Тлеющий Ад 3. Сгорающий Бог. Пролог

"В действительности всё иначе, чем на самом деле"
(с) Антуан де Сент-Экзюпери


"Дорогой дневник!

А вот и наше первое пристанище за долгий срок. Устали, как собаки. Сатана подыскал нам ночлежку некую, комнатку, а посему я вновь смог сесть за рукопись. Честно говоря, я даже не знаю, с чего мне надобно начать. Козлиная борода оказался сынком Сатаны, вот-те раз, нехилый жизненный поворот! Но мы об этом стараемся лишний раз не заговаривать. Преподобный батька мертв и боле не терзает нашего брата. Однако мы смеем полагать, что по всему свету таких преподобных - не одна штука в количестве, и козлиная борода отчего-то возомнил себя мстителем..."

Черносмольный обернулся. Невеликая неуютная комнатка была уже давно погружена во мрак. За окном распростерла черную простыню небосвода полночь, и Хозяин болот, притулившийся у окна пыльного с книжечкой невеликой в тощих руках своих - помимо книжечки он держал еще и черное гусиное перо - поглядел на неопрятную широкую кровать у стены, на которой, отвернувшись к стенке, уже давно храпел Теофил, так и не соизволивший раздеться да набросить на себя одеяло драное да мятое(только таковое нашлось), объяснив, что, мол, непривыкший он, всю жизнь без одеял проспавший. Сатана же ушел в ночь, не известно, куда и зачем именно - Черносмольный полагал, что князю Тьмы сон и вовсе не нужен, по большей части, а потому решил Дьявол занять себя прогулкой ночною до утра самого. Семь смертных грехов давно уже укатили куда-то на роллс-ройсе - вестимо, грехи, как и Дьявол, никогда не спят.

   Черносмольный вновь согнулся над книжечкой, застрочил буквы пером гусиным, чёрным да острым, писать принялся бодро да тщательно:

"Козлиная борода уже давно спит. А мне отчего-то не спится. К слову, в этой комнатке всего лишь одна кровать. Лечь рядом с бесом или же попробовать уснуть на полу? Но на полу шибко грустно, аки беспризорник. К тому же, с чего бы я должен жертвовать своим канфортом..." - Хозяин болот на секунду замер, задумался над правильностью написания слова этого, затем кивнул да застрочил вновь. - "... ради чужого покою? Нажертвовался уж за жизнь горемычную, полно. Вообще," - сменил он внезапно тему. - "Колесить по свету с ребятами мне любо. Сатана - личность серьезная, суровый, основательный, верно, тягость какая-то сидит на его сердце, да не могу судить я с уверенностью. Козлиная борода - ох, ну до чего шебутной! Балагур и баболюб, однако же тоже не пальцем делан, о, нет, душа его - сам адов пламень вьётся, так и просится сожранным быть, да пообещал я, а я, чтоб мне провалиться, обещания-то свои привык сдерживать. Да и нет резону мне жрать его душу. Друга это душа теперь, не врага, не посторонней личности. Однако же замучил меня, поганец, шутка ли, отнимает у меня сферу драгоценную да дразнит, мол, как курица с яйцом я с этим шаром, да подальше норовит забросить! Мне же обидно, а он смеется! Но по;лно, полно. Отдает всегда. Вестимо, заведено так у друзей: шуткуют друг над другом, куражатся, а по-серьезке-то подмогут всегда, горою встанут. Так спас меня он от собаки-брехуньи, увязалась, окаянная, полы моей одёжи рваные еще пуще рвёт зубами своими погаными, и хоть бы хны ей, бесстрашная попалась, вишь ли. Ну рыжий бес выручил меня, отогнал тварину. Не любы мне псы дворовые да злющие, а вот забота этакая дружеская ой как люба, врать не стану. Да воно как, полночь уж на дворе. А сна ни в одном глазу. Однако не знаю я до сих пор, сколько глаз у меня да и есть ли они вообще. Но вижу ведь, а коли вижу, знать, хотя бы один-то да имеется".

Черносмольный почесал затылок свой невидимый, затем закрыл книжечку, окунул ее вместе с пером в сферу, что заботливо устроил он себе на коленях, сфера при этом воссияла слабо, засветилась малость; затем отложил он магический шар в сторону, поднялся с подоконника, стараясь не шуметь шибко, прошёл к кровати, с минуту потоптался в задумчивой нерешительности поблизости, а после взял да и улегся рядом с Теофилом. Ржавые пружины заскрипели предательски громко, однако не проснулся козлоногий от звука сего протяжного, никак на него не отреагировал и вовсе.

Лёг Черносмольный на спину, положил руки на груди, затем поглядел на спящего Теофила с любопытством. Козлоногий лежал без движения, и только плечи его спокойно да ровно вздымались от дыхания глубокого, будто и впрямь видел он уж энный по счёту сон. Но да видел ли на самом деле?

