Русские Штыки в Париже продолжение 11

                ГЛАВА ТРЕТЬЯ
                «НАДЕНЬТЕ ПЛАТОК НА ЛЕВУЮ РУКУ»

   Первое крупное сражение 1814 года, выигранное Наполеоном у Бриенна, вызвало у французов непомерное воодушевление и надежду на скорое изгнание войск европейской коалиции. Наоборот, у части союзного командования, главнокомандующего Шварценберга, после победы противника появилась полная неуверенность. Тем более что из императорской Вены к австрийскому фельдмаршалу шли секретные письма. Они диктовали ему как можно быстрее сворачивать военные действия во Франции и заключать мир с Наполеоном. Сам Шварценберг всегда опасался вести сражение с гениальным Бонапартом, предпочитая где-то отсидеться. 

   На беду робкого австрийца, его штаб-квартира Главной Богемской армии теперь соседствовала с местопребыванием союзных монархов. Шварценбергу никогда не хотелось жить в походе в одном городе с упрямым и всесильным российским императором Александром I, но пришлось смириться согласно союзному соглашению.

   После поражения у Бриенна Силезская армия Блюхера отступила на Траннские высоты, примкнув к Главной Богемской армии. В ночь на 18 января в городе Шамон состоялось срочное совещание союзного командования.

   В штаб-квартиру главнокомандующего явился и царь Александр I со свитой российских генералов. В просторном зале за большим столом расположились умудренные сединами прусские, австрийские и российские  военачальники. Перед ними долго и нудно выступал с докладом и предложениями фельдмаршал Шварценберг. Он держал в одной руке свой черновик, а другой водил указкой по большой карте Франции. Его речь была пропитана пораженческими настроениями, сводящимися к одному - начать общее отступление к пограничному Рейну. Моложавый российский император воспринял эти предложения в штыки. Александр дождался  окончания его речи и встал перед советом. Его лицо пылало от возмущения:

- Нас Наполеон начал бить лишь по частям! Какое отступление?! Зачем мы накопили и бросили на Францию столь мощные армии, а потом их распылили на многие десятки и сотни верст? Надо собрать наши союзные армии в единый кулак, и тогда нам никакой Наполеон не будет страшен! Разве не так?

   Царь оглядел всех фельдмаршалов и генералов: одни согласно кивали, а другие надменно молчали или усмехались. Шварценберг, надувшись от важности, ехидно спросил у Александра:

- Что же Ваше Императорское Величество предлагает сегодня?
   Александр, оглянувшись на Барклая-де-Толли, стал уверенно говорить:
- Предлагаю немедленно соединить Богемскую и Силезскую армии, чтобы начать наступление с высот на французские позиции у деревни Ла-Ротьер. Диспозицию наших войск к грядущему сражению составит генерал-фельдмаршал Блюхер. Он же и поведет наши армии на Бонапарта.

- Я не возражаю! – тут же ответил осторожный Шварценберг, с радостью свалив с себя всю ответственность. – Пусть он скажет.
    На слова поддержки встал усатый Блюхер:

- Я с твердою рукою возьмусь за это нелегкое дело. Мне уже хорошо известна здешняя местность. Всё, что я прошу, – это подкрепления для моей Силезской армии. Вы мне их даете, и тогда да поможет нам Бог…

    К вечеру 19 января 1814 года штаб Силезской армии, где заправляли пруссаки, радовался непрерывному потоку все новых и новых подкреплений, подходящих к ним по решению военного совета. Начальник штаба Гнейзенау, стоя перед столом командующего Блюхера, доложил:

- У нас в армии к следующему утру будет сто тысяч воинов!
    Генерал-фельдмаршал, накручивая ус, сидел над разложенной на столе картой местности и качал головой:

- На военном совете мне резко увеличили армию, потому что я буду сражаться с самим Наполеоном. Осторожный Шварценберг умыл руки, отойдя от руководства баталией, намечающейся на завтра. Самое обидное в том, что потом у моей армии заберут все подкрепления, и она снова станет в два раза меньше. Вы мне скажите: мы правильно разместили свои войска?

    Генерал Август Гнейзенау, подойдя к карте, стал перечислять:
- На левом фланге австрийский корпус генерала Дьюлаи, он с края прикрыт рекой Об. Правый фланг отдан австро-баварскому корпусу принца Вюртембергского. Почти весь центр занят российскими корпусами Щербатова, Олсуфьева, Ливена и кавалерией Васильчикова, все они под общим командованием Остен-Сакена. Центру нашей армии будет труднее всего, но, я думаю, русские с честью выдержат испытания.

