сюда большой отряд. Ему пришлось много пройти, чтобы встретить другую, полузаброшенную.

Он шёл по лесу вдоль этой дороги. Заросшей, в рытвинах, и слабо продавленной колее. Он набрёл на неё вчера. Дорога иногда терялась полностью. Ему не нравилась эта дорога. Впрочем, другой не было, а он искал путь к каким-нибудь поселениям.

Он остановился. Вспомнил, что давно не ел. Можно сказать, с тех пор, как открыл этот злополучный алтарь. Сколько же прошло времени? Ни за минуту, ни за луну пейзаж не мог так сильно видоизмениться. Есть не хотелось. Но, подчиняясь какому-то инстинкту, он сделал несколько специальных глубоких вдохов, насыщаясь биологической энергией прямо из среды.

Несоизмеримое блаженство полилось внутри него могучими потоками, смывая неустоявшуюся власть сознания. Прежде насыщение энергией требовало большего усилия с его стороны. Никогда прежде мировые токи не проникали в него с такой готовностью. Он, не спеша прервать наслажление, окинул себя внутренним зрением, нащупывая новые границы силового поля. Смакуя состояние, не удержался и произвёл несколько импульсов, вызывая слабые колебания в наполняющей магии. Его сила отзывалась, на самые еле уловимые усилия... Некогда, совсем не так давно, по меркам жизни магов, он поражался обретённым в предыдущий раз свободе и лёгкости… Теперь все померкло на контрасте сравнения.

Процедура оторвала его от тревожных размышлений. Он глубоко сосредоточился на себе, и вдруг нашёл баланс сознательной регуляции для новообретённой энергетической махины.

В разуме сразу прояснилось, водворив на место детали прошлого и вернув чувство реальности.

Он ещё раз, теперь новым просветлевшим, хотя не сказать, чтоб совсем протрезвевшим, взглядом, ознакомился с окружающей обстановкой. Потом выбрал направление и двинулся по нему, уже не обращая внимания, следует ли дороге.

Он до сих пор не слишком был уверен, может ли считать себя самим собой или сущность его не сохранилась в прежнем виде, но хотя бы больше не терзало ощущение сложенных кусков мозаики.

И нужно было завершить начатое – узнать о судьбе симбионта.


***


Маг встрепенулся. Где-то рядом шёл человек. Медленно.

Он долго прислушивался к этому отголоску движения, определяя, стоит ли искать встречи. Поговорить с представителем местного населения определённо требовалось.

По привычке, неверной тенью среди нечастых стволов деревьев он заскользил в ту сторону. Быстро, быстро.

Миновал место, которое уместно было назвать перекрёстком. Этим участком пути пользовались чаще, хотя тоже не слишком активно. Вперёд, ещё вперёд.

По кочковатой колее старой дороги потихоньку продвигался невысокий сухонький старик, постукивая по лежащей перед ним земле клюкой. Старик, судя по ауре, мог принадлежать к какому-либо культу. А в отдалении, за лесом маячили крыши каких-то полузаброшенных хижинок. Там обитали ещё двое или трое.

Маг задержался позади, принимая решение, как себя повести. И, в очередной раз, следуя невнятному внутреннему предупреждению, он ослабил и свернул прямые энергетические контакты с пространством.

...Ввести в заблуждение другого мага было невозможно, но против членов культов, воспринимающих лишь ограниченные спектры и активные воздействия и разных автономных устройств, призванных определять магическую активность, даже созданных магическим путём, помогало безотказно.

Он ослабил и свернул прямые энергетические контакты с пространством. И почувствовал. С какой силой и свободой обновлённая магия пульсирует даже в замкнутом состоянии. Он сейчас просто весь состоял из магии.  Больше всего его потрясло, что он продолжает явно слышать и внешние естественные колебания. Это так смущало, что заставило его недоверчиво, на несколько раз, проверить внутренним зрением, действительно ли ему удалось свернуть течение и запечатать энергетические дуги, как положено. Прежде, стоило ему «свернуть себя», как сразу понижалась магическая чувствительность. Оставалась только отмеренная человеческому телу и накопленная жизненным опытом, и он ощущал себя неуютно и незащищённо. Он избегал этого приёма... Но теперь всё переменилось. Тело теперь тоже стало более податливыми управляемым. Правда, как и прежде, после зацикливания каналов, оно обрело истинную физическую массу...

Он настолько отвлёкся на знакомство с новыми ощущениями, что, на какой-то миг, напрочь, позабыл о преследуемом им лице... Далее, обладая естественным телесным весом, двигаться за  стариком незамеченным не получилось бы. Он пошёл как есть. И, всё-таки человек уловил его присутствие несколько раньше, чем маг рассчитал...

Старик замер, странно мотнул головой и, не повернувшись на звук, спросил пространство:

- Тут кто-то есть? Кто тут? - что-то жалобное звучало в его просьбе.

Агим пошёл по дороге, совершенно не таясь.

- Кто тут? Отзовись, сделай милость. Мне не дано увидеть тебя.

Всё стало понятно. Ведь он-то делал  рассчёт на равноценные органы чувств.

Маг приблизился на пару шагов, чтобы иметь возможность взглянуть в лицо пешехода. У старика не было страха перед неведомым попутчиком, но была безнадёжность в распахнутых невидящих глазах. Человек был слеп не от рождения.

- Приветствую, старче, - сказал маг. – Я не причиню вреда.

Старик с заметным удовольствием вслушался в успокаивающе тихий голос, долго молчал, видимо ожидал продолжения речи, но, не дождавшись, оказался вынужден сам повториться для поддержания беседы:

- Человеческий голос. Повтори ещё. Здесь ли ты. Мне не привидилось?

- Здесь почтеннейший.

- Здесь такая глушь... Я давно в сих местах. Не ожидал встретить кого-нибудь. Кто ты? - старик, судя по всему, был разочарован, что незнакомец тут же, без лишних намёков не выложил ему всю душу, и готов был обидеться, однако любопытство пересиливало.

- Боюсь, почтеннейший, я не в силах ответить, - Агим придал голосу подобающую растерянную интонацию.

Слепец не нашёлся с ответом, встревожился.

