Десять прокажённых

               
ИС Р21-107-0178
Рег номер ОГ-14/32 от 21.04.2021




ДЕСЯТЬ ПРОКАЖЁННЫХ.


           гл. 1

Иосиф шёл по пустынной  долине, совершенно не обращая внимания на окружающие его места. Здесь прошло его детство и он знал тут каждый кустик, но сегодня ему было не до созерцания окрестностей. Он шёл, находясь под гнетущим впечатлением собственных похорон, которые были организованы в его родной Самарии местным священником. Он понимал, что  священник обязан был сделать это. Что не было у него другого выхода, но как жестоко  всё это выглядело. А что делать? Иосиф заболел проказой.
На теле появилось несколько язвочек чуть больше горошины каждая. Жена Шули сразу заметила их у него  на спине и стала мазать маслом, но  язвочки  увеличились. После того, как Иосиф обратился к местному лекарю ситуация  ещё больше ухудшилась. Нет, лекарь ему не навредил своим лечением. Он вовсе отказался его лечить, поскольку признал Иосифа больным проказой и сразу рассказал обо всём священнику. Проказу никто лечить не умел. Прокажённых попросту изгоняли из поселений, но такие решения могли принимать только священники. Справедливости ради, нужно сказать, что делали они это только после того, как убеждались, что человек действительно заболел. Уходило на это порой до полутора месяцев. Больного размещали в отдельном помещении, и священник наблюдал за ним каждый день. Если через две недели ситуация ухудшалась, священник наблюдал ещё две недели. Если намечались признаки очищения, то наблюдения продолжались. Если болезнь усиливалась, то больного изгоняли.

Изгнание прокажённого было делом жестоким и трагичным. Все понимали, что больной человек изгоняется на произвол судьбы туда, где для него уготована участь обречённого на бесцельные скитания. Ему будет запрещено подходить к здоровым людям  ближе, чем на двадцать шагов, а при встрече с ними он будет обязан предупреждать их громким криком о том, что он не чист. Услышав такой крик, каждый здоровый человек должен уйти в сторону, чтобы не заразиться. И только такие же прокажённые, как и он, станут окружать его.  Иосиф всё это понимал и всё же боялся встречи с другими прокажёнными, от которых сам всегда поспешно уходил в сторону. Но сегодня, в день собственных похорон, ему  было настолько горько осознавать собственную якобы смерть, что он просто ни о чём другом думать не мог.

Дело в том, что у самарян, как и у иудеев, принято было устраивать мнимые похороны больного проказой для того, чтобы вычеркнуть его из числа живых и в первую очередь для членов его семьи. После того, как священник принимал решение об изгнании прокажённого, начинались приготовления к его похоронам. Выкапывалась могила. Собирались родственники и соседи, которые с плачем провожали прокажённого на носилках прямо на кладбище.   Прокажённому было приказано лежать и изображать умершего. Иосиф старался сделать всё, как учил священник. Чтобы  жена и дети поверили в его смерть. Пока носилки с ним несли на кладбище, он ни разу не открыл глаза. Все знали, что он жив, но все понимали, что он неизлечим и обречён . Мучительную жизнь прокажённого  все и так отождествляли со смертью. Родственники раздирали свои одежды в знак скорби по погибшему и своим плачем доводили себя до исступления. Женщины, которые в горе  раздирали свои одежды, должны были под верхнюю рубашку надеть ещё одну, задом наперёд. Чтобы не случилось позора при раздирании верхней рубашки. Иосиф лежал на носилках с закрытыми глазами и еле сдерживал себя, чтобы не заплакать.  Он не открыл глаза даже когда его стали опускать в могилу. Плач людей усилился, но вскоре стал удаляться. Прокажённого не положено было засыпать землёй. Вскоре стало тихо. Иосиф открыл глаза только после того, как его окликнул священник. Он вылез из могилы  и пошёл вслед за ним на окраину кладбища.
- Всё, Иосиф, ты умер.
Слова священника звучали как колокол в ушах Иосифа.
- Твои родные знают, что ты умер. Твои соседи видели, как тебя хоронили. Твоя жена будет считаться вдовой и сможет снова выйти  замуж. Ты больше не появишься в городе. Ты знаешь, где находится колодец для прокажённых. Все вокруг его знают, чтобы не пойти туда. Ты теперь иди туда. Там такие же как ты, несчастные больные люди. Их всех уже похоронили. как и тебя.  Будешь жить с ними.  Для всех ты умер. Иди и пусть Бог поможет тебе в твоей нелёгкой судьбе. Не обессудь. Таков закон.
Иосиф мрачно посмотрел на священника и пошёл в неизвестность.

