Тьма на пороге

Тьма на пороге



Исследовательский центр. Отчаяние и надежда

Сегодня – первый день, когда я вновь вижу солнечный свет. Первый, после бесконечного месяца непонятных исследований и тестов. Непонятных и очень часто, весьма болезненных. Уж не знаю, по какой причине, но пиджаки со мной особо не церемонились, обращаясь скорее, как с подопытным животным, а не таким же, как они человеком. Впрочем, судя по некоторым подслушанным разговорам, таковым они меня и не считали.
Но лучше уж эти их тесты, когда ты до полусмерти выматываешься на беговой дорожке, в кабине барокамеры или на центрифуге. Лучше, чем бессонница в боксе, который стал для меня временным (а может и постоянным) жилищем. Бессонница, когда ты в бледно голубом свете пялишься в потолок и думаешь, думаешь, думаешь.
Мысли, как те распроклятые пони в детском парке, бегут по одному и тому же кругу, который невозможно разорвать. Круг почему и как. Почему всё это произошло именно со мной? Как Варя могла так поступить? И я стараюсь вообще не думать про Настю. То, что она сделала, пусть и не по собственной воле, просто чудовищно и не укладывается в моей голове. И всё это вдвойне жутко, если вспомнить про наши былые (только былые?) отношения.
Неужели я всё это заслужил?
Пару раз ко мне приходил Папа.
Первый раз меня, как и обязывал протокол безопасности, прикрутили к специальному креслу. И это ещё при том, что я круглые сутки не снимая ношу строгач – ошейник контроля. Отличная штука для воспитания непокорных животных, с электрическим разрядником и инъектором снотворного. Как поговаривают в моём украшении имеется и заряд взрывчатки, на случай если подопытный окончательно выйдет из-под контроля. Кроме того, в строгач встроен динамик, чтобы объяснять непокорному животному, за что конкретно его наказывают.
Увидев меня в кресле, Папа покачал головой и велел освободить. Кто-то из пиджаков предупредил, что некоторые тесты дают понять, что существо (да, именно так меня и называли) может быть нестабильно в психическом плане и теоретически способно нанести вред окружающим.
Спокойно разглядывая бледнеющую физиономию рыжего пиджака. Папа негромко пояснил, что речь идёт не о «существе», а о его бойце, Леониде Громове. Кроме того, полковник в данный момент ощущает в себе некую психическую нестабильность и даже потребность нанести физический вред тому, кто пытается с ним спорить.
Меня торопливо освободили, после чего мы с Чередниковым пожали друг другу руки. Честно, протягивая свою, я ощущал, что делаю шаг в пустоту. Если бы Леонид Борисович отказался от рукопожатия я бы его понял, но боюсь, мир вокруг стал бы ещё темнее. Но рукопожатие получилось искренним и крепким, таким же, как и раньше. После этого Папа занял предложенный стул и дождавшись, пока я сяду рядом, начал рассказывать.
Имелись проблемы. И если Алексей Константинович это так называл, значит препоны на его пути вставали решительно непреодолимые. Верхушка наотрез отказывалась давать добро на то, чтобы меня оставили в живых. Непонятный эксперимент нашего врага мог угрожать безопасности огромного числа жителей города. А то и самому городу. Учитывая, что до этого наши враги во всём переигрывали людей, угроза казалась слишком большой для того чтобы рисковать.
Проще всего было ликвидировать меня и поставить на этом жирную точку. Тем более, что при всех плюсах подобного исхода, минусов имелось совсем немного. Упрямство Папы и доклад Насти, где она убеждала, что сумеет контролировать мою мутацию и даже попытается обернуть изменения вспять.
- Даже не знаю, - Папа вытащил из кармана Паркер и недоуменно уставился на ручку, словно пытался понять, зачем доставал вообще. – Михальчук эта. Как она вообще решилась сунуть тебя в эту бочку с дерьмом, учитывая, что сейчас…Ладно, проехали.
Я не стал спрашивать, о чём он. При мыслях о Насте я ощущал невыразимую словами горечь, точно маленький ребёнок у которого отняли любимую игрушку. Даже вспоминая Варю не чувствовал ничего похожего. Может потому что ещё надеялся, что Вареник просто испугалась и растерялась. Пройдёт время, она успокоится и хотя бы попытается узнать, что со мной случилось.
