Тлеющий Ад. Бездомный Дьявол. Глава 7

дал их на улице блестящий да чёрный роллс-ройс кабриолет размеров довольно внушительных, невесть откуда и взявшийся без водителя на улочке этой узкой, стоял он подле двери, рогами козлиными увенчанной, напротив, поблёскивая в лучах тусклого солнечного света носовой фигуркою в виде козла. Радостный Теофил направился тотчас к автомобилю этому, запрыгнул на кресло водительское, откинулся на спинку да облокотился рукою о борт машины, покрутил руль затем.

- Экое диво! - произнес он с ликованием. - Добро телега!

- Неплохо, не так ли? - ухмыльнулся Алчность, глядя на Марию и позвякивая ключами зажигания в руке. - Это из моей коллекции! Но коллекция не полная, - недовольно добавил он. - Не достаёт всех остальных моделей, существующих в мире.

   Гордыня приблизился к автомобилю чинно, стуча по земле чёрною тростью своей, распахнул заднюю дверцу пред Марией да склонился в полупоклоне, надменно прикрыв глаза.
 
- А куда мы едем? - обернулась Мария на Рогатого растерянно, козёл же подтолкнул аккуратно девушку к ролл-ройсу рукою, дабы поторопилась, ответил кратко:

- Увидишь.

Села Мария на сиденье заднее, Рогатый тотчас разместился рядом, и Гордыня закрыл за ними дверцу автомобиля; позапрыгивали на роллс-ройс чёрный грехи остальные, Гнев уцепился за колесо запасное да и закрепился там прочно, от веса его внушительного тут же просела машина бедная; Зависть да Блуд забрались на двери задние, уселись там, вцепившись крепко, Уныние прошёл вперёд печально, взгромоздился на капот да и сел там с тяжким горестным вздохом, Алчность же подле Рогатого сел, справа. Гордыня опустился на переднее кресло, подле места водительского, не взглянул на Теофила бодрого даже да и скомандовал надменно:

- Вперёд!

- Да знаю я, не гунди! - провернул Теофил ключ зажигания резко, врученный Алчностью, крутанул руль, вдавив копытом педали необходимые в пол, да и сорвался с места чёрный блестящий роллс-ройс, стремительно понёсся по узкой тихой улочке невесть куда и вовсе. Чревоугодие, для коего места и вовсе не нашлось в силу габаритов его обширных, кинулся тотчас за автомобилем с рыком хриплым да гулким, не отстал, вмиг догнал машину да и воцарился позади, скаля пасти свои множественные да сотрясаясь от бега лютого.   

С изумлением искренним наблюдала Мария, как улочка тесная да узкая расширяется словно, как стены домов близкие непомерно отходят будто прочь куда-то, проход предоставляя несущемуся вперёд неаккуратно чёрному кабриолету; выехал автомобиль вскоре из переулка сего глухого, на проезжую часть вырулил, смешался с потоком машин да огибать их принялся с завидной ловкостью, впрочем, то была заслуга Теофила, вращал козлоногий руль отчаянно да уверенно, обгоняя на скорости бешеной автомобили соседние, а затем и вовсе сигналить принялся, гудок вдавив в руль машинный, невесть зачем, однако необходимо это для чего-то было, для чего-то оно было надобно. Загудел роллс-ройс громко да протяжно, и казалось Марии задумчивой, будто гудок этот разносится нынче по всему миру. Поворачивались в сторону сигналящего автомобиля чудовищные лики идущих мимо прохожих, кои до сих пор метаморфоз своих жутких не прекращали, напротив, лишь пуще скверна страшная лезть из них начала, стоило только гудку машинному над городом сим раздасться, будто уразумел каждый из них нечто, неведомое Марии, понял тотчас да и запомнил намертво. Взглянула Мария украдкой на Рогатого - сидел тот спокойно да мирно, глядя вперёд взором мрачным, развевал ветер волосы его да бороду, да посему прижатыми были уши его мохнатые к голове, дабы не попадали в них порывы холодного ветра. Подвинулась девушка несмело к козлу поближе да и положила голову на грудь ему со вздохом усталым, печальным. Очнулся Рогатый от дум своих тотчас, поглядел на Марию малость растерянно, однако улыбнулся слегка тут же, поднял взгляд да и вновь устремил его вдаль. Блуд да Зависть вопили тем временем нечто попутно гудку автомобильному, руками размахивали прохожим чудовищным, Гнев тотчас вторил им грубыми выкриками, раскачивая собою бедный роллс-ройс. Чревоугодие, несущий позади, безумно да безжалостно хватал пастями своими множественными шныряющих мимо тварей адских, рвал зубами неистово да и глотал затем, кровью алою обдавая твёрдый дорожный асфальт.

Таким образом добрались они до центра города вскоре, вдавил Теофил копытом педаль тормоза, занесло роллс-ройс малость, завизжали тормоза, замерла машина прямиком посередь улицы, остальные же автомобили напрочь не замечали явления этого странного, проезжали мимо, словно бы и вовсе не было посреди дороги проезжей чёрного, сигналившего доселе роллс-ройса. Рассматривали грехи прохожих мимо людей, искали будто кого-то неизвестного, но определённого, да затем и сощурился Гордыня надменно, раскрыл автомобильную дверцу, вышел вон, к тротуару направившись чинно, а Гнев, Зависть и Алчность тотчас поспешили за ним, покинув автомобиль бодро.

