Последние Кельты - отрывок

     Трое стояли посреди залы. Отец и два сына. Темный и Светлый. Ну а потом подошла и Инквизиция, в черных одеяниях и с кристаллами в руках. Они пришли вершить Суд.
     Один был в белом, один в черном. А Энрике стоял, и слезы катились по его прекрасному лицу. Три последних кельта Новой Эпохи стояли с мечами наголо, и у одного из них было лицо с улыбкой, а у второго лик чернее тучи.
     Два близнеца. Две полные КОПИИ Энрике – Гвелда. Лишь от матери чуть – чуть передалось во внешности. Они нервно смотрели друг на друга, думая, чем все закончится.
     - Как хорошо, что ты не видишь этого, любовь моя… - прошептал Архимаг и сглотнул ком в горле. Ему придется сделать самое тяжелое в своей жизни. Но кажется, что теперь пойдет все кувырком, и причем ТАК, что лучше провалиться сквозь землю. Потому что его сын, один из близнецов – ассассин, причем ТАКОЙ мощи, что даже представить страшно. Проще говоря, он стал ТАКИМ, каким должен был стать Энрике, выбери он в юности Тьму…
     Добро и Зло… Торстейн и Ингилейв… Второй пошел по пути Гвелда – не стал делать плохого кому – либо. Разве что убивал всякую нечисть… Но вот Торстейн… наделал шуму таких масштабов, что представить даже страшно было. Беспощадный убийца, каким ассассин и должен быть, попортил репутацию самому Энрике, и, как уже и говорилось, слухи о черных деяниях «Гвелда» ходили давно. Торстейн просто обожал все рушить, был профессиональным киллером и не щадил НИКОГО… обсирая родного отца. Что он мол тряпка и сопляк, раз выбрал Добро. Не говоря о том, КАК намучилась с ним родная мать – Волшебница Тильсирвэ. Ингилэйв же с сожалением и болью глядел на брата, сжимая в руке меч. В сине – голубых очах парня зияла скорбь, губы были сжаты.
     - КАК же я тебя ненавижу, братец… За твою тупость и всепрощение, за то, что лезешь помогать всем без разбора, наплевав на себя… - прошипел Торстейн и поправил воротник. Потом взглянул на отца, который закрыл лицо руками, которое было залито слезами. Тот  прекрасно понимал, ЧТО придется в итоге сделать… УБИТЬ. Убить собственного сына, который просто разрушит ВСЕ, если наберет мощь. И подумал Энрике – что такого ему делать еще не приходилось в жизни. Но тут исключительный случай.
     Стыдно ему было за своего ребенка. Не углядел, не так воспитал видимо… хотя на самом деле все Боги предрешили. И назвав его Торстейном, Энрике думал, что имя хоть как – то повлияет на характер. Но нет – все пошло наперекосяк. Когда он был грудным, этот Торстейн плакал и орал во все горло, сильно сжимая кулачки. А в раннем детстве ломал все, что попадалось под руку. В юности он стал просто воровать и драться с любым, кто говорил мнение, отличное от его. Во взрослой жизни началось… оргии, убийства, изнасилования и прочее. Таким ДОЛЖЕН был стать Гвелд в свои юные годы. Но, в отличие от Гвелда, Совесть у Торстейна не зашевелилась, - ее там просто не было и в помине, в этом прекрасном теле.
     - За что ты меня ненавидишь, брат? – спокойно спросил Ингилэйв, с надеждой взирая на злодея Новой Эпохи.
     - Я уже сказал это… - стиснул зубы брат – близнец, сжав кулаки. – Ты всегда был убогим ничтожеством, не искал славы. А я хотел всегда быть великим, чтобы меня уважали и ценили! Я добивался своего, не зря же стоял перед Храмом Ассассинов, чтобы впустили! Я голодал, терпел лишения…
     - И имел ВСЕХ, кого под тебя подложили там, паршивец! – не выдержал Гвелд и шагнул вперед. Красные, воспаленные от слез глаза мгновенно просохли. Действительно, придется кого – то здесь убить… Не щадя. Несмотря на то, что сам породил такое Зло.

   