- Да, они выдержат всё! – уверенно сказал Гебхард фон Блюхер и мило пояснил: - Они же русские. Кроме того, в тылу разместим мощный русский резерв из гвардии, двух кирасирских и двух гренадерских дивизий.

- Значит, вас всё устраивает? – спросил Гнейзенау.
- Да! – кивнул Блюхер, но стал уточнять: - Завтра начнем сражение, если подойдут все подкрепления. А французы по-прежнему стоят у деревни Ла-Ротьер?
   Начальник штаба, приятно улыбнувшись, подтвердил:

- Наполеон стоит неподвижно, видимо чувствуя нашу силу.
- Что ж, с богом завтра и начнем, – почесал затылок командующий Силезской армией. - Тем более этого очень хочет царь Александр. Я к нему отношусь как к своему прусскому королю…

    Наступал поздний зимний рассвет 20 января 1814 года. Российский император Александр I к этому времени был уже в седле и во главе внушительной свиты. Его красивое  лицо с алым румянцем на щеках сияло от восторга: он сегодня даст сражение самому Наполеону, и не где-нибудь, а  на французской земле. Александр не думал один на один мериться с великим корсиканцем в военном искусстве на поле боя. Ему была вполне достаточна роль организатора и вдохновителя этого грандиозного похода по низложению с трона Наполеона, захватившего власть во Франции и в континентальной Европе.

    Длинная кавалькада российских всадников легким аллюром подъезжала к войскам на правый фланг. Опытный генерал Барклай-де-Толли был рядом с императором Александром и подробно рассказывал о составе союзных войск, готовых  сразиться с французами. Царский отряд въехал на небольшую возвышенность, над которой неслись низкие лиловые облака, подгоняемые колючим северным ветром. Невольный ропот прошелся по свите:

- Кругом холмы и топкая равнина.
- Того гляди, повалит снег в лицо нашим воинам.
    Мужественный Барклай, не обращая внимания на непогоду, спокойно показывал императору рукой на воинские каре, выстроенные у дороги:
- Перед вами, государь, наше правое крыло союзного войска. Это самый многочисленный австро-баварский корпус генерала Вреде, в двадцать пять тысяч человек.

    Александр, заинтересованно кивая, обратил внимание на мелкие кавалерийские и пехотные части, расположенные напротив их холма:

- А прямо перед нами?
- Эти войсковые части тоже из правого крыла, – без запинки отвечал генерал, – они примыкают к войскам, составляющим центр позиций. Здесь же вы видите разнородные немецкие подразделения корпуса принца Вюртембергского. Их до четырнадцати тысяч. Тут же стоит казачий отряд генерала Карпова и прусские партизаны барона Курляндского. Всего у них три тысячи сабель.

- Недурно! – воскликнул Александр, подсчитав. - Наше правое крыло имеет сорок две тысячи пехотинцев и кавалеристов. А далее?

    Император, сощурившись под порывами северного ветра, кивнул налево, где в туманной снежной дымке стояла серая громада войск.

- А дальше, Ваше Императорское Величество, только ваши подданные! – улыбнулся генерал. – Они ждут вашего благословения на битву с Наполеоном…

     Проезд Александра со свитой сопровождался громовым «ура!» вдоль российских походных колонн из корпусов генерала Федора Остен-Сакена. Они еще выстраивались на исходных позициях. Император пребывал в хорошем настроении и в приветствии вскидывал руку перед россиянами, а Барклай-де-Толли комментировал:

- Вы видите двадцать две тысячи чудо-богатырей! А впереди - посмотрите вон на ту деревню. Там засел Наполеон с французами.

    Царь с любопытством смотрел вперед, но толком ничего не увидел. В дымке горизонта угадывались вражеские полки вперемешку с россыпью каменных домиков. Там была деревня Ла-Ротьер, название которой с этого дня будет неразрывно связано с очередным наполеоновским сражением.