Агим почувствовал, что попал в тупик. Он бы предпочёл говорить как можно меньше, ограничится бессодержательными репликами, поддерживающими монолог. Однако сложившаяся ситуация обязывала его сделать первые шаги в беседе, иначе старик испугается не на шутку. А нанести ментальный удар, никогда не поздно. Особенно, принимая во внимание, что деликатная, ювелирная, незаметная работа по вытаскиванию воспоминаний гораздо труднее, чем грубое затирание памяти по свежим следам.

- Мне нужна чья-нибудь помощь, старче. Я не помню, - умоляюще добавил Агим.

- Как же сиё могло случиться? – наконец, решился ответить старик. – И что могу я, немощный?

Агим мысленно испустил тяжкий вздох и ринулся в пропасть:

- Я очнулся неподалёку. Удалось припомнить, что шёл ночью. Торопился. Должно быть, решил сократить дорогу и, вероятно, заплутал. Места же я знаю плохо. Стоило быть осторожнее… Мне отрадно встретить теперь святого отца, а не разбойников и бродяг, напавших на меня… Но более мне нечего сказать. Я совершенно потерян.

Старик выслушал, покачал головой:

- Да, неосмотрительность молодости. Теперь уже и около Святой Отшельнической Обители ходят бандиты. Раньше бы не посмели осквернять праведное место. Каков стал мир! - Агим уже было отдал должное праведности обители, которой довелось в своё время даже почитаться преступниками, когда старик добавил. – Здесь недалеко вооружённый правительственный пост на Заглавном тракте. Ведь и их бояться перестали!

- Ах, вот где я... – поддержал диалог Агим.

- Наверное, шли откуда-то из Северных окраин? Иногда путники оттуда срезают. Тракт делает большой крюк вдоль границы. На нём безопаснее, но заметно дольше путь, – продолжал старик не то выяснять, не то объяснять Агиму его маршрут.

- Из небольшого поселения. Пяток дворов, - будто припоминая что-то покачал головой Агим. - А давно ли Вы пребываете в этих краях?

- Я пребывал в обители отшельников. По обету три года. Срок вышел, возвращаюсь в мир. Скажи, твоё селение близко от Аксора?

- Не слишком.

- К Персуланскому торгу? – продолжал допытываться отшельник.

- Да, знакомое название… Да, старче, там бывал я прежде, - решил согласиться Агим, поскольку энтузиазма в голосе старика при произнесении этого названия было значительно меньше.

Слепец действительно перестал доискиваться о родине нежданного спутника.

- А, направляетесь, несомненно...

- В столицу, - поспешил вставить маг, понимая, что названия города не угадает, а раз тракт Заглавный, в столицу он ведёт в любом случае.

- Да, - старичок даже просветлел от такого взаимопонимания. – В нашу родную Альёддину.

Маг поменялся в лице. Не стесняясь ни леса, ни слепца. Один раз. Потом другой. Он достаточно хорошо помнил, под чьими руинами его погребло на неопределённый срок. В случайные совпадения он не верил... Срок... Действительно. Сколько же времени могло пройти? Судя по изменениям в пейзаже... Да, и никакого города в окрестностях не было и в помине, переименовывать и захватывать было нечего... Маг оборвал мысли, поскольку остерегался озвучивать такие вопросы перед стариком.

Между тем старик-отшельник продолжал:

- Какую носишь татуировку?

- Что? – Агим только успел высвободиться из размышлений, как в лоб столкнулся с этим для него выпадающим из логики беседы вопросом. – Я не расслышал, задумался...

Последнее заявление он сделал вовремя, видимо задержка с ответом на этот вопрос насторожила старика.

- Какая у тебя татуировка? В столице теперь Большая ярмарка. Ты, вероятно, на неё так торопишься. Сейчас самый сезон. Я позволил себе полюбопытствовать, с какими делами. И это может помочь тебе вспомнить. Или искать родных и знакомых.

- Ах, да... – маг мысленно зажмурился, надеясь на прямолинейность названия «Большая ярмарка». – Я… из семьи торговцев...

Судя по кивку, старика не вполне устроил этот ответ, и лишь помня о амнезии спутника, терпеливо ждал продолжения.

- Помогал отцу и дяде… Меня же отправили вперёд, решить с обустройством… Я впервые направлялся туда… Не послушал наказов старших…

Теперь старик удовлетворился, снова заговорил со спутником, блаженно улыбаясь небу.

- Тогда понятна Ваша неосмотрительность. Вот какой результат, юноша.

- Я торопился…

- Да, в столице во время Большой ярмарки сложно найти пристанище с крышей над головой.

Агим понял, что угадал как нельзя лучше.

- Помню… рассказы брата о дне, когда побывал там впервые. Мы оба с детства грезили узреть нашу благословенную столицу, но путь туда не лежал. Лишь год назад дядя завёл там торговые связи...

На словах «грезил узреть» и «благословенную» отшельник растаял.

- Мечты праведно живущих сбываются. Воистину!

Маг удовлетворённо кивнул про себя, хотя бы служители культов не изменились. Он, по-прежнему, знал, чем им польстить. Это немного обнадёживало. Но сам мир изменился...

- Да-а! – мечтательно протянул старик, размякнув и отдаваясь на волю желания пооткровенничать. – Родом я из крестьян, но в ордене отметили мой дар и при принятии подданства удостоили носить знак священного служителя. Я из ордена Благости. Разумеется, это тебе о чём-нибудь говорит...

- Нет, - не посчитал рациональным смолчать Агим.

Старик даже запнулся от такого шокирующего заявления, магу пришлось подхватить его и помочь восстановить равновесие.

- Право слово, юноша, что за речи! Это великий орден. Действующий по всей стране, со времени Восстановления Праведного Государства.

… Много прошло лет. Целое государство образовалось. Даже Праведное. Но, судя по развалинам Алтаря не так много, чтобы этот старик не помнил... Агиму опять пришлось, велеть себе не отвлекаться.

- Прости, почтенный отец, стесняюсь собственного невежества в главнейших и простейших вещах, но некоторые поселения Севера, вероятно, гораздо дальше от столицы, чем хотелось бы. Да и память моя, невзирая на твою неоценимую помощь, возвращается с трудом.

- Речи твои столь странны, путник... Фразы изящны и стройны, но столь глупы вопросы. В столице могут быть великие неприятности от такой глупости, - с вполне искренним расположением заметил старик.

- Спасибо за науку. Отец, пока был жив, всегда хотел лучше познакомить нас с цивилизацией, старался научить, но в семье трое мужчин кормили одиннадцать женщин. Теперь их по-прежнему трое, хотя я вырос. Где уж обращать внимание на упущения... Позвольте поддержать Вас, отец.