- Эй, - шепнул Черносмольный. - Ты спишь? Спишь?

И после секундной тишины Теофил недовольно буркнул:

- Не сплю.

- Точно? - осведомился Хозяин болот обрадованно.

- Ну коли отвечаю тебе, значит, точно, - хмыкнул козлоногий, не оборачиваясь.

- А отчего не спишь-то?

- А ты отчего?

- Да не спится мне покамест.

- Ну вот и мне не спится.

- О чем размышляешь? - не отставал Черносмольный.

- То об одном, то об другом, - уклончиво ответил Теофил, отводя взгляд от деревянного колечка с изображением апельсиновой дольки на безымянном пальце правой руки своей, покоящейся на подушке, рядом с лицом. - Мысли аки мошкара назойливая, вьются да вьются в голове тяжелой, и нет средства надежного да верного, чтобы прогнать эту мошкару прочь. Не придумано еще средство-то.

- Это точно, - обнадеживающе вздохнул Черносмольный. - Однако...Ежели бы средство всё же было придумано, ты действительно предпочел бы им воспользоваться?

Теофил задумчиво хмыкнул.

- Да знаешь, своими силами я как-то привык, не сподручно помощь стороннюю пользовать.
 
- Разумею, - кивнул Хозяин болот, похлопал себя по ребрам неловко как-то, помолчал с минуту, а затем выдал вдруг: - Хорошо лежим.

Теофил приподнялся, обернулся на друга, поглядел на него как на дурного.

- Ты коли не знаешь, о чем лясы точить дале - спи!

- Так не спится! - всплеснул руками Черносмольный с досадою. - Может, и желаю я заснуть, дак не засыпается же!

- Сам не спишь и другим не даешь, - буркнул козлоногий, вновь отворачиваясь к стене.

- Расскажи мне что-то, не ровен час и засну.

- Эвона как, - усмехнулся Теофил, повернувшись на левый бок, лицом к другу. - Аки сказочку? Экий ты прынц, разумеешь ли!

- Не прынцы мы, а люд простой, нравом дремучий, - непринужденно ответил Хозяин болот. - Повыруби дремучесть сказом интересным, спаси горемычного.

- Однажды, за тридевять земель, в тридевятом царстве, - ухмыльнулся Теофил, подпирая голову рукой да коварно глядя на Черносмольного. - Жил-был один дряхлый молодец, который не давал товарищу своему глядеть сон спокойный да прекрасный. Засунули тогда молодцу в рот кляп, из лоскута драного одеяла состряпанный, да и пинком под зад гулять за дверь отправили, а после жили долго и счастливо, конец.

- Э-э-эй! - возмущенно протянул Черносмольный, скрестив руки на груди, Теофил же засмеялся громко да весело, покачав головой. - Да ну тебя!

- Не серчай, прынц ты мой чувствительный, - козлоногий с ухмылкой похлопал оскорбившегося друга по плечу. - Простой мы люд, нравом дремучий, чего с нас взять?

- Ха! - Хозяин болот отвернулся с досадою, но затем махнул рукой да и отпустил свою обиду, вздохнув мирно.

- Слуш, раз такое дело, - посмотрел на него Теофил. - Может, поведаешь, что ты за чудо за такое?

- В каком смысле? - осведомился Черносмольный.

- Ну знамо дело! Что ты за кадр? Дух али кто?

- А! Ну...Да дух, наверное. А что?

- Да интересно шибко. Откуда взялся такой, с невидимою рожей?

- Если честно... - Черносмольный задумчиво поглядел в потолок. - Я и сам не знаю, или не помню. Тьма в моем капюшоне - глаза мои, так значит, Тьма я и по сути. Сколь себя ведаю - по болотам шатаюсь, жру души заплутавших путников. Одной души, будто топлива, надолго хватает. Да тут еще от самой души зависимо: твоя бы насытила меня на всю вечность, в этом я убежден безоговорочно.

Теофил хмыкнул.

- Приставать не будешь, так близко лежащий?

- А? - смутился Хозяин болот, но тут же с досадой покачал головою: - Ты в смысле посягательств на душу твою? Ну мы же условились!

- Ну мало ли! Что там тебе взбредет! - козлоногий усмехнулся, лег на спину.
 
- Обижаешь, - надулся Черносмольный. Теофил же выудил из кармана шорт самокрутку да задымил. С минуту они лежали молча, каждый думал о чем-то своем.

- Слушай, - первым нарушил молчание козлоногий, выпуская изо рта дымовые колечки, размеренно летящие к тёмному потолку. - А ты Закарию-то - того? Насмерть?

- Закарию?

- Серафима, что чуть меня не порешил тогда, во время битвы со святошами.

