Поэт и Покровитель. Часть 2. Глава 3

Маркос Рибальта и тайное Убежище



26 мая 554 года Новой Эры



Вечер. Маркос шел из Театра, когда прямо навстречу ему выскочил человек с опущенной до груди головой. Неудивительно, что он врезался в Маркоса так, что тот едва не упал. Маркос обернулся и крикнул мужчине: «Эй! Как-то осторожнее ходить надо!» Но тот и виду не подал, что услышал хоть слово. Да и куда это он так бежит? Храм в другой стороне.

— Вот же гад, вставят себе в уши... — бурчал Маркос, как вдруг увидел на земле клочок бумаги.

В любой другой день он просто пошел бы дальше, но теперь, когда с ним происходили странные события, он не решился сделать этого. Оглянувшись по сторонам, Маркос присел на корточки и начал поправлять ботинок, заодно прихватив клочок бумаги и засунув его в тот самый ботинок. Он встал и, бурча, пошел к Храму. У него прямо-таки руки чесались посмотреть, что там за бумажка. Еще одно послание?

Маркос вдруг представил, что открывает бумажку, а там ничего нет. И его это так рассмешило, что он даже заулыбался, чем вызвал недоумение всех, кто ехал вместе с ним в магнитобусе. Человек улыбается без всякой причины! А, так это же поэт, тогда все понятно, думали люди. Но куда смотрит Покровитель, как такие ненормальные могут выступать на телевидении? Ему же место в Мортиуме, в отделении для психов! Должно быть там такое, да? И вообще, кто-нибудь сканировал его мозг? Вдруг он опасен?

Моление прошло вполне нормально. Маркос даже сумел послушать, что говорил Фалес:

— Зло приближается! Скоро оно придет и будет пытаться склонить вас, друзья мои, на свою сторону!

И все дружно мычали, улюлюкали, кричали и кланялись, пока в конце концов не проорали на весь Храм: «ВОЛЯ!», и не разошлись. Маркос старался идти так, чтобы его нельзя было найти в толпе. Меньше всего на свете он хотел сейчас встретиться с Маргарет или Лютэром. Просто дайте время и немного места, чтобы посмотреть на бумажку. Он уже знал, куда пойдет, чтобы провернуть это дельце. К счастью, сегодня ему везло. Ни Маргарет, ни Лютэр не нашли его.

Придя в Парк Аттракционов, Маркос первым делом пошел на Войну, чтобы про него не думали лишнего. Там он провел целый час, стреляя в террористов, помог изгнать их из Экклезии и даже принял участие в Битве за Аттриум. Это была одна из трех великих битв войны с террористами! Тогда погибло почти две тысячи солдат Армии Р, при том что число террористов составляло всего пара сотен, но они были в таком удобном месте, что даже стотысячная армия имела бы точно такой же успех в битве с ними. Все знали, что тогда террористам повезло с местоположением. Крепость, так назвали позже их укрепления, стояла на высоте, так что подойти к ней было не просто. Но все удалось, хоть и с большими потерями.

Самым известным солдатом той битвы был нынешний главнокомандующий Армии Р Уильям Фокс. Все знали эту историю. Ужасную, но в то же время героическую историю Фокса. Ведь если бы не он, то кто знает, как бы завершилась та битва. Маркос помнил, как читал об этой схватке в одной книге, где сам Фокс записал воспоминания о тех временах.

«Я тогда был совсем еще зеленым, ничего не умел. Это было ни то второе, ни то третье мое сражение, так что тогда никто не приходил в ужас от одного моего имени. Тогда меня знали разве что мои сослуживцы. Да и то не как Уильяма Фокса, а просто как рядового Фокса.

Помню, в тот день погода была какая-то особенная. Ветра не было, да и вообще дышалось легко. Я еще подумал тогда, что вот как здорово будет умереть в такой день. Это Покровитель делал все, чтобы нам было легче.

Наш командир, Норман Кейпберн, решил повести нас через овраг, оттуда можно было начать восхождение на высоту, мы ее называли Чужой высотой. Правда, как оказалось, никакого преимущества нам это не дало. Все равно, как только мы добрались до середины, эти гады начали стрелять по нам, а мы же без укрытия совсем были. Так что почти полкилометра мы ползли по голому склону, пытаясь просто выжить. У меня тогда и в мыслях не было захватить высоту, просто хотелось сделать все, чтобы наши живыми остались. А они умирали каждую секунду. Я ползу, а вокруг меня люди умирают. Ужасно. Потом мне пришла идея, даже не пришла, она как будто запрыгнула мне в голову. Думаю, это Покровитель подсказал мне. Я взял один труп и прикрылся им. А сам пополз прямо ввысь. Мне повезло, что у террористов тогда не было нормального оружия, а только какие-то самодельные пушки, стреляющие металлом. Так что они не ранили меня даже. Я быстрее всех приполз к их первому бункеру, долго решался, чтобы выйти из укрытия. Ну, первым делом пулеметчиков их вырубил. Бросил силовую гранату прямо в окошко, где один из них сидел и по нашим палил. Взрывом там всех, кажется, убило. Когда я взорвал дверь бункера, оказалось, что мне там и убивать уже некого. Покровитель сделал так, что одной гранаты хватило на всех. А дальше я успел еще два бункера таким макаром зачистить, только гранат уже не хватало, приходилось заходить внутрь и расстреливать гадов. Слава Покровителю, все получилось.

