Русская Одиссея продолжения глав 12

                ЧАСТЬ СЕДЬМАЯ

                ПОСЛЕДНЯЯ ВОЛЯ КАГАНА



                Первая глава
                ПЕРВОЕ РУССКОЕ «УРА!»

     Позади конного отряда «бешеных» и их невольников остались горные области уйгуров. С последнего перевала открывался великолепный вид на безбрежные просторы монгольских степей. Они расстилались под искрящим белым ковром наступавшей зимы. Но осень сразу не сдалась — подул южный ветер из пустыни Гоби и началась сильная оттепель.

     Припекавшее солнце ярко освещало снежную вершину и ущелье, которое выводило счастливых монгол на долгожданную равнину. Над горной тропой витал и разносился эхом знаменитый клич завоевателей «Уррагх!» Желчный старик Берке, вечно недовольный и пристрастный, сказал Хорону:

- Когда мы радуемся прибытию на Родину, то урусы подозрительно молчат. Вели им вместе со всеми кричать «Уррагх!» Они давно должны были научиться боевому призыву покорителей мира. Мы их об этом предупреждали.

     Тысячник кивнул и передал через толмача Домура приказ русским пленникам о троекратном «Уррагх!»
      Иван Алексеевич, узнав об этом, подмигнул Фёдору Книге, ехавшем в двух шагах от него:

- Вот и пришёл случай показать нашу удаль. Не зря мы с ростовчанами на дневных стоянках пробовали рявкать по-ордынски.

      Давний друг хитро улыбнулся и ответил:
- Токмо у нас концовка не удавалась, зато «Ура!» у земляков выходило здорово. Главное, что энтот клич ныне наш, особый.
- Верно! — согласился Иван. — Тогда передаём ростовчанам по цепи приготовиться, три раза крикнуть, что есть сил «Ура!» По моей отмашке — все скопом!
      Сотник Берке кружился на саврасом жеребце около Ивана и Фёдора и поторапливал:

- Я жду приветствия для моей великой Родины.
      В ответ богатырь Иван махнул рукой, и его соратники грянули «Ура!» Эхо гулко прокатилось и донеслось до хвоста колонны. Второе более звучное приветствие ещё долго рокотало в ущелье. От третьего громового «Ура!», когда разом рявкнули около тысячи ростовчан, заволновались не только ошарашенные монголы, но и сама природа. Сильная оттепель и обильные снегопады, прошедшие ранее и осевшие в виде глубоких сугробов на крутом склоне ближней горы, не удержались от такого шума. Обвал состоялся. Лавина из снега и камней поползла вниз. Вся эта масса накрыла самый конец походной цепи «бешеных». Двое замыкавших степняков с лошадьми были смыты в пропасть.

     Отряд застыл в оцепенении. А шокированный Берке, быстро очнувшись, закричал на Алексеевича:

- Вы злые ночные мангусы[1], унесшие наших батыров в подземное царство коварного бога Эрлика! Вы — шаманы!
     Хорон, подъехав, тихо сказал горевавшему старому сотнику:
- Нечего винить урусов — мы сами виноваты.
     Пышащий злобой Берке шептал на ухо тысячнику:
- А ты знаешь, что Акинф Дородный передал мне? Большой Иван с пленниками что-то затевают — видимо, побег.

     Предводитель недоверчиво замотал головой:
- Поздно, мы в Монголии, а урусов угонят ещё дальше. Они навсегда отрезаны великой степью от желанной Руси...
     В первый же день на монгольской равнине воинство Хорош встретило и первое кочевье. Вокруг прибывшей конницы загарцевали степняки на своих малорослых, но крепких лошадях. Алчно, с завистью поглядывали они на привезённое добро. Хотя здешние табунщики пожаловаться на судьбу не могли. Из грабительских походов каждый из них возвращался не пустой.

     В этом стойбище, как и повсюду, было много рабов из русских княжеств, Китая, Хорезма и других стран. Простой ордынский воин владел обычно несколькими пленниками, а сотники и тысячники имели десятки невольников. Темники и ханы могли себе позволить держать сотни и даже тысячи рабов.