- Про Ведину твою, как и прежде ничего не слышно, - Папа пожал плечами и спрятал ручку. – Даже странно как-то. Можно конечно отправить запрос в полицию, но…
- Не надо, - я махнул рукой. Кто-то из пиджаков, наблюдавших за нашим разговором, сделал охотничью стойку. Они так всегда реагируют на каждое моё резкое движение. – Если всё закончится хорошо, сам поищу. А нет – так и нечего шум поднимать.
- Надежда за тебя сильно переживает, - Чередняков рассматривал замысловатый узор на плитках пола. – Говорит, что дурак ты и в бабах ни хрена не разбираешься. Зина её в этом полностью поддерживает. И знаешь, что, Лёня?  Вот тут я с ними полностью согласен. Вслух, понятное дело, говорить не стану, но соглашусь.
- Как там Федька? – спросил я, после некоторого молчания. Вообще-то трудно вот так разговаривать, словно я опасный заключённый, к которому пускают посетителей.
- Носом землю роет. Рвался со мной в министерство, - Папа грустно улыбнулся. – Всё хотел рассказать тамошним крысам, какой ты хороший человек. Как будто этого когда-то было достаточно. Даже, говнюк эдакий, перепрыгнул через мою голову и накалякал какую-то писульку. Не знал, что всё равно такие вещи мне отправляют. Ну что, дал по ушам и отправил разгребать отчёты, чтобы хоть немного остыл. И ещё Леонид, своей глупостью ты одного хорошего человека под монастырь подвёл.
- Кого?
- Степаныча нашего. Хочешь не хочешь, а он в твоём дерьме по уши замарался. Ну, когда подменил прокушенную крагу. Завели на него дело о несоответствии, саботаже и ещё хрен знает, чего приплели. Еле-еле удалось всё утрясти и отправить старика с почётом на пенсию. Не могу сказать, чтобы он так этому обрадовался.
- Вы уж попросите за меня прощения. Не думал, что так выйдет.
Мы ещё немного поговорили. Папа пообещал, что не сдастся и продолжит стоять за меня горой.
Судя по второму визиту, своё обещание полковник выполнил и перевыполнил.
Перед второй встречей меня не стали фиксировать в кресле, однако прочитали долгую лекцию о правилах общения с людьми. Вот так, даже выделили последнее слово. Не повышать голос, не делать резких пугающих движений, минимизировать телесный контакт.
Ну, последнее мы нарушили сразу же. Папа крепко обнял меня и похлопал по плечу. Настроение полковника разительно отличалось от полупохоронного, в прошлый раз: Чередняков сиял, как начищенный пятак. Нетрудно догадаться, что процесс моего спасения сдвинулся с мёртвой точки, да ещё и в нужном направлении.
Как рассказал Папа, всё решилось так внезапно, словно министерским хомякам кто-то дал мощного пинка. Ещё вчера всё находилось в обычном подвешенном состоянии, а уже сегодняшним утром Алексею Константиновичу вручили пакет документов со всеми необходимыми подписями и печатями. И да, мне не просто сохраняли жизнь, но ещё и разрешали использовать по назначению.
Я вновь входил в состав подразделения Дьявол. Правда не как капитан Громов, а экспериментальная боевая единица. Да, именно так, словно новый вид оружия. Кроме того, группе придавалась Анастасия Михальчук, в качестве наблюдателя за означенной экспериментальной единицей. Если избавиться от дурацких канцеляризмов, Настя должна была следить, чтобы я не слетал с катушек и вовремя шпиговать вескими вкусняшками, типа таблеток и уколов. Ну тех, от которых у меня ныл живот и болел зад.
В этот раз Папа пробыл недолго. Пообещал, что уже через недельку, а то и раньше, меня выпустят на свободу с чистой совестью и я смогу увидеть всех, кого захочу. Ну, почти всех. Варя, как и прежде где-то скрывалась. Хм, никогда прежде не замечал за Вареником навыков великого конспиратора. Странно, конечно, однако в моей теперешней жизни странностей хватало и без этого.
И да, о странностях.
После того, как я попал в руки пиджаков и меня начали активно изучать, попутно накачивая всякой сильнодействующей дрянью, видения и галлюцинации пропали. Честно, если бы не цвет глаз и некие физические аномалии, я бы мог считать себя вполне обычным человеком. Только вот необычайная чёткость мира отличалась от прежнего восприятия, как будто всё показывают в кинотеатре.
Я думал, что уж голову-то мне починили.