А знаете, что тут самое удивительное? Это я потом уже понял. По всем параметрам я должен был умереть тогда. Сами подумайте, ползет человек под дождем вражеского огня, прикрывается всего навсего трупом, а его ничто не берет. Потом целых три бункера зачищает! Да это же настоящее чудо, мне кажется. Покровитель точно приложил к этому руку, никак иначе. Я теперь на ночь всегда благодарю его за тот день. Если бы не он, то я был бы либо мертв, либо не стал бы тем, кто я сейчас. Ведь и правда, если б я не полез тогда впереди всех, то так и остался бы рядовым Фоксом, а не Уильямом Фоксом. Вы только подумайте, что через год террористы сдались только потому, что услышали, что к ним идет Уильям Фокс. Просто крикнули, что сдаются, вышли с поднятыми руками и ждали, когда их отправят в Мортиум. Вот как бывает. Один день — и ты уже не рядовой, а самая настоящая угроза», — говорилось в книге.

После Войны Маркос отправился к жескам. Он попросился, чтобы ему дали Герру, ту самую жеску, что передала коробку с тайными сокровищами. К счастью, она была свободна, так что у Маркоса не возникло проблем.

— Здравствуйте, — сказала Герра, увидев Маркоса в дверях. По ее взгляду Маркос понял, что она волнуется.

— Не переживайте, Герра, мне просто нужно укромное место.

— А, поняла.

Она ушла в другую комнату, что скрывалась за занавеской. В тот миг, когда она проходила туда, Маркос увидел там маленький стол, а на нем лежала книга.

«Она читает книги? Им можно?»

Маркос понятия не имел, что в других родах тоже была культура, что Низший род не только сутками работал на заводах, чтобы Высшему роду жилось и творилось хорошо, но и находил время для чего-то разумного. Хотя, конечно, времени у них было не так много, как у тех же жесок, но зато и литература у них была доступна совсем другая. На них никто не хотел переводить бумагу, поэтому им не давали читать что-то новенькое, вместо этого им когда-то отдали на растерзание ошметки забытой литературы. Разумеется, сначала все тщательно отсортировали, убрали все книги, которые хоть как-то могли донести неправильные мысли в их головы, а вот остальное, пустое, отдали.

В целом жизнь Низшего рода определял их уровень развития. А уровень их развития, конечно, был известен Покровителю еще до их рождения. Скажем, появляется на свет новый рацианин, его мозг немедленно прогоняют через кучу тестов, выясняют, может ли он заниматься с должным качеством работой Высшего рода (творить во славу Покровителя, и, если тест говорит, что этот мозг никуда не годен, то человека определяют в Низший род, раньше даже выделяли их клеймом на затылке. Теперь этого не делают, просто Низшие живут в отдельных регионах, где полно грязной работы. У них нет тех школ, какими обладают Высшие, но тем не менее образование им дают: надо же как-то даже таких людей обучить любить Покровителя и трудиться во славу Его. Уже в семь лет каждый Низший выходит на работу, и с этого момента жизнь их выглядит примерно так: шесть часов можно спать, по два часа можно молиться, один час на отдых и полчаса на перекус в обед, а все остальное — мучительная, губительная работа. А иногда, в периоды особой нужды, сон сокращают до трех часов. Низшие не жалуются, им некогда этим заниматься. Да и некому.

В сравнении с Низшими жизнь жесок — просто рай. У них полно свободного времени днем и ночью. Да, они не могут выходить из своих Казарм (так ласково называют эти уродливые пристанища удовольствия), но зато им каждый месяц привозят мусор в виде книг, старых касет с фильмами и прочим ненужным хламом. Не тратить же на них бумагу! В конце концов, жески даже не люди, они даже не рациане, они никто.

Жески читали много книг в ожидании новых мужчин. Герра, например, в день могла уделять этому занятию полтора часа.

Маркос вытащил клочок бумажки из ботинка,  развернул его и увидел: «Парк. Любая ночь. Иди в глубину, где нет фонарей, я сам тебя встречу. Красный».

Маркос пришел в ужас от этого приглашения. Только сумасшедший полезет в сердцевину Парка. Во-первых, там нет никаких фонарей, темно даже днем. Да и вообще сердцевина Парка больше похожа на дремучий лес, самую настоящую пущу, неухоженную, запущенную, древнюю. Пойти туда ночью? Ни за что!

Но через минуту, хорошенько подумав и вспомнив, что этот Красный знает его секрет, и он ничего плохого ему еще не сделал, он передумал. Был и еще один аргумент, который заставил Маркоса принять приглашение в темную часть Парка: любопытство. Маркос помнил, как Красный сказал ему, что Орден Ирис может стать тем ключом, который откроет двери в мир, что видится Маркосу в его снах, мир, который был давно утерян, мир, который должен возродиться, мир, где он сможет свободно писать стихи о том, о чем ему хочется.