- О, благодарю, подай руку. Да, на Севере, я слыхал, всё не так хорошо... Благословенная Повелительница не успевает простилать туда свой священный взор и разгонять им тучи, как близ столицы.

Агим печально и согласно вздохнул. Несомненно, существовало подходящее к поводу клише, но он поостерёгся выбирать из возможных наугад.

- Нам по пути до столицы, юноша. Если тебя не отяготит медлительный старик. Я бы с удовольствием рассказал немного о столице и своём ордене. А если, тебе уже не посчастливится отыскать пристанище в городе, обратись в наш храм, спросишь Паса, с крепкой крышей над головой помогут. Я буду рад, если и просто найдёшь время навестить. На службы наши посмотришь.

- О! Почтеннейший отец! Вы так добры к недостойному.

- Не стоит. Чем-то ты мне крепко понравился. Чудной ты. И почтительный. Но чудной. Кажется, ещё чуть-чуть, и ты поинтересуешься эльфами или магией! Забавный ты! – как, после услышанного, определил Агим, пошутил до крайности вольно старик.

Эльфов этот мир не рождал. И Агим знал это гораздо лучше, чем отшельник. Зато на счёт магии...

- А что? Действительно магия – миф, как учат? - и в голосе мелькнули интонации прежнего Туманного Владыки. Агим успел только укорить себя за неаккуратность, поспешно добавляя. - У нас видали и тех, кто говаривал иначе. Тебе, святой отец, должно быть известно лучше других.

Но старик, к счастью, принял всё за такую же шутку.

- Ну, ты и шутник! Магия! Да с роду ничегошеньки такого не существовало! Выдумки всё, чтобы необразованный народ запугать и с толку сбить. И маги, и магия. Всё ересь и ложь – запомни! Шутник. Не торговцем бы тебе быть…

Нет магии? Мир без магии? Агима, до встречи с отшельником наглядно убедившегося, что с магией ничего не случилось, опять охватило недоброе ощущение… Невозможно. Неужели могли смениться поколения, которые знали о её реальности, встречались с нею постоянно? Старик этим отстаивает убеждения ордена - значит должен скорее назидать, это может быть, это политика всех религиозных орденов – отрицать очевидное. Только почему ему в этом видится скабрёзная шутка? Не могло же смениться столько поколений...  Тень страха пробежала в душе Агима.

- Шутник! – старик же после последнего слова вдруг резко помрачнел, тяжело вздохнул, добавил. – Ты, парень, больше не шути так. Ни с кем. В городе. Да и нигде. Ты мне чем-то крепко понравился. Чудной ты. И почтительный. И искренний патриот. И не глупый. Но таких шуток здесь не понимают, если на твоей родине они допускаются. Хотя мне казалось, во всём нашем Государстве, даже на самых окраинах, подобное полагается ересью, изменой. И, слыхал я, за подобные шутки даже любящие матери своих детей отдавали на казнь...

Неизвестно, не закройся Агим ещё в лесу, определил бы отшельник или нет кто он таков, и если почувствовал бы, как бы среагировал.

Агим вмиг успокоился, его нехорошее предчувствие нашло, похоже, свои конкретные очертания.

Прошло не так уж много времени, судя по ответу святого отца. И те, с кем он неожиданно расстался, скорей всего ещё ведут войну за свои интересы.

Это можно было легко проверить:

- Ты развеял мои сомнения, старче. Теперь я знаю точно, кому верить. И не сомневаюсь, благодать повелительницы Серепины принесёт прозрение во все умы и во все края.

- Истинно так! – трепетно вздохнул старик.

Впереди показался просвет меж деревьев.


***


Впереди показался просвет меж деревьев. За молчаливыми размышлениями они как-то очень скоро добрались до показавшейся лесной окраины.

Старая дорога упёрлась в неплохой утоптанный и посыпанный песочком тракт, ведущий с севера на юг, на чью высокую насыпь они выбрались. Развернулись на юг.

По тракту на юг, шагах в двустах расположился пост, открывшийся взору только после подъёма с просёлочной дороги. Не из тех, знакомых Агиму. Пост нового государства.

Ему не представилось шанса взвесить, имеет ли смысл покаяться перед старым отшельником и просить его о помощи. Их уже увидели. Посчитали. И так далее, и тому подобное. И приготовились проверить.

Шептаться со стариком было поздно.

Скрываться тоже...

Маг остановился на последней мысли.

Что он чувствовал, о чём он думал?! Он ли это в самом деле?!

С каких пор зрелище сторожевого поста стало способно ввергнуть его в растерянность?

Зачем скрываться, когда удачно нашёл нужную дорогу, а при определённом везении появится и транспорт…

Когда происходил скачок в силе, лучше было тихо оставаться в спокойном уединённом месте, пока не уравновешивались способности восприятия и осознания. На Агима это правило распространялось. Он знал. Пока равновесие было расшатано, терялось и рассеивалось внимание, невпопад работали разные уровни ощущений и эмоций.

Плохо было это. Медленное восстановление. Выразившееся в том, что он вроде бы и ощутил людей загодя, но обратил внимание, только когда увидел. Плохо, но объяснимо. Плохо было и то, что он, узрев-таки новый фактор, задумался, заколебался. Беспочвенная растерянность. А то, что солдаты сочтут его вне закона... Важно ли? Какие бы перемены не настигли этот мир, он, по-прежнему, оставался могущественным магом, Владыкой Агимом. Меняющиеся человеческие правила могли придать ему любой статус в глазах людей, но подчинить его этому ярлыку против его воли, нанести вред были не в силах.

Слегка придя в себя, Агим немедленно обратился к уточнению, какие качественные изменения произошли в его способностях восприятия людских разумов… Вот, пожалуй, через что достигалось количественное покрытие ментальных воздействий… Надо учесть.


***


Всё время, пока они взбирались на большую дорогу, он поддерживал слепого отшельника и пронесшиеся внутри эмоции надёжно скрылись в слегка согнутой фигуре и опущенных глазах. В таком положении Агим и остался, на время приближения. Зачем дразнить этих нежданных сивидетелей.

- Нусь, куды путь держим? – насмешливо окликнул их постовой. – На регистрацию задерживаемся. Гы-гы! Давненько мы тут никого не... гы-гы!.. не регистрировали. Из самостоятельных.

