Последний день в санатории

Шла последняя неделя пребывания моей бабушки в санатории. Теплым, летним вечером она прогуливалась по тропинкам на территории, в легкой сорочке и тапочках. Слегка прихрамывая на правую ногу, она чувствовала пульсирующую боль в бедре, усугубляемую лишним весом, но она к этому уже привыкла и ничто не могло ей испортить этого благоприятного настроения, вновь пришедшего отдыха. Деревья отбрасывали легкую тень на идеально-гладкий асфальт, и еле слышно подпевали шелестом веток к ее тяжелой поступи. Солнце уходило в закат оставляя за собой ярко красный след шириною в небо. Пахло горькой полынью и садовыми цветами, усаженными вдоль продолговатых тропинок. Прелестно… Дышалось легко и свободно, благо крупные города были очень далеко и воздух был чист и приятен. Аллея уходила в чащу, в небольшой лесок, нежно обволакивающие дорожку в свои зеленые объятия. Становилось темнее и вот-вот должны были зажечься ночные огни, навеки застрявшие на верхушках двухметровых, столбов. Еще мысль промелькнула в её голове, о том, что уже и дорогу видно плохо, уже достаточно припозднилось, а фонарей все так и не включили. На встречу ей шла фигура, силуэт был явно мужской и достаточно рослый. Она прищурилась, чтобы разглядеть его получше, так как из-за преклонного возраста, картинка размазывалась в глазах, да и вообще мутнело порой, но она так никого и не разглядела, в этом неторопливо приближающемся прохожем. Мысли, поющие в голове на родном татарском, уносили её куда ввысь, потом вновь приземляли и снова к звездам. Точно американские горки, катали ее по рельсам грёз. Бабуля на секунду опомнилась, когда совсем сблизилась с незнакомцев, как-то подозрительно двигался он на нее. Она не успела опомниться, как руки его, грубые и резкие, столкнули несчастную с тропинки в траву, тонущую в колючих кустах, о которые она поцарапает лицо. Пожилая женщина. Слегка вскрикнула, больше от неожиданности, чем от боли и в панике попыталась ощупать землю руками, чтобы как-то подняться. Ведь порой даже с дивана встать в её возрасте тяжело, не говоря уж об поросших кустарниками оврагах. Но ничего особо не получалось и следом обрушился удар по голове, чем-то твердым, но гибким. Боль необъятной и тяжелой ватой наполнила её голову, движения стали еще более вялыми, но сознание не покидало. Старушка лежала лицом на земле, без сил на то что бы хоть как-то подняться, хоть как-то уцепиться. Трава и грязь забилась в рот, глаза после удара не открывались, в нос бил резкий запах земли и сырости. Она почувствовала, как нападающий, задирает ее сорочку, как он стягивает, ее огромные трусы, с ее старой, дряблой и разросшейся задницы. Послышался звук металлической бляшки ремня, звук молнии ширинки. Он навалился на нее сзади, рукой надавив на шею ниже затылка, припечатав ее морду к земле, что аж дышать стало крайне тяжело. Он вонзил свой член в нее как саблю в масло, резко и точно. Она не могла не о чем думать, просто пустота ее разума заполнилась словно киселем. А он долбил ее, как перфоратор стену.С каждым его толчком, он выгонял из нее остатки жизни с чуть слышным вполем и хрипом. Её лицо ёрзало по траве, пачкаясь о землю и сочно-зеленою траву. Фонари так и не загорались, пахло мужским потом и спермой. Она осталась одна, так и лежала в траве, с расцарапанным лицом, задранным подолом, спущенными трусами и пробитой головой, откуда еле-еле сочилась густая темно багровая кровь. Дыхание покидало ее, сердце билось медленнее обычного, и темп его спадал на нет. Глаза закрылись, она почувствовала умиротворение и покой, уже не оставалось сил сделать последний вздох, за этим мгновением последовал последний выдох. Несколько мух приземлилось на чуть приоткрытый рот, глаз произвольно дернулся, но остался открытым. Примятая вокруг трава медленно начинает подниматься, глубокая ночь радушно принимает своего нового постояльца.