«Ладно, попробую», — подумал Маркос.

Он и не заметил, как в комнату вернулась Герра. Она все это время стояла, едва дыша, и смотрела на Маркоса.

— Что это?

— А?

— Бумажка у тебя в руках, это от того мужчины?

— Наверно, да. Герра, как он уговорил тебя пойти на такой риск? Тебя ведь могут отправить в тюрьму за помощь Врагам!

— Я там уже была, вряд ли они смогут напугать меня больше. И это лучше, чем быть жеской тут и, — она помахала пальцами, — искуплять свои проступки перед ВЕЛИКИМ ПОКРОВИТЕЛЕМ! — Герра вдруг посмотрела в глаза Маркоса. —  Он приходил ко мне еще раз, говорил, что ты можешь зайти ко мне опять.

— Он приходил? Вы говорили? Он рассказал тебе о... — Маркос хотел спросить, знает ли Герра об Ордене Ирис, но передумал.

— Он только сказал, что есть какая-то организация, сообщество, которое вскоре принесет жескам, Низшим и вам, Высшим, настоящую свободу.

— И все?

— Нет, он много говорил о Боге и Иисусе.

— Иисусе?

— Да.

— Кто это?

— Я не смогу тебе рассказать. Не получится. Я еще сама мало знаю, но... я знаю, что Иисус, — она подняла глаза к потолку, — это что-то или кто-то, дающее человеку силы оставаться человеком. Так сказал мне тот мужчина.

— Постой, а он не сказал тебе свое имя?

— Сказал. Его зовут Джеймс.

— Джеймс? — Маркос ожидал большего, чего-то мистического и загадочного, но никак не просто Джеймса.

— Да, так он сказал.

— Вы долго с ним говорили, да?

— Два часа. За это время он смог полностью... он помог мне. Я была в отчаянии, не знала, как мне жить, хотела как-нибудь покончить с собой, потому что эта жизнь... это ужас.

Маркос не мог понять, о чем она говорит. Он представлял, что ей не нравится ее жизнь, ее работа, но не чувствовал, насколько ей плохо и насколько плохо всем жескам и другим людям, которые вынуждены быть теми, кем они быть не хотят.

— Понимаю, — сказал он.

Герра тут же посмотрела на него, ожидая увидеть в глазах Маркоса нечто особенное, но там был лишь взгляд холодного человека. Она долго смотрела, надеясь, но на лице Маркоса и бровь не дернулась, ни даже малейший мускул не шевельнулся.

— В общем, — сказала она, — мне было тяжело, а он помог мне. Поэтому я согласилась передать тебе ту посылку и принять сейчас.

— И вы больше не виделись?

— Нет.

Маркос посмотрел на свои часы, время сеанса подошло к концу.

— Мне пора, — он встал и посмотрел на Герру. Он ждал, что она скажет что-нибудь, но этого не случилось.

Герра просто открыла окошко, чтобы в комнату ворвался свежий воздух, а потом ушла в свою коморку за занавеской.

Дома Маркос был уже очень восемь, а через пару минут пришла и Маргарет. Она весь вечер потратила на то, чтобы ее мысли улетели подальше от разрушенного дома, от странных коробок и о всяких тайн. Она хотела лишь одного: оказаться дома с любимой книгой в руках. Она любила почитать, глотала все новые романы, вместе с их героями любила Страну и совершала подвиги во имя Покровителя. Ее душа пела, когда она читала про столь высокое, парящее чувство как любовь к Режиму, но ей часто казалось, что в этих книгах чего-то не хватает, будто там о чем-то не говорят. Но она никогда не понимала, о чем именно там не говорят.

Маргарет едва не забыла, что ее дом разрушен, но, увидев издали, что там снуют люди в форме и ученые, она дворами пошла к Маркосу. Он в это время изучал книгу из посылки от Красного, но, услышав, что вернулась Маргарет, бросил ее в коробку и сунул все под диван.

Маргарет, показалось Маркосу, выглядела какой-то растерянной, усталой и в то же время веселой.

— Маркос, — сказала она, увидев его. Она посмотрела на щель между диваном и полом, чего Маркос заметить никак не мог.

«Зря я вообще ей рассказал обо всем».

— Как прошел день? Ничего странного не случилось?

— Да, в принципе, нет. Обычный день, даже нечего вспомнить. Записали пару моих стихов, вот и весь день. Мне, правда, пару выходных дали.

— Понятно, — ответила она, вспомнив разрушенный дом. — А я поставила новый рекорд Вадапии, представляешь?

— Рекорд?

И Маргарет рассказала о том, как ей было сегодня тяжело, как она старалась изо всех сил колоть лед, как ее кормили прямо на рабочем месте, как она рада тому, что смогла утереть нос мерзкому Сессилу. А в это время Маркос едва ли мог слушать ее. Он мысленно представлял грядущую ночь, он хотел все узнать как можно скорее.

— А потом на табло высветили мой результат... — говорила Маргарет.