- Э! Чё там, Вахись? Подвалил кто? – выполз из сторожки старший по званию в сопровождении ещё нескольких наёмников. – О, ба! Я думал – Караван.

Слово «думал» странно звучало в устах этого командира. Взирая из-под рассыпавшихся по лбу золотистых прядей на высыпавший отряд, Агим предавался унылой ностальгии: в памятные ему времена кадры на заставы дорог подбирались с гораздо большим тщанием. Подобные быдла с разбойными и тупыми харями попадались то в том, то в другом посте, куда без них, но чтобы из этих дешёвых недонаёмников сформировали целый отряд?.. Это что-то да говорило о произошедших переменах...

- Так-так!.. Святой отец. Закончилось поклонение? – без всякой тени почтения к праведности отшельника, вытирая засаленные лапы о куртку поинтересовался командир, оторванный прибывшими от обеда. – Ну! Давай, святой отец, не задерживай, - бугай помахал мясистыми кистями рук, словно предлагая поднять что-то.

Старый отшельник по привычке завертел головой. Он стоял в нескольких шагах от начальника караула и не видел его жеста, но, наверное, всё равно почувствовал произведённые повелительные колебания воздуха. Руками, сжимающими посох, повёл вокруг себя, пытаясь найти что-то в пространстве. После довольно длительных поисков слепец прислонил свою палку к магу. Затем высоко закатал просторный рукав. Около самого сгиба локтя красовалось грубо, даже грязно выполненная татуировка в виде глаза и чаши.

- Угу! – спокойно одобрил начальник. – Ну, а теперь твой спутник, святой отец. Помнится, по дороге туда, ты, отшельник, был один.

И все взгляды устремились на ссутуленную фигуру мага...

- Он из торговых с севера... – попробовал вставить отшельник, однако на его тихое замечание никто не обратил никакого внимания.

- Да что ты?! – раскрыл хайло командир, покрываясь неравномерными красными пятнами и сжимая кулаки, поскольку светловолосый, не поднимавший лица человек в следующий же момент не  изволил пошевелиться, а начальник караула, как человек военный, не привык дожидаться исполнения приказов. – А, ну!.. Живей!

Поняв, наконец, что подозрительный путник не поторопился исправиться и после милостивого предупреждения, бугай дико завращал зенками и закончил фразу с несвойственным ему до сих пор лаконизмом:

- Взять!

- Командир! Что же Вы так. На него напали разбойники, у юноши плохо с памятью... – опять попробовал обратить на себя внимание святой отец, и опять без всякого успеха.

Уже напрягшиеся в ожидании наёмники с удовольствием устремились исполнять приказ. Однако веселье в полной мере не состоялось. После двух символических тычков вовремя неповиновавшийся покорно, без сопротивления приземлился на колени в дорожной пыли. Собственно солдаты даже не остались уверены, что они нанесли и эти самые два толчка. Естественно. Ведь они их, в сущности, так и не нанесли. Один из ближайших с некоторой нерешительностью завернул Агиму руку, и когда не ощутил привычного сопротивления, занервничал ещё больше. Второй нацелил арбалет. Их командир посмотрел на сбитого с ног незнакомца, этим зрелищем убедился в восстановлении своего статуса. Ставшие ярко-бордовыми нос и щёки немного побледнели. Главный приблизился, схватил левую свободную руку Агима и отбросил чёрный грязный рукав.

Маг мог бы создать видимость клейма, но не располагал необходимым рисунком. Использовать более жёсткие методики он считал поспешным. К тому же дальнейшее общество старика находил неполезным и небезопасным для обоих.

- Вот те на! – пронзил повисшую тишину одновременно и шокированный, и возмущённый, и довольный возглас начальника патруля.

- Капитан! Вы меня не слушаете. Зачем сразу грубостью. Немного терпения!

Начальник патруля побагровел. Резко повернулся в сторону отшельника, не в силах более игнорировать его жалобный скулёж.

- Грубостью?! Терпения?!! Отче, ты выжил из ума! Какой северянин, сбившийся с дороги?! Из каких торговых?! У него нет с собой вещевого узла! У него же татуировки нет!!!

Для старика подобно грому среди ясного неба разнеслись последние слова командующего.

- Как нет?.. Как же?.. Он же сказал... Татуировка – главное. Без неё человек не человек, даже раб самый низкий у нас удостоен.

Наёмники глумливо заухмылялись. Их командир покачал головой:

- Старче, старче! Да, повезло тебе. Торговец! Хе! Заплутал! Плохо с памятью! Напал бы на тебя, будь что с тебя взять, вот что! Нет у него татуировки! Он даже не из рабов! Сам он из тех бандитов – сразу видать!

Услышанное слегка удивило Агима, сталкиваться с системами, при которых в обязательном порядке метились благовидные слои населения ему ещё не приходилось. Интересно, а если человек приступал закон, что делали с татуировкой?

- Но каков наглец?! Попытаться проскочить пост, прикрываясь обществом почтенного отшельника?! Чего бы ты ни забыл в тех краях, попадёшь туда уже на цепи, - довольно разорялся солдат.

- Но, но, но... Как же так?! – обратил отшельник к магу свой блаженный лик и риторический вопрос оскорблённой в лучших чувствах добродетели.

Агим разве только плечами не пожал – у солдат это телодвижениедвижение могло вызвать ответную реакцию. Какая наивность.

- Заприте! – велел начальник поста, - будет, чем внести в нынешний Караван лепту.

В голосе командира при упоминании Каравана ясно присутствовало радостное предвкушение наживы. Зато на лице незрячего отшельника вспыхнули друг за другом ужас и сострадание, но что немощный старик мог возразить вооружённым охранникам, а, главное, Законам, в которые верил.

Туманному было всё равно. Судя по обрывкам фраз, Караван пойдёт в столицу. Значит, ему по-пути. В качестве кого – пока не имеет значения. Среди товаров должны быть и рабы, раз начальник поста надеется поживиться за его счёт.

Агим позволил подхватить себя под руки и поволочь к дворовым постройкам за караульной. Его затолкали в полуподвальное сырое пустое помещение под сараем. С довольным хищным лязгом закрылся засов. Единственное крохотное оконце под потолком защищали  толстые решётки.

