28. Доноры и получатели

- Я прекрасно помню, как на мою просьбу «Хочу чего-нибудь вкусненького», мама готовила жареный хлеб, - Лида прикрыла глаза и, улыбаясь, продолжила. -  Кусочки белого хлеба она обмакивала в молоке, посыпала сахаром и поджаривала на сковороде на сливочном масле. Как было вкусно, пока хлеб был горячий, если смазать его  малиновым вареньем.

Cобрались в доме в Веселовых, как подчёркивал хозяин: «отметить пуск дома в эксплуатацию».
Пока женщины «колдовали» на кухне, мужчины сидя на диване, рассматривали альбом с фотографиями. Его принёс Георгий, для того, чтобы напомнить Степану о поездках в Ленинград, Вильнус и Таллин.

- Знаешь, друг, - повернувшись к Надёжену, обратился Степан, - я всё думаю о моём «таране» стены…
Похоже, я перестал контролировать своё тело…
- Ты опять на себя «накручиваешь»! Я уверен, - Георгий проложил правую руку на плечо друга, - ты просто в тот момент подумал о чём-то важном. Не помнишь, о чём?
- Вера мне предложила лечь в больницу на операцию по шунтированию.
- Так в чём проблема?
- Ты ведь знаешь, что я ложился два раза, но отказывался от операции. В моей палате после операции оба раза умирали мои соседи.
Совсем как в том анекдоте про жизнь пенсионеров… - Степан натянуто улыбнулся и, глядя на друга, стал рассказывать: «Дядя Мойша, что таки ви можете сказать про пирамиду МММ? - Сёма, не смеши мне мозг, самая большая пирамида это таки пенсионный фонд России, вкладывают все, а получает выживший…»

А что в этом случае говорила, оправившись от инфаркта Раневская? А она говорила: «Если больной очень хочет жить, врачи бессильны!»

Услышавшая последнее слово Вера, повернулась от плиты и спросила:
- Стёпа, ты о чём? Всё равно ведь нужно что-то делать. Здоровье у тебя не окрепнет без операции…
- Да, милая, поеду в понедельник сдаваться. - Ответил Степан жене. Повернувшись к Георгию, он пояснил отсутствие спиртного на столе. - Вера теперь не пьёт совсем, и мне не велит. А что, можно и без спиртного. Вот  ты, как поднимаешь рюмку, так морщишься…
- Ты знаешь ведь, как я к этому отношусь. Я пью для запаха, а дури и своей хватает! - Георгий засмеялся, - Давай посмотрим, как мы гуляли в «Летнем саду».

Вера, достала из кастрюли кусок варёной индюшки, стала резать мясо на маленькие кусочки для салата. Вспомнив своё детство, стала рассказывать Лиде:
- А моя мама, брала одно квадратное сладкое печенье, густо намазывала маслом, добавляла немного варенья и прилепляла сверху ещё одно печенье. Потом клала их в холодильник на полчаса.
А ещё я помню, как она готовила печёные яблоки. Нужно было яблоки помыть, удалить из них сердцевину и выложить на смазанный маслом противень. В каждое яблоко насыпать по две столовых ложки сахара, по чайной ложке сливочного масла и щепотки корицы. Выпекать пятнадцать минут при ста восьмидесяти градусах.
А ещё можно экспериментировать с начинкой для яблок. Например, добавить орехи, шоколад или сладкую творожную массу.

- Ты на фотографии с открытым ртом, - подчеркнул Степан, стихи Лиде читал?
- Наверно…
Я много знаю стихов, в том числе сонеты Петрарки. Мне понравились стихи Виноградова, потому, что он тоже пишет сонеты. Ты послушай:

Гулял с тобою первый раз,
Не отводил от тебя глаз.
Рассказ о Питере, вела,
И в Летний сад меня звала.

Мне сад тот, снится много лет,
Луны, сквозь ветки, ясный свет.
Богинь фигуры, рядом ты,
Пришла, что из моей мечты.

