XXI век начался Знакомство с историком

Я пережил не мало… в смысле проявления всяческих политических катаклизмов.
Застал правление Никиты Хрущева. Помню портрет нашего лидера в учебнике «Родная речь». Научился, видать, только читать и соседке по парте говорю, вот смотри мол – Хрюша! Учительница наша, Зоя Владимировна, наклонилась ко мне и так тихо-тихо, но до того внятно: - Никогда так не делай! До сих пор, вспоминая этот момент, содрогаюсь от ее тихого голоса.

Помню город Рудный, его барачный 39-ый квартал. С матерью ходил с утра, будучи еще дошкольником, в «хлебный», а потом просто по продовольственным магазинам. Почему-то тогда при наличии меня матери в два раза больше отпускали всякой немудреной снеди, типа пшенки или риса. Но больше всего мне нравился овощной ларек. Я находил осколок стекла, а мать им чистила мне морковку, и я ее с удовольствием хрумкал.

Из школьного детства всплывает эпизод, когда мы, трое пацанов, только научившись писать, что-то накарябали на тетрадном листе в косую линию разноцветными карандашами о Сталине и Хрущеве. Про одного что-то лестное, о другом не очень пристойное. И эту бумажку прятали в заброшенном и забитом городским мусором колодце ливневой канализации, пока один из нас не проболтался своей родительнице.

Это была суровая маманя. В застиранной некогда черного цвета спецовке из шаровар и куртки, в платке того же неопределенного цвета, завязанного на затылке. Работяга, одним словом, давно потерявшая мужа и воспитывающая четырех детей. Она подкараулила нас возле тайника, схватила меня и товарища жилистыми сильными руками, встряхнула хорошенько и тихо, но до омерзения жестко истребовала:
  - Где бумага?

  От неожиданности мы сразу все ей выложили. Она даже читать не стала. Истерзала бумажку на мельчайшие части и сунула обрывки в карман.

  - Если еще раз поймаю, головы по отрываю. Ясно?

  Это случилось где-то летом 1964 года. Даже тогда, когда Сталина уже как более 10 лет в живых не было и его главного ниспровергателя вот-вот в отставку спровадят, простой народ продолжал трепетать перед нравами, уходящей в историю сталинской эпохи. А мы то, откуда знали тогда в восьмилетнем возрасте кто «хороший», а кто «плохой»? Только от взрослых и, главное, близких взрослых!

  Законы психики, как и положено, сработали. Очередной импринтинг состоялся. Нравственные программы запущены. И какие бы доводы мне теперь не приводили, попробуй, вышиби из меня оценку Сталину и Хрущеву, ненароком высказанную отцом в момент, когда место в душонке моей для этого еще было девственно пустым и только и ждало, чтобы заполниться.

Осознав к зрелости этот механизм человеческой психики, мне делается понятным поведение, к примеру, внука боевого генерала с увесистым наградным «иконостасом» на парадном мундире. Внук в нынешнее время вдруг стал «оголтелым» сторонником радикального либерализма, доставляя родным массу неудобств и компрометируя деда-генерала. Дед ли, родители ли, или все вместе, не задумываясь, а может и намеренно, что не исключено, «ляпнули» в присутствии «несмышленыша» какую-то политическую ахинею и сделали его сразу «смышленым». И не важно, что ему тогда от роду было лишь несколько годков. А ныне они вместе в три поколения пожинают плоды своевременного импринтинга над отпрыском. Другим импринтинг просто не бывает. И ломают теперь родичи голову: откуда отпрыск стал таким, они-то другие?

Сталин... От отца всегда исходило уважение к этому человеку. Он в день своего рождения после первого и, как правило, единственного бокала шампанского обязательно вставал и пел припев знаменитой песни: «Артиллеристы, Сталин дал приказ...». Отец не артиллерист. Но песня, видать, запала в его душу. Да и по поводу своего несогласия с политической обстановкой в мире и в стране искренне произносил неизменное: «Сталина на вас нет...»