    Под звёздным и холодным небом Монголии кумыс и более крепкие спиртные напитки лились рекой. Пьяные голоса «бешеных» разносились далеко во мраке зимней ночи. Хорон, сидя с сотниками за сытным ужином в просторной юрте, говорил совсем захмелевший и счастливый:

        - Наконец-то мы на своей любимой Родине! Теперь будем продвигаться к Каракоруму — столице великого царства. На пути к городу нам должны встретиться мать Бату-хана и его родня. Все они отхватят от добычи лучшие
--------
[1] Мангусы – духи подземного царства, кровавые вампиры.
 куски. Остальное отдадим правительнице Туракине, ханам и темникам.
- Но мы и себя не забудем, — раздувая ноздри, хихикал старый Берке.
- Да, сотник, — кивал одурманенной головой предводитель, — но мои багатуры должны помнить, что в Монголии мы ненадолго, только до прихода джихангира. Когда он устроит здесь свои дела, мы вместе вернёмся на новую цветущую Родину — на берега Итиля...

      А в это время Алексеевич с друзьями стояли у своей палатки и, глядя на веселье, царящее в монгольском стане, хмуро переговаривались:
- Радуются окаянные.
- Ещё бы — родные степи.

      Иван подбодрил притихших соратников, вспомнив про обвал:
- Ничего, мы им хвост прижмём. Уже открыт счёт поверженным табунщикам, а то был лишь наш молодецкий посвист.
      Фёдор Книга подхватил, пророчески сказав:
- Я верю в ростовский клич «Ура!» Он ещё не раз горько аукнется злым супостатам. И горы, и люди будут дрожать от него!


                Вторая глава
                РОДНЯ БАТЫЯ ЗАБИРАЕТ КУШ

       На подъезде к Каракоруму, из заснеженной степи, навстречу отряду Хорона выскочила сотня лихих монгол на рыжих лошадях. Вскоре за всадниками показались в клубах морозного белёсого пара большие тангутские верблюды, а за ними вышагивали огромные быки, тащившие крытые повозки, из которых выглядывали женщины и дети. Все они принадлежали к роду Батухана. Процессию с востока возглавляла его мать Ори-Фуджинь. Перед путешественниками предстала полная женщина лет пятидесяти в распахнутой собольей шубе и в длинном шёлковом платье. В её широком жёлтом лице, больших черных глазах заметно угадывалось что-то китайское. Она буквально с ног до головы была увешена золотом и драгоценными камнями.

      Галдящая родня в разноцветных шубах спешила перехватить невольничий караван, пока он ещё не достиг столицы. Родственникам Покорителя Вселенной нетерпелось первыми наложить свои жадные руки на лакомую часть ростовской добычи. В голой степи образовался настоящий шумный базар, где отбирались самые ценные вещи. Поставили несколько круглых юрт. В них мать Батыя и её приближённые женщины подробно рассматривали привезённые сокровища и юных пленниц. Ори-Фуджинь намётанным глазом выбрала сто красивых девушек, в том числе и двух неразлучных подруг — Ольгу Красу и Марию Тихую.

     Фёдор Книга, как и другой толмач Домур, был привлечён для общения женщин с полонянками. Русский переводчик слышал весь разговор разодетой ханши со своей роднёй. Властная женщина, показывая на десяток прекрасных ростовчанок, среди которых находились и Ольга с Марией, восторгалась:

- Они достойны моего сына и будут ждать его возвращения в Монголию на курултай. Он приедет в родное кочевье и увидит десять восхитительных цветков, которые только он может сорвать.

      Взволнованный Фёдор на прощание успел сказать опечаленным девам, сгоравшим от стыда:
- Ваши и наши судьбы горьки, но помните всегда, что мы — русские! Храните веру православную и надежду на спасение!

      Федор, узнав об участи Ольги, вернувшись в лагерь к товарищам, поведал о том, что разузнал. Иван от злости на своё бессилие не находил себе места:
- Я должен быстрее Батыя поспеть в его стойбище. Не бывать моей ладе наложницей косоглазого хана!

      Ночью под вой степного ветра в тесной палатке участливые друзья утешали ростовского богатыря, впавшего в горькие думы.
- Считай, повезло тебе, Красу твою больше года никто и пальцем не тронет, — гудел могучий кузнец Гаврила. — Мы за энто время улизнём от табунщиков и постараемся подобраться к нужному месту.

- Я уже многое вызнал о мунгальских землях, — откликнулся Фёдор, что-то высчитывая в уме. — Раз стойбище где-то у реки Онон, выходит, энто их полночные волости, на краю Мунгалии. Думаю, что кочевье не так далеко от великих лесов.
      Сметливые братья Никонор и Никита наперебой заверяли:
- Верь, отобьём твою суженую и других девушек. Батыю память оставим — пустив его кочевье на поток[2].

      Иван Алексеевич воспрянул духом:
- Спасибо, други! Живы будем — погуляем по их становищам гостями незваными, как и они у нас…

      На следующее утро «бешеные» тронулись в путь, и от них отделилась родня Батухана. Ори-Фуджинь, как обожравшаяся шакалиха, уходила в свои владения. Её повозки и верблюды были нагружены до предела. С этим степным поездом уезжал и довольный собой Акинф Дородный. Мать Батыя,
--------
[2] На поток – полное разорение и разрушение.
прослышав, что он сын богатого купца, без разговоров присовокупила детину к своим новым приобретениям. Выкуп знатных и денежных особ стал для корыстной ханши прибыльной статьёй разбойничьего дохода.

     Жизненные дороги Ивана Алексеевича и Ольги Красы по воле злого рока расходились. Парень в отчаянии искал глазами свою ладу. Он увидел её среди других ростовчанок, сидящих на верблюдах. Она, вглядываясь из-под руки в сторону удаляющегося отряда Хорона, щурилась от яркого солнца и ослепительно-белого снега.

     Иван поднялся на стременах и, отчаянно крича, замахал рукой:
- Краса! Я люблю тебя!
     Девушка, заметив его, замахала в ответ красным платком и разрыдалась. Она ещё долго наблюдала с двугорбого корабля пустыни за ростовским полоном, пока тот не растворился в морозной дымке у горизонта.


                Третья глава
                НА ОЧЕРЕДИ — ЯПОНИЯ

     Через день конное войско Хорона достигло цели своего многомесячного пути. Ближе к полудню «бешеные» и их рабы, наконец, лицезрели стольный град Монголии — Каракорум. Он представлял собой бессчётное множество разнообразных юрт, дивной красоты шатров и возвышавшихся среди них величественных дворцов. Город был окружён большими земляными валами, и лишь несколько ворот позволяли въехать в столицу Азии XIII века.

     Шумный многоязычный говор резал слух. Тут можно было встретить перса и афганца, китайца и корейца, армянина и осетина. По одежде легко было различить — кто из них простой невольник, а кто — вассальный господин одного из улусов[3] завоевателей. Первые оказались навечно прикованы к этому великому городу, выполняя всю грязную и тяжёлую работу. Вторые прибыли сюда на время до получения желанного ярлыка[4]. Он давал возможность править в подчинённой монголами стране — в той, откуда прибыл униженный проситель.

     Весть о новом караване с подарками и рабами быстрее ветра облетела степной Каракорум. Ходили слухи о несметных богатствах, награбленных на Руси войсками Батухана. Столичные жители описывали в ярких красках прелести юных русских наложниц и мускулистость молодых мужчин.
--------
[3] Улус – область или страна.
[4] Ярлык – льготная грамота от монгол.

     Вечером во дворце бывшего кагана Угедея его вдова Туракина давала приём Хорону и его сотникам. Под высокой крышей грандиозного здания в китайском стиле, украшенного захваченными произведениями искусств, собрались многие ханы и темники, бывшие в тот день в городе. Западные посланники Батыя пришли с ценными дарами для правительницы кочевой империи. Их встретила на золотом троне Угедея — худощавая женщина, лет сорока пяти. На вид — обычная монголка — плоское лицо, узкие щёлочки чёрных глаз, жидкие косички. Но высокое царское место и блеск дворцового наряда указывали на могущественную ханшу. Туракина была одета в золотое парчовое платье из Персии. Украшений на повелительнице полмира было немного, но подобраны они были со вкусом.