- Куда они? - спросила Мария Рогатого, глядя им вслед с настороженным любопытством.

Рогатый же, ухмыльнувшись, ничего на это не ответил, наблюдая за грехами с нею вместе.
Грехи же тем временем приблизились к парню некоему, стоял этот юноша подле перехода пешеходного с помыслом до тротуара соседнего добраться, ждал терпеливо смены красного огонька светофора на зелёный. Встали Алчность, Зависть, Гордыня да Гнев позади него, загорелся светофор зелёным, устремился парень по переходу беззаботно, да и завились грехи вокруг него затем, аки змеи скользнули, шептать нечто неизвестное принялись тотчас, на юношу беспечного глядя, шептали так непрерывно, покуда не остановился парень посреди тротуара, до коего добрался мгновением назад; схватился юноша за голову отчаянно, шёпоту внемля да поддавшись уговорам страшным, и узрела Мария поражённо, как тут же облик он человечий утратил, ощерился весь, ощетинился шипами грубыми, оскалился во гневе, рук множество выросло из плоти его повсеместно, взвился язык змеиный аки червь по воздуху, да и кинулся парень вперёд куда-то, рыча да шипение издавая хриплое, остановились грехи друг подле друга да и с торжеством в глазах змеиных поглядели ему вслед. Вернулись они к роллс-ройсу затем, а покуда шли, достиг уже цели собственной юноша недавний, жертвою грехов павший ныне, заголосили люди, в панике здание некое покидая невдалеке, толпами неслись они прочь, не оборачиваясь даже да устремившись избежать угрозы лютой во что бы то ни стало, да и задрожало вдруг здание роковое, в центре площади сей расположившееся, взрыв прогремел страшный, рухнуло строение вниз с грохотом немыслимым, взметнулись ввысь тонны душной дорожной пыли; вскрикнула Мария невольно да закрылась руками от обломков кирпича белого, однако не достигла автомобиля опасность эта, мимо пронеслась, не причинив собою никакого вреда.

- Что происходит?! - воскликнула девушка, закрываясь руками от пыли. - Что вы наделали?!

- Всего лишь вытащили наружу то, что давно сидело в этом бедном парне, - ответил ей Алчность, на пару с остальными возвратившись в автомобиль. - Завидующий богачам, он давно жаждал неимоверного богатства, в нём сидела злоба на весь этот свет. Мы помогли ему раскрыться, - он усмехнулся презрительно, злобно. - И теперь он любезно помог нам взорвать это банковское здание, ибо оно нам так мешало!

- Чем оно вам мешало-то? - с удивлением посмотрела на Алчность Мария.

- Оно стоит в очень удачном месте, - подал голос надменный Гордыня. - Оно не имеет на это права.

Теофил, вдавив копытом в пол педаль газа, развернул автомобиль поворотом руля, машина понеслась вокруг площади, да и захохотали грехи с козлоногим вместе, засмеялись зло, с ликованием да надменностью странной, Мария вжалась в спинку сиденья, хохот этот безумный испуганно слушая, да посмотрела на Рогатого затем. Козел единственный не смеялся, высокомерно да мрачно глядел он на оседающую к земле пыль, и холод неизвестный узрела девушка в глазах его тотчас, точно такой же холод, как уже видела она в них однажды, будто презирал Рогатый и взрыв свершившийся, и погребённых под ним людей, что не успели убраться куда подальше вовремя, раненых да убитых, да и вообще весь этот город в целом, да и не по себе стало Марии от взгляда этого хладного, будто опасность какая-то в нём засела, неведомая враждебная сила. Отвела от Рогатого Мария взор печальный да и увидела вдруг, что меж домов соседних стоит безмолвно да неподвижно Ферум, взирает демон на трагедию произошедшую бесстрастно да жутко, а "хобот" его, основание его самое, и вовсе с землёю не соприкасается, мутнеет оно да растворяется к итогу образом призрачным, тверди под собою не имея. Не спускала девушка взгляда настороженного с демонического разумного здания, покуда нарезал роллс-ройс круги по площади под хохот безумный да громкий, Ферум же устремился вдруг вперёд куда-то, по площади поплыл да поперёк, прямиком к развалинам здания банковского - доплыл он так до центра самого, посреди руин этих остановился, опустился затем медленно, безмолвно да бесшумно и вовсе, вошёл "хобот" призрачный в асфальт, взрывом растревоженный, да и укоренился там прочно, закрепил демона на земной тверди, замер Ферум да и воззрился на Марию в упор своим жутким взором, будто до души самой пронизывающим наверняка.

- И ты уже тут, страстей не ведающий, - мрачно проговорил Рогатый, поглядев демону прямиком в глаза бесстрашно. - Впрочем, то по моей лишь воле. Создай же нам необходимую атмосферу.

Безмолвное разумное здание ответило ему уже привычным гробовым молчанием.

