Похороны продолжение Глава 9

Говорят, время лечит: ни хрена оно не лечит. Столько лет прошло, а мой друг Витюшка так и живёт во мне, и нисколько не утихла боль от его потери.

Минуло  сорок дней….  И, бреясь, я вдруг увидел  себя:  «Ну что, Валентин, настал и твой черёд». И поехал  на железнодорожный вокзал за билетом в Москву.
На работе, собрав все выходные в одно целое, я предупредил о поездке жену Танюшку, с которой у меня был предварительный разговор, наплетя ей о покупке продуктов и вещей. Та выдала добро, и я развалился  на верхней полке  плацкартного вагона. До Москвы ночь пути, и народ сразу укладывался спать, чтобы завтра, с азартом  мешочника, рвануть по магазинам, стирая ноги  до колен…
Под стук колёс я сразу задремал. И тут передо мной  явился   Витюшка:
-Ты ко мне не собираешься?  Здесь так хорошо!!!
-Рано, дела надо делать! – огрызнулся  я и… проснулся.
Поезд проезжал рядом с кладбищем,  где он был похоронен…

Вот и Москва, шесть утра. Погода – лучше не придумаешь: жары ещё нет, лишь солнышко постукивает по окошкам….
Как в песне: «Нас утро встречает прохладой…» и что-то там  про завитушки!
Спускаюсь в метро, и до станции «Краснопресненская». На Зоологической   живут две прекрасные женщины – родственницы  моей жены: одной она приходится внучатой племянницей, а другой… я даже затрудняюсь сказать. Но всё по порядку…
Анна Анисимовна, 1889 года рождения, уехала в Москву шестнадцати  лет от роду. И чего её потянуло в город, никто вразумительного ответа так и не дал. В деревне и жених был, и жили зажиточно, но как бы то ни было - уехала. Как говорили: «На господ работать».  Девка  работящая, не белоручка какая, и впитывала всё хорошее, как губка. Иным и жизни не хватает всего постичь, а она в два года всё одолела и сразу попала на хорошее место к практикующему доктору на Арбате. Сначала кухарила, потом и за горничную могла остаться, а дальше и за всем порядком в доме следила: вела записи приёма, выполняла поручения, которые поручить могли только ей ( и знали, что выполнит их обязательно).
Сначала вёл практику Николай Петрович – степенный бородатый мужчина, а потом и сыну Александру Николаевичу всё передал…
А тут и волнения пошли 1917 года. Александр Николаевич человек молодой и, как ему казалось, передовой, стал в дом водить каких-то тёмных личностей, называвших себя поэтами и художниками. Те же, напившись, били посуду, запрыгивали на стол с ногами и орали что-то непристойное, называя ЭТО стихами!
На что Аннушка говорила доктору: «Александр Николаевич, гоните вы эту публику  взашей, одной посуды вчера рублей на сто перебили…
Какие это поэты? – мерзость одна, только и могут по канавам валяться, пьяницы горькие… А не можете сами, так давайте я дворника нашего Гаврилыча  позову – он враз на них управу найдёт…Его все люди со зверскими лицами стороной обходят…»
-Ты Аннушка несколько сгущаешь краски - они очень талантливы, просто не признаны…
-Что-то не видала я, чтобы из пьяниц  в люди вышли.
-Да все поэты и писатели люди серьёзные были: Никитин Иван Савич -  двор держал постоялый, Лермонтов Михаил Юрьевич – служил, про графа Толстого и говорить не зачем - все чем-то занимались…
-А что ты скажешь про Пушкина? Или плох он для тебя?
-Писал он хорошо,Александр Сергеевич, но избаловался с молодости – вот и кончил плохо! Говорят, с 14 лет по блудницам  мотался…
-Но у вас в деревнях примерно с такого же возраста замуж выходят!
-Выходят, потому что хозяйство вести надо и труд  очень тяжёлый – устаёт человек от жизни и умирает рано… Все беды на этом свете от вина и от лени! Я поэтому и замуж не вышла, потому что пьяниц  ненавижу…
-А самый атаман  у них - это Есеня рыжий - всех баламутит:  жену с детишками  бросил…Его ни в один приличный дом  уже пускать не хотят: целыми днями в кабаке просиживает и горькую пьёт…
Вы, Александр Николаевич, мне книжку на Рождество подарили, там Петрарка своей Ларисе в любви признаётся…
-Лауре!
-Пусть Лауре, но так приятно – счастливая была баба!
А эти? – тьфу! Проходимцы  бесстыжие!

Прошло несколько лет, и получает  Анна письмо от брата Григория из деревни:
Здравствуй, сестра Анна! Преставилась моя жена Прасковья. Поднять троих девок нет никакой возможности.…Если сможешь - забери младшую, убогая она: одна ножка короче и сухая. Работать в деревне не сможет, и замуж никто не возьмёт - погибель ей здесь…
И поехала Анна в деревню, привезла Любу, выучила на машинистку. Так и прожили всю жизнь вдвоём: сначала на Арбате, а потом на Зоологической!   
И все родственники  всегда останавливались у них, и никогда никому не было отказа.
Вот и я ехал к ним, чтобы бросить сумки и податься к Английскому посольству на Смоленскую набережную, 10.