«До Театра можно дойти дворами, но сейчас ходят много Четверок. Если поймают, то это точно тюрьма».

— А на аттракционе я быстрее всех... — продолжала Маргарет.

«Ладно, от Театра я как-нибудь добегу до Парка, а там не должно быть проблем, никто не охраняет Сердце Парка... надеюсь».

— Представляешь? — спросила Маргарет.

— Да, это чудесно! — сказал Маркос, понятия не имея, что ему кажется таким чудесным.

— Я так устала. Наверно, легла бы спать прямо сейчас, сколько там до отбоя?

Маркос проверил время.

— Почти полчаса.

«Почти полчаса до...»

— А-а-ах, я схожу в ванну, хорошо? Ох, когда уже я смогу вернуться к себе домой... Мне так неловко, что я сижу у тебя. А вообще, странно, что меня до сих пор никто не спросил об этом.

Маргарет ушла, а Маркос задумался, что это все и правда очень странно. Маргарет, потерявшая дом, видевшая Красного, могла бы помочь в поисках, но ее никто не спрашивает. Ее не так уж и сложно найти. Она только установила рекорд, это явно не пройдет незаметно. Чего же они ждут?

Вскоре выключили свет. Маргарет легла спать в комнате Маркоса, а он, подождав час, пока Маргарет точно не уснет, вышел из дома, убедился, что там никого нет, и нырнул во дворы. Как всегда, там царила кромешная тьма, но в этот раз Маркос ориентировался немного лучше. До Театра он дошел без проблем, но там, когда пришлось перебегать дорогу, откуда-то взялась Четверка. Солдаты шли молча, глядя вперед. Маркос, чудом услышав их шаги издали, успел спрятаться в коморке с проводами, которую показал ему Красный. Когда Четверка прошла мимо, он ринулся к Парку, до которого оставалось всего-то километр. К счастью, больше Четверок он не встретил, пока не добежал до Парковых Ворот, увенчанных портретом Покровителя. А около ворот стояла Четверка.

Маркосу пришлось перелезать через забор в пятидесяти метрах от входа, иначе бы... Мортиум. Он хоть и не был лучшим скалолазом в истории, но забор все же преодолел. В Парке было действительно страшно. Даже там, где горели фонари, Маркоса била дрожь, а когда он вошел в темную часть Парка, он готов был плюнуть на все и ринуться домой, а еще лучше позвать Четверку у ворот, попросить у них помощи и рассказать обо всем, что с ним случилось, чтобы этот ужас мистерии закончился. Но он не успел. Кто-то прошептал ему из темноты:

— Иди сюда.

Маркос пошел на голос и нашел там, среди деревьев, Красного. Как и в прошлый раз, его лицо скрывала маска, а на голове висел огромный капюшон. Тот молча развернулся и неторопливо пошел в темноту между деревьями. Маркос последовал за ним. В компании этого странного человека ему уже не было страшно.

— Джеймс, — позвал Маркос.

— Ты знаешь мое имя?

— Герра рассказала. Жеска, через которую ты передал мне коробку.

— Понятно.

— Куда мы идем?

— В мое Убежище.

— Убежище?

— Так мы называем хранилище Ордена.

— Хранилище чего?

— Ордена, Маркос, что с тобой?

— Просто мало спал прошлой ночью, извини.

— Ладно. Скоро сам все увидишь.

И действительно вскоре Маркос все увидел сам. В самой глубине Парка, больше похожей на дремучий лес из забытых времен, Красный вдруг остановился, огляделся, ногами убрал с земли листву и открыл взору Маркоса большой металлический люк. Вскоре они спускались по лестнице, и длилось это довольно долго.

Когда они спустились, Красный чем-то хлопнул, и загорелся свет. Маркос на секунду ослеп, а потом увидел, что стоит в крохотной комнате. Позади него — металлическая лестница, а перед ним — массивная дверь. Красный достал ключ, что лежал в одном из его бесчисленных карманов, и открыл им дверь. За ней был длинный коридор. Сразу Маркосу в глаза бросился странный знак, который игриво рисовали лучи ламп на потолке — рыба, а потом он посмотрел на стены. Через метр висели картины.

— К сожалению, — начал Красный, — все они — лишь копии. Оригиналы сгинули вместе со старым миром.

Маркос подошел к первой картине, на которой был изображен некий мужчина, одетый в странные, дряхлые тряпки. У него была длинная, неухоженная борода, он возводил руки к небу, почему-то синему (без единой тучи!), а внизу, перед ним, стояли люди. Кто-то был на коленях, кто-то — нет, но все они смотрели на него, словно он был Покровителем или кем-то вроде того.

Красный сказал Маркосу:

— Это Иисус.

— Герра говорила про него.

— Тогда ты знаешь, что это.

— Нет, она ничего подробного не рассказала. Если честно, кроме имени, она ничего не рассказала.

— Г-м, тогда тебе надо прочитать Библию, чтобы все понять. Одного моего рассказа будет мало.

— А вот это? Кто это?