Решетку сада, наши фото,
И как сказала мне там что-то,
И красоту белых ночей,
Мы вспоминает часто с ней.

С тобой иду я вдоль реки,
Близки те годы, далеки.

Здорово, правда?
- А это что за вырезки из газет? -

Между страниц альбома лежали пожелтевшие от времени вырезки из газет. Георгий в руки стопку:
- Это мне передал дед Богдан. Он рассказывал, что после войны до 1954 года из Литвы, Эстонии, Латвии, Западной Украины депортировались десятки тысяч активных пособников «лесных братьей», семьи осужденных бандитов.
Не депортировали лиц, активно помогавшим властям бороться с националистическим подпольем.
У него была копия рассекреченного Специального сообщения об аресте участников массового расстрела советских граждан в Ляудишском лесу в 1941 году.

Георгий среди вырезок достал несколько листов бумаги, стал зачитывать: «Совершенно секретно 29 сентября 1944 года,  Товарищу Абакумову, город Москва.
В результате работы среди гражданского населения нами установлены факты массового расстрела советских граждан, партийного и советского актива - жителей Шадовского округа Литовской ССР, произведенного немцами и литовскими националистами в Ляудишском лесу в августе 1941 года
Показаниями свидетелей, арестованных и актом медицинской экспертной комиссии, производившей вскрытие могил и эксгумацию трупов, установлено:
С приходом немецких войск в местечке Шадов Паневежского уезда Литовской ССР в июле 1941 года всё еврейское население, советский и партийный актив в окружности Шадов по приказу немецкого командования, местной вспомогательной полицией было насильно согнано в специально подготовленный лагерь, расположенный на Шадовском аэродроме. В лагере к концу августа 1941 года было сконцентрировано более семи тысяч человек. Среди них находились женщины, дети и старики. Заключенные систематически подвергались избиениям и надругательствам со стороны охраны лагеря.
Утром 26 августа 1941 года в лагере заключенным было объявлено о том, что все они будут перевезены в город Паневежис на строительные работы, после чего заключенных, под видом отправки на работы, вывозили на автомашинах в Ляудишский лес, что в пятнадцати километрах от местечка Шадов и подвергали массовому расстрелу.
Привезенных к месту расстрела раздевали до нижнего белья, заставляли ложиться рядами в приготовленные ямы, где их и расстреливали, детей раздевали матери, после чего их убивали о стволы деревьев и сбрасывали в ямы.
Расстрел мирных советских граждан продолжался в течение 26-27 августа, за это время было истреблено более семисот человек.
Массовые убийства мирных советских граждан были произведены по приказу немецких оккупационных властей. В лагерь, а также на место расстрела в момент расстрела приезжали представители немецкого военного командования.
Исполнители массовых расстрелов являются участниками литовских националистических организаций, служившими во вспомогательной полиции, созданной немцами.
Следствие по делу продолжается. Меры по розыску остальных участников расстрела приняты.
Начальник Управления контрразведки «Смерш» 1-го Прибалтийского фронта генерал-лейтенант Ханников».

Положив листы бумаги и вырезки из газет в альбом, Надёжен, тяжело вздохнул:
- Помню, дед болезненно переживал и жалел, что дожил до таких, как он говорил, страшных времён, когда на Украине власть захватили бандеровцы. Он всё повторял, что ему жить не хочется. Вот так и угас на девяносто пятом году жизни…
Я несколько раз бывал в Литве, Эстонии, Латвии, как-то в Вильнусе в аэропорту столкнулся со знаменитым литовским артистом Донатосом Банионисом, с ним мы летели в Москву. А недавно…
Недавно я прочитал, что в горсовете Клайпеды запланированы два голосования. Одно по вопросу установки мемориальной доски на здании университета в честь лидера «лесных братьев» Раманаускаса-Ванагаса, а второе по поводу импичмента депутату Титову, который усомнился в том, что имя убийцы нужно увековечить.
Кстати, передачу повторяют сегодня (Георгий посмотрел на часы, которые висели над входной дверью в столовую) Вот, как раз сейчас.

