О чем молчит Каменный пояс глава 8

8
   В середине декабря 30–тысячный отряд австрийцев попытался прорваться сквозь кольцо окружения и соединиться с войсками своей армии, находившейся всего в 48 километрах от Перемышля. Части 8–й русской армии под командованием генерала Брусилова преградили им путь и загнали обратно в крепость.
Началась суровая снежная зима 1915 года, аномальная для Европы. В Карпатах стояли жестокие морозы, а сугробы достигали человеческого роста. Солдаты грелись в землянках и блиндажах у печек, а смена караулов производилась через час, но и это не помогало. У многих солдат были обморожены лица, уши, конечности рук и ног, начались болезни, полковой лазарет был переполнен. Медикаментов, обмундирования и боеприпасов не хватало.
    В батальон прибыло новое пополнение, и Павел решил проконтролировать размещение новобранцев. Нагнувшись и раздвинув брезент, закрывавший от холода вход в землянку 3–го взвода, Павел вошёл внутрь бревенчатого помещения. Ему ударил в ноздри резкий запах махорки и дыма от сырых дров. Он был перемешан с запахом сосновых брёвен и пота от давно немытых человеческих тел. Солдаты теснились внутри землянки возле печки–буржуйки, раскалённой до красна. Они о чем–то увлечённо громко разговаривали и порою смеялись. У стен на веревках сушилась верхняя одежда. Ближе к печке, на сыром земляном полу рядами стояли сапоги, с накинутыми на них портянками. Увидев вошедшего в землянку командира роты, солдаты повскакивали со своих мест, а унтер–офицер Емельянов скомандовал: «Смирно!», – и подскочил к Павлу с докладом.
    «Вольно! Садитесь» – скомандовал им Павел, прервав рапорт унтер–офицера. Он мимоходом бросил взгляд на ящик из–под патронов, стоявший рядом с печкой, и вдруг застыл от удивления. На ящике нагло сидела громадная серая крыса и, греясь у печки, не обращала на окружающих людей никакого внимания. Рядом с нею лежала чёрствая корка чёрного хлеба и небольшой кусок сала. «Это что такое?» – строго спросил Павел, обращаясь к унтер–офицеру Емельянову. «Виноват, ваше благородие! Бойцы укротили животное, если так можно сказать, в виде развлечения в свободное от службы время» – виновато пояснил Емельянов. «Да ведь от этой заразы лишь одни болезни!» – возмутился Павел.
    «Да какая же это зараза, ваше благородие? Это любимая наша Александра Фёдоровна!» – шутливо пояснил рядовой Иван Плахов, вольноопределяющийся из бывших студентов, который в самом начале войны добровольцем записался на фронт. При упоминании имени императрицы, крыса вдруг развернулась к Ивану и поднялась на задние лапы. Солдаты дружно рассмеялись. «Вольно, ваше величество!» – довольно улыбаясь, скомандовал ей Иван, и «Александра Фёдоровна», опустившись на четыре лапы, приняла своё исходное положение. Солдаты опять громко засмеялись.
    «А потом, командир, от неё одна только польза, даже в смысле гигиены. Раньше крысы к нам целыми стаями ходили, особенно по ночам. Они рядовому Семёну Сметанину ночью во сне бок прогрызли до мяса. А после того, как Александра Фёдоровна появилась, ни крыс, ни мышей не стало. Она всех разогнала, свою территорию, значит, охраняет. Как часовой, службу несёт! Мы её, конечно, как положено, на довольствие поставили. Так что, по всему выходит, нам теперь без Александры Фёдоровны просто беда, ваше благородие!» – убеждённо пояснил Плахов.
    «Хорошо, пусть пока живёт, раз такое дело. Вы ей хотя бы имя сменили, что ли. А кто у вас здесь из вновь прибывшего пополнения?» – спросил Павел. Из полумрака угла землянки появились две фигуры в шинелях и, вытянувшись по стойке смирно, доложили ему по очереди. «Рядовой Пётр Камешкерцев, ваше благородие!» – представился первый из них. «Рядовой Василий Чапаев, ваше благородие! Прибыл для прохождения службы!» – браво отрапортовал второй. «Откуда же вы прибыли, молодцы?» – спросил Павел, рассматривая новобранцев. «С Волги мы, из Самарской губернии, ваше благородие! Земляки!» – от-чеканил Василий Чапаев. «Волжане, значит. Волжане у нас хорошо воюют, так что не подведите своих земляков. Емельянов! Проследи, чтобы их разместили и поставили на довольствие» – приказал Павел унтер–офицеру.
    Затем он вышел из землянки и направился вдоль окопа греться в офицерский блиндаж. Павел вдруг подумал: «Какой же замечательный и необыкновенный наш русский народ! Эти голодные, немытые, полуобмороженные люди, находившиеся в адских, нечеловеческих условиях, ежедневно смотревшие в лицо смерти, ещё могли шутить, радоваться и сочувствовать другим, переживать за других. Они были в состоянии любить абсолютно чужих, незнакомых людей со всеми их пороками и недостатками. Они, не раздумывая, могли закрыть их грудью в смертельном бою, не за деньги, не за награды, а просто так, по велению души. Они могут совершить подвиг, а потом ещё и стесняться его. Какой дух должен быть внутри этих людей! И не существует на белом свете такой силы, которая могла бы победить, сломить или поставить на колени этот народ».