Маркос указал на картину, на которой была голая женщина, она стояла в ракушке посреди пенистого океана.

— Я видел эту картину на одной из карточек. В коробке.

— Да, я сфотографировал ее. Эта женщина — Афродита. На этой картине изображен момент ее рождения.

— Где?!

— Афродита, не просто женщина, Маркос. Она была богиней. Богиней любви.

— Любви?

— Да, раньше любовь была чем-то другим. Ее испытывали не только к Рациуму.

— А к чему еще?

— К людям, природе, жизни. Ко всему.

— Странно.

— Да, сейчас тебе кажется это странным.

— Я не понимаю, неужели люди раньше могли и правда любить что-то другое? Не Покровителя? И это не запрещалось?

— Ха-ха-ха! Маркос-Маркос, тебе еще столько всего нужно понять. Раньше не запрещали любить что-то другое. Даже больше скажу, раньше можно было ненавидеть всяких Покровителей. Правда, их так не называли. Раньше у них были имена вроде Король, Царь, Президент, Султан и много других, но любить их никто не был обязан.

— Невероятно.

— Может быть.

Маркос подошел к другой картине. Там молодая женщина с платком на голове держала младенца на руках. Наверно, она баюкала его перед сном или просто успокаивала. Все это увидел Маркос, и об этом он рассказал.

— Все немного глубже. Этот младенец — Иисус.

— Иисус?

— Да, которого ты видел на первой картине.

— Кто он такой? Расскажи мне, а то я так ничего и не понял.

— Ладно, пойдем в другую комнату.

Они ушли из картинного коридора в небольшую, забитую всяким хламом комнату. Посреди, накрытый покрывалом, стоял огромный предмет, похожий ни то на стол, ни то на станок. Его странная, вся в изгибах форма проступала сквозь ткань, и Маркос никак не смог понять, что же скрывается там, что это за предмет. Около всех стен были свалены в кучу мольберты, книги, какие-то трубы и много чего другого. Маркос с интересом смотрел на это все, пытаясь понять, чем является каждый предмет, но тщетно.

— Я потом покажу тебе, для чего все это нужно.

Красный пригласил его к крохотному столику и, когда они сели, снял свою маску. Маркос удивился, увидев его лицо. Он никак не ожидал, что оно будет... нормальным. Никаких шрамов, никаких ссадин или переломов, обычное лицо. Разве что не прошедшее операцию, но и без нее там почти не было изъянов, только нос чуть-чуть удлинить не помешало бы, но в целом — очень даже не дурно.

Красный посмотрел на Маркоса и, увидев у того оцепенение на лице, протянул руку и сказал:

— Привет! Я Джеймс.

Маркос ничего не понял, но машинально пожал руку. Ему этот жест показался странным.

— Так здоровались в забытые времена, — объяснил Джеймс. — Ладно, давай про Иисуса, тебе будет так легче понять, что такое наш Орден, и чего мы хотим от тебя.

Маркос кивком согласился.

— Когда-то давно на землю пришел, точнее явился, чистый человек по имени Иисус. Он родился у женщины, которая даже не познала вкуса любви, — он задумался на секунду, — оплодотворения, как сейчас это называют.

— В смысле? — не понял Маркос.

— У нее не было мужчины.

— И как же она родила?

— Это было чудо, Маркос. Она родила по воле Бога, вот и все.

— Бог — это что-то вроде Покровителя?

— Нет, Маркос. Бог — это все, а Покровитель, лишь жалкая тень, претендующая на звание Бога без всяких на то оснований. Слушай дальше. Когда этот младенец вырос, он принес много света в свой мир, он исцелял многих больных...

— Больных?

— Да, раньше люди могли болеть. Тогда не было никаких сканеров, которые могли обнаружить нарушения в организме еще у зародыша, тогда не утилизировали всех, кто хоть как-то подавал признаки болезней. Их лечили, делали здоровыми всеми силами.

— Иисус был врачом?

— Ну-у, в каком-то смысле. Он был врачом людей. Но он не только лечил болезни, но и учил их правильно жить. Жить так, чтобы в мире плодилось только счастье, добро и все самое светлое. К сожалению, многие люди не верили ему, они были слишком завистливы, злы, чтобы принять такое откровение. А Иисус тем временем продолжал бродить по свету, пытаясь всеми силами помочь людям, он даже обзавелся двенадцатью учениками, апостолами — что-то вроде нынешних послов — наделил их своей силой и дал задание бродить по свету и разносить его учение, но один из них, Иуда, оказался предателем.

— Что он сделал?

— Он продал Иисуса за тридцать сребренников и наклеветал на него. В итоге Иисуса распяли на кресте.

— Что сделали?

— Повесили на огромный крест и оставили умирать на солнцепеке.

— И он умер?

— Да, он умер, а потом воскрес на третий день.

— Воскрес? Это невозможно?

— Не буду спорить. Во всяком случае он оставил после себя целое учение — христианство.

— А, я, кажется, понимаю. То есть ваш Орден Ирис — это что-то вроде остатков христианства этого, да? Хотите исполнить миссию Иисуса?