Надёжен, взяв со столы пульт, включил телевизор. Корреспондент, ведущий программу, комментировал:
- Поддержать Титова пришли к стенам горсовета неравнодушные граждане, среди них бывший председатель Совета ветеранов Антонов, который не понаслышке знает, что же представляло собой повстанческое движение Литвы.
- Анфиян Петрович, при каких обстоятельствах Вашей семье пришлось столкнуться с «лесными братьями»?
- Когда пришла Советская власть, моя мать всей душой поддержала её. Вся наша деревня, находившаяся тогда в Каунасском уезде, поддерживала новую власть и считала её своей, трудовой. Мою мать как самую грамотную, она закончила класс церковно-приходской школы, избрали председателем сельсовета.
Когда началась война, она стала участником сопротивления немецкой оккупации. Являясь связной партизанского отряда, она налаживала связь между партизанским каунасским подпольем, лагерем принудительного труда в Правенишкесе, где в то время был мой отец, и каунасским гетто. Моя мать по просьбе штаба переправляла евреев в партизанские отряды.
В её адрес сразу посыпались угрозы, но среди «лесных братьев» был человек, хорошо знавший нашу семью, и он предупредил мать, что в ближайшую ночь с ней расправятся, отметив, что детей не тронут. Она скрылась, сбежав к знакомым на другой хутор.
К нам пришли домой, сначала давали конфеты, спрашивали, где мать. Старшей сестре было двенадцать лет, нам с братом - по семь и шесть соответственно, но нас потом стали и ремнем избивать. А мы действительно не знали, где она скрывается.
Потом они ушли с угрозой, что так нас не оставят. Спустя несколько дней знакомый вновь сообщил, что нужно бежать, иначе теперь уже погибнет вся семья.
Мать нас собрала, и мы бежали в волость, куда «лесные братья» не смели показываться. Мы спаслись, но в других случаях наши родственники были убиты ни за что.
- Как Ваш отец оказался в лагере принудительного труда в Правенишкесе?
- Наша деревня Ромашкю-Будай была староверской, на её окраине ещё жил литовец, на окраине леса - поляк. Мы все жили дружно.
Мой отец ещё в 1940 году поддержал новую власть, активно участвовал, как и вся деревня, в выборах того года. Он тоже был избран председателем сельсовета, ездил в составе делегации в Москву на сельскохозяйственную выставку 1940 года, рассказывал соседям-крестьянам, как хорошо его там приняли, как по возвращении встречали в Каунасе с цветами.
Когда пришли немецкие оккупанты, он собрался уйти в партизаны, но его схватили приехавшие на велосипедах так называемые повстанцы - «белоповязочники». Они заставили его копать себе яму, хотели за сараем расстрелять. Но вмешался немец, к которому моя мать бросилась с взяткой в виде самогона и копченостей, поэтому казнь отменили.
Так отец попал в политическую тюрьму Каунаса, потом в Правенишкес. Затем, когда его хотели вывезти в Германию, он бежал к партизанам, разобрав в поезде дощатый пол. В конце войны, за неделю до освобождения нашего края, он погиб в стычке с местными карателями. Партизаны пытались не дать им уйти с немцами, но в итоге его убили.
- Что мотивировало местных литовцев записываться в ряды «лесных братьев»?
- Первый контингент - это сотрудничавшие с немцами коллаборанты, которые не успели с ними отступить. К ним стала присоединяться напуганная молодежь, боявшаяся призыва в советскую армию. Чтобы их не призвали, они ушли в лес. Был какой-то процент идейных борцов за независимость Литвы.
Но главные руководители «лесных братьев» - это люди, у которых руки были по локоть в крови во время немецкой оккупации. Именно начиная с этой оккупации, за ними тянулся кровавый шлейф и кровавые методы. Они активно принимали участие в уничтожении евреев, активистов.
- Вы могли бы рассказать о случаях сотрудничества «лесных братьев» с немцами? Замешан ли был в коллаборации с нацистами Адольфас Раманаускас-Ванагас?
- Про самого Раманаускаса-Ванагаса сказать не могу, я читал, что он действовал не в том районе, где мы жили. У нас же там, где сейчас Домейкава - пригород Каунаса, была богатая усадьба Суткаса.