    Кавалькада с императором повернула от линии соприкосновения с противником в тыл, на Траннские высоты. Конный отряд медленно поднимался по пологому склону высокого холма, и в какой-то момент Барклай-де-Толли остановил всех. Он указал Александру на извилистую речку, уходящую вдаль:

- Государь! Вы видите реку Об, прикрывающую наш левый фланг. Там видны воинские каре австрийского корпуса генерала Дьюлаи количеством в двенадцать тысяч человек.
     Царь внимательно осмотрел все союзные позиции и сказал:

- Я вижу, что наши европейские союзники в разноцветных шинелях прибились к российскому центру. Какая большая пестрота в мундирах! Некоторые части из немецких государств очень похожи синим цветом формы на французов. Как бы в пылу сражения несчастья не произошло.

- Это не мудрено, государь, – вздохнул Барклай-де-Толли. – Они еще полгода назад были в подручных у Бонапарта и формой схожи. Из-за этого уже случались кровопролитные перестрелки среди союзников на поле боя.

   Ему стали вторить военные советники:
- Беда, Ваше Императорское Величество! Если сегодня все нации союзников начнут биться, то не избежать ненужных потерь!

- Надобно придумать какое-то отличие от французов.
- Нет ничего проще! - воскликнул Александр и тут же повелел: - Пусть наши воины наденут белые платки на левую руку.
- Немедленно исполним, государь! – бодро заявил Барклай-де-Толли и строго глянул на своего адъютанта, который стегнул коня и помчался выполнять приказ царя. Барклай указал рукой, куда они направлялись: - Сейчас, Ваше Императорское Величество, вы увидите главное российское блюдо, приготовленное для Бонапарта. Им он непременно подавится…

    Конный отряд царя Александра достиг вершины высокого холма. В глаза бросилась грозная картина: среди мелких холмов, окружавших небольшую деревушку Транн, стояли, как на параде, густые  каре и колонны войск. У многих всадников вырвались невольные возгласы восхищения:

- Наши! Какая силища!
- Сколько же тут россиян?!
    Барклай-де-Толли неторопливо перечислял Александру:

- Перед вами два гренадерских корпуса генерала Раевского и две конные кирасирские дивизии генералов Кретова и Дуки. Эти соединения представляют второй эшелон российских войск за нашими передовыми корпусами в центре позиций.

     Барклай, перехватив радостный взгляд Александра, указывал в тыл:
- Это еще не всё, Ваше Императорское Величество! Там, за вторым эшелоном войск, вы видите стратегический российский резерв в пятнадцать тысяч воинов.
- Узнаю! – обрадовался царь, вглядываясь в шеренги рослых солдат. – Это моя пешая гвардия в составе двух дивизий.

- Совершенно верно, государь! – охотно согласился генерал и дополнил: - Кроме них, стоит кирасирская дивизия с прусской королевской гвардией.
    Император Александр, размышляя над всем увиденным, сделал вывод:
- Наполеон под Бриенном хвастался, что уже победил россиян на французской земле. Но тогда он одолел внезапностью, да и мы сами оставили город. Теперь я посмотрю, как у него это получится во второй раз. Моя гвардия и гренадеры не дадут ему снова солгать…

                ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ
                КРОВАВАЯ МЕТЕЛЬ ПОД ЛА-РОТЬЕРОМ

   С холмистых высот деревни Транн командованию Силезской армии были видны не только позиции своих  войск, но и французских у Ла-Ротьера. Правда, ветреная погода с густыми темно-лиловыми тучами готова была обрушиться на противостоящие друг другу враждебные армии. Первый снежный заряд при порывистом ветре ошеломил противников, но не изменил их намерения. Ничто не могло остановить кровопролитное сражение. Слишком многое было поставлено на карту: судьбы многострадальной Европы и Франции, императорская корона на голове великого корсиканца Наполеона  и главное – непреклонная воля царя Александра I.

   Это большое сражение в короткий зимний день начиналось неспешно. Союзные войска долго сосредотачивались на исходных позициях из-за топкой местности. С позднего рассвета забухали по французам пушки  корпуса Евгения Вюртемберского. Его немцы пытались овладеть маленьким селением Лежбери, занятым неприятелем. Командующий союзниками Гебхард фон Блюхер, стоящий среди своих штабных генералов и офицеров, недовольно крутил головой:

- Медленно! Медленно! Так только к концу дня и разгорится сражение.
   Его раздражение услышал российский генерал Барклай-де-Толли, которому в этот день отводилась роль командующего российскими корпусами в центре союзного войска. Он опытным взглядом полководца оглядел унылые окрестности и скопления войск и задал вопрос:

- Ваше превосходительство! Ваш замысел сражения не изменился?
- Нет! – уперто отвечал пруссак Блюхер, косясь на россиянина. – Вначале мы втянем Наполеона в бои в центре, где скоро атакуем его. Затем неожиданно навалимся на левый фланг французов и прижмем их к реке. Неприятелю придется отступать, если он не хочет быть разгромленным.