Сколь место являлось убогим, столь и не приспособленным для обеспечения безопасности в вопросах магического толка. Агим не заметил наличия никаких самых примитивных сигнализационных устройств, вряд ли что-то могло ему помешать использовать здесь магию. Всё же он не стал торопиться, допуская возможность применения соответствующих приспособлений. Они должны были бы быть в обиходе, хотя бы на каких-то ключевых позициях, если правительство выступало против магии.


***


В течение трёх дней он пребывал в земляной развалюшке, именуемой тюрьмой. Было даже приятно и весьма кстати, что солдаты с поста нового мира не прерывали одинокого заточения даже, чтобы принести заключённому какой-нибудь пищи. Считали ведро затхлой воды достаточно питательным продуктом для попадавших в запертый подпол.

Сейчас именно уединение было Ему необходимо для окончательного освоения в новом состоянии. Он почти безотрывно смотрел то на нервирующе медленное движение солнечных полос по стенам земляного мешка, то на толстые прутья решётки на маленьком оконце под самым потолком, которые под его взглядом плавились и текли в произвольных направлениях, затем возвращались к исходной форме - новое развлечение, в котором он не смог себе отказать.

На третий день пришёл упомянутый Караван. Ещё до того как людские скопления окончательно подтянулись к строениям, даже в камере стало очевидно сколько он принёс с  собой лишних запахов и звуков.

Он позаботился заранее свернуть свои магические токи. Если на посту не сработали никакие сигнализации на магию, ими могли оснащать караваны. Рано поднимать шумиху.

Купцы и охранники побратались с солдатским постом и затем занялись размещением своего живого товара на короткий постой. Были только пленники. Никаких иных относящихся к торговле предметов.

Кованая дверь отворилась и в полуподземную камеру стали спускаться рабы. Скованные измождённые люди. Их было много. В клети, казавшейся неуместно просторной, в считанные минуты стало негде шелохнуться. Агим рассматривал пленников. Хватало среди них и закоренелого ворья, попрошаек, хронически беглых каторжников, отъявленных бандитов. Большинство составляли смиренные и привычные рабы. Достаточно было слуг, видимо, не угодивших хозяевам, были и совершенно обычные, разве что истерзанные дорогой, крестьяне и горожане. Многие из тех, кто впервые попал в круговорот каторги, уже были на пути к слабоумию, сломленные необходимостью день изо дня проводить рядом с теми, кого ещё недавно не считали за полноценных людей. Иные были просто несчастны.

Рабы из каравана мерили странного одиночку взглядами, но ни один не счёл нужным заговорить с ним. Зачем? Им всем и так было ясно, что этот человек, кем бы он ни был прежде и что бы ни совершил, станет пополнением в их цепи.

Пленники приткнулись кто куда, некоторые потихоньку начали засыпать. Агим продолжал мимолётным взглядом осматривать рабов. Одного он приметил… У стены на полу сидел мужчина. Здоровый и крепкий на вид, один из тех, кого впервые жизнь поставила в подобное положение. Но в существе его чувствовался Агиму какой-то особый надлом. Мужчина был спокоен, он не убивался по поводу своей несчастной судьбы, порушенного благополучия, не шарахался от валявшихся сейчас рядом бывших обитателей  трущоб, не строил воздушных планов побега и мести... Его взгляд смотрел совершенно осознанно и спокойно мимо этой человеческой свалки в камере, а лицо его было пепельно серым, как у трупа. Когда Агим всмотрелся внимательнее, разглядел в чёрных, жёстких волосах человека один единственный седой... Сработало некромантское чутьё. Это был идеальный материал для создания рабочего зверя, наподобие того, который напал на детей в Этуре, только намного более качественного. Не было ни сил жить, ни желания умереть, однако за потухшим и бессмысленным взглядом сохранялось здоровое сознание, обнажённое для необходимых магических операций. Это было воистину страшное зрелище. Но могло пригодиться на будущее.

Время шло, однако никто из заключённых так и не попытался завести с ним беседу. Более того, они не только не стали общаться с ним, маг вообще не заметил, чтобы хотя бы кто-то среди них общался между собой. Даже внутри своих малых сообществ. Агиму не понравилось столь единодушное безразличие пленников. Покорность, дисциплина, боязнь лишний раз разгневать надзирателей – само собой, но добровольное молчание, по-меньшей мере, было ненормальным. Однако Агим всё ещё не спешил первым начинать общение.

Уже к середине ночи, когда многие рабы полудремали в неудобных скрюченных позах и окончательно притупился их вялый интерес к новой персоне, Агим выбрал высокого худосочного мужичка. С круглого черепа свисали паклями редкие серебристые волосины, острое лицо хранило выражение уверенности человека, повидавшего на своём веку многое и даже более того.

- Почему никто не разговаривает друг с другом? – спросил Агим.

Они сидели почти рядом. Мужчина не сразу понял, что незнакомец обратился к нему. Потом растерялся. Удивился. Заколебался.

- Они все умрут, - небрежно ответил он, на нежданный вопрос. – Очень скоро. И, между прочим, вместе с нами.

- И где тут закономерная связь? - не отстал незнакомец.

Теперь можно было сказать, что мужчина заметил нового пленника.

- Я решил, здесь все рабы. Если все умрут – выгодно не продать, - заметил Агим.
 
Прежде чем что-то ответить незваному собеседнику, мужчина придирчиво изучил его.

- Караван обязан принять и доставить пленных и заключённых любого сорта, это их основная подать, за право вести торговлю рабами.

- Тогда умрут не все. И не скоро.

Заключённый вновь метнул на него цепкий, очень критический взгляд. Во второй раз он гораздо придирчивей и недоброжелательней буравил нового соседа взглядом.

- Кто ты? И как здесь очутился? – наконец спросил он.

- Я очнулся в лесу, неподалёку. Прежде жил дальше на севере. Остального не помню. Первым встретил какого-то монаха, дошёл с ним до поста. На проверке выяснил, что в столицу человек без татуировки может попасть только в качестве пленника.

Мужчина долго осознавал услышанное, долго раздумывал верить или нет.

- У тебя нет татуировки? – с лёгким оттенком сарказма переспросил он.

- Нет.

- И не предлагали сделать?

- Ни разу.

- И живой? Что-то невероятное... можно даже сказать, невозможное, теперь уже невиданное, – мужик уже не скрывал, что его ситуация забавляет, но он не верит. - А как понимать «очнулся в лесу»?

- Прямолинейно, - спокойно ответил Агим. – Полагаю, самый вероятный вариант, что по голове меня хватили какие-нибудь разбойники. И память мою после удара немного отшибло.

- М-м! – выслушал мужчина. – В Столице сортируют пленных… Кому-то может и повезти, если владелец каравана успеет толкнуть его раньше… Но это если нет особых меток. И на сколько же серьёзно отшибло твою память? Чего ещё не помнишь?

Резко очнулся равнодушный мужчина:

- Не отвечай! Он донесёт надзирателям! Все доносят!

Агим и мужичок с некоторым изумлением повернули головы к гиганту. Тот, разбиваемый мелкой дрожью, таращился в пространство перед собой, какое-то время, потом поник в дрёму. Определить позволял лишь характер взгляда, поза практически не изменилась.

- Я не помню даже имени, не помню, какой нынче год. К примеру, - продолжил беседу Агим.

- Пятый год от Коронации и Воцарения Истины.

Агим слегка свёл брови.

- Мне ничего не говорит эта дата. Мне не известен этот календарь.

Мужчина впервые вздрогнул и, скорее по инерции, нежели из осторожности, стал озираться. Быстро вспомнил, где находится, подавил привычку и уже без иронии заметил:

- За такой вопрос казнят любого без суда.
 
- Так всё равно же все здесь скоро умрут.

- Знавал я времена и страны… - себе под нос вроде как пропел пленник, возвращаясь к насмешливому тону.

- Радует, что не я один, - таким же полушёпотом только совершенно серьёзно вторил Агим.

- Если тебе важно, может быть, я вспомню ещё какое-нибудь древнее летосчисление. Поскольку, для оказавшихся в Караване казнь, по-сути, неизбежна.

- Важно… Имеет для меня смысл.

- Восемьсот семьдесят девятый год сто тридцать четвёртой эпохи. Дни считать не мастак, сбиваюсь, - грустно ухмыльнулся мужик.

… день Он знал сам, Он знал в какой день очнулся… Но для Него это уже не имело значения . Но год… Прошло восемь лет. Целых восемь лет он провёл, погребённый под теми руинами… С тех пор минуло восемь лет. Даже не поколение. И многовековой мир так изменился. Может не везде, может лишь на этом заброшенном клочке земли, однако изменился. Во-истину, нет ничего незыблемого. Но как у них получилось? Всего лишь за восемь лет? Всего лишь за восемь лет и без капли магии жриц Альё?

- А как называется достославное государство, в котором я имею честь пребывать? И как велики его пределы?

Худощавый мужик удивился и реакции, и вопросу, но оставил эмоции при себе. Лежавший поодаль смуглый как уголь южанин, уже давно от нечего делать внимавшей их разговору, приподнялся на локте и обменялся озадаченным взглядом с первым.

- Государство Восторжествовавшей Первозданной Светлейшей Истины, - ответил долговязый. – Оно не велико. Сильно же тебе отшибло память… Как ты в страну эту попал, тоже не помнишь?

Агим долго не отвечал. В конце концов, южанин не вытерпел:

- Границы этого государства закрыты больше четырёх лет. Их нельзя пересечь ни внутрь, ни во вне.

«Вот оно, что», - пронеслось в мозгу мага.

- Поэтому всех людей пометили, а остальные опасны для общества, - по лицам собеседников ясно читалось, что всё верно. – А какие татуировки у вас?

Худощавый слегка помялся:

- Мы оба уже не первый раз попадаемся за разбой. Простой утратой свободы или заключением нам больше не отделаться.

Собеседники Агима переглянулись и дружно закатали рукава. У обоих на предплечьях, поверх нескольких вытатуированных рисунков красовались грубые рубцы клейм… Вот и ответ, как решался вопрос с метками, если статус менялся. Их гасили клеймом.

Южанин фыркнул. И тот, и другой не сильно убивались по поводу скорой своей кончины.

- Человек без татуировки здесь уже невидаль. Из другого Мира нельзя пройти, сразу бы повязали на границе, или рядом. Не на Заглавном тракте.

- Я не имею представления о случившемся. Я потерял память. Что-то припоминаю о себе, но мало. Это первый пост, который мне встретился, с тех пор как я очнулся.

Агиму даже не потребовалось уходить от ответа.

Он действительно не мог представить, как такое случилось…

Новое государство. Изолированное - значит, им всё-таки не совсем удалось, но существующее…

Существующее…

Совет!.. Конечно же.

Словно по щелчку восстановилась вся картина.

Как Совет допустил? Как Совет мог допустить?! Ведь был уведомлён… По каким причинам?.. Что произошло Там за прошедшие восемь лет?

Совет не поощрял никаких иных государственных образований под боком как таковых. И это новообразованное  не должен был потерпеть. Тут не нищие штучные деревеньки, тут претензия на власть и экономическую независимость. Тут не второй мятежный, но чертовски могущественный и хитрый Отшельник.

Совет не должен был потерпеть здешнее копошение, независимо от сведений о симбионте… Или это Агим опять не понимал их мотивов? Как тогда… Когда познакомился с Моуленеком…

Вот, что на самом деле было неладно в изменившемся мире.

Где отряд посланный Советом за симбионтом? Посланный ли?.. Если Совет занимался вопросом мятежа и нарушения магических законов, почему он остался под руинами на столько лет?

Терзавшее мрачное ощущение обрело свою причину.

До Совета было много дней пути. До ответа о судьбе симбионта – гораздо ближе.

Время и расстояние - удобный предлог, чтобы прежде выяснить всё на месте. Удобный предлог прежде завершить то, что было проще, то, в чём он понимал.

Он должен был, как можно скорее, показаться страшим магам, засвидетельствовать реструктуризацию. Однако, изобразить из себя недалёкого фанатика, чтобы оправдать задержку перед Советом, с Его репутацией не должно составить труда. Пусть считают, что причина исключительно в симбионте, что другие соображения его и не посещали… Это почти что чистая правда…

Сначала симбионт. Потом уже возвращение. Иначе Ему не дадут вернуться к этому вопросу. Ведь проблемы, связанные с разрушительными последствиями превышения магических возможностей индивида старательно проигнорировали, либо хуже того, полностью замяли восемь лет назад. Да, Его возвращение определённо многих не порадует. Разумеется, оставаясь здесь, он давал и Совету больше времени заочно принять решение и подготовить меры в отношении нежданно исчезнувшего и теперь скоропостижно объявившегося Владыки. Однако, если у него, ко всему, не будет готовых ответов и на тему обеспечения магической безопасности Земель, необходимостью осуществления которой, он мог оправдаться, у него не останется никакой защиты.