В период немецкой оккупации в этой усадьбе он сколотил группу карателей, охотившуюся за советскими партизанами, евреями, подпольщиками, за теми, кто не принимал немецкую оккупацию. Стоило только сказать им, что кто-то «неправильно» думает, и его сразу арестовывали или убивали.
Этот Суткус в конце войны планировал отступить с немцами. Мой отец в партизанском отряде «За Советскую Литву» пытался не дать им уйти, но часть ушла, а некоторые стали повстанцами, выполнявшими те же задания против своего народа, что и при немцах.
- Страдали ли этнические литовцы от террора «лесных братьев»?
- В конце существования в Литве Советской власти мне удалось в 1988 или 1989 году принять участие в съезде, который прошёл в Вильнюсе, всех потерпевших от «лесных братьев».
Очень большой зал ЦК Коммунистической партии Литвы был полон потерпевшими. Невозможно было слушать их воспоминания о том, какими методами «лесные братья» уничтожали близких, родственников, соседей. Звезды вырезали, полосы кожи со спины снимали, в колючую проволоку заворачивали, живых бросали в колодцы, сжигали, нападали на бани, когда там женщины мылись, чтоб их изнасиловать…
Есть писатель Римантас Грейчус, в своей книге он приводит много таких случаев, потому что объезжает свидетелей, опрашивает их. И он хочет ещё вторую книгу выпустить. Его отец был в ссылке, поэтому Римантас родился в России, получил там высшее образование, женился, но вернулся в Литву.
Много от рук «лесных братьев» погибло литовцев.
В первую очередь уничтожали актив советской власти. Во вторую очередь  новоселов. Очень много их погубили. Ещё в 1940 году вышел Земельный декрет, согласно которому безземельных наделяли землей, а малоземельным её добавляли. Соответственно теряли богатые - у них землю отрезали, чтобы наделить ею новоселов.
На съезде пострадавших было зафиксировано, что «лесные братья» уничтожили порядка сорока тысяч мирных жителей.
- Какой стратегии придерживалось движение «лесных братьев» в начале Великой Отечественной войны?
- Ещё за два-три дня до начала войны распускались страшные слухи, что всех евреев и русских будут резать, убивать. Видимо, распускали те, кто уже знал, что вот-вот начнется война. Многие испугались. Значительная часть русских грузилась в телеги и собиралась в случае начала военных действий отступать на восток.
Ещё война не началась, а возникло восстание пятой колонны, так как она стала действовать в назначенное время и назначенный срок по команде из Берлина. Я видел архивные документы об этом.
Как только немцы перешли границу, в Каунасе начались еврейские погромы, организованные повстанцами. Даже комендант города, увидев, как зверски убивают арматурой, палками и чем угодно, так как жалели патроны, телеграфировал в Берлин о том, как нужно реагировать. Но был прислан ответ, чтобы он не мешал, а при определенных условиях и помогал.
- Куда смотрело в это время мирное население Литвы?
- В Каунасе мирное население, проходя мимо погромов, останавливалось и хлопало в ладоши. Для них это был театр. На территории автобусного парка произошло первое избиение евреев.
Один немецкий офицер сфотографировал, как литовец, участвовавший в избиениях, играл на гармошке, сидя на трупах. Уже в наши дни эта фотография оказалась в сети.
На мой взгляд, литовское население разделилось тогда пополам. Пятьдесят процентов поддерживали и воевали за нацистов. Остальные пятьдесят процентов не сочувствовали немцам, около двадцати процентов из них участвовали в  сопротивлении: в партизанском и подпольном движении. Я знаю много партизан и подпольщиков, они все умерли, но память о них у меня сохранилась.
- Что ждёт общество Клайпеды в случае увековечивания памяти Адольфаса Раманаускаса-Ванагаса?
- В Клайпеде это первый такой случай…
У нас многонациональный город, здесь много диаспор, которые живут в дружбе. И с той, и с другой стороны никто не хотел разногласий. Власти не препятствовали отмечать день освобождения Клайпеды. И «Бессмертный полк» мы проводили, но героизация Раманаускаса-Ванагаса создает раздор. Чувствую, в Клайпеде не будет такого, как раньше: начнутся расколы.