- А-а, - вспомнил Хозяин болот. - Так... - он всерьез задумался. - Так не знаю же я.

- Как так?

- Я его дубиной-то огрел, а потом тебя оттащил к Сатане. Дальнейшую судьбу его я не ведаю.

- Ясненько... - задумчиво протянул Теофил. - Буду иметь в виду.

- Думаешь, выжил?

- Да пес его знает!.. Думается мне, что он тварь живучая, аки блоха поганая. Знаешь? Давишь ее, давишь, а ей хоть бы что, всё упрыгнуть норовит.

- Тебя блохи мучают? - сочувственно осведомился Черносмольный.

Теофил хохотнул:

- Да, к счастью, бог миловал. Неужто боишься? Мыслишь, блохи на тебе обосноваться захотят?

- Не, на мне-то негде, а ты вон какой шерстяной!

- Ну, полно! Чай, пообсуждать боле нечего?

- Отчего же, есть. Ты скажи мне, - Черносмольный поглядел в темный низкий потолок задумчиво. - В чем смысл жизни?

Теофил с досадой закрыл лицо ладонями да издал вздох, полный отчаянной усталости.

- Ты серьезно?

- Абсолютно! - уверил друга Хозяин болот. - Я вот что-то думаю-думаю, размышляю всё эту мысль, да не приходит на вопрос тягостный ответа, хоть ты тресни.

- Дак какой придумаешь себе смысл - таков он у жизни твоей и будет!

- И всё?

- А что еще-то?

- Дак это... Неужто просто так мы рождаемся, без цели великой, то бишь, не нами задуманной?

- Помилуй, а! - недовольно воскликнул Теофил, потушив самокрутку о стену да выбросив куда-то за себя, за кровать. - Башка и так гудит от дум нелегких, а ты меня дополнительной тягостью одариваешь!

- Так не знаешь ты ответа, да? - поглядел на рассерженного товарища Черносмольный.

- Я... - козлоногий с досадой закатил глаза. - Ну мне лично думается, что мы эту глобальную цель узнать и не можем вовсе. Это тебе вон, - он указал пальцем в потолок. - К Нему, в богадельню небесную, обращаться следует. Пес его знает, какую мысль он там думал в своей голове, когда создавал весь этот бедлам. Откуда ж я-то знаю? Не могу я в его голову заглянуть, даже при желании шибком.

- А есть желание?

- Ну... Ну есть, а что же? Потрындел бы с ним о жизни, поболтал бы о том, о сем. Отчего ж не поболтать?

- А не боишься его?

- Боюсь? - Теофил удивленно поднял брови да посмотрел на товарища с недоумением искренним. - С чего бы?

- Ну он это, того... - Черносмольный воздел палец к потолку. - Всемогущий!

- Всемогущий, ну и на здоровье, а бояться-то чего?

- Да вдруг сделает что-нибудь...этакое.

- Ну сделает и сделает, хозяин-барин.

- Экий ты простой! - покачал головой Черносмольный с укором. - А мне бы вот не хотелось что-нибудь этакое на своей шкуре испытать!

- Да никому б не хотелось, только вот бояться всё равно не вижу резону. Ежели так всего страшиться - за коим хреном и жить тогда, с коленками да поджилками трясущимися?

Хозяин болот задумчиво хмыкнул.

- Я читал, - сообщил он гордо, довольный тем, что может похвастаться своею просвещенностью о книгах заумных. - Что страх - это инстинкт самосохранения. Так вот, козлиная борода, он у тебя, инстинкт этот, то бишь, отсутствует напрочь.

- Ну и пущай отсутствует, сдался он мне! - пожал плечами Теофил. - Болтаешь ты, а не разумеешь, что, может, и я страшусь временами, как любое нормальное живое существо. Только не за себя страшусь, а за тех, кто дорог мне шибко. Потери страшусь лютой, вот чего.

- А я тебе дорог? - Черносмольный повернулся на бок да выжидающе уставился на Теофила чернотой капюшона.

Козлоногий посмотрел на него лукаво, усмехнулся да спросил вместо ответа:

- Мне вот интересно, коли руку запущу в капюшон твой, в темноту эту непроглядную - что там нащупаю? А?

- Фигу с маслом! - надулся Хозяин болот. Теофил засмеялся мирно:

- Ну, полно, не серчай, невидимая рожа! Мы так и будем до утра лясы точить? Спать не надумал?

- Ну... - вздохнул Черносмольный. - Думается мне, что уж можно и поспать.

- Ну, добро, - Теофил тут же отвернулся к стенке, положив локоть под голову, и так выглядело это, будто только рад был козлоногий отделаться от разговора текущего.

Хозяин болот с печалью некоей поглядел на друга, затем лег на спину, сказал:

- Спокойной ночи.

- Ага, - ответил Теофил, а затем, спохватившись, добавил: - И тебе не хворать.