— Не совсем. Мы храним не только учение христиан, хотя это очень важно для нас, но и вообще все то, что осталось от человечества, обладавшего свободой.

— Но ведь и мы сейчас...

— Свободны? То есть ты можешь поехать во вторник в Экклезию, чтобы погулять там по песчаным дюнам?

— Нет, мне же надо работать, да и Моление я пропущу.

— Тогда ты не свободен.

Маркос задумался на минуту. Если честно, он и сам частенько думал о том, что в его жизни, как и в жизнях многих, не хватает какого-то сумбура, что каждый день у него совершенно одинаков. Утром — Моление, днем — записи в студии, — вечером — Моление и Развлечение, ночью — сон.

— Возможно, ты еще не понимаешь, в чем заключается свобода, но чуть позже я объясню тебе. Кстати, держи. Прочитаешь это, когда будешь дома, — Красный протянул ему крохотную книгу, на которой золотыми буквами было написано «Новый завет».

— Что это?

— Одна из частей Библии, прочитай и все поймешь.

— А вот это все, — Маркос обвел руками комнату, — зачем нужно Ордену?

— Это культура. Точнее ее остатки. Мы храним не только учение, но и идеи, искусство, все то, что творил человек свободный.

— А что это? — Маркос указал на странный предмет, накрытый простыней.

— Это — рояль. Мой любимый инструмент.

— Что он делает?

— Сейчас покажу.

Красный сдернул покрывало, оголив нежное тело Короля, сияющего величием, спокойствием и мистической магией. Маркос, увидев это, невольно сглотнул. Он понятия не имел, что это за штука, но тем не менее испытывал тяжесть, глядя на нее. Красный сел за рояль, поднял крушку, положил пальцы на клавиши и... растоптал душу Маркоса, испепелил ее, разрушил, взорвал, а потом склеил все кусочки обратно, только теперь все было другим. Теперь все озарилось светом.

Когда Красный доиграл мелодию до конца, они минуту сидели в тишине. Маркос — оцепенел, а Красный — наблюдал за реакцией поэта. Тишину разбил вопрос Маркоса, увидевшего стопку картин, стоявшую у стены:

— Можно посмотреть?

— Конечно.

Маркос достал первую, там был мальчик в слезах, смотрящий прямо на художника или зрителя.

— Это «Плачущий мальчик», — пояснил Красный.

— Темная картина, а почему он плачет? Разве тогда можно было не улыбаться, когда тебя фотографируют или рисуют?

— Нет, тогда вообще не было законов, которые регулировали бы такие вещи. Вообще, у этой картины жуткая история. По крайней мере, так гласят легенды.

— Что с ней не так? — не понял Маркос.

— Этот мальчик, если верить слухам, был сыном художника. Чтобы заставить его плакать для картины, папа ставил перед ним горящую свечу. Мальчик панически боялся огня и, когда видел свечу, плакал. Так проходил не один день, а ребенок все плакал и плакал. Потом он проклял отца с его картинами.

— Ужасно, — сказал Маркос.

— Но это еще не все. Отец сгорел в собственном доме, и люди говорили, что это из-за картины, а потом, когда по миру начали расходиться копии, начались странные дела. То тут, то там, в домах, где были копии картины, начинались пожары. Сгорали дома, от них ничего не оставалось, но потом на месте пепелища находили только одну уцелевшую вещь: копию картины с мальчиком. Вот эту.

Маркос посмотрел на Красного, и тот понял непроизнесенный вопрос.

— Это всего лишь легенда. Я в это не верю.

— Ты очень красиво играешь на этой штуке...

— Рояль.

— Да, на рояле. Если честно, я впервые слышу нечто подобное.

— Понимаю. Это отличается от той музыки, к которой ты привык, верно?

— Очень. Такой музыка была тогда, в забытом мире?

— Да. Тогда люди не слушали сплошной грохот, они наслаждались музыкой, а не забивали ей шум своей жизни.

— Зачем ты позвал меня? — вдруг спросил Маркос.

— Все просто. Ты поэт, и, мне кажется, ты чувствуешь правду. Нам нужен такой человек, который смог бы помочь людям увидеть то, чего им не показывают. Понимаешь?

— Не очень.

— Как тебе объяснить. Ладно, давай прямо. В общем, Орден Ирис хочет свергнуть Покровителя и все его Правительство, установить свой порядок и построить новый мир, так яснее?

— Но это же...

— Незаконно? С точки зрения Воли Покровителя — да, но с точки зрения здравого смысла — нет. Я уверен, что ты это понимаешь, просто боишься признать это, я прав?

Маркос замялся. Как он может спорить с человеком, который озвучивает его мысли?

— Орден даст людям то, что у них отобрали. Свободу, жизнь, равноправие. Мы уберем разделение на Высшие и Низшие роды. Ты когда-нибудь задумывался, кто решает, кому к какому роду принадлежать?

— Ну, это же делается на основании...