Кстати, - Георгий вполголоса сообщил, - в этом городе родился наш сосед поэт Виноградов. Его отец служил после войны в Литве, а потом его перевели на Дальний Восток, где служили мы с тобой. - Григорий помолчал несколько секунд, - бывает же так…
- Ты знаешь, - Степан повернулся к Георгию, - я недавно прочитал, что и в Эстонии героизируют бывших своих эсесовцев. А их потомки говорят страшные вещи.
Командующий подразделения спецназа Сил обороны Эстонии полковник Юхтеги  заявил, что войска российской армии могут дойти до столицы Эстонии за два дня, а за две недели полностью захватить территорию страны. Он подчеркнул, что по российским солдатам, которые захватят Таллин, будут стрелять из-за каждого угла.
Но ты ведь читал, сколько СССР вбухал в прибалтийские республики.
- Да, читал много раз. Одна из козырных прибалтийских тем, регулярно возникающая при каждом удобном случае - попытки трех прибалтийских государств выставить России счёт за время «советской оккупации». - Григорий грустно ухмыльнулся. - При этом они умалчивают, что «независимые» и гордые республики до момента вхождения в СССР были нищими задворками Европы, а у Литвы значительная часть территории была просто захвачена Польшей.
Причём это были не просто какие-то пограничные территории. Даже столица Литвы - Вильнюс, называвшаяся по-польски Вильно, до 1939 года к независимой Литве имела отношение только чисто теоретическое.
Если вспомнить, что Россия не только правопреемница СССР, но и Российской империи, получается интересная картина.
Россия две из трех прибалтийских стран просто купила. Петр Первый купил Эстляндию и Лифляндию, Ингрию, часть Карелии, заплатил два миллиона рублей. Потом прибалтийские земли активно развивались. Рига до начала Первой Мировой войны была восьмым по величине городом Российской империи.
Нищие республики, в которых за всё время независимости до 1940 года было открыто совсем немного предприятий,  в СССР были превращены в фасад социализма. Они занимали привилегированное положение, в них развивали самые современные отрасли промышленности, а уровень жизни в целом был намного выше, чем в остальном Союзе.
А вот в валовом национальном продукте прибалтийские республики занимали не очень много места.
Латвия давала меньше процента от промышленного производства, Эстония – ещё меньше Латвии, Литва - чуть больше процента.
Но самое главное, в Прибалтике была создана развитая промышленная инфраструктура, которой в этих задворках Европы в период между двумя мировыми бойнями там просто не существовало.
- Да, я читал, - Степан перебил друга, будто старался выговориться, чтобы не забыть сказать главное. - Больше всего во время Великой Отечественной войны пострадала Литва. Но уже в 1948 году там был восстановлен довоенный уровень, для чего была выделена огромная безвозвратная субсидия. В Прибалтику направляли лучшие стройматериалы, прокладывали качественные дороги, строили современные заводы.
Образец такого завода - рижский «ВЭФ», крупнейшее высокотехнологичное предприятие советской электронной промышленности. На заводе работало более десять тысяч человек, его прибыль была просто огромной. У меня был такой приёмник.
- Но когда Латвия опять стала независимой, - Георгий поморщился, - завод, производивший качественную и добротную электронику, был закрыт,  разорен, превращён в рынок. Хотя, - Надёжен посмотрел в сторону женщин, - в России такая же судьба тоже ждала многие заводы. Но проблема в том, что ВЭФ был самым сильным советским заводом отрасли и он выпускал реально конкурентоспособную и очень добротную технику.