             гл. 2

Когда Иосиф подошёл к колодцу прокажённых, там никого не было видно. Вокруг колодца росло несколько старых раскидистых маслин в тени которых можно было укрыться от зноя. Неподалёку стоял старый, сложенный из дикого камня, сарай. Иосиф понял, что это тот самый сарай, о котором ему говорил священник и подошёл ко входу. Уже у входа его поразил резкий запах гниения. Он вошёл внутрь и ужаснулся от увиденного. Внутри сарая на каких-то лохмотьях лежало до 10ти человек больных проказой. В темноте сарая их трудно было разглядеть, но даже то, что увидел Иосиф привело его в отчаяние. Вдруг он услышал из глубины сарая:
- Что, страшно на нас смотреть?
Иосиф не нашёлся что ответить.
- Привыкай. Теперь это такой же твой дом, как и наш. Никто из нас не хотел здесь жить, но мы здесь живём. И ты будешь.
Иосиф выскочил из сарая и подбежал к колодцу. Тяжело вдыхая воздух, он лихорадочно пытался представить себе, как избежать такой судьбы. Чтобы не видеть  страданий всех этих несчастных. В отчаянии, Иосиф сел в тени одной из маслин и попытался успокоиться. Получалось плохо, но он, хотя бы, не видел этих людей. Так просидел он до самого заката. Когда жара спала, из сарая стали выходить прокаженные, которые спасались там от дневного зноя. Медленно они обошли Иосифа с двух сторон и встали в кружок. Иосиф насчитал 12 человек. Тела их были спрятаны под лохмотьями, которые раньше назывались одеждой. Лица до носа были закрыты повязками, которые не мешали им дышать и говорить, но головы, в язвах и лишаях, были открыты. Прокажённым запрещено было прятать под лохмотьями верхнюю часть головы. Из круга выступил человек. По его виду трудно было предположить, сколько ему лет. Всё лицо его было покрыто струпьями и язвами. Казалось, что даже сказанное им слово должно приносить ему боль, но он заговорил:
-Тебя как зовут, сынок?
Иосиф понял, раз говоривший так к нему обратился, значит он гораздо старше его.
- Иосиф.- Ответил он.
- Откуда ты пришёл?
- Из Самарии.
- Самарянин. Что ж, пусть твой приход станет надеждой на выздоровление и нам, и тебе. Теперь ты один из нас. Меня зовут Охаз. Я здесь старший. После моей смерти старшим станет Рувим. Он старше остальных. Он из Вифсаиды, а я из Иерусалима. Остальные, кто из Десятиградия, кто из Капернаума, а Авессалом из Вифании. А ты, наверное язычник?
- Я не язычник. – Поправил Охаза Иосиф. – Мы самаряне не поклоняемся идолам, а веруем в Единого Бога.
На несколько мгновений повисла пауза, после чего Охаз ответил:
- Вы даже не самаряне. Вы кутеяне* и почти все язычники, которые переселились на те места, откуда ассирийцы выселили евреев. Давно это было. Только не смогли они всех выселить и среди вас остались кое кто из наших, истинно верующих в Бога. Глядя на них вы и стали верить в нашего Единого Бога. Но ни преданий,
 ни пророков вы не знаете.
- А что, есть что-то ещё, кроме книг написанных Моисеем? То, что написал он о сотворении мира Богом и заповедях Божиих?
- Есть. Много ещё чего есть. Есть и предсказание о том, что Бог пришлёт людям Мессию. Своего сына. Чтобы спасти нас от грехопадения. Ты не слышал об этом?
- Нет.- Ответил Иосиф. Ему было не до философии и тем более не до выяснения несоответствий в вере с другими прокажёнными, но он всё же ответил:
- Я не знаю, о чём там написано у ваших пророков, но если соблюдать то, что написал Моисей, то всё будет как надо.
Охаз удивлённо посмотрел на Иосифа, и последнему показалось даже, что он пытается улыбнуться.
- Может быть, ты и прав.- Наконец сказал он.- Придёт время, и Мессия будет судить грешников и тот, кто не исполнял заповедей Бога, которые принёс Моисей с горы Сион, будет осужден. Будет осуждён и тот, кто не признает исполнения  пророчества. Только когда Сын Бога придёт к людям, вы не узнаете Его. Потому, что вы вообще о Нём ничего не знаете. Но это будет потом.  А пока, здесь и сейчас, ты и все мы, друзья по несчастью.  Давай, вставай. Пойдём. Нам предстоит долгий путь. Мы дважды в неделю ходим по нему, а в остальные дни другими путями. Так положено.
Иосиф встал и сказал:
- Я не хочу с вами идти. Я останусь здесь.
- Пойдём, пойдём, сынок. Живя здесь, я понял  одну истину. Если тебе плохо, придумай себе дорогу и чем она будет длиннее, тем лучше. Если бы не палящий зной, мы бы больше ходили. Люди выносят  к нашим тропам какую-то еду и одежду. Так что пошли. Ты ещё не так слаб, как мы. Ты сможешь что-то донести и до дома.
Иосиф оглянулся на сарай и грустно кивнул головой. Прокажённые гуськом за Охазом и Рувимом двинулись по тропе. Вслед за ними поплёлся и Иосиф.