    В блиндаже офицеры, как уже стало традицией во время затишья, резались в преферанс. «Саня, ты бы поосторожнее был со своей Александрой Фёдоровной. Не дай бог, если про эту даму кто–нибудь из полкового начальства узнает, намылят шею и тебе и мне, а заодно и комбату» – предупредил Павел командира своего 3–го взвода, прапорщика Александра Архипова, как только вошёл в блиндаж. «Нет, вот что за народ? Уже успели настучать! Языки, как помело, машут ими во все стороны!» – возмутился прапорщик, тасуя колоду с картами. «Да народ тут ни при чём, просто я только что ходил посмотреть на новобранцев, а заодно и познакомился с вашей, с позволения сказать, «Величайшей особой» – ответил Павел на замечание Архипова.
    «Это что за Александра Фёдоровна? Или прапорщик у себя во взводе бабу завёл? Почему тогда мы до сих пор не в курсе?» – живо заинтересовался Мишка. «А от тебя Паша, я, честно говоря, не ожидал такого свинства, а ещё другом называется! Заныкал бабу! У друзей всё должно быть поровну» – обиженно заметил Михаил.
    «Давай, колись, Леонов, откуда вы бабу взяли?!» – тут же поддержали его остальные офицеры. Павлу пришлось рассказать во всех подробностях историю своего знакомства с «Александрой Фёдоровной». Офицеры, оставив игру, долго ржали, не в силах остановиться.
    Потом старший из них, командир 2–й роты капитан Мальцев, разворачивая в руках карты, задумчиво произнёс: «Смех смехом, а этот опыт стоило бы распространить в ротах, а то эти крысы с мышами уже совсем обнаглели, никого не боятся. У меня они сегодняшней ночью портупею погрызли, заразы! Однако продолжим игру, господа! Шесть пик!».
                ***
    Австрийские войска всю зиму пытались прорываться к Перемышлю. Но ценою огромных потерь 8–я армия генерала Брусилова преградила им дорогу и сорвала их наступление. К марту 11–я армия генерала Селиванова, наконец, получила подкрепление, подвезли осадную артиллерию и боеприпасы. В крепости к этому времени уже почти не оставалось запасов продовольствия, были забиты последние 13 тысяч лошадей, но этого было ничтожно мало для 130–тысячного гарнизона. 14 марта осадные орудия русских батарей начали мощную артподготовку перед решительным штурмом крепости.
    Рано утром 19 марта, израсходовав последние остатки продовольствия, австрийцы пошли в отчаянное наступление. В течение 9 часов 82–я пехотная стрелковая дивизия отбивала непрерывные атаки противника. Пулемёты трёх пехотных рот 1–го батальона заклинивало от перегрева, бойцы не успевали перезаряжать винтовки и валились с ног от усталости. Поле перед крепостью было усеяно тысячами трупов противника. Обезумевшие от голода и холода австрийцы, всё накатывали и накатывали на позиции батальона, не считаясь с огромными потерями.
    На участке 3–й роты они всё же смогли пробить линию обороны и прорваться в окопы русских. Начался рукопашный бой. Павел немедленно направил в помощь Михаилу свой 3–й взвод, после вступления которого в бой, атака была отбита. Австрийцы так и не смогли прорваться и, понеся огромные потери, отступили назад в крепость. Утром следующего дня командование крепости начало переговоры о сдаче. 22 марта крепость Перемышль пала. В плен было взято 120 000 солдат и 2500 офицеров противника. Россия встретила эти известия массовыми народными гуляниями и колокольным звоном. Газеты наперебой обсуждали такое долгожданное событие. Они прославляли славу русского оружия и русской армии, писали о подвигах солдат и офицеров, принимавших участие в осаде крепости.
    В 1–м батальоне 326–го Белгорайского полка солдатам к обеду было выдано по чарке трофейного шнапса, который где–то в подвале крепости раздобыли солдаты 3–й роты. Они тайно принесли его в количестве десяти ящиков и по–тихому припрятали в своей землянке. Употребление спиртного было в войсках самым строжайшим образом запрещено. Младшие офицеры батальона, после недолгих колебаний, попросили командиров нарушить этот запрет по причине одержанной долгожданной победы.
Командиры рот дипломатично им ответили, что могут и не заметить такого вопиющего нарушения, если всё будет происходить без злоупотреблений и под строгим контролем унтер–офицеров. В офицерском блиндаже в этот день тоже пили шнапс. Повод был двойной. Во–первых, конечно, отмечали взятие крепости. Во–вторых, подпоручика Михаила Каличева за проявленную храбрость в бою и пленение восьми австрийцев в ноябре 1914 года наградили высшей военной наградой – орденом Святого Георгия 4–й степени. Михаила рано утром срочно вызвали в штаб дивизии, куда уже приехал сам командующий армией генерал Селиванов, который лично вручил подпоручику Каличеву его высокую боевую награду.
   А днём в блиндаже собрались все, свободные от службы офицеры 1–го батальона. Там было шумно и весело. Офицеры радовались короткой передышке и завершению затянувшейся осады крепости, пили шнапс, шутили, рассказывали анекдоты и разные интересные истории, в основном из мирной жизни, по которой все сильно соскучились. Затем капитан Мальцев обратился к Михаилу с просьбой: «Михаил! Уважь нас, спой что–нибудь для души!». Офицеры дружно поддержали просьбу капитана. Кто–то принёс из роты гитару. Михаил настроил её и запел:

«Из–под вуалей мамаши
Слезу утирают тайком.
Оркестры играют марши
На празднике выпускном.

Читали любовные книжки
При тусклых свечах до утра
Восторженные мальчишки,
Вчерашние юнкера.

Ходили под барабаны,
Смотрели немое кино.
Как это было недавно,
Как это было давно.

Платьица гимназисток
Кружит вальс голубой.
Уходит досрочный выпуск,
С бала уходит в бой.

Щёлкают сталью затворы
Вычищенных стволов
В мраморных коридорах
Пажеских корпусов.

Гвардии офицеры
В походный становятся строй,
И каждому хочется первым,
Первым ринуться в бой.

Горят золотые погоны
На кавалерийских шинелях,
Несут своих всадников кони
Навстречу шрапнели.

Вчерашние гимназистки,
Им вслед помашите рукой,
Навечно внесённым в списки
Кавалерийских полков»

    После бесчисленных шумных поздравлений и торжественных тостов своих однополчан, Михаил вдруг поднялся с полным стаканом шнапса в руке и торжественно произнес: «Господа офицеры, попрошу вашего внимания! Я хочу выпить за своего лучшего друга и боевого товарища, Леонова Павла Николаевича, Он много раз выручал меня в трудную минуту. Вот и два дня назад, когда австрийцы прорвались на позиции моей роты, и казалось, что всем нам конец, Павел направил целый свой взвод нам на помощь, хотя у него тоже не хватало людей. За тебя, Паша!».

http://www.proza.ru/2019/09/03/398