Часть 2 Глава 7

Поздно вечером в пятницу первого июня тысяча девятьсот девяностого года мы, взяв в дорогу бутылку сухого красного вина и легкую закуску, сели в электричку.
Ехали долго, часов пять, но алкоголь и беседы ни о чем помогли нам не заскучать в дороге.
С Московского вокзала мы вышли на Невский проспект и пешком прошли до Дворцовой Площади. Хорошо, что я догадался наполнить свою фляжку коньяком. Мы пили из горлышка, делая маленькие глотки, потом вдруг стали целоваться. Голова кружилась, словно мне снова было восемнадцать лет.
Я опьянел, и теряя чувство реальности, был готов открыть Яне свою тайну. Но побоялся испортить эту прекрасную ночь, подумав, что она примет меня за сумасшедшего, решил повременить с откровениями.
На Дворцовой площади шел концерт. Трое парней играли на гитарах, а девушка пела песню на английской языке и обходила собравшихся в круг зрителей протягивая им старую шляпу, в которую те щедро кидали монеты, а иногда и бумажные купюры.
Мы подошли ближе, Яна взяла у меня рубль и, когда девушка проходила мимо, положила его в шляпу. Девушка улыбнулась и кивнула в знак благодарности. Её лицо было мне знакомо: скорее всего, в будущем она станет звездой, и её будут показывать по телевизору.
Я повернул голову направо и остолбенел. В трех метрах от меня стоял Майк Науменко. Основатель и лидер группы «Зоопарк». Отец русского рок-н-ролла. Невысокого роста, с большим носом, он был изрядно пьян, казалось, что его качает ветром, хотя стоял полной штиль.
В молодости у меня была пластинка Зоопарка – «Сидя на белой полосе», и я любил слушать эту пластинку.
Оставив пританцовывающую Яну, я подошел к рок-звезде. Странно, Майк был младше меня. Ему было лет тридцать пять, а мне сорок три. А когда он погиб, мне было девятнадцать, а ему тридцать шесть. Парадокс. От таких мыслей можно и рехнуться.
- Здравствуйте, Майк! – я улыбнулся.
- Приветствую, - неуверенно ответил Майк и пожал протянутую руку, - Мы встречались где-то?
- Нет, но мне очень нравятся ваши песни.
- Спасибо, вот гулял, слышу – поют, подошел, стою, слушаю…
- И как, нравится?
- Нормально, девочке немного произношение подтянуть надо, акцент ужасный. Ну, а парням – играть научиться, ну хоть немного. И будет вообще хорошо.
- Кто это?
- Понятия не имею, - Майк пожал плечами, - бывает по утрам, что я не знаю, как меня зовут.
Майк выглядел плохо: мешки под глазами и одутловатое лицо выдавало любителя выпить.
Он погибнет в августе девяносто первого, через год после Цоя. Упадет и ударится затылком о пол.
Я подошел вплотную и, положив ему руку на плечо, заглянул в глаза.
- Слушай, Майк! Извини, что на ты! Слушай и запоминай! Если не прекратишь пить, то через год умрешь! Бросай бухать!
Он смотрел на меня, не мигая.
- Эй! Майк! – я потряс его за плечо, - Ты слышишь?
- Ты не тот, за кого себя выдаешь! – удивленно произнес он, - ты с другой планеты! Признайся, ты – инопланетянин?
- Коля, кто это такой? – занятый разговорами с Майком, я не заметил, как Яна подошла к нам и услышала вопрос рок-звезды.
- Что он говорит?
Майк зашагал прочь, что-то бормоча себе под нос.
- Кто это? – повторила Яна.
- Майк Науменко, - ответил я, глядя вслед уходящему музыканту, - Звезда рок-н-ролла, лидер группы «Зоопарк».
- Не знаю, - равнодушно сказала моя спутница, - я бы лучше с Вадимом Казаченко поговорила, а этот на алкоголика похож, весь опух от выпивки. Долго не протянет.
- До августа следующего года, - автоматически произнес я.
- Нет, ну может больше проживет, - замахала руками Яна, - Молодой ведь…
- Майк погибнет в августе следующего года.
- Откуда ты это знаешь? Можешь будущее предсказывать?
- Знаю.
Яна посмотрела на меня, хотела что-то спросить, но промолчала.
Я собрался бросится следом за Майком и все-таки попытаться уговорить его завязать с пагубной привычкой. Но меня за руку держала красивая женщина, в голове шумело от любви и алкоголя. В конце концов, он сам так решил.
Белая ночь влилась в молочное питерское утро, часы показали без пяти шесть, и я потянул Яну к выходу с площади в сторону улицы Халтурина, которая в двадцать первом стала вновь называться Миллионной. Мы прошли мимо атлантов и остановились на мосту, любуясь видом Зимней канавки и аркой, переброшенной через неё.
- Тут рядом Боярский живет, - сказал я Яне.
- Где?
- Вон в том доме, на Набережной Мойки, там и Собчак жил. А напротив квартира Пушкина, куда его привезли после дуэли.
- Пойдем, пойдем! – Яна как девочка прыгала и хлопала в ладоши, - Может, Боярского повезет увидеть. Жаль фотоаппарата нет.
- Ага, он прямо с утра стоит и ждет, когда ты придешь на него поглазеть, да и чего в нем интересного. Старый хрыч!
- Какой же он старый! Он, наверно твоего возраста, а то и моложе!
Я забыл, что в девяностом году Михаилу Боярскому было чуть больше сорока лет, и действительно выходило так, что он был моложе меня.
В арке первого от моста дома распахнулись ворота, нестройная колонна голых по пояс солдат выбежала на улицу и, не торопясь, побежала в сторону Марсова поля.
- Смотри, солдаты! – воскликнула Яна так, словно увидела живого Боярского, - Бедненькие, им же холодно!
Несмотря на то что по календарю наступило лето, было действительно холодно, и мы не пожалели, что были одеты в куртки.
- Ничего, - ответил я, - выискивая среди солдат знакомые лица, - сейчас они на зарядке согреются.
Временами от колонны отделялись группы по пять-шесть человек, и ныряли в открытые парадные.
Это старослужащие, которым было не положено бегать на утренней зарядке, прятались по подъездам, чтобы покурить, и на обратном пути присоединится к своим.
- Повезло ребятам, - сказала Яна, - служат в хорошем месте. Могли бы куда-нибудь на Север попасть. Ты сам где служил?
- Здесь и служил.
- Правда? А когда?
- Все, потом расскажу, некогда разговаривать.
Я притянул женщину к себе, и поцеловал. Она ответила. Мы стояли в центре просыпающегося города и целовались.
Во время двухчасовой прогулки на катере по рекам и каналам Ленинграда нам удалось поспать, и, хоть мы ничего не увидели, зато отдохнули.