В Нём не пробудился страх, но поставленные вопросы наводили на очень мрачные мысли. Мысли о том, что он, по уши, сам того не ожидая и не желая, влип в неизвестную грызню в Совете… И дорого поплатится за эту случайность. Потому что теперь существует третья причина и третья сторона, для которой он стал неугоден…

Агим погрузился в молчание.

Двое тоже не продолжили разговор. Их ничуть не удивил и даже успокоил резко исчерпавшийся интерес Агима к беседе.


***


С рассветом товар каравана вывели из камер. Погонщики, забиравшие людей, даже не взглянули в сторону Агима. Зато, пока они выводили того крупного мужчину, у них на холёных животных рожах светилось удовольствие, когда они понукали прискорбно послушного пленника, хотя тот мог справится сразу с тремя из них.

За Агимом пришли позже двое охранников под бдительным надзором своего командира. Выволокли его наружу. Там уже стояли заключённые, скованные в длинную колонну. Начальник поста подал сигнал рукой и откуда-то от каравана подошёл некрупный человек смешанных кровей с небезопасно умным взглядом.

- Полюбуйся, Сэйоп, что мы для тебя припасли! – хрюкнул от гордости начальник поста.

- Откуда вы его взяли?

- Поймали в окрестностях во время патрулирования. Без татуировки. Говорит – потерял память.

Работорговец наконечником своего жезла приподнял лицо Агима. С большим мастерством. Мастерством поэта своего дела. Очень аккуратно, даже вежливо. Так, чтобы не создать излишней неприязни. Его корректность, без сомнения, объяснялась нежеланием нажить бессмысленный и тяжёлый конфликт с новым товаром. Качественным товаром. Агим не сделал ни одного подозрительного движения, не бросил ни одного агрессивного взгляда – ему ли, самому прежде имевшему дело с покупкой рабов для Школы Некромантов и Совета, было не знать, каким образом не стоит смотреть, однако  грязнокровый купец разбирался в своём товаре великолепно... Великолепно разбирался в людях...

- Покажи. Не надо силы. Пусть он сам. – Агим, отворачивая рукав, не мог не заметить, сколь данный комментарий разочаровал начальника наёмников.

- Государевым-то ищейкам, что ж не отдадите? Должны ведь, -  начальник немедленно струсил.

- Что ты говоришь, Сэйоп? Беглый же раб…

- Откуда? – спросил торговец.

- С северной границы. Поди, другой караван потерял или больного бросил!

Теперь оба залыбились.

- Он хорош. Если беглый раб.

- Всё устроим в лучшем виде, - торопливо закивал начальник. – Свояка в столице навести моего, привет передавай.

- Ну-ну. Пока-то туда доберусь.

- Прямиком. С последней заставы опять всех на границу погнали. Одни стены стоят.

Сэйоп разглядывал Агима в задумчивом молчании. Командир нервничал.

- Да. Как всё ваше. Сомнительно... – при этих словах командир позволил себе недовольную гримасу.

-  Но заманчиво.

Командир изменился в лице. Глупо ухмыльнулся. Сначала с робким недоверием, а затем с надеждой.

- Так, как тебе наше предложение, Сэйоп?

Сэйоп задумчиво поскрёб подбородок:

- Я бы, конечно, поторговался...

- Имей совесть, Сэйоп!... – возмутился начальник солдат, но работорговец оборвал его тошнотворно алчные вопли.

- Молчи, пёс. Кто бы я был, если бы не поторговался. Но, на сей раз, я примерно согласен с ценой. В кой-то случай тебе попалось что-то интересное. Я думаю, мы договорились.

Признаться, Туманный почувствовал некоторое облегчение от короткой встречи с этим человеком. Встречей с какой-то, всё ещё, понятной ему частью этого мира. Он даже знал, почему названный Сэйопом не испугался приобретать такого, по всем меркам спорного, раба в свой, с идеальной репутацией, караван. Сэйоп не собирался из-за страха упустить возможность заработать на том, кто соглашается быть продан. Остальное было уже не его дело... Хоть что-то не изменилось. Это вновь посетившее чувство узнавания мира было невероятно приятно...

Дальше двое солдат и охрана каравана нетехнично и рискованно для себя долго копались, приковывая его в конец колонны, хотя дел там было на раз и два. Потом ещё ждали, пока в должном порядке окажется всё сопровождение каравана: купцы, присоседившиеся по дороге для безопасности, обозы, конвоиры... Наконец протрубил рог, возвещая отправление.

Их погнали дальше по тракту к столице нового государства.


***


Несколько томительных дней по иссохшей пыльной дороге с выбоинами от бывших луж плыли в мареве душного воздуха. Старика-отшельника их толпа обогнала уже в первые сутки гонки по разбитой земле. Ночёвки на обочине, представлявшие собой привалы на два-три часа, когда в сумраке становилось трудно разглядеть землю под ногами. Умение погонщиков Сэйопа. Каждое в отдельности могло бы полностью растереть с обезвоженной грязью любую личность.

Агим наблюдал. Запоминал. Методы погонщиков. Дорогу. Людей. Приговорённых узников. Молчание.

Сами работорговцы тоже общались только по работе. Они не дозволили бы пленным болтать, но не было надобности пресекать попытки.

Он давно не сталкивался с такой разобщённостью, даже Совету далеко не всегда удавалось посеять, хоть сколько-нибудь близкое недоверие в толпе. Кто-то в этом мире хорошо потрудился. Пленники привычно не доверяли друг другу и просто не находили смысла искать и оказывать доверие. Даже перепалок и дележей власти фактически не происходило. Идеальное общество повиновения. А ведь прошло всего лишь восемь лет.

Новым невольником не то, чтобы не интересовались. Он был не такой. Однако только искоса брошенными взглядами заинтересованность и выражалась. Никто более ни разу не поддержал с ним разговора. Настаивать было бы бессмысленно и опасно, он и так выглядел белой вороной. Никто не обсуждал его с другими заключёнными. Те двое, с кем он говорил, шли далеко друг от друга и от него, и, на всякий случай, даже не смотрели в его сторону. Как сказал тот мужчина, они могли сдать его, но не меньше боялись того же с его стороны.