****

Укатили грехи куда-то прочь на роллс-ройсе чёрном да блестящем, а Рогатый, Теофил да Мария на площади остались нынче, пред зданием демоническим зловещим остановились они - козлоногий, засунув руки в карманы шорт, слоняться принялся задумчиво поблизости, пиная копытами раздвоенными дорожные мелкие камушки.

- Ух, понастроили банков, значится, люди людей почем зря дурят банками этими, словно чужие, грызутся, - ворчал он себе под нос тихо. - А банки эти взять бы все разом да и взорвать так же - знамо, банки только одни должны быть, стеклянные да прозрачные, с крышечкой, в них без опаски хранить можно хоть деньги, хоть челюсти вставные, как вон дед Евтун, что душе угодно, они не обдурят вас, стеклянные-то банки, не то что каменные да бетонные.

- Красивый сегодня день, - произнес Рогатый, монументальный да чинный, глядел он
на вечереющее тяжёлое небо, облака на коем начинали уж понемногу в оттенки оранжево-жёлтые окрашиваться, озаряемые из-под низу лучами закатного тоскливого солнца, да и любовался облаками этими с едва уловимою печалью во взгляде. - И вечер красивый, - добавил он спокойно, мирно. - Значит, и ночь будет прекрасна.

С интересом глядела Мария на козла, подле него стоя в близости непосредственной, разглядывала солнечные матовые отсветы на рогах его чёрных - свершивший мгновением назад взрыв роковой посредством грехов лукавых да коварных, трагедию, под собою похоронившую нынче множество жизней человеческих, стоял Рогатый посередь развалин пыльных да любовался закатом безмятежно, словно и не было беды минувшей, не было будто бы жизней загубленных столь безжалостно, говорил о дня красоте, на смертях стоящий, однако несмотря на контраст этот страшный, слушала его Мария так, будто и самой ей не было уже дела до смертей этих, слушала да любовалась, как солнце закатное окрашивает златом чёрные как смоль козлиные витые рога, обо всём позабыла будто, более ничего не считая важней этого матового глухого злата.

- Впрочем, все дни красивы, - продолжал Рогатый под взглядом девушки. - И ночи все красивы. Нет некрасивого. Всё красиво, всё на свете. Всё прекрасно да всё совершенно, идеально, ничто не требует переделки. В этом он, несомненно, постарался на славу.

Не озаботило Марию и вовсе то, кто такой этот "он" да и как это так он "постарался на славу", ибо запылали вдруг щёки девичьи румянцем предательским, опустила она взгляд смущённо да руки на груди скрестила с досадою. Взглянул Рогатый мельком на Теофила, что закурил самокрутку понуро, окрестности взглядом тяжёлым изучая, да затем поглядел на Марию опять, задумчиво да малость мрачно.

- Пойдем, - сказал он девушке, и прозвучал его голос мягко, на удивление нежно.

- А... - хотела Мария вопросить о том, куда и вовсе идти им опять надобно, однако нахмурилась затем, обернулась на здание демоническое, ибо заслышала, как открывается с шорохом глухим дверь тяжёлая да кованая в основании демона жуткого.

- Он хочет, чтобы мы вошли? - удивилась девушка, глядя на дверь раскрытую растерянно.

- Это я хочу, чтобы мы вошли, - ответил Рогатый спокойно.

Вдвоём устремились они ко входу сему тёмному, а едва только прошли в проём дверной, услыхала Мария краем уха добрую да беззлобную усмешку Теофила:

- Ну поворкуйте, голубки, - да и не последовал за ними козлоногий, снаружи остался, момент сокровенный собою нарушить не возжелал.

Предстала перед ними лестница винтовая да узкая, ступени крутые вверх устремлялись куда-то, иного пути не было и вовсе, посему начали восхождение нелёгкое Рогатый да Мария без раздумий всяческих, однако на полпути оступилась Мария вскоре, подвернула лодыжку ненароком, ибо из сил выбилась быстро, едва не упала, однако подхватил её на руки Рогатый тотчас, ни слова не вымолвив, прижал к себе да и понёс так далее, без труда всяческого да с ликом невозмутимым, спокойным. Покраснела Мария смущённо, опустила взгляд да и уткнулась лицом в мохнатую грудь козла, а вскоре завершился путь этот крутой, очутились они в некоем просторном, обширном квадратном помещении; полумрак здесь царил повсеместно, ибо не имелось в комнате сей окон, исходил свет лишь от шара увесистого да странного, под потолком обращающегося медленно. Опустил Рогатый Марию осторожно на ноги, встала девушка аккуратно, огляделась.

- Это всё так странно... - прошептала она с любопытством, да напряжённо слегка.

- Страстей не ведающий способен создать в себе любую обстановку, - поведал девушке Рогатый, наблюдая за нею с интересом. - Для тех, кому к себе взойти дозволил, созидает он окружение, максимально комфортное да спокойное. 

- Тут так темно, - произнесла Мария задумчиво, взглянула на Рогатого, в глаза его печальные да мрачные. - Тебе больше всего комфортно в темноте?