Эти люди рождены были при советской власти и прожили большую часть жизни в Советском Союзе. Они свидетели его эволюции и сами принимали в этом участие. Они сформировались как личности перед войной. В замкнутом пространстве советской действительности, которую и сопоставить было не с чем, за железным занавесом им в голову не могло прийти, что может быть иначе. И созрела потребность на старости лет окунуться в то время, в котором я не жил. Пропустить его через себя, сопереживая. Судьба предоставила такую возможность оказаться в прошлом: информация неожиданно лавиной обрушилась на меня. И давит она невыносимым на душу грузом, требуя разрядки.

Мне есть, что рассказать нынешнему поколению о том суровом времени, о военном лихолетье, в котором я и они не жили. Но душа требует сделать это так, чтобы не судить о нем с позиции конъюнктуры нынешнего момента в ущерб славному прошлому или просто обыденному и неотъемлемому того времени, и не дай Бог, все преподнести с позиции закоренелого идеолога. Представить и помочь принять другим то время как должное и не зря прожитое людьми, но через здоровый народный патриотизм, к примеру, как у «Бессмертного полка». И непременно как-то связать то время с нынешним.

А началось все со следующего.

Мой отец в августе 1941 года в семнадцатилетнем возрасте был направлен районным военкоматом г. Уфа в челябинскую школу военных авиамехаников. В середине декабря 1942 года оказался в действующей армии: попал в 42-ой авиаполк 36-ой авиадивизии дальнего действия, и прослужил в ее частях до марта 1950 года, демобилизовавшись в звании старшины будучи техником бомбардировщика Ил-4.

Сколько себя помню, отец при каждом удобном случае неоднократно пересказывал эпизоды своей военной молодости.  Это были незамысловатые, порой веселые, а иногда и грустные истории из жизни механика бомбардировщика Ил-4 и его товарищей в годы войны и после нее. Вспоминал отец то время охотно, с каким-то неподдельным благоговением.  Даже на склоне лет, видно было, как загорались глаза его при этих воспоминаниях…

Я сделал часов двенадцать аудиозаписей бесед с отцом для себя на память, даже не думая перекладывать когда-либо эти воспоминания на бумагу.  Но когда в Интернете обнаружил книгу «Записки воздушного стрелка-радиста» Жандаева Мукатая Жандаевича, идея написания книги этих воспоминаний меня захватила.
 
Автор «Записок…» повествует о тех же событиях, что я с детства слышал не раз от отца! Стрелок-радист Жандаев даже якобы летал в экипаже «Ила», механиком которого был мой отец. Но, к сожалению, он так и не вспомнил этого казаха, ставшего впоследствии знаменитым казахским ученым.

Я уже накрапал страниц пятьдесят отцовских воспоминаний, когда в поисках дополнительной информации по теме в Интернете неожиданно наткнулся на публикации крупного специалиста по истории Авиации дальнего действия – ученого, историка и писателя, Анатолия Михайловича Сергиенко. Я узнал, что живет он чуть ли не под боком, в Белгороде. А так как его статьи я обнаружил на интернетресурсах КПРФ, то через областной комитет партии без особого труда узнал его номер домашнего телефона. Осмелев, позвонил. Бодрый мужской голос ответил мне. Я представился. Узнав, что от него хотят, Анатолий Михайлович предложил, как будет готова рукопись, он готов будет ее посмотреть.

Можно сказать, что я в наглую напросился к нему в гости, и он, человек интеллигентный, не спровадил меня. За что я ему весьма и весьма благодарен. После нескольких посещений историка, я даже и не заметил, как втерся к нему в доверие. И закрутилось!

В первую встречу он подарил мне две своих книги. Одна из них – это первый его труд по истории 8-го Смоленского авиационного корпуса дальнего действия, в частях которого и служил мой отец. Историк потребовал, чтобы я непременно изучил эту брошюру, потрепанную временем и слегка уже пожелтевшую, и рассказал историю ее создания.