Ошибался.
В ночь, после второго визита Папы, я как обычно лежал на кровати и рассматривал зелёный потолок своего бокса и вновь кружил мыслями по истоптанным дорожкам замкнутого круга. Правда этой ночью цвет мыслей казался не столь угольно-чёрным, как всегда. Всё же хорошие новости прибавили светлых красок в мою нескончаемую полночь. Это, как на тёмном небе показались первые звёзды. Пока ещё тусклые и маленькие, но звёзды.
Появилась надежда на то, что всё ещё будет хорошо. У меня оставались друзья, готовые ради меня-дурака даже на нарушения субординации; у меня оставался строгий, но справедливый командир, которому я дорог; у меня оставалась нужная и важная работа. Возможно, оставалась любимая и любящая женщина. Пусть испуганная и сбитая с толку, но ведь всё ещё могло измениться.
Потолок бокса изменил свой цвет с зелёного на тёмно-коричневый и теперь напоминал поверхность какого-то болота. Такого, куда ступишь и навсегда исчезнешь в бездонной глубине. Сначала я даже не понял, какая чертовщина происходит. Закрыл глаза, полежал, открыл, но болото никуда не делось. Мало того, прямо надо мной в потолке появилось вздутие, как если бы болотную жижу продавливало нечто, всплывающее из глубины.
Это походило бы на дурной сон, если бы я чётко не осознавал, что бодрствую. Поэтому покосился на индикатор тревоги над дверью: горел зелёный огонёк, значит всё в полном порядке. Что ж, оставалось ещё одно предположение: пиджакам не спалось, и они решили затеять очередную садистскую игру с подопытным существом. Раздражало, но не более. Ко всем этим глупостям рано или поздно начинаешь привыкать.
Поэтому я не стал вскакивать и ругаться, а спокойно продолжил лежать, вглядываясь, как всплывающий из болота предмет приобретает очертания…Чёрт, женского тела. Ну что же, в этот раз пиджаки переплюнули сами себя. Не могу сказать, что уж так сильно жажду секса, но месяц воздержания всё-таки давал знать о себе. А ещё и воспоминания о наших с Ватрушкой бурных ночах…Короче, только этого мне сейчас не хватало!
- Эй, ребята, - сказал я, зная что пиджаки непрерывно подслушивают и подглядывают за мной. – Давайте, вы не будете мне портить хорошее настроение, его у меня не так уж и много.
- Они тебя не слышат.
Женский голос, который звучал не в ушах, а…чёрт его знает где. Точно пропитывал воздух, сам становился воздухом, и я впитывал его всем телом, просто дышал им. И да, этот голос нёс в себе сладость мёда, аромат цветущего луга и невероятное возбуждение. Никогда прежде не испытывал ничего подобного.
Пришлось зажмуриться, чтобы взять под контроль взбесившиеся чувства. А когда я открыл глаза, то обнаружил, что потолок вновь стал привычного бледно-зелёного цвета и всякие приятные выпуклости на нём отсутствуют. Оставалось облегчённо выдохнуть и успокоиться.
Ровно на пару секунд, пока мне на грудь не легла холодная тонкая рука. Крик удалось остановить лишь у самого рта, но я всё же издал тихий протяжный сип. Потом повернул голову и посмотрел на свою соседку по кровати.
Ну что же, прежде мы уже встречались. Если это так можно назвать.
Чёрные глаза на бледном лице безупречной красоты. Ярко красные губы слегка приоткрыты, позволяя видеть ослепительно белые зубы. Клыки показались чересчур крупными, но это нисколько не портило общего впечатления. Чёрные волосы выглядели странно, вызывая воспоминания о Медузе Горгоне. И опять же, это нисколько не уродовало незнакомку.
И вновь то же, уже испытанное прежде ощущение: непонятная смесь вожделения и отвращения.
Я попытался вскочить и вдруг понял, что не могу пошевелиться. Сходство ситуации с жутким кошмаром усилилось, а воздух теперь пропитывало напряжение, словно стремительно приближалась какая-то беда. Женщина медленно провела по моей груди длинными красными ногтями. Необычайно узкие, они больше походили на звериные когти. Подобные я видел у официанток в Трансильвании. Но там я понимал, что они – искусственные. А эти смотрелись настоящими.
Женщина забросила ногу на мою и повела коленом от нижней части моего бедра к верхней. Красные губы изобразили улыбку, словно намечалась хорошая шутка. Ну и да, теперь чёрные глаза смотрели на последствия этой самой шутки. Говорю же, месяц без женщины, а сейчас рядом лежала очень даже она самая.
- Я искала тебя, - мёд, цветы и возбуждение. Хотя, куда уж больше? – Тебя пытались скрыть от меня. И ты сам прячешься от своего предназначения. Не стоит. Пойми одну простую вещь: ты создан, чтобы быть моим и только.
Мысли начали путаться. Кроме того, я по-прежнему не мог пошевелиться. А незнакомка внезапно оказалась лежащей на мне, так что теперь я мог в полной мере ощутить космический холод её тела. Холод и одновременно жар, от которого плавится всё внутри. Честно, если бы я только смог пошевелиться, то едва бы сумел удержаться.
Женщина приблизила лицо к моему и медленно провела языком по моим губам. Странный вкус, от которого молния полыхнула в голове, а мириады мурашек побежали вниз по спине.
- Скоро всё изменится, - меня ещё раз лизнули. – Я приду за тобой.
Зажужжал и щёлкнул замок двери. Индикатор безопасности мигнул жёлтым и вновь позеленел. А я ощутил, что вновь могу шевелиться. Исчезло ощущение холода и лишь сумбур в мыслях так никуда и не делся, будто в голове кто-то выстрелил хлопушкой.
В открывшиеся двери не забежали, а запрыгнули два взъерошенных пиджака. Эти из тех, что относились ко мне почти как к человеку. Даже подбадривали перед особо заковыристыми тестами. Тот, что в круглых очках на пол лица, посмотрел по сторонам и направился ко мне. Руку держал в кармане халата: там у него пульт от моего строгача. Второй подошёл к стене и принялся водить по ней плоской чёрной коробкой.
- Доброй ночи, - сказал я и сел. Естественно, никакой женщины рядом уже не было. – Какими судьбами? Не иначе, проездом.
- Всё в порядке? – очкарик прищурившись осматривал меня. Я пожал плечами. Понятное дело, всё было далеко не в порядке, но если рассказать, то это лишь прибавит проблем. – На пару минут полностью пропал аудиовизуал из клетки, а сердечный ритм подскочил, как во время пробежки.
- Может приснилось чего, - я ещё раз пожал плечами. – А камеры ваши…Ну хрен его знает, я же не специалист.
- Миха, тут всё в норме, - второй спрятал свою коробочку. – Утром зашлём лупыздриков, пусть проверяют.
У меня осмотрели глаза, проверили грудь, зачем-то изучили ногти на руках и сошлись на том, что произошла какая-то чертовщина. С этим ч спорить не стал, ибо так оно и было. А уж после лежал и думал, что получилось странное совпадение: добрая весть от Папы и возвращение незнакомки из непонятных видений. Разве что сегодня не слышалась та жуткая трескотня.
И вот, тот самый день. Меня поднимают ранним утром, исследуют тело от головы до пят и колют три ампулы багровой дряни, от которой кислит во рту и жутко чешутся подмышки. Потом дородный пиджак, курирующий мою вивисекцию, долго и нудно читает мои права и обязанности. Права помещаются в паре строк, а обязанности с возможными карами можно издавать двухтомником, подобно Войне и миру.
После техник проверяет строгач, а моё обычное лабораторное тряпьё меняют чёрным, странно тяжёлым костюмом. Похоже на боевой комплект. Техник поясняет, что ткань такая же экспериментальная, как и я. Устойчивая на разрыв, горение и воздействие агрессивных сред. Говорю же, точно, как я.
Пиджаки снимают меня сразу тремя камерами. Заставляют поворачиваться, приседать, подпрыгивать и расставлять руки в стороны. Не знаю, может просто издеваются напоследок.
Потом меня долго ведут узким серым коридором. Спереди и сзади топают молчаливые охранники. Тут, вроде работают не жабы, но тоже не очень приятные личности. Все четверо вооружены Сычами и держат дробовики весьма профессионально.
После – два пропускных пункта, и мы останавливаемся перед дверью. Ощущаю, что снаружи – свобода. Сегодня я, первый раз после целого месяца затворничества, увижу солнечный свет. В груди всё сжимается.
Дверь звенит и отъезжает в сторону. Свет дня кажется лучом огромного прожектора, который светит в лицо. Но даже через это слепящее сияние я вижу человека, который встречает меня.
Передо мной стоит Настя.