Тряхнул козёл ухом мохнатым с досадою некоей, прошёл затем неспеша к дальней стене помещения сего - там, у стены тёмной этой, трон стоял каменный да скупой, высился спинкою прямой да высокой к потолку да и был наружностью своею безрадостный, простой, хладный. Опустился Рогатый устало на трон этот, положил руки на подлокотники прямые, упёрся затем кулаком в подбородок да и воззрился на Марию спокойно.

- Да, - ответил он. - В темноте мне комфортнее всего. В темноте скрадываются все лишние детали, позволяя видеть облегченную, однотонную картину, так желанную теми, кто устал от лишних подробностей, кто устал от созерцания всей это ряби. Тьма... - козёл задумчиво опустил взгляд. - Спокойная, вязкая, обволакивающая...мёртвая? Нет. Во Тьме кипит жизнь, иная, нежели на Свету, но ничуть не уступающая в желании быть, существовать да жить, ничуть не уступающая в желании обрести свой дом. Жизнь в Тени подчас остается незамеченной да презираемой Светом, не принимаемой Светом, стыдящимся ее да избегающим. Но эта жизнь, эта Тень - последствие Света, его след, существующий лишь потому, что существует он сам. Тень не любит Свет, - Рогатый посмотрел на стоящую скрестив руки Марию да слегка ухмыльнулся затем. - Но без Света её нет. И где есть Свет – там есть и Тень. Всегда. Свет не любит Тень – но он же её и рождает.

  Опустила Мария взгляд невольно, задумалась о чём-то, помолчала с минуту.

- Ты Тень? - спросила она тихо.

- Я это я, - ответил Рогатый просто.

Девушка вздохнула, ничего вопросом своим не добившись и вовсе, с досадою отвернулась.

- Казалось бы, Тьме и место в тени, в темноте, - продолжил Рогатый затем. - И не смеет она покушаться на жизнь на свету. Но мы едины. Свет и Тьма, Добро и Зло.  Друг без друга нас не существовало бы вовсе, мы это одно целое, Свет есть Тьма, а Тьма есть Свет, мы друг в друге - и друг без друга не существуем. Мы части великого Единого, великого Целого, убери одну часть, одну крохотную деталь - и всё посыплется. Я это ты, - посмотрел он на Марию серьёзно. - А ты это я. Весь мир это я, весь мир это ты.  Каждый человек или существо, каждое растение, камень, это небо, это солнце - это всё я и ты. Этот город, эти серые дома и замученные деревья - это я и ты. Они в нас, а мы в них, мы - части великого Целого. Ты – Тьма, и ты – Свет, одновременно, одномоментно. А я… А я – тоже.

- Значит, я такая же сумасшедшая, как и этот город, - возвестила Мария после речи Рогатого понуро.

- Не исключено, - ответил козёл да ухмыльнулся лукаво.

- Дурак! - улыбнулась Мария, оправила прядку волос своих каштановых да и изобразила книксен шутливый пред развалившимся на троне Рогатым: - Ой, извините, Ваше Величество!

Усмехнулся  Рогатый, с интересом глядя на добрую насмешку девушки, да и произнёс задумчиво, мирно:

- А средоточие Света и Тьмы, тем временем, так красиво.

Глядел он с минуту на Марию молча, обдумывая нечто неизвестное, затем спросил:

- Отчего ты со мною, дева Мария?

Мария поджала губы растерянно.

- А что?

- Ты так упорно догоняла меня в тех закоулках, - ответил козёл, ухмыльнувшись. - Хотя совершенно не знала ни о том, кто я, ни о том, выберешься ли ты живою изо всей этой ситуации.

Мурашки неприятные тотчас пробежали по спине Марии после слов его последних, смешалась девушка, опустила взгляд.   

- Скажешь, тоже... - пробормотала она. - Мне просто стало интересно...

- Вот! - перебил ее Рогатый. - Тебе стало интересно. Интерес. Любопытство. Великое множество людей уже поплатились за это свое качество своими же жизнями. Занятные вы, всё же, существа... Никогда бы не подумал, что за мной, внушающим великий страх в сердца миллионов мужей, сильных воинов, могущественных правителей, будет бежать по переулкам единственная бесстрашная девчонка - бесстрашная...а может, безрассудная?

Хмыкнула Мария язвительно малость, ответила на это:

- И то, и другое, - да и показала товарищу язык.

Улыбнулся Рогатый по-доброму да нежно и вовсе, поднялся затем с трона тяжко, подошёл к Марии, сверху вниз на неё глядя спокойно, да и сказал:

- Как быстро летит время. Вот уже и стемнело.

- Стемнело? - не поняла девушка. - Ты шутишь? Когда мы зашли сюда, еще только вечерело!

Взял Рогатый Марию за руку вместо ответа словесного да и повёл к лестнице иной, вели ступени крутые на некие верхние этажи, взошли по ступеням сим они оба да и вышли в итоге на крышу самую, на площадку широкую да огромную, гуляли по площадке этой ветра неистовые, да с высоты столь внушительной виден был весь город неподдельно. Да и не солгал Рогатый, прав оказался, стемнело уже явственно.