— Да, на основании сканеров-тестов-прочей-чепухи. Они смотрят на мозг ребенка и решают, кем он будет в будущем. Но это чушь. Они ведь так отправляют в тюрьму людей, которые еще ничего не сделали, они отправляют людей в шахты, хотя еще не факт, что из них не получится поэт вроде тебя, Маркос. Неужели ты не видишь, что это несправедливо? В забытом мире чаще всего великими людьми становились именно те, на кого никто не надеялся, против которых были все тесты планеты, все было против них, Маркос. Но они назло всем или еще по какой-то причине брали и делали то, что хотели сделать, и в итоге они становились великими, создавали нечто грандиозное! А здесь, в Рациуме, какие-то бездушные тесты решают, кем будет человек!

— На самом деле, — начал Маркос, — я думал об этом, но не мог сказать все так, как говоришь ты.

— Прямо?

— Да.

— Орден говорит обо всем прямо. Это Покровитель прячет правду, пытается держать так под контролем всех и вся. Ты заметил, что разные Роды живут в разных регионах? Высший — в Вадапии, Низший — в Экклезии, Супплиции и в других? Никогда не думал, почему так устроено? Кстати, Низшие из разных регионов не общаются друг с другом, у них отрезана связь. И даже больше тебе скажу, у них есть ограничение на разговоры. Они не могут просто взять и поболтать о жизни, за это их могут легко отправить в Мортиум. Знаешь почему?

Маркос, не думая не секунды, ответил то, что думал уже давно:

— Общение — опасно для Покровителя.

— Ого, — изумился Красный. — Ты прав. В то время как Высший род не занимается общением из-за рутины, которая окутала их жизнь — моление, работа, опять моление, развлечение, сон — Низший род занят лишь работой, им негде развлекаться, поэтому они тянутся к общению, а это опасно. Не дай Бог они вдруг выскажут друг другу свои сомнения, страхи или, что хуже всего, желания. Тогда поднимется восстание, а это нужно Покровителю меньше всего.

— Но как же они живут?

— Так и живут. Слушают вечные проповеди в наушниках, работают, убирая мусор и добывая уголь, а едят то, что Высший род оставил после себя. В мирное время им выделяют два часа в день на Моления перед работой и после нее. Вот и вся их жизнь, Маркос.

«Не очень-то отличается от моей. Разве что работа другая и развлечений нет», — промелькнуло в голове у Маркоса.

— Я никогда об этом даже не думал, — сказал он вслух.

— Знаю. В этом и весь фокус. Покровитель и его Правительство специально так все устроили, чтобы никто не думал ни о ком. Так ему спокойнее, ведь, если люди не общаются, то они не могут ничего замыслить против него. Даже больше скажу, Маркос, — Красный явно распалялся, — без общения люди даже понять ничего не могут. Они не понимают, что происходит вокруг, потому что у них нет возможности как-то анализировать все это. Понимаешь? Это — полное порабощение без ведома самих рабов.

— Порабощение?

— Было такое время в забытом мире, когда люди тоже делились на классы, только у них еще были рабы. Люди, которые работали на тех, у кого была власть и свобода, при том сами они свободой не обладали. Только разница в том, что рабы знали, что они несвободны, и у них всегда была возможность обсудить это со своими собратьями и, если хватит духу, восстать против хозяина. Конечно, не факт, что это принесло бы пользу, но у них хотя бы было знание о происходящем. Сейчас же у людей нет и этого.

— Ты хочешь сказать, — ужаснулся Маркос, — что мы рабы, которые сами не знают, что они рабы?

— Вроде того. Конечно, у Высшего рода условия жизни вполне себе нормальные, но вот у Низшего... Покровитель не считает их людьми, и им приходится жить, как свиньям. Но есть в этом и плюс для Ордена.

— Какой?

— Покровитель полностью уверен в том, что Низшие ни на что не способны, поэтому он не следит за порядком у них так, как у Высших. Он думает, что Низшим достаточно постоянных проповедей и вечной работы.

Маркос задумался на секунду и сказал:

— Но пока что это, видимо, работает.

— Да, но мы это исправим. И ты поможешь в этом Ордену. Ты, Маркос, станешь тем, кто изменит все.

Маркос едва не уронил челюсть прямо на пол от услышанного. Он? Изменит все? Как? Да и что вообще тут происходит? Похоже на какую-то секту, все как описывал Фалес в своих речах. Странные люди, странные речи, странные мысли, но... но Маркос не ощущал враждебности к Красному. Даже больше, где-то в глубине души он, ужасно и подумать об этом, понимал все, о чем ему говорят.

— Почему... я? — робко спросил Маркос. — Все дело в стихах?

— Разумеется, нет. Если бы дело было лишь в стихах, я мог бы обратиться к другим поэтам, благо вас слушают многие. Дело в твоем детстве.

— Детстве?

— Именно так. Другие этого не знают, да и ты, наверно, не знаешь, но твое детство прошло совсем не так, как у других, нормальных рациан.

— Я... если честно... не очень понимаю.

— Первые два года, когда человек еще не в полной мере понимает, кто он есть такой, когда он даже говорить не умеет, он живет со своей матерью, верно?

— Да.

— А потом она отдает его в школу и больше никогда не видит, но сама она делает для будущего рацианина куда больше, чем любая школа или колледж.

— Закладывает Волю.

— Именно. Она каждый день вдалбливает в маленький мозг, неспособный расшифровать ни единого слова, все те законы Покровителя, которым теперь мы слепо следуем. Но твоя мама сделала нечто иное. Я пока не знаю, что именно она заложила в твою голову, но это явно не Воля Покровителя. Да это и не важно уже. Ордену важно лишь то, что ты — не совсем рацианин, ты не веришь во всю эту чушь Покровителя и прочее, верно?

Маркос, испугавшись, что это проверка, что где-то есть прослушка, не сказал ни слова.

— Не волнуйся, — успокоил его Красный, — я не из Армии Р, можешь быть спокоен. В любом случае, я и так знаю, что я прав.

— Если честно, — начал Маркос, — я думал об этом. Еще в школе я заметил, что остальные ребята... немного странные. Я не понимал, почему они... ну...

— Не задают вопросы?

— Да.

— Потому что у них уже были на них ответы. От мам. А тебе их не заложили, вот ты и пишешь свои стихи о том, что пытается найти твой мозг. Думаю, мама рассказывала тебе о другом мире, а теперь ты видишь его во снах. Но, может, я и ошибаюсь, и она заложила в тебя нечто другое. В любом случае, ты нужен нам, так как твой мозг не испачкан Покровительством и всей этой ересью.

— А откуда ты это знаешь?

— Напрямую — ниоткуда. Я только знаю, что твою мать через год после того, как ты отправился в школу, казнили за подпольную активность. Было бы логично предположить, что она сделала что-то со своим ребенком.

Маркос не мог не согласиться, но и слепо поверить тоже, разумеется, не мог. Он ведь не помнил ничего о своей матери, даже о первых годах в школе он помнил крайне мало. Да, там были какие-то моменты, когда он... словом, понимал суть происходящего. Он помнит тот день, когда решил притвориться, будто он тоже... рацианин, будто у него нет вопросов. Хотя он просто испугался, что за ним придут те дяди, которые забрали и не вернули Шакила, его школьного приятеля. Маркос так и не узнал, что Шакил теперь копает туннели в районе Мортиума.

Красный и Маркос еще долго сидели в Убежище и говорили обо всем подряд. Красный рассказывал удивительные вещи о том мире, который исчез в одно мгновение. Он говорил, как люди в какой-то миг достигли своего наивысшего развития, когда они умели творить... творить нечто настоящее. Он прочитал Маркосу несколько стихов о природе, о любви, о жизни и обо всем на свете. И эти стихи поразили Маркоса, он и не знал, что, оказывается, стихи можно писать вот так! Одно только слово русских поэтов стоит всего того, что он нашкрябал за всю свою жизнь. Их разговор подошел к концу, когда близился рассвет. И тогда Красный сказал:

— Я не буду тебя торопить и требовать ответа сейчас. Иди домой, почитай вот это, — он дал Маркосу крохотную Библию, — а потом уже решай, поможешь ты Ордену или нет.

Маркос согласился, что ему нужно время, но в глубине души он уже давно все решил. Нужно только освоиться в новой жизни, в этом новом пруде, в который его без спросу швырнули и даже не объяснили, каких рыб стоит там боятся, а какие тебе не враги.

Уже у самого выхода из парка Маркос вдруг остановился, обернулся и спросил у Красного:

— Зачем ты разгромил дом Маргарет?

— Она сейчас у тебя? — ответил Красный.

— Да. В панике пришла ко мне и попросила...

— Если хочешь, можешь рассказать ей то, что считаешь нужным.

Потемками, которые уже скоро развеет механический рассвет, Маркос добрался до дома, Маргарет спала. Тогда Маркос, тлеющий любопытством, включил фонарик и бросился читать Новый Завет, сон будто бы забыл о его существовании. Он сам не смог бы объяснить, как еще держится на ногах. Он решил, что сходит на Моление, вернется домой и тогда поспит.

А пока он будет читать Новый Завет. Ему пришлось нелегко. Первые пару глав он воспринимал как некий бред сумасшедшего. Бог, сотворение мира, пустынные города, переселения, исцеления... но потом, когда Маркос освоился в этом всем, он вдруг ощутил, что... что в нем просыпается что-то родное. Нечто, что лежало там всегда, а он об этом не знал. Он вдруг обнаружил, что может угадывать слова Завета еще до того, как прочтет их. Он будто знал все, о чем там написано, но только теперь вспоминал об этом.

И тогда ему стало уютно и тепло. Когда он услышал шумы, падающие с лестницы, он закрыл Книгу, быстро поцеловал ее, сам того не заметив, и спрятал под диван.

Маргарет, вся сонная, протяжно зевнула, а потом, увидев Маркоса, ахнула:

— Маркос! А что ты... ох, какая же я дура. Я забыла, что я не дома.

Маркос усмехнулся.

— Сделать тебе чай или что-нибудь еще?

— Да. А ты опять встал так рано?

— Можно и так сказать, — ответил он, включая чаесмеситель.