Такая же судьба ждала автомобильный завод РАФ, производивший отличные микроавтобусы, которые активно использовались в России в девяностые годы в качестве маршруток. И это были на самом деле удобные и добротные микроавтобусы.
У соседки Литвы, Латвии предприятия, делавшие шпроты, благополучно закрываются, на Западе эти шпроты никому не нужны, их закупала Россия, которую они последние годы оскорбляли ежедневно.
Как итог, свободная Прибалтика снова стала тем же, чем и была до Второй Мировой войны - тихими, полупустыми задворками Европы.
- Я читал о внутреннем валовом продукте республик.
Очень интересные цифры, сразу становиться понятно, кто в СССР был донором и получателем.
РСФСР, Белоруссия - производили больше, чем потребляли сами, близка была к этому Украина.
Литва, Латвия, Эстония - больше потребляли, чем производили.
А РСФСР их содержала, производила в почти в два раза больше, чем потребляла.
- Да, и зарплата сильно отличалась. - Дополнил Георгий. - В 1990 году, по данным Госкомстата СССР, средняя зарплата в народном хозяйстве СССР составила двести семьдесят рублей.
Самой высокой она была  в Эстонии - триста сорок рублей.
- Но, - Степан горько улыбнулся, - начало этого учебного года в Литве стало поводом для разговоров о демографической катастрофе в республике.
В этой стране самая низкая рождаемость и самая высокая эмиграция в Европе. Дети в некоторых районах исчезли как явление, количество школьников и студентов сокращается рекордными темпами. Литва погружается на «демографическое дно» и, по уверениям литовских демографов, может просто исчезнуть.
За последние два года из Литвы уехало больше ста тысяч жителей. Количество новорожденных за это же время уменьшилось вдвое.
- Вчера прочитал очередной антироссийский выпад литовского президента, - Георгий смотрел в сторону жены, которая прикладывала указательный палец к своим губам, мол, пора заканчивать разговоры. - По высказываниям литовских учёных, их нация находится при смерти, и её агония является моральной смертью современной Литвы, потому что разоблачает всю официальную ложь о литовском прошлом и настоящем.
Получается, что пик демографического роста в Литве пришёлся на последнее десятилетие советского времени, а непрерывное падение продолжается с момента «восстановления независимости».
Литовские учёные разводят руками и признают свою неспособность объяснить катастрофические тенденции вымирания литовцев с точки зрения экономики, потому что с этой позиции в Литве - процветание, благополучие и рекордные темпы роста.
Реальность же состоит в том, что Литва - это асоциальное государство, из которого бегут люди, потому что власти до них нет никакого дела.
В Литве всё хорошее, что было в Советском Союзе, уничтожили как «наследие оккупации», ничего хорошего нового взамен не создали, а теперь рассказывают сказки про «успешную демократию» на берегу Балтийского моря.
Но смерть всё расставляет по своим местам. Причём не только смерть человека, но и смерть целого народа и целой страны. Я вот вспомнил стихотворение Виноградова на эту тему:
Евросоюз не любит малых стран,
Их принял, чтобы подойти к границе
России. Богатство всех, это большой обман,
И бесполезно на них нам всем злится.

Куда-то нужно им сбывать товар,
И войска НАТО угрожают вновь.
Партнёрство их несёт ведь не любовь,
Хотят над нами власти, да навар.

А что же люди кто в Евросоюзе?
Они бедны, работы не имеют.
И очень скоро их сознание созреет,
Не в голове, а хоть бы и в арбузе.

Литва, Эстония богаче ведь не стали,
Людей всё больше на чужбину уезжали.

- Всё, хватит разговоров, - услышали мужчины голос Веры, - пора садиться за стол.