- Как это?.. - Мария, узрев темноту эту, раскрыла от удивления рот. - Что за... - однако осознала, уразумела вдруг девушка, на сколь огромной высоте находятся они вдвоём нынче, да и ослабли ноги её от страха пред вышиною немыслимой, вцепилась Мария в мантию козла, ибо казалось ей, что ежели держаться нынче она за него не будет, то упадёт непременно с высоты сей, с крыши края страшного, да и разобьётся оземь, пусть даже до края рокового покамест расстояние довольно порядочное.

- Полночь - возвестил Рогатый, устремив взор свой тяжёлый вдаль, да и будто надо всем миром прозвучал его голос ровный, надо всею земною твердью, да и загудел воздух будто бы тотчас, загустел как-то странно да натянулся словно струна дрожащая.

- Фух! Да что б вас!.. - на крышу да с лестницы ввалился запыхавшийся Теофил. - Что ж так высоко-то, а... - он опустился и сел, переводя дух. - Не молод уж я, не зеленый козленок, чтоб по лестницам скакать...

- Чего же тебя принесло сюда? - осведомился Рогатый мирно. - Мы сейчас придем.

Посторонился Теофил, пропуская козла да Марию мимо, повёл Рогатый девушку обратно вниз, миновали они лестницу крутую, вновь в помещении прежнем да тёмном оказавшись, да и обомлела Мария тотчас: освещалась темнота эта нынче разноцветными огнями прожекторов разнообразных да мерцающих пёстро, громыхала музыка танцевальная да ритмичная, да и заполнено было всё помещение обширное разнообразною рогатой нечистью, беснующейся в безумных плясках, у стены дальней бар расположился невесть откуда, за стойкою высокой некий крылатый да жуткий бармен разливал напитки алкогольные по стаканам всех жаждущих.

- Что тут творится?! - воскликнула Мария, обернувшись на Рогатого растерянно, поражённо.

- Отличная ночь для того, чтобы потанцевать! - ухмыльнулся козёл да и вдруг, напрочь неожиданно и вовсе, схватил девушку за руку да закружил, устремившись с нею вместе прямиком в гущу толпы танцующей рогатой, оказались они в центре танцпола самом, посередь гулянки шумной, окружила их нечисть тотчас да подстрекать к танцу настоящему принялась криками задорными да свистом. Огляделась Мария рассеянно, смутившись крайне, взглянула несмело на Рогатого, тот склонил голову снисходительно да и протянул девушке руку, жестом сим к танцу желанному приглашая.

- Что ты творишь?.. Я.. - сбивчиво проговорила Мария. - Я не умею...

- Просто слушай свою душу, сердцу своему внемли. Что говорит тебе мышца сердечная этой ночью? - и пустился Рогатый вдруг под восторг всеобщий в танец одиночный самозабвенно, кружился он пред Марией под грохот музыки клубной красиво да складно, и девушка, глядя на зрелище сие завороженно да молча, на торс мужественный да изгибающийся в такт движениям танцевальным глядя смущённо, нахмурилась вдруг, всплеснула руками, воскликнув:

- Черт знает что происходит! - да и закружилась затем под ликующий гвалт толпы рогатой в пляске отчаянной на пару с козлом. Завопила нечисть вокруг, возликовала, возобновила своё прежнее веселье, пустившись в пляс следом, в толпе этой; невдалеке где-то Теофил внезапный показался, взглянул на Марию с ухмылкою коварной да и исчез куда-то затем - оказалось, к бару направился тотчас.

- Да, Черт знает, что происходит! - лукаво кивнул Рогатый, взмахнув руками в танце бодром.

- Ты псих! -  взглянула на него Мария с негодованием.

- Не исключено.

- Это ты устроил?

- Угадала!

- Но зачем?

- Потому что сегодня отличная ночь для того, чтобы потанцевать!

Где-то в толпе, одобряя ажиотаж всеобщий, танцевали семь смертных грехов, рассредоточившись по танцполу шумному, сияли да мерцали прожектора неистовые, оглушала музыка клубная, жёстким ритмом своим пробирая до самого нутра, да и клубилась нечисть всевозможная рогатая, бесновалась в пляске отчаянной, позабыв ночью этой особою обо всём на свете; оттеснили Марию от Рогатого невольно к стене куда-то, остановилась там девушка, переводя дух, окинула толпу танцующую взглядом напряжённым, не обнаружила товарища, направилась затем к стойке барной да забралась там на стул высокий с мягким да круглым сиденьем. Оказалась Мария прямиком подле Теофила, хлебал козлоногий пиво хладное из кружки стеклянной гранёной, капала пена шипящая да белая на стойку деревянную, исчезала затем бесследно - не веселился Теофил отчего-то нынче, не танцевал в гуще со всеми, глядел вместо этого пред собою задумчиво, на кружку смотрел в руке собственной, напевая себе под нос мелодию некую, разнящуюся своим тоскливым мотивом со здешним бодрым музыкальным ритмом. 

- Что пожелаете, Ваше Высочество? - обратился к Марии демонический бармен, едва завидев её за стойкой.

- Что? Высочество? - удивилась запыхавшаяся от быстрого танца Мария. - Вы меня с кем-то путаете. Мне просто воды.

Бармен ухмыльнулся:

- Всё, что пожелаете! - и перед девушкой тут же оказался стакан с обыкновенной прохладной водою.

- Тео, - шепнула Мария козлоногому. Тот, приподняв брови, с улыбкой повернулся к девушке.

- Что такое, принцесса?

- Что тут вообще происходит-то? - решила узнать у него Мария. Теофил пододвинулся поближе к ней, сжимая в руке кружку да облокотившись о стойку. - Что это за танцы? Я имею в виду... С чего вдруг Рогатый решил это всё устроить?

Теофил коварно усмехнулся, отпивая из кружки.

- А ты сама-то как думаешь?

- Да я... - девушка смешалась. - А что я думаю? Думаю я много чего, только вот правильные ли это мысли?

- Ну смотри, - Теофил отер рот рукой, икнул, да, повернувшись, указал на толпу. - Тут собралась самая отъявленная нечисть - это городские, то бишь из этого града. Снаружи - что ты думаешь? - такие же пляски точно, там уж эти со всего света слетелись. Такая ночь, ведаешь ли, выпадает нечасто... И устраивает эти гуляния Сат...ну, Рогатый, редко, однако же периодически. А тут такой повод, чего бы и не устроить, - он ухмыльнулся да взглянул на Марию коварно.

- Какой еще повод? - нахмурилась та.

Однако не ответил ей Теофил, ибо подскочил к девушке Блуд внезапный, расплылся в улыбке ехидной, схватил Марию за плечи резко, отчего пролила на себя девушка воду из стакана в руке ненароком.

- Вот ты где! - торжествующе улыбнулся блондин. - Ну-ка, держи!

Поглядела Мария на то, что грехом ей тотчас было протянуто, да и обомлела: держал блуд в руке корону серебряную да сверкучую, сияла диковина это во свете прожекторов мерцающих красотою своей небывалой, заворожила Марию блеском сим, завлекла искренно.

- Это...мне? - растерялась девушка тут же, ибо никто доселе не дарил ей столь дорогих подарков.

- Да, гос..Рогатый велел передать, - подмигнул Блуд. - Это его подарок тебе!

- Офигеть... - Мария приняла из рук греха корону, рассмотрела сверкающие алмазы, переливающиеся во свету прожекторов всевозможными цветами, а после бережно, боясь уронить али испортить, да дыхание затаив, надела корону на голову. Оказалось украшение это тяжёлым приятно, точно впору пришлось девушке, по размеру село.

- Но за что?.. - выдохнула Мария удивлённо.

- За что? - усмехнулся Блуд, бодро вращаясь на соседнем стуле, на сиденье его круглом да подвижном. - Разве подарки всегда дарят за что-то?

Обернулась Мария в поисках Рогатого в толпе танцующей нечисти, взглянула встревоженно да и узрела его тут же, танцевал козёл где-то слева в гуще силы нечистой, да и вилось вокруг него несколько знойных черновласых девиц стервозной наружности. Кольнуло сердце Марии тотчас отчего-то, заныло там нечто, неприятно сжалось, досадно.

- Ух ведьмы зажигают, да? - прошипело рядом. Повернулась Мария да обнаружила Зависть, прислонился он к стойке барной рядом, взглянул на девушку скептично да и прошипел затем ядовито:

- Вон они какие, красивые, грациозные, а как танцуют! Не чета тебе!

Мария вновь посмотрела на девиц.

- Как он может, да? - громыхнул справа от неё внезапный Гнев, принимая от бармена стакан с чем-то небезопасным, жгучим. - Вот мерзавец! - рявкнул он вдобавок, покачав головою шипастой.

- Никогда тебе не превзойти их, никогда не быть рядом с ним... - протянул печально Уныние где-то слева, едва и вовсе заметный, тщедушный, болезный, да и возник пред Марией Гордыня последним, встал, взором надменным окинув девушку да тростью чёрною об пол стукнув.

- Хм, ну и что! - проговорил он высокомерно. - Ты лучше них, а он тебя и вовсе недостоин!

Опустила Мария взгляд, призадумавшись малость, однако и улыбнулась тут же, поглядела с насмешкою на собравшиеся вкруг неё грехи.

- Парни, не старайтесь, - покачала она головой. - Со мной этот номер не пройдет.

Да и спрыгнула девушка со стула высокого барного, уверенно устремилась сквозь толпу прямиком, локтями распихивая гулящих, оказалась подле Рогатого вскоре, схватила его за руку да и прочь увлекла от девиц черноволосых да наглых. Переглянулись грехи меж собою, улыбнулись с триумфом в глазах змеиных да и отвернулись затем.

   Прекратил Рогатый танец свой бодрый да воззрился на Марию с интересом, узрел подарок свой на голове её сияющим, улыбнулся довольно, произнёс:

- Тебе она очень идет.

- Спасибо, - оправила Мария смущённо локон каштановых волос своих. - Это, наверное, очень дорого стоило...

Рогатый покачал головой снисходительно.

- Для меня это стоило лишь расторопных поисков самого лучшего экземпляра, - сказал он на это.

Мария покраснела и опустила взгляд.

- Но постой, когда ты успел? - спросила она удивленно. - Ты был вместе со мной всё время! Или нет, ты отлучался...

- Я приобрел её задолго до того, как встретил тебя, - улыбнулся Рогатый. Приблизился он к Марии, взял её за руку правую, да и покраснела девушка ещё пуще, когда рука его тяжёлая легла прямиком на её тоненькую стройную талию.

- Ты чего, тут же танцуют быстрые танцы, - сбивчиво проговорила смущенная Мария.

- А ты не здешнюю музыку слушай, - нагнувшись, шепнул ей Рогатый на ухо. - Ты душу свою слушай, ее музыку, и танцуй только ей в такт, не под чужую танцуй, только под свою.

Взглянула Мария несмело на Рогатого, в глаза его печальные да уставшие ото всего на свете взгляд свой растерянный устремила, да и странное в очах этих выразительных она видела, ясность да теплоту явственно лицезрела, будто спали глаза эти сотни лет подряд, да ото сна сего лишь нынче пробудились да очнулись; да и различила Мария затем невесть откуда и вовсе слабую, покамест тихую да плавную мелодию, возрастающую в громкости своей да затмевающую собой тяжёлый ритмичный грохот клубного безумства постепенно; становилась мелодия сия всё разборчивее да отчётливей, вальсом звучала прелестным, красивым неимоверно, лёгким да воздушным приятно, и закружил Рогатый Марию в танце медленном да плавном, уразумев, что слышит девушка мелодию необходимую, а коли слышит, знать, станцевать под неё сможет нынче непременно.

- Мы двигаемся не в такт... - попробовала возразить девушка, однако перебил её Рогатый тотчас:

- Да ведаешь ведь, что под иную музыку мы движемся нынче. Не под ту, что повсеместно - под ту лишь, что в сердце твоём звучит сокровенно.

Кружили они по танцполу плавно, покуда продолжала нечисть скакать бешено под ритм клубный да быстрый, и смущалась Мария этого различия, стеснялась взоров, на пару их направленных любопытно, однако стоило ей вновь взглянуть в глаза партнёра своего по танцу складному, как тут же позабыла она о прежней бесполезной неловкости: глядел Рогатый на девушку с нежностью тёплой во взгляде, любовался чертами прелестного девичьего лика искренно да беззлобно, прижал он смущённую Марию к себе поближе, нагнулся к ней слегка да прошептал ей на ухо:

- Свет, вне всяких сомнений, сияет еще ярче и прекраснее, когда его окружает Тьма.
 
Опустила Мария голову, отвела взгляд стыдливо, улыбнулась затем неловко как-то да и ответила на это тихо:

- Ты невероятный.

...Оставив позади шумный да беспокойный зал, ритмичную тяжелую музыку, беснующуюся толпу нечисти да пронзительный свет разноцветных прожекторов, Рогатый, миновав лестницу крутую, на этажи верхние ведущую, внес Марию на руках в комнату небольшую да тёмную, бережно внёс, уверенно да нежно - как несут что-то бесценное, безумно дорогое сердцу, боясь потревожить или разбить словно хрусталь, такой же хрупкий да чистый. Вальс чудесный, игравший для их общего сокровенного танца, не стих, не иссяк, продолжал он бередить женское беспокойное сердце мелодией своею тонкой, когда опустилась Мария с Рогатым вместе на кровать, уже давно расстеленную задолго до их прихода; сбросила с себя девушка курточку дерматиновую, в майке одной оставшись, прижал Марию к себе Рогатый нежно, в волосы каштановые пальцы свои запустив чуть скорбно, да и стояли они на коленях друг пред другом на кровати расстеленной, в объятия друг друга заключив осторожные, прерывать момент сей сокровенный не желали, объятий сих не разжимая и вовсе, да и будто таинство некое свершалось нынче в комнате этой меж ними двоими, беззлобное, любовное, искренное.
 
Поведя рукою невольно по спине козла мохнатой, ощутила Мария внезапно под пальцами своими нечто жёсткое, колкое, неизвестное; отстранилась она от Рогатого малость, посмотрела прямо в глаза его печальные, а затем, руку протянув осторожно, аккуратно мантии на плечах его коснулась. Уразумел Рогатый тотчас, схватил её за руку резко, сильно, так, что поморщилась девушка от боли тут же, поджала губы виновато.

- Позволь... - прошептала она, глядя на понурый да мрачный козлиный лик. - Позволь мне...снять твою мантию... Я тоже хочу видеть...

Тяжело глядел на неё в ответ Рогатый, молча, да и чувствовала Мария, как там, в груди его мохнатой да мужественной сердце великое бьётся отчётливо, гулко да тяжко, словно лежит на нём ноша непосильная, и биение живое под ношей этой всё труднее да труднее совершается по прошествии секунды каждой.

- Пожалуйста... - прошептала Мария с мольбою.