   Вскоре Барклай-де-Толли, глядя в подзорную трубу, радостно воскликнул:
- Кажется, деревню Лежбери принц Евгений с немцами взял! Пожалуй, надо там поставить мощную артиллерийскую батарею. Она будет сильно досаждать французам и станет залогом победного развития событий для нас.
- Вы правы, – нехотя отозвался Блюхер.

    Российский корпусный генерал Федор Остен-Сакен, бывший в соседях с корпусом принца Евгения, дал указание артиллерийскому генерал-майору Алексею Петровичу Никитину разместить в селении Лежбери 36-орудийную батарею. Не прошло и часа, как её убийственный огонь накрыл и наступающую пехоту французов, и их пушки.   
 
    Император Наполеон в ярости от неудачного начала битвы бросил на российскую батарею свою кавалерию. Опытный артиллерист Никитин, приложив ладонь к глазам, долго всматривался в стремительно приближающуюся массу французских всадников, а потом твердо приказал подчиненным:
- Ждите, братцы! Надо подпустить неприятеля на сто сажень [3] и тогда поливать его картечью…

    Эта намеренная пауза, взятая российскими артиллеристами, оказалась губительной для врага: десятки пушек почти в упор стали изрыгать из огненных жерл тучи картечи, насквозь поражавшие лошадей и всадников. Атака французов захлебнулась в крови. Упертый Наполеон, не считаясь с потерями, вновь отдал приказ о взятии так досаждавшей ему российской батареи. Снова долгое молчание наших артиллеристов при повторной атаке разъяренной французской конницы и снова их разящий огонь из пушек. Многие сотни вражеских трупов усеяли подходы у отважной батареи Никитина. Над заснеженным полем боя гремело русское «ура!».

   Барклай-де-Толли, видя повторную неудачу неприятельской кавалерии, бросил вслед отступающим всадникам гусарскую и драгунскую  дивизии россиян. Французские конники, заметив контратаку, снова ринулись вперед. Загудела земля от грохота тысяч копыт и сшибки в яростном бою нескольких кавалерийских дивизий. Снежная вьюга, налетевшая на поле боя, окутала сражавшихся людей белым саваном. В кровавой метели россияне одолели французов и прямо на плечах  врага ворвались на артиллерийскую батарею. Лихие гусары и драгуны перебили артиллерийскую прислугу у 24 орудий. Наши конники, понимая, что здесь закрепиться не получится, увезли на конной тяге все трофеи на свои позиции.

   Начало сражения было за союзниками, но ожесточенность боев только нарастала по всей линии противостояния у Ла-Ротьера. На правом фланге на французов, кроме корпуса принца Евгения, наступала масса в 25 000 человек из австро-баварского корпуса Вреде, которые сразу овладели парой деревень. Успех союзников обеспокоил Наполеона. Он сам возглавил кавалерию и конную артиллерию, взятую из резерва, чтобы восстановить положение. Но попытки французов отбить деревни, ни к чему не привели.

   Только левый фланг коалиционных войск, состоявший из австрийского корпуса генерала Дьюлаи, никак отличиться не смог. Атаки австрийцев наталкивались на сильный огонь французских пушек. На этом фланге всё свелось к интенсивной артиллерийской перестрелке.

   Решающие бои развернулись в центре сражения в самой деревне Ла-Ротьер. Российская пехота из корпусов Федора Остен-Сакена вслед за кавалерией достигла большого селения и повела за него с французами  жестокие бои. Ла-Ротьер переходил из рук в руки, пока противники не выдохлись к трем часам дня. Они  закрепили за собой по равной части селения, только за французами осталась местная церковь на холме. 