Только к концу второго дня случилась заварушка. С тем самым безразличным мужчиной.

Агим все дни с трудом сдерживался, чтобы не захватить контроль над его сознанием. Только сомнение, станет это пользой или обузой для его действий, удерживали его порывы.

К концу второго дня, когда караван получил сигнал остановиться. Один из погонщиков повёл себя агрессивнее обычного и, хотя стоял он не близко, и сердился совсем на другого, безразличный мужчина резко рванулся на него, размахивающего заострённым жезлом. Хотел броситься на остриё. Но он метнулся как раз мимо Агима. Со всей скорости и под действием собственного веса с грохотом упал на землю.

Никто не заметил подножки. Сэйоп тоже. Но Агим подозревал, что Сэйоп догадался позже. Однако смолчал. Странный пленник сэкономил ему несколько недешёвых жизней. Пролейся кровь и все здесь закусят удила и забудут страх и послушание. Вспомнят, что им нечего терять. И все погонщики тоже возжаждат крови ради крови, а не ради порядка и денег. Сэйоп здесь единственный это понимал, и единственный был в этом не заинтересован. Кроме Агима, которому пришлось бы идти в Столицу в открытую, а он ведь представления не имел о сложившейся вокруг симбионта ситуации и возможности предпринять самостоятельные действия.

В ночной тишине вяло доносились редкие звуки, издаваемые насекомыми. В лагере стояла тишина и отчуждённость.

- Зачем помешал мне? – раздался в тишине обвинительный шёпот, полный отчаяния.

- Я не собирался, - как можно спокойнее и равнодушнее ответил Агим, явственно ощущая, неожиданно сильно вспыхнувшее неравнодушие окружающих к заявлению мужчины. Одна оплошность и все могли сообразить, что им не дали затеять кровопролитие вполне осознанно, следовательно, захотеть получить расплату с него. - Ты налетел случайно.

- Больше не выдастся шанс, - горько простонал мужчина. И окружающие тоже ослабили интерес. Отчаяние никого не интересовало, интересен был единственно повод слепо мстить.

- Значит, будет нечто другое, - почти неслышно отозвался Агим.

- Мне не нужно. Мои девочки погибли у меня на глазах. Всё потому, что маленькая дочка в школе сказала, что принц всегда был добрый. На нас донесли. Дети рассказали дома. Никто из них не понимал, что за слова произносят. Ни они все, ни она. Кто-то из родителей захотел донести. Всю жизнь жили бок о бок. С половиной деревни родня. И они дали замучить моих девочек.

Что можно было сказать человеку, которому нечего терять? Что злобный ребёнок на престоле, давно уже теряющий разум и волю, не главная причина его беды, хоть и отдаёт эти приказы? Что это всё последствия нарушенного заклинания, с которым до сих пор не покончено?.. Агим обдумал пришедшую идею, о возможном влиянии симбионта на подавленное психологическое состояние людей. Масштабы заставляли усомниться в такой вероятности. Но и прежде, симбионт очень активно влиял на окружающее пространство. Мог и усилить своё влияние вовне со временем, когда Его старые фильтры ослабли. Могло что-то подтолкнуть паталогическое взаимодействие. Восемь лет как-никак. Вырисовывалась мрачная ситуация.

- Слишком добрый, я бы сказал, - почти беззвучно добавил Агим. Но мужчина услышал. Не столько услышал, сколько угадал произнесённый звук. И впервые в его глазах мелькнули шок и страх, в которые он сам не поверил.

На четвёртое утро караван, наконец-то, подошёл к столице. Но в саму столицу их ещё не вели, Сэйоп гнал свой товар на огромную ежегодную ярмарку живого товара, раскинувшуюся в пригороде. Сначала своя выгода, потом уже отчёт для государства о доставленных преступниках – Сэйоп умел вести дела. Государство не предъявляло ему особых претензий.

Когда они достигли места, Сэйоп в отличие от других торговцев не поспешил выставлять свой товар, наоборот всех рабов завели в сарай. Сам хозяин каравана с несколькими помощниками расположился в торговом шатре. Его караван был самым важным на ярмарке, а он был самым уважаемым работорговцем; он ждал, а клиенты сами обращались к нему. Так было ещё и проще пристраивать не совсем легальный товар.


***


Но планы торговца были нарушены неожиданной ночной облавой. Уже даже не ночной, потому что небо светлело, хотя до восхода солнца оставалось достаточно времени.

Отряд ворвался в камеры, стал проверять людей. Они говорили, что-то на счёт незаконно угнанных в рабство крестьян. А наткнулись, разумеется, на Агима.

- Он же не тот, кого вы ищете. У меня не бывает незаконного товара. Он не свободный, - лепетал торговец прикидываясь дурачком, что ж, естественные издержки бизнеса, теперь важно было уберечься самому. Сейчас он радовался, что свояк капитана успел дать дёру, заметив беготню вокруг палаток, когда они приближались к шатру Сэйопа.

- Ты, ополоумел?! Ты не знаешь, что полагается делать в этих случаях?! Ты должен был сразу сдать его в отделение трибунала! У него нет татуировки!

- Да разве ж действительный декрет-то? Ай-яй-яй! Видать перепутал я, не упомнил… Так у него всё равно память отшибло, трибуналу-то он тоже ни к чему, господин комиссар.

- Мы его забираем.

- Да как же? Да я ж его столько кормил!

- Ещё скажи спасибо, что без штрафа! Или хочешь штраф?

- Ой, нет-нет, упаси Светлейшая!

- Вот наглец. Будешь знать своё место. Знаю я Вашу братью. Собрался его тайно метить рождённым рабом. А безопасность государства побоку.

Никто и не упомянул, что безразлична государственная безопасность была и дорожному сторожевому посту. Отсутствие единодушия в рядах вооружённых сил радовало, ведь позволяло убедиться, что  устройство государства отнюдь не безупречно.

- Ну, как вы могли подумать, комиссар! Я же всегда сначала квартируюсь, потом сортирую. Никогда ваших заключённых не терял и не присваивал! – возопил торговец, а затем шёпотом, так что расслышал уже один Агим, добавил в спину удаляющимся стражникам. – Как же, Дворцу лишь бы за товар не платить, вот и прикрываются госбезопасностью. Подавитесь, ублюдки.

Значит, у него был шанс сим странным путём попасть во дворец. Это тоже вселяло надежду.


***