Болото

Алина возвращалась в дом, где ее никто не ждал, представляя как снимет  простыни с мебели, скрывающие  ее от пыли и порой от палящего летнего солнца, лучи которого вечером становились не выносимы. Она не любила  после полуденное солнце, наверное, также как и ее мама, завешивашая окно лоджии большой китайской скатертью, с красующимися на ней диковинными цветами. Несмотря на  «антикварность»,краски  скатерти не выцвели на солнце, поэтому взору Алины представлялся  райский сад там, где стояли гаражи. Пейзаж под стать кисти Ван Гога, умевшего из мрачного пейзажа сотворить привлекательность, чарующую взгляд. 
Перед их гаражом… Хотя почему «их»? Ведь их нет. Осталась она одна. Значит, перед ее гаражом, «красовалась» автомобильная шина. В нее то мама насыпала землю и каждую весну сажала цветы.   Теперь в эту шину цветы сажала соседка в память о времени, когда мама была жива. И это оставалось единственным местом, где у гаражей цвели цветы.
Невольно в памяти встает авторемонтный завод с громадной из красного кирпича трубой, завывающей перед началом работы и после ее окончания.
Дом стоял у самой железнодорожной магистрали в рабочем поселке, куда семья переехала по настоянию мамы из шикарной элитной квартиры в центре города, на главной улице, называемой как во всех почти города необъятной когда-то страны улицей Ленина. И потолки были высоки, и арка  большая, подобная той, что она видела в одной из парижских квартир.
Но перебои с водой сделали свое дело. И семья переехала. А, может быть, дело было вовсе не в воде?
И в один из своих приездов на каникулы Алина оказалась в «конуре», напротив окон которой стояла собачья будка  с верным охотничьим псом, ловко приносившем отчиму на охоте убитую дичь.
Когда то на  месте гаражей было небольшое болотце и крякали утки. Зимой оно замерзало, скрывая под своим льдом камыши, а потом лед покрывался слоем снега, его утаптывали прохожие, делая небольшую тропинку, по которой    в детстве  мама катила  салазки  с крохотной дочуркой из детского садика в собственный дом, позднее проданный из-за этой самой квартиры в центре города. Каждый вечер она забирала ее, возвращаясь с завода, которого теперь нет.
О заводе напоминает  лишь памятник рабочему в сквере напротив дома. Со стороны  кажется, что «рабочий идет на завод», туда, куда в свое время устремлялись потоки людей три раза в сутки. Можно было проверять часы по заводскому гудку, раздававшемуся на всю округу, где уже многие годы стоит тишина, которую нарушают только паровозные гудки, доносящиеся  с железнодорожной магистрали, расположенной рядом с домом,стоящим рядом с осушенном болотцем, где много лет назад крякали утки.  А в гараже хранилось другие «утки» - муляжи, так называмые манки, выструганные из дерева и раскрашенные краской. Они стояли на полке рядом с зеркалом, которое давно надо было выбросить, также как и  старые чемоданы, безвольные свидетели   путешествий.
Скоро она соберет свой новый чемодан и отправится с   берега одного болота на место другого, на берега красавицы Невы, где протекала  жизнь.