В 1973 году в Иркутске отмечалось тридцатилетие создания 8-го Смоленского авиационного корпуса дальнего действия. К тому времени 8-ой Смоленский дальнебомбардировочный авиационный корпус ВВС СССР был действующим. В Иркутске располагался его штаб. На празднование был приглашен Главный Маршал авиации Голованов А.Е., но по каким-то причинам, независящим от организаторов, не был обеспечен борт для его доставки. Главного маршала представлял на мероприятии ГСС генерал-лейтенант Серафим Кириллович Бирюков. Материал для главного доклада готовил лектор политотдела корпуса майор Сергиенко А.М. Доклад делал заместитель командира корпуса генерал-майор Подольский Владимир Данилович.

В поселке Серышево Амурской области, где в то время базировалась одна из авиадивизий корпуса, политотделом дивизии была оперативно издана брошюра под названием «Мужество, рожденное в боях (Краткий исторический очерк боевого пути части)», автором которой был кандидат исторических наук майор Сергиенко Анатолий Михайлович. Это брошюра оказалась первой в ряду последующих работ по истории Авиации дальнего действия историка Сергиенко... Но к этой истории оказалась еще и прелюдия, о которой расскажу чуть погодя.

Помню одну из встреч с историком. Мы договорились, что Анатолий Михайлович передаст мне очередную часть переписки с ветеранами 8-го авиакорпуса ДД. Но, видать, он был занят, и собрать вовремя письма не успел. Завел меня на веранду, достал из шкафа несколько объемных папок и предложил самому из них «выуживать» письма.

Открываю первую из папок… и обомлел. Передо мной лежал пожелтевший лист формата А4 со схемой полета на боевое задание от 23.06.41 г. 53-го ДБАП на Кенигсберг и Данциг. По экипажам, по звеньям, кто за кем следовал. 
 
А на днях перед этим я ознакомился с «Боевыми потерями 40 БАД» с первого дня войны до ее расформирования весной 42-го года из электронных баз «Мемориала». Схема относилась к первому боевому вылету 53-го ДБАП. Полет был ночным. В период с 0:30 до 1:00 было сброшено 110 ФАБ -100 с высоты 7000 м. При возвращении два экипажа из 14 не дотянули до базы 50-60 км, вынужденно приземлились на «брюхо» на своей территории в связи с нехваткой горючего. Самолеты оказались разбитыми, восстановлению, видать, не подлежали. И поэтому, как видно из электронного документа, были списаны, а экипажи остались живыми… Однако какого-либо продолжения схемы в этой папке не оказалось. Схема и ничего более к ней. Я в запале рассказал об этом историку и, видя мой живой интерес к бумагам, он позволил мне все эти папки забрать с собой и не спеша ознакомиться с их содержимым.

А теперь пора вернуться к прелюдии. Вот что поведал Анатолий Михайлович, когда уже впитавши определенный объем информации, я в очередной раз посетил историка:
«В 1970 году вышла моя книга «Амурцы - Герои Великой Отечественной». В это время я служил в Иркутске и исполнял должность лектора политотдела корпуса. Получив десять сигнальных книг, подарил одну из них начальнику политотдела генералу М. В. Бжезовскому. Прочитав моё творение, он спросил меня:

- Толя, вот ты прославил каких-то амурцев, а почему наш корпус, носящий имя Смоленский, стоит в Иркутске?

Я ответил:

- Чтобы это выяснить, надо ехать в Подольск.

Мне дали командировку. Через несколько дней работы в архиве я выяснил, что в годы войны в АДД было 8 корпусов. В декабре 1944, при создании 18-й воздушной армии на основе Авиации дальнего действия, дивизии 8-го бак были переданы в 1-й гвардейский авиакорпус, а управление 8-го авиакорпуса и 18-ый отдельный батальон связи отправлены на Дальний Восток для формирования из дальневосточных полков 19-го бомбардировочного авиакорпуса с матчастью Ил-4.

Кроме этого я установил дату формирования нашего 8-го Смоленского дальнебомбардировочного авиакорпуса, и предложил руководству корпуса подготовить и отметить 30-летие со дня его формирования, гвоздём которого должна стать история соединения. Для её написания я вновