Калека

Человек без обеих ног жил на улице, жил уже давно, у него не было ни имени, ни прошлого, ни будущего. Говорили, что у него когда то была семья, родители, но родители давно померли, а человек волею обстоятельств оказался на улице…

Никто не знал, что ноги этот  уже немолодой человек потерял на той далекой и давно забытой  первой чеченской войне. Родители, когда то нарекли его Ефимом, но долгое время, живя на улице, он стал  откликаться  на обидное прозвище  “калека”,  данное ему местными мальчишками.

Люди, как молодые, так и  пожилые сторонились его и никто не хотел ему помочь, восстановить утерянные документы вернуть имя и социальный статус, так необходимый в обществе, что бы  получать от государства  положенные ему пусть небольшие, но стабильные преференции, необходимые для сносной жизни.

Но ничего этого не было, у “калеки” не было даже  тележки  на шарикоподшипниках, какие были у инвалидов той очень далёкой великой войны. Его никто и никогда не называл инвалидом, а только “калекой”. А он без обеих ног мог только ползать, опираясь на руки и волочить за собой  грязное, всё в язвах и струпьях, давно немытое тело…

Он часто сидел или  полулежал у входа в метро, где мимо него проходило много разного народа  и редко, какая ни будь, сердобольная старушка подавала ему мелкую  монетку…
Местные бомжи, иногда избивали его, избивали просто так  для эмоциональной разрядки и  “калека”, без имени и без судьбы молча, терпел все эти побои и многочисленные унижения, от людей, которых он когда то защищал на той незнаменитой и всеми забытой войне.

Особенно трудно было поздней осенью и зимой, когда затяжные дожди, а затем снега и сильный мороз делали его жизнь в этом ставшим для него чужим большом городе, воистину невыносимой. Когда ему приходилось практически постоянно голодать и мерзнуть, кутаясь в свои жалкие лохмотья…
И вот одним зимним утром дворник – гастарбайтер из Таджикистана, нашёл окоченевшее  от мороза, истерзанное такой  тяжелой и непосильной жизнью, тело “калеки”. Были вызваны представители полиции,  зафиксировавшие  смерть и составившие соответствующий протокол.

Когда впервые  за много лет Ефим, ставший  никому не нужным  “калекой”, был удостоен внимания представителей государственной власти. Полицейские по мобильному телефону вызвали специальную машину, собиравшую и  перевозившую городской мусор. Затем дворники забросили в неё мертвое тело “калеки” и отвезли на сборный пункт, где хоронили таких же, как и он бездомных.  Ему полагался, плохо сколоченный и не струганный деревянный ящик, инвентарный номер и место на специальном полигоне в неглубокой траншее…

Так закончил свой земной путь один из нас, человек из плоти и крови, человек без имени, без судьбы и без надлежащей могилы…
Никто не заметил мученической смерти  “калеки” все осталось по прежнему, по прежнему у входа в метро скапливались большие человеческие толпы, и городские прохожие  куда то спешили по своим делам и никому  не было никакого дела до судеб друг друга. Милосердие и сострадание редко посещало сердца этих людей, они жили своей обыденной жизнью в суете повседневных будней, очевидно лишь для того чтобы оставить после себя лишь тире межу двумя датами, на неизбежной в их судьбе  надгробной плите…

31. 08. 17.