            гл. 3

Шли молча и медленно. Солнце тихо исчезало за горизонтом. Иосиф не спеша плёлся сзади, наблюдая с каким трудом идут последние трое спутников вверх на небольшом уклоне. Когда все поднялись на вершину и остановились отдышаться, идущий перед Иосифом оглянулся и сказал:
- Меня зовут Давид. Я тоже из Самарии. Вот уже 12 лет как я здесь мучаюсь. Я жил рядом с площадью на улице, которая поднимается в сторону горы Гризим.
- Хорошее место.- Поддержал разговор Иосиф.
- Тебя просто так изгнали, или хоронили?-Спросил Давид.
- Хоронили.
- А меня просто изгнали. Семьи у меня не было, а родителей я похоронил. Священник  сказал мне уйти, и я ушёл. С тех пор скитаюсь.
- А кто был тогда священником?
- Овид. А кто сейчас?
- Он и есть. Меня хоронили. У меня в Самарии жена и двое сыновей. Как они теперь без меня?
- Всё лучше, чем с тобой. Я благодарен Богу, что у меня никого нет, но ты благодари Его, за то, что они у тебя есть. Пусть даже они тебя забудут.
- Не забудут. – Иосиф мрачно нахмурился.
- Конечно, не забудут.- Поправился Давид. – Но каково им будет вспоминать о тебе и знать, что ничем тебе не могут помочь.
Слова Давида дикой кошкой царапнули сердце, но Иосиф ничего не ответил. Колонна двинулась дальше. Медленно двигались в сторону Самарии не меньше двух часов.  Берегли силы. Всю дорогу шли молча, и вдруг прозвучал голос Охаза:
- Не чист, не чист. – Прокричал он, а вслед за ним то же самое прокричали и все остальные. Иосиф промолчал. Не привычно ему было выкрикивать подобное, и он не стал этого делать. Вдруг он услышал знакомый женский голос. Он готов был поклясться, что это голос его жены Шули.
- Нет ли среди вас Иосифа? Его сегодня похоронили.
Да. Это была она. Иосиф выбежал в сторону и оббегая колонну прокажённых упёрся в посох Охаза.
- Стой, самарянин. Нам нельзя приближаться к чистым людям. Или ты хочешь, чтобы в нашем обществе появилась ещё и женщина?
Иосиф замер, словно его холодной водой окатили, но через секунду он опомнился и крикнул:
- Шули, меня нет здесь. Я умер. Не приходи больше сюда.
Иосифу больно было кричать об этом, но он понимал, что так будет лучше для неё. Он видел, как она заплакала после его слов. Разодранная одежда на ней была прошита грубым стежком под которым ещё была вторая рубашка. Зашивать разодранную на похоронах рубашку полностью можно было только через три дня. Шули справилась с собой и ответила:
- Да, да, муж мой. Я всё поняла. Ты умер. – Прокричала она сквозь слёзы. – Я тут принесла немного муки и масла. Ещё кувшин вина. Я ещё принесу через два дня.
Видя, что Иосиф не в состоянии что-то ответить жене, Охаз крикнул ей за него:
- Забудь его, женщина. Он больше сюда не придёт. За еду спасибо. Пусть Бог благословит тебя и твоих детей. А мужа у тебя больше нет. Ты свободна. Теперь уходи.
Пожелания прокажённых о добром здравии воспринимались, как благословенные, потому что люди считали показу печатью Бога, а прокажённых отмеченными этой печатью. Но Шули было не до благословений. Она с плачем побежала в сторону города, а Иосиф упал на колени и впервые осознал свою смерть, как настоящую. Он  сидел и молча плакал. Слёзы градом катились из его глаз. Глядя на него, Охаз сказал:
- Лучше бы ты умер. Лучше бы мы все умерли.
Иосиф даже не услышал его слов.
Забрав продукты и вино, прокажённые направились обратно.

                гл.4

Усевшись среди маслин, прокажённые достали из своих лохмотьев по небольшой посудине. У кого-то это был небольшой ковшик, у кого-то кружка, у Охаза большой медный, начищенный до блеска, стакан. Когда Иосиф разлил всем вина, Давид сказал ему:
-Там в сарае на сундуке стоит несколько кружек. Мы их сами делали. Возьми любую себе. Эти кружки остаются после умерших. Помой и пользуйся.
Иосиф пожал плечами и сходил в сарай. Кружку он обжёг на огне и помыл водой из колодца. Пока он это делал, все сидели и ждали. После того, как он налил себе вина, Охаз сказал:
- Как и всегда, давайте помянем добрым словом того, кто дал нам пропитание. А вдруг, кому-то суждено очиститься, а этот глоток вина и кусок хлеба помогут ему пережить болезнь.
Все молча выпили. Немного помолчав, Иосиф спросил Охаза:
- А что, были случаи, когда кто-то очищался?
Загомонили все, кроме Охаза:
- Никто такого не помнит.
- Как такое возможно?
- Даже покойный Осав не знал, а он сам был священником. Уж он-то бы знал.
И тут всех перебил Рувим:
- Осав знал. Он мне рассказал перед смертью, как один пророк* излечил прокажённого. Но было это лет пятьсот назад, а то и больше. Его Елисеем звали.
- И как он это сделал?- Спросил Охаз.
- Он даже не подошёл к прокажённому, а приказал ему сходить на Иордан и семь раз окунуться. Господь тут же очистил его по молитвам пророка.
Все ненадолго замолчали. Тихо потрескивал огонь в костре, завораживая взгляды больных людей.
- Почему ты никогда не рассказывал об этом, Рувим? – Спросил Охаз.
- Осав сказал, что ни в Израиле, ни в Иудее нет ни одного пророка, которого можно было бы об этом попросить. Если же он появится, то и без того, все к нему обратятся за помощью.
- Почему же ты сейчас рассказал? – Не унимался Охаз.
- Вспомнили про Осава, вот и сказал.
- Может, пойдём и окунёмся в Иордане? – Робко спросил Иосиф.
- Может и пойдём. – Ответил Охаз.- Но главное здесь не Иордан и даже не пророк. Главное, Бог. Его воля. Захочет Бог исцелить пришлёт пророка и исцелит.

                гл.5

Ночью, под утро, умер Давид. Он был одним из самых слабых, но всё равно никто не ожидал его смерти в этот день. Его смерть была воспринята без скорби. Отмучился. Молча, до того, как наступит палящий зной, выкопали яму рядом с могилой Осава и похоронили умершего. Охаз совершил погребальный обряд вместо священника так, как он был способен это сделать. Дни потянулись один за другим медленно и однообразно. Через год Иосиф уже мало чем отличался от остальных прокажённых. Может быть, болезнь не так быстро бы развивалась, если бы не присутствие остальных больных. Боль во всём теле  усиливалась. Очень болели суставы, причём сильнее всего на пальцах рук и ног. Охаз сказал, что те, у кого болят суставы пальцев, доживают до того, что пальцы начинают отваливаться. Смрад от гниения тела Иосиф перестал чувствовать. Запах, это самое меньшее из страданий, которые испытывает прокажённый. К запаху человек привыкает. Привыкнуть к болящим и гниющим ранам на теле, невозможно. Гной привлекает насекомых,  мухи откладывают свои яйца прямо в раны. Потом люди палочками выковыривают  друг у друга их личинки и заливают раны маслом. Оливковое масло, это единственное лекарство, которое тоже бывает не всегда. Когда его нет, используется и пепел. Любое купание так же приносит неописуемые страдания. Мечту об очищении каждый прокажённый  лелеет в своей душе как лучшее, что могло бы случиться. Эта мечта заставляет жить и топтать землю не смотря ни на что. Прокаженные не знали, что спустя много столетий люди изучат бактерию возбуждающую проказу и назовут её ленивой за то, что она не развивается быстро, чтобы убить как можно скорее. Ещё они узнают, что кроме человека бактерия, названная лепрой, приживается только у ленивцев, и ещё её найдут на лапках серых мышей в одной из частей света. Больше ни у кого.
 
Через год с небольшим, после смерти Давида,  умер Охаз. Его медный стакан взял себе  Рувим. К тому времени Рувим тоже сильно сдал, но держался. Он постоянно приободрял товарищей, как только мог. Получалось не всегда, но то, что он не оставлял попыток поддержать товарищей в их общей трудной судьбе, располагало к нему людей. Все всё понимали и с благодарностью принимали любую несуразицу сказанную Рувимом.
День, когда умер Авесалом, был обычным жарким днём. Он умер когда все находились в пути. Прямо на дороге. Собравшиеся вокруг него товарищи поняли, что хоронить его придётся прямо здесь, и возблагодарили Бога за то, что почва в этом месте оказалась рыхлая, и камней в ней было не много. Хоронить нужно любого умершего, но прокажённого  нельзя оставлять незахороненным ни в коем случае. Только земля принимала эту болезнь без остатка. Даже дикие звери не ели умершего от проказы. Копали по очереди, все, кроме Рувима и Самуила, которые уже не в силах были сжать свои пальцы в кулаки. Копали долго, мучались, но выкопали яму чуть ниже груди человека. Глубже копать не стали, чтобы копателям легче было вылезать из ямы. Тело Авессалома  не спеша спустили в могилу, удерживая за лохмотья его одежды восемь, способных ещё работать пальцами рук, человек. После этого могилу засыпали. Успели как раз до захода солнца, как это и положено на востоке. Дальше уже не пошли. Вернулись назад. Домой.
Утром многие не смогли подняться по петушиному крику.  Усталость прошлого дня забрала все их силы, но после полуденной жары все собрались в дорогу.
- Ничего, братья, - приободрял всех  Рувим, - вспомните, что говорил Охаз.  Если тебе плохо, придумай себе дорогу и чем она будет длиннее, тем лучше. Пойдём по самой длинной дороге. Может быть, сегодня Господь  ещё одного из нас избавит от мучений.
Никто, как и всегда, не возразил ему. Шли молча. Рувим явно выдыхался и Иосиф пошёл следом за ним, чтобы помочь в случае необходимости и помощь его вскоре  потребовалась. Рувим подозвал его и попросил идти рядом, чтобы он смог опереться на него рукой. Иосиф подставил свой локоть и они так прошли несколько стадий, пока не дошли до того места, где сердобольные люди оставляли им еду и одежду. Что-то лежало на земле в ожидании  несчастных. Увидев гостинцы, люди приободрились, и прибавили было шаг, но тут Рувим, как оглашенный заорал:
 – Не чист, не чист.
- Не чист – завторили ему все остальные ещё прежде, чем увидели человека, появившегося рядом с парой мешков.

Человек был безбородый. Значит совсем юный. Что мог делать здесь этот мальчик? Ведь даже дети знают, что приходить сюда опасно. К тому же он один и без товарищей. Дети, обычно, в одиночку не ходят.
- Ты что делаешь здесь, мальчишка?- Закричал Иосиф и сам не узнал своего голоса.- Ты разве не знаешь, что здоровым людям здесь ходить нельзя?
- Я знаю.- Ответил паренёк.- Моя мама приводила меня сюда, и показывала куда мне нельзя заходить. А теперь она послала меня сказать вам, вот что. Два дня назад из Капернаума пришёл один наш самариец. Он видел, как один пророк вылечил прокажённого прямо на глазах у всех. Прокажённый подошёл к нему и попросил: «если хочешь, очисти меня» и пророк ответил: «хочу, очистись». Потом Он прикоснулся к нему рукой, и проказа сошла с него прямо у всех на глазах. Наш самариец говорил, что пророк этот собирается в Иерусалим. Мама говорит, что если бы вы встретили Его в пути и попросили очистить, то может быть, он бы и вас очистил. Он очень многих исцелил в Капернауме.  Все называют Его Учитель, Наставник, или Иисус сын Давидов.
С каждым словом мальчишки, сердца прокажённых бились всё сильнее и сильнее. То, что они услышали, было не воспоминание Овида, не предположение Охаза. Это был рассказ очевидца из первых уст. Иосиф первым очнулся от услышанного и крикнул пацану:
- Как зовут твою мать?- И услышал в ответ:
- Шули. А отца звали Иосиф, но он умер.
Иосиф не знал, были ли то слёзы радости, или слёзы сожаления, но он плакал, как и три года назад, когда увидел здесь Шули. Он не стал кричать своему сыну о том, что он всё ещё жив, да он бы и не смог. Слёзы душили его. Видя это, Рувим крикнул мальчишке:
- Спасибо тебе, сынок. Пусть Господь благословит твою мать. Пусть её и твоя жизнь будет хорошей, а ты и твои дети здоровыми. Иди сынок.
Мальчишка развернулся и не спеша побрел в сторону Самарии.


                гл.6

- Ты что-нибудь понял, Рувим?- Спросил Иосиф, как только пришёл в себя.
-  И я понял, и все поняли. Есть пророк, который очистил прокажённого.
- Ты мне другое скажи. Как прокажённый мог войти в город к пророку, если нам запрещено туда заходить?
Ответил Иосифу Царон из Вифлеема:
- Если у прокажённого нет язв на голове, а только на теле, если они не видны под одеждой, то священник может разрешить жить среди людей.
- Ты не прав, Царон, - возразил Рувим- всё равно священник должен изгнать прокажённого. Пока человек сидит  у священника в отдельном помещении и тот следит за его болезнью, то он может жить в городе. Его бы так же похоронили, как и каждого из нас, не появись пророк в их городе. Хорошо, что он подошёл к пророку. Ему повезло. А то был бы он среди нас уже через недельку-другую.
- И всё же, я думаю, прав был Охаз. – Сказал Иосиф. – Дело не в пророке, а в Боге. Богу было угодно, чтобы Его пророк показал Его силу.
Прокажённые ещё долго сидели на тропе друг против друга и обсуждали услышанное.  Вести не часто доходили до них и каждой они радовались, как родной. Это же была не просто весть о том, что произошло среди людей. Это была надежда. Робкая, слабенькая надежда, которую можно передать только двумя словами: -«а вдруг»?! От этого – «а вдруг», сердце хотело выскочить из больной груди на волю.
- Кто помнит, куда пойдёт Наставник?- Спросил Рувим.
- Все помнят. В Иерусалим.- люди стали говорить наперебой.
- Мы выходим к этой дороге каждую неделю. Там часто попадаются прохожие, но наша тропа в стороне.
- А когда?
- Может он уже в Иерусалиме?
Может нам его уже не встретить!?
Рувим взял ситуацию под контроль:
- Отнимем два дня. До Иерусалима из Капернаума раньше, чем за три дня не дойти. Если не спеша, то все четыре. Сейчас пойдём домой, поедим и приготовим еду в дорогу. После этого, ночью, пойдём  в сторону Назарета, пока не дойдём до дороги на Иерусалим и Иерихон. Будем там весь остаток ночи. Путники отправляются в путь пораньше, чтобы до полуденного зноя пройти  как можно дальше. Нужно взять с собой всю нашу одежду, на случай, если нам придётся остаться на дороге в самый зной, или придётся ждать Наставника не один день. Чтобы было чем прикрыться от солнца. Пойдёмте. У нас мало времени. И не смейте приближаться к Наставнику. Он чист, а мы нет.
- А вдруг Ему нужно будет прикоснуться к нам?- задал вопрос кто-то из прокажённых.
- Если Ему будет нужно, то Он сам подойдёт.- Ответил Рувим.
- Или подзовёт. – Добавил Иосиф.
Рувима было не узнать. Откуда-то появились силы, которые покинули его. Все остальные тоже были воодушевлены происходящим. До дома дошли вдвое быстрее, чем обычно. По крайней мере, так всем показалось. Домашние приготовления были слаженными и быстрыми. Из всей имеющейся муки были испечены лепёшки. Все кувшины и мехи были наполнены водой из колодца. Когда совсем стемнело, прокажённые гуськом отправились по известной им тропе. Рувим шёл впереди, освещая дорогу факелом. Это был факел надежды. Рядом с колодцем лежал медный стакан, который Рувим забыл взять с собой.

              гл.7

Иисус Христос шёл по дороге в сопровождении апостолов. Когда они перешли из Галилеи в Самарию солнце только-только выглянуло из-за горизонта. В этот момент,  шагах в двадцати от дороги, словно из под земли выросли десять прокажённых. Они стояли, как положено, поотдаль и дружно кричали не переставая:
- "Иисус,Наставник, помилуй нас.
Господь взглянул на них с состраданием и крикнул:
- Пойдите, покажитесь священникам."***
Пойти показаться своему священнику? Да не было ни одного прокажённого, который бы не мечтал увидеть хоть малое очищение на своём теле, чтобы  пойти и показаться священнику. Надежда заставляла  людей терпеть эти невыносимые мучения. Желание очиститься присутствовало в каждом прокажённом, и когда прозвучали эти слова Иисуса Христа, прокажённые, не раздумывая побежали каждый в свой город.

Иосифу одному нужно было бежать на юг. Самария была не более чем в одном дне хотьбы. Он бежал, забыв о боли в ранах и суставах ни на миг не усомнившись в том, что по слову Пророка он непременно очистится. Спустя около половины одной стражи, (это около одного часа) **** как ему показалось, Иосиф, вдруг взглянул на свои руки. Он не поверил собственным глазам. Его израненные страшными язвами руки были чисты. Он быстро сбросил на землю свои лохмотья и удивился ещё больше. Он был полностью чист и даже суставы на пальцах не ныли. Иосиф упал на колени и ощупал свою голову, но ни на лице, ни в волосах никаких ран не нашёл. Радость, которую он ощутил, невозможно было описать. Он был чист. Он был чист и мог вернуться в город. Он был чист и мог жить со своей семьёй. С этой радостью в сердце, он вышел с  тропы прокажённых на дорогу и буквально помчался назад. Догонять своего Избавителя, Пророка, который его очистил. Теперь он бежал ещё быстрее и через полторы стражи увидел перед собой  Наставника с  апостолами. Он бежал из последних сил, но радость, невероятная радость восполняла его силы чудесным образом. Иосиф обогнал Наставника и упал перед ним на колени, славя Бога. Он не помнил слов, которые произносил, но его радость, слёзы  на его глазах, отразились в сердцах путников. Все увидели, что он очищен и только глаза Иисуса Христа оставались немного печальными. Словно эхо услышал Иосиф  слова Господа:
-" Не десять ли очистились? где же девять?
 Как они не возвратились воздать славу Богу, кроме сего иноплеменника?

И сказал ему:
- встань, иди; вера твоя спасла тебя."***

Путники двинулись дальше, а Иосиф повернул в Самарию. Он бежал под гору вприпрыжку, словно ребёнок. Он бежал и думал уже не о священнике. Он просто бежал к своей семье. Иногда он останавливался, чтобы отдышаться и что-то сказать себе о своей радости, но слова эти всегда были словами благодарности Богу. В одну из своих остановок он вспомнил слова сказанные покойным Охазом:"Главное здесь не Иордан и даже не пророк. Главное, Бог."

* кута - одно из наиболее крупных языческих племён из числа тех, которые вавилоняне переселили в Самарию на замену выселенным из Самарии иудеям. Зачастую иудеи  презрительно называли переселенцев не самарийцами, а кутеянами, чтобы подчеркнуть их языческое происхождение. Самарийцы же, напротив, всячески подчеркивали свою веру в Единого Бога, которую переняли от иудеев.

** Пророк Елисей излечил Неемана сириянина от показы за 800 лет до описываемых событий.

***Слова Иисуса Христа из Евангелия от Луки.


**** Стража - отрезок времени, приблизительно в 2 часа. Караульные делили время ночного дежурства на 4 стражи, каждую из которых караульные несли поочерёдно. В данном случае речь идёт об одном часе.

Следующий рассказ сборника"Евангельские рассказы".
http://proza.ru/2019/09/23/1645