Уитмор Эдвард Иерихонская мозаика глава 1

Эдвард Уитмор
Иерихонская Мозаика

Иерусалимский Квартет - 4


Для Ларри и Сары Уитмор, и Тома и Лоис Уоллес


   Часть первая
 
   РАЗ

   Иерусалим в начале двадцатого века был оживлённым городом, только недавно, - с приходом британцев в конце Первой мировой войны, - проснувшимся после четырёх сотен лет дрёмы под покрывалом Османской империи. Британцы, дабы убрать с улиц навоз водовозов, быстро построили гидротехнические сооружения, проложили трубопроводы и пустили в Иерусалим пресную воду, но в обнесённом стеной Старом городе люди продолжали пить из цистерн прошлого, подземных резервуаров из других веков. Ибо Иерусалим - место, где теснятся многие эпохи, и где любое событие истории есть подходящая тема для разговора, так как сами руины и иные последствия событий любой давности лет вполне могут отбрасывать тень на сегодняшнюю торговую сделку и планы на завтра.
   Величественные швейцары-нубийцы в великолепных ливреях торжественно встречают и провожают гостей. Пузатые купцы в полутьме лавок теребят позвякивающие у пояса кошельки, ожидая, когда судьба и посредники-за-долю приведут им простаков, таких же глухих, как они, к фону просьб нищих и воззваний святых.
   В сопровождении грохочущим посохом расчищающего дорогу кавасса в потрёпанной униформе, турецкие вельможи в красных тарбушах, - уже остекленевшие от гашиша, наргиле (или двух) за завтраком, - раскачиваются в сёдлах арабских жеребцов. Наглые бедуины и тактичные европейцы бок о бок торгуются за мешок сладких фиников и медную масляную лампу и пучок ядрёного чеснока.
   Дюжины национальностей монахи в чёрном, сверкая красными от всенощных бдений глазами под остроконечными и круглыми и плоскими шляпами, кружат по переулкам; по маршрутам, проложенным их предшественниками ещё в Средние века. Наиболее безумными выглядят увязшие в заговорах и контрзаговорах своей домашней революции монахи Русской Православно-Кафолической Церкви.
   Бедные и слепые бродят среди бредящих заблудших паломников, ищущих поклониться святым местам. Тарахтят по булыжной мостовой подшипники тележек безногих калек. Кто-то с ногами скандирует клятву верности неким заповедям, кто-то в экстазе молитвы пал на колени, кто-то топчется и хватает за рукав и расхваливает достоинства горшков и бус и тряпья.
   Там, где некогда были расквартированы рыцари-крестоносцы ордена Святого Иоанна и где в римские времена располагался форум, ныне для привлечения в магазины клиентов играют струнные оркестры. И повсюду в тёмных закоулках базаров экзальтированно жестикулируют руки, и дикие слухи пылким шёпотом проникают в нетерпеливые уши... Бурлит Иерусалим.



   В детстве любимым занятием Таяра было бегать по переулкам и крышам, подслушивать разговоры о минувшем и мечтания о новом расцвете славы Иерусалима. По утрам Таяр проходил мимо Храмовой горы по узкой улице эль-Вад, - по пути осла иевусеянина и старейшей дороге, - в Старый город. И в прохладные вечера останавливался у источника Гихон, чья влага и позволила народу пустить здесь корни. Область вокруг источника известна как сады роз царя Соломона, священное место, где из семян, принесённых царю и земле царицей Савской, выращивали для великого нового храма на холме над садами благовония.

   И так вот Таяр топтался взад-вперёд по истории. Священный город Иерусалим есть бесконечный источник мифов. Здесь постоянно ходят в народе разнообразные легенды, например рассказ о том, что в девятнадцатом веке в монастыре на Синае была чудесным образом обнаружена изначальная Библия; обнаружена для того только, чтобы позже, из страха и благочестия, быть укрытой в тайнике где-то в Иерусалиме. В тайнике - потому что эта Библия, отрицая все известные, когда-либо кем-либо высказанные религиозные догматы, является документом весьма опасным, сотрясающим самые основы веры.
   А ещё ходили байки о невероятных приключениях, вроде сомнительных рассказов о долгой игре в покер, которая началась в Иерусалиме после Первой Мировой Войны и сейчас ещё продолжается где-то в Старом городе в задней комнате лавки торговца древностями, игре, которой суждено продлиться дюжину лет, говорили, что три постоянных игрока - мусульманин, христианин и еврей, а на кону ни что иное, как контроль над самим Иерусалимом.
   Арабы и евреи, греки, армяне и европейцы - Таяр выучил их языки и узнал представление каждого народа о Святом Городе, куда четыре тысячелетия назад за благословением царя-священника иевусеев Мелхиседека пришёл пастырь-патриарх Авраам.
   Таяр вбирал в себя гул базаров и полуденную тишину залитых солнцем дворов с их башнями и куполами и минаретами, исследовал множество миров за каждым углом и множество лиц и языков и одежд. Больше всего ему нравилось воображать чужую жизнь, перевоплощаться, представляя себя на месте каждого, чей путь он пересекал.
   Была у него и другая игра, которую он называл «слушать камни». Он останавливался где-нибудь у стены, поворачивался спиной к толпе, закрывал глаза и упирался руками в выветрившийся камень, и вскоре оказывался погружённым в прошлое, чувствуя бурление жизни далёкой эпохи; вдыхая её запахи и слыша её звуки так ясно, словно камни шептали прямо сквозь кончики его пальцев.