     Гвелд, потирая рану на руке, с гневом взглянул на родного сына. Белая рубашка менеджера офиса была окрашена возле плеча в красный цвет.
     - АХ ВОТ ТЫ ТАК… НУ СЕЙЧАС МЫ ПОСМОТРИМ, КТО БУДЕТ ПРАВ! – Крик Энрике прозвучал под потолком залы, взлетел чайкой на самый верх, и растворился. И сколько было боли, отчаяния в этом вопле. Ведь это было его ЗЕРКАЛО юности, когда он сам имел, резал, издевался, пил. Торстейн стал ГОРАЗДО хуже отца. И теперь он замахнулся на правление Миром Иных, а потом людей. А после… пойдут убийства мирных жителей. До тех пор, пока все не преклонятся на колени перед Великим Темным Мира.
     И плакал Энрике, и блистал его взор юным огнем, тем самым, какой был в восемнадцать лет. Пришлось вспомнить ВСЮ свою ярость, ненависть, и одновременно страх сковал его чело. Ведь НИКОГДА отец не дрался с сыном ВСЕРЬЕЗ за всю свою жизнь. По морде мог Гвелд своим детям съездить, но чтобы сын стал Темным…
    ТАКОГО еще не случалось.
    Он бился сам с собой, крича от боли душевной и отчаяния. Было плевать на рану, из которой вовсю хлестала кровь. Огромная ротонда, в которой проходил Суд, наводила мрачность на всех присутствующих. А Торстейн со смехом и ненавистью в глазах все наносил и наносил удары, удивляя отца своим мастерством.
     А второй сын Гвелда стоял в стороне, у стены, и со скорбью смотрел на весь этот ужас.
     - Тебе не победить, брат. Ты уже повержен. Потому, что сцепился насмерть с родным отцом. Нашим родителем. Он в разы сильнее. Потому что на стороне Света. А ты залез в самую грязь, в разврат, и нет в Сумраке тебе прощения. Ты издевался надо мной всегда. Пришло время рассчитаться. А на мать плевать таким как ты, брат, ты ее и проклял, и послал. И сжег дом. Где мы выросли. А она плачет у окна, утирая слезы.
     И вот Темный перехватил Энрике за руку, и со всего маху нанес ему удары в солнечное сплетение. Архимаг стиснул зубы, упав на одно колено.
     - А теперь… теперь, батя Светлый, я тебя УБЬЮ. На правах Темного. – Торстейн поднял меч и прицелился, чтобы срубить голову.
     - Давай, вперед! Только потом не жалуйся, отпрыск Химауры! – Энрике через секунду резко развернулся, и нанес еще один удар. Зверская бойня нарастала и нарастала, только один проклятия орал и ржал, а второй плакал, и глаза его сияли алым огнем. Радужка стала красной. Как и глазные яблоки.
     Торстейн подпрыгнул, развернулся, как в балете, и с ноги выбил меч из рук Архимага. Оружие упало на пол, и, звякнув, откатилось к стене. Темный застыл в воздухе, потирая руки, убрав катану за спину.
     - Вот так вот, Архимаг Энрике… За тысячи лет ты совсем сдулся. Ха! Ты думаешь, что это плохо, когда ненависть переполняет тело и душу? Я всегда ненавидел тебя, Гвелд Торстейнович, и кто же додумался тебе молодость вернуть?! Я ее забрал себе. Ан нет. Какая – то тварь все вернула, и меня ломало! Ну ничего, ты же эту молодость заморозил прохождением в Портал с Темными! Так что взятки гладки… - Он довольно потер руки, выжидая, что скажет отец.
     - Знал бы я, каким дерьмом ты вырастешь, пользовался бы презервативом, или убил бы в роддоме тогда, сволочь поганая!
     - А как же он? – Темный издевательски взглянул на брата, который готов был прийти на помощь. – Его тоже туда, в презерватив, и в мусор или в унитаз? Хорошо маме было, когда ты нас делал, да? – И страшный смех грохнул под сводами потолка ротонды. – Твоя мать простая девка, которая убогая Иная, влюбившаяся в Темного, который давно мертв… ЕЕ я принесу в жертву после того, как убью тебя, папаша!
     Гвелд озверел от такого хамства. Он молнией, забыв обо всем, ринулся прыжком к сыну, и вмочил, от души, по зубам.
     - Заткнись, сволочь Темная! – прошипел он, и принялся молотить парня. Тот смеялся и отвечал тем же.
     - Посмотрим, как ты выстоишь против сильнейшего ассасина на Земле! – и из рукавов Темного выстрелили клинки. Выдвижные. Энрике расхохотался. Ему реально стало весело – нашел, чем удивить – ассасинов он рубил пачками в Средневековье, и НИКТО не выжил.
     Энрике стоял и смеялся.
     - Я таких, как ты, рубил как дрова! Нашел, чем хвалиться! Давай, показывай, что умеешь! Я понимаю, что лезвия в меня рановато пускать. Я еще пожить хочу. А ты можешь просто стать никем, стать смертным, прожить свою жизню в тюрьме и там сдохнуть… Запросто! Это наилучший вариант!
     - Ну спасибо, Энрике! Такой тварью, как человек, я не буду! Я буду творить хаос тысячи лет, и никто, слышишь, никто не посмеет мне сказать против! Я буду круче Гитлера и Пол Пота! Знаешь, давай уже заканчивать со всем этим судом, я устал и хочу отдохнуть… - Торстейн спустился на пол, и встал перед отцом. – Ну вот, еще одна ранка, и ты повержен! Я заберу у тебя молодость, и уж больше НИКОГДА не вернешь ее обратно… И мать выкинет такого страшного, дряхлого типа из дома… Хватит уже жить. Пора и на покой!
     Тут взяла голос Инквизиция. Молодой парень вышел вперед.
     - Мы можем сделать его человеком, и засадить в самую страшную тюрьму Мира пожизненно.
     - И что это изменит? Он вылезет и будет дальше убивать. Толку ноль. Я очень не хочу делать одну вещь, но придется…
     И снова закипела зверская битва, и была беготня по стенам, и прыжки с мечами, но Гвелд был гораздо искуснее сына. Так что тот годился ему в подмастерья. Тут брат Ингилэйв не выдержал, схватил меч и рванулся вперед, но Торстейн грубо его отшвырнул.
     - Пошел ты на… не лезь, куда не просят! – прошипел он.
     - Ты не понимаешь, Торстейн! Это же наш ОТЕЦ!
     - Он такой же слабак и убогий, как и ты, Ингилэйв… Сиди в своем углу и заткнись, пока я тебя не прирезал за твою жалость… Как же ты туп и жалок! – Темный харкнул на пол. – Мы без тебя со всем разберемся, жалкая баба в брюках…
     Неизвестно, сколько на самом деле прошло времени. Но вот Торстейн поднял меч и вновь принял боевую стойку. Стоя на расстоянии в десяти метрах напротив Энрике. Закричав, и со словами: «А теперь я тебя точно прикончу, тварь ты убогая, и стану Властелином», - он полетел на отца с искаженным от злобы лицом.
     И вот тут Гвелд не выдержал, развернулся резко, выбросив руку с мечом на сына в стойке, и тот...


                Продолжение следует.