   Прусский командующий Блюхер и российский генерал Барклай неотступно следили за ходом крупного сражения. Россиянин, заметив в подзорную трубу, что к французам на боевые позиции все время подходят  подкрепления, забеспокоился:

- Наше наступление отчасти удалось, но Наполеон не собирается отступать. Он контратаками за счет прилива новых резервов постарается выиграть баталию.
   Барклай выразительно смотрел и ждал, что же ответит Блюхер. Генерал-фельдмаршал подумал и громогласно всем сказал:

- Пора нам подкрепить резервами наступающие войска, а то и день погаснет. Я хочу полного успеха в сражении. Первыми пойдут на помощь две  гренадерских дивизии русских…

    Загремели барабаны гренадерских полков, и резкие команды офицеров вывели из долгого ожидания тысячи воинов в серых шинелях и низких киверах. Они перестроились, вытянулись в две длинные колонны и мерно зашагали к фронту, грозно поблескивая штыками. Первая дивизия направилась на помощь к вюртембержцам, а вторая - к центру сражения в Ла-Ротьер. На селение в авангарде двигался  Сибирский гренадерский полк. В его плотном первом ряду, сжимая оружие, шли екатеринбуржцы: штабс-капитан Николай Калита, Григорий Ирга, Станислав Конечный, Сергей Соколовский и Иван Докучаев. Они под грохот приближающегося сражения подбадривали друг друга:

- На миру и смерть красна!
- Воюют пехотные полки, а сражения выигрывают гренадеры!
- Вперед за Россию-матушку!

   Гренадерский полк под свист пуль и ядер подошел к полуразрушенному селению, заполненному вражеским войском. Кругом грохотало от ружейных залпов, пушечных выстрелов и криков. Штабс-капитан Калита, указав солдатам на дымящуюся церковь в середине Ла-Ротьера, приказал:

- Взять церковь! Вперед, гренадеры!
   Полк развернулся в широкую колонну и под крики «ура!» пошел в штыковую атаку на развалины, где засели французские пехотинцы. На улицах и в домах завязались жаркие рукопашные схватки со стрельбой в упор. Наполеоновские солдаты и офицеры не выдержали натиск россиян и, отстреливаясь, медленно уходили из селения. Сломленный неприятель отступал, используя вновь усилившуюся  метель и вечернюю темноту….

  Хмурый, одутловатый Наполеон Бонапарт, кутаясь в шинель, сидел в придорожном трактире у канделябра. Император за плохо сбитым деревянным столом выслушивал от адъютантов плохие вести:

 - Большие потери на правом фланге!
- Ла-Ротьер полностью занят русскими!
- Отход наших войск на левом фланге!

    Наполеон всё мрачнел, глядя в окно на вечернюю полутьму с отблесками выстрелов  и пожаров. Наконец он не выдержал и стукнул по столу:
- Я не собираюсь бесславно закончить большое сражение и смириться с поражением! Надо спасать фланги! Я сам поведу на Ла-Ротьер Молодую гвардию!

    В 7 часов вечера тысячи гвардейцев ворвались на окраину селения под прикрытием снежной метели и темноты. В отблесках горящих сельских домов французы со штыками наперевес набросились на российских гренадеров Астраханского и Малороссийского полков. От неожиданности россияне отступили до церкви, вновь отдав неприятелю половину Ла-Ротьера.  На помощь двум полкам пришли другие гренадеры.  Они, пользуясь снежной кутерьмой, также врасплох налетели на французских гвардейцев. Русские штыки оказались сильней, и противник покинул селение. Правда, Наполеон Бонапарт еще раз попытался взять Ла-Ротьер, но уже безуспешно.

    Войска союзной коалиции на всех пунктах затухающего сражения одерживали верх. Наполеон с гвардией стоял в метель всего в 500 метрах от Ла-Ротьера. Он упорно держал оборону в центре проигранного сражения. Император в плотных рядах гвардейцев ожидал выхода всех своих фланговых войск, не допуская их окружения.
 
    Ближе к полуночи Наполеон, убедившись, что спаслись все воинские части, отдал приказ об отступлении. Французы покинули окрестности Ла-Ротьера, оставив на его заснеженных полях 6000 убитых и раненых. В плен к союзникам попало до 2000 солдат и офицеров. Из 50 трофейных орудий более половины досталось россиянам. Сами союзники потеряли в двенадцатичасовом сражении около 4000 убитых и раненых.

   Поражение французской армии было столь значительно, что она по приказу Наполеона оставила и город Бриенн, место своей недавней победы. Французы, морально подавленные после первого поражения с императором, отступили к городу Арси. У Бонапарта появились дезертиры. Двум союзным армиям оставалось преодолеть 150 верст, чтобы достигнуть Парижа.