      Хорон поведал ей о подвигах джихангира в завоёванных странах и о всей добыче, присланной им на Родину. Сотники развязали ещё три мешка с отрезанными ушами, которые свидетельствовали об очередной победе Бату-хана. Сидя на троне, надменная Туракина спросила Хорона:

- Как велено поступить с полоном?
      Тысячник, подобострастно кланяясь, ответил маленькой женщине, наделённой высшей властью до курултая:

- Из тысячи девушек, взятых с Руси, сотня погибла в основном от чёрного мора. Ещё столько же забрала несравненная Ори-Фуджинь для своего улуса и родни. Восемьсот наложниц нужно раздать по значимости всем ханам и темникам. Они же получат ещё по одному ценному подарку. Кому-то достанется золотая вещь, а кому-то — серебряная. Среди наших даров будут хорошие мечи, богатая одежда и ткани. Никто не останется без юной девы и знатного гостинца.

      Вдова Угедея слыла умной и прозорливой царицей, разбирающейся во всех хитросплетениях мировой политики. Правительница, перебирая складки персидского платья, надула губы, чувствуя во всех этих подарках какой-то подвох. Стараясь сменить тему, она задала уточняющий вопрос Хорону:
- Какая участь ждёт урусских мужчин?

- Мужчины в таком возрасте должны воевать, и джихангир надеется, что они станут воинами.

     Тут Туракина встала и, подняв руки, обратилась ко всем присутствующим:
- Пришло время выполнить последнюю волю великого Угедея! Он завещал покорить на востоке Азии — Японию. Это островное государство затерялось у края Вселенной и только потому не испытало на себе силу монгольского оружия.

      Когда она замолчала, темник Торгул попросил разрешения выступить, при этом он постоянно кланялся. Получив в ответ одобрительный знак величавой ханши, тучный пожилой военачальник доложил:

- По приказу нашей ослепительной и мудрой повелительницы, мне велено руководить двумя туменами для высадки в Японию. Следующим летом, собрав корабли и снаряжение, двадцать тысяч моих багатуров захватят один из островов этой страны. В скором будущем мы покорим всё государство «восходящего солнца». На юге Кореи, где будет происходить посадка на суда, уже сейчас находится один тумен непобедимых монгол. Они к нашему приходу должны обучить пятьсот корейцев воинскому делу. Здесь я имею для похода две тысячи соотечественников и, кроме того, семь тысяч кочевников из разных племён.

     Приближённые ханы в дорогих одеждах что-то нашёптывали правительнице и она, кивая, повелела темнику:

- Я совещалась с моими людьми о сроках и путях вашего грядущего вторжения. Надеюсь, Торгул, ты оправдаешь высокое доверие. Теперь слушай мою волю: в середине зимы ты отправишься с войском через Китай в Корею, чтобы в начале лета отплыть в Японию. Из урусов, прибывших с Хороном, выбери себе пятьсот лучших, других оставь в Пекине[5], так как они пригодятся на юге Азии — для подавления возможных волнений местных народов. Урусы и другие подневольные воины должны гибнуть в боях первыми, а монголы — загребать жар от костра победы.

     Туракина остановила свою речь и вновь поднялась с царственного места. Она, оглядев собравшуюся знать, обратилась в первую очередь к военачальнику, а потом и ко всем с пламенным призывом:

- Я жду от тебя, Торгул, побед и выполнения последнего желания кагана Угедея! Да помогут нам заоблачные небожители и бог войны — Сульдэ!
     Вельможные ханы и суровые темники, поднявшись с шёлковых подушек, стали восклицать:
- Исполним волю Угедея!
- Его желание — священно для нас!
          - Берите урусов, пусть они умирают во славу монгол!
     Под конец все неистово закричали в едином порыве:
- Уррагх!
--------
[5] Пекин – северная столица средневекового Китая, в XIII веке столица царства Цзынь.