Отпустил её запястья Рогатый медленно, да и так же медленно сняла Мария с плеч его широких чёрную да слегка пыльную мантию, опустилась та с шуршанием тихим позади где-то, скользнула вниз. Опустил Рогатый взгляд свой тяжкий, руки тоже опустил, замер так понуро, и Мария, затаив дыхание да будто дыханием своим страшась спугнуть неуловимое нечто, неясное, что-то, что вновь заставит манию чёрную окутать собою козлиные мохнатые плечи, поднялась с кровати медленно, на пол тёмный да холодный ступила, обошла Рогатого осторожно да и остановилась позади, взглянув на его спину затем.

Недвижимо да молча стоял на коленях да на кровати Рогатый, на фоне единственного окна, опустив голову; поднимались да опускались плечи его при вдохе да выдохе каждом, тяжко вздымались, но спокойно да ровно. И потекли по щекам Марии слёзы горькие да внезапные, капали они на пол холодный да в черноте его пропадали тут же, и только лишь тихий, едва различимый стух капель этих звучал в комнате тёмной нынче - тихий, однако отчего-то в одночасье и громкий невыносимо. Узрела Мария скорбная, что тянутся вдоль лопаток по спине Рогатого две обугленные, зарубцевавшиеся страшные раны, края шрамов, угловатые да твёрдые, застыли навеки безобразными, да и уразумела Мария вдруг, что это за раны такие да почему Рогатый столь упорно под мантией своею их прячет.

- Нечего там глядеть, - подал голос козел, и разбередил глас его тишину роковую собою будто лезвием, тяжелый да хриплый. - Нечего. Ничего там нет. Это всего лишь шрамы.

Но чем дольше смотрела Мария на спину его с продольными ужасными шрамами, тем явственнее видела, как исчезают шрамы эти, оживают края их обугленные да жуткие, да и вырастают из них затем крылья широкие, обширные да белые, оперение своё расправляют, великие да чистые; отступила Мария на шаг, дабы дать этим крыльям больше места, дабы раскрылись они в полную силу, не видела она шрамов, ран роковых она более не видела, лишь могучие крылья эти лицезрела нынче, глядела на них и плакала, рыдала от благоговения да горя разом. Опустилась Мария на колени пред тяжко вздымающейся спиною козлиной, обняла её, искалеченную да раненую, с помыслом, дабы уразумел Рогатый в момент сей, что не только спину его обнимает девушка нежно, но и саму его душу, точно так же израненную, изуродованную точно так же, а может, стократ сильнее и вовсе.

Уткнулась девушка лицом в шрамы страшные, коснулась щекою шерсти короткой да малость жёсткой, ощутила тотчас запах её чуть пыльный, нынче смешанный отчего-то с едва уловимым привкусом железа некоего, шмыгнула носом Мария, слёзы горькие роняя на шерсть эту пыльную да и прошептала вдруг:

- Плюшевый... Словно любимый мишка...

Да и задрожали тотчас плечи Рогатого мелко после слов роковых этих, осторожно перебралась Мария по кровати вперёд, на коленях пред козлом встала, обеспокоенно взглянув на голову его опущенную скорбно, сняла с себя корону сверкучую, отложила прочь.

- Рогатый...

Поднял козёл голову, да и увидела Мария, что по щекам его шерстистым слёзы искренние да горькие катятся.

- Я не плюшевый... - прошептал он с невыносимой горечью в голосе. - Я не плюшевый, и я не мишка...

- Нет, плюшевый, - Мария уверенно подалась к нему, отирая рукою очередную слезу его. - Милый плюшевый мишка...

   Оттолкнул вдруг Рогатый её руку, рявкнул в сердцах, так, что задрожало стекло окна единственного светлого:

- Нет! – полыхнули глаза его яростью дикой, однако с яростью этой узрела испугавшаяся гнева Мария и боль великую тотчас. - Я не милый, не плюшевый мишка! Как это по-детски! Приторная блажь!! – громогласный рассерженный голос Рогатого, казалось, заполонил собою всю комнату, весь этот мир собою заполнил, заставил дрожать тёмный пол комнаты, звенеть стекло окна, и в гневе этом дребезжали отчаянная, невыносимая горечь да  тяжкая сердечная мука. – Я это я! Как тебе это не ясно?! Я – это я! 

   Мария улыбнулась невесело да провела рукой по тяжело вздымающимся плечам Рогатого, нисколь более не страшась его гнева.

- Да, ты это ты, - произнесла она тихо. - И ты прекрасен в своем "я".

Козёл, тяжело дыша, затих, поражённо посмотрел на девушку.

- Тобою, кроме тебя самого, быть никому не дано, никто не справится с этой ролью лучше, чем ты сам, - девушка дружелюбно улыбалась в ответ на его удивленный взгляд. - И я люблю твою роль. Какою бы она ни была.

Слёзы потекли из глаз Рогатого пуще прежнего, запрокинул он голову и, воздев локти к потолку, закрыл лицо руками в невыносимой муке, и стон его рыдания, протяжный да мучительно-горестный, разнесся, казалось, не только по этой небольшой темной комнате, но и по всему миру затем - обняла Мария торс его мужественный и, уткнувшись лицом в грудь его дрожащую, вдохнула слегка пыльный запах его коричневой шерсти.