   Анна улыбнулась, когда он много лет спустя описал ей эту свою детскую игру. Она улыбнулась и кивнула в знак понимания его давних ощущений.
   - Так вот откуда берёт начало твоя чувственность, - сказала она, смеясь.
   Потому что Таяр всегда получал огромное удовольствие от текстур, вкуса и цвета. Он очень любил прикасаться к вещам. У него, как говорится, были шаловливые ручки.
   Однажды дома у Анны он ушёл на кухню сварить кофе и потерялся. Она ждала, ждала, а когда отправилась посмотреть что с ним, обнаружила его замечтавшимся, с рукой в банке с кофейными зёрнами, поглаживающим их и пропускающим сквозь пальцы, забывшим, где находится и что собирался сделать. Так что, возможно, детская мистическая тяга к камням Иерусалима дала ему вИдение, которое направило всю его жизнь.
   В любом случае, чувственное удовольствие Таяра от текстур и цветов, его страсть к идеям, его восторг от множества обычаев и языков, его склонность к перевоплощению - всё это должно было обеспечить ему совершенно особую роль в строительстве его родины. Однажды на встрече в Женеве Йосси назовёт его "Главным раввином" шпионажа. И хотя Йосси рассмеялся, делая это замечание, оно, тем не менее, было правдивым.
   Таяр был первым руководителем Моссада, его основателем. Его исключительный талант к такой работе был результатом того, что Таяр вырос в Иерусалиме в то время, когда в нём свободно смешивались расы и языки, вырос прежде, чем вражда заставила различные общины самоизолироваться друг от друга.
   Таяр родился в Иерусалиме, сын и внук раввинов, которые также родились в Иерусалиме.
С самого начала идеи заполняли его дни, и Таяр не мог избежать их влияния. Самум идей вечно кружился в мозгу, швырял туда-сюда, то заслоняя солнце, то открывая его сияние, обдирал жгучим песком, срывая палатки и унося уверенность в завтрашнем дне. Нескончаемая борьба за признание между человеком и природой, между человеком и его внутренней природой, между миром: - как общество, и - как божественное присутствие. Борьба под названием История, человеческая душа, Бог. Таяр вырабатывал способ борьбы с жизнью, свой собственный способ, храня в сердце дары отцов; тех эрудированных личностей, которые в угнетении и нищете под турками боролись за возможность дышать в реальном Иерусалиме и мечтали о воздусях града небесного.
   Неудивительно, что Таяр рано нашёл своё призвание. Первой его работой как разведчика стала работа в Ираке в 1930-х годах. Он отправился в Багдад под маской учителя и журналиста, но на самом деле работал на «Шай», сионистскую разведывательную сеть, растянутую из Палестины Хаганой. Он много путешествовал по Ираку, пробираясь и в Иран, изучая арабские диалекты, а также курдский и персидский языки. Его заносило и в пыльный маленький городок близ Багдада, где Йосси - тогда юный еврей-бухгалтер - после пробежки по пустыне вносил в гроссбух арабские цифры.



   Таяр знал, что такая жизнь была ему предназначена. До Второй мировой войны он, играя разные роли, послужил в Сирии, Турции и Ливане. Когда началась война он находился в Каире, сотрудничая с англичанами в организации еврейских диверсионных операций на Балканах и для связи с еврейскими агентами в тылу у немцев в Северной Африке, но всё время служил интересам Шай.
   Именно тогда он наладил контакт с братом Анны (Анна об этом не знала). Именно тогда он познакомился с одноглазым британским офицером с изуродованным лицом, который очень помог Анне после гибели её брата.
   Таяр участвовал в спецоперациях в Греции и Турции и, привычно, в арабских странах; для британцев, но не забывая о целях своей организации.
   Когда закончилась Вторая Мировая, Таяр был в Еврейской Палестине на особом счету. Ни один другой уроженец Ближнего Востока не имел такого опыта в разведке, как он. Он, организовывая контрабанду оружия в Палестину, путешествовал по Америке, а затем, во время борьбы за независимость, вёл тайные переговоры с представителями арабских стран. Но когда Израиль наконец был основан, - или возрождён, - Таяр лишь на короткое время стал начальником его разведывательной службы. Таяр был превосходным агентом, но оказался совершенно никудышным администратором. Заслуги в работе «на холоде» тут не помогли, и вскоре главой Моссада стал сын другого раввина, с Украины.
   В каком-то смысле Таяр проиграл из-за своей склонности к генерации идей. Его мозг работал сразу во всех направлениях, и он пытался управлять офисом без бумаг, подписей и печатей. На работе в поле, импровизации по месту он собаку съел, но бюджеты и комитеты и надзор за действиями подчинённых среди конкурирующих бюрократий... увы.
   Некоторые считали, что он потерял высший пост в Моссаде потому, что был по-происхождению азиатом.
   Те, кто тогда находился у власти в Израиле, почти все прибыли из Восточной Европы и, видимо, чувствовали себя комфортнее с людьми из своего собственного культурного фона. Но сам Таяр, со свойственной ему душевной щедростью, отказывался смотреть на это таким образом. Хотя заменивший его уважаемый всеми, - и Таяром, - человек не имел опыта работы за границей; обычное назначение по-знакомствУ. Такова уж человеческая природа.
   Таяр был сильно огорчён своей неудачей на административном поприще. Но прилагал большие усилия, чтобы не показать этого окружающим. Только Йосси однажды узнает правду, много лет спустя.
   Расстройство Таяра, как оказалось впоследствии, имело значение для дела.

   «Беспокоиться бесполезно, потому что мы всегда думаем не о том, о чём следует, - говорил он однажды Анне. - В тот день, прекрасный весенний солнечный день, я беспокоился, выпадет ли ещё немного дождя, прежде чем окончательно наступит лето. Потому что если нет, то хватит ли воды вырастить помидоры? Видишь ли, я думал о помидорах».
   «Тот день» случился через несколько лет после обретения независимости. На дороге недалеко от Тель-Авива дряхлый грузовичок забрёл на путь встречного автомобиля, уничтожив его в хлам и раздробив водителя ниже пояса. Таяра вырезали из обломков с помощью ацетиленовой горелки, и какое-то время было сомнительно, выживет ли он.
   Стоял вопрос, сколько конечностей останется. Спасая ноги, врачи творили чудо, почти. Выздоравливая, Таяр принялся учить древнегреческий, ради Гомера.
   Со временем он смог вернуться к работе. Но, сгорбленный калека на костылях, передвигался с трудом.
   Теперь он обучал и отправлял других делать то, что некогда делал сам. Его специальностью было проникновение в арабские страны, и в такого рода операциях никто не мог сравниться с ним в мастерстве. Он точно знал, с чем придется столкнуться его агентам. Не раздумывая ни секунды, он мог изобразить перекрёсток в сирийском городе или абрис цепи возвышенностей в Ираке или простецкие манеры одного садовода из Иордании. Благодаря обширным знаниям, Таяр внушал своим людям особое доверие. Их почтение к нему как к лидеру выходило за рамки доверия учителю, а больше походило на веру в религиозного наставника. «Ваш разум - ваше оружие, - говорил им Таяр. - Пользуясь им правильно, вы можете сделать всё, что угодно».
   Таяр любил своих агентов и жил их опасностями и страхами, как своими собственными. Его агенты становились истинными продолжениями его самого, частью его сердца и посредниками между ним и настоящей жизнью, единственным доступным способом быть. И именно благодаря его обучению агенты Моссада смогли пересечь границы и проникнуть в чужие культуры и с известным успехом осуществить весьма смелые операции.
   Что касается Анны, то она ничего не знала о шпионской части жизни Таяра. Она знала только, что у него в Министерстве обороны какая-то закулисная роль, что он работает чрезвычайно много часов - неделю за неделей и год за годом, - что он, похоже, знаком со всем и всеми под солнцем, что он любит смеяться и легко может быть растроган до слёз, что он может с большим удовольствием в один присест умять большое количество сырых овощей и фруктов, что он уважает супы, которые она научилась готовить в Каире, и что независимо от того, насколько бывает занят, если ей что-то нужно, он всегда доступен. Он… с воодушевлением, напором и осмотрительностью, с добрым словом и ласковой улыбкой.
   С Таяром она была будто сразу со многими мужчинами, потому что он бывал и сдержан, и чувственно-открыт - жил полной жизнью. Анна нашла в нём очень милого друга, простого и в то же время сложного человека, который научился глубоко нырять в течение дней и извлекать огромные богатства. О да, действительно впечатляющие богатства. В руках Таяра самые простые вещи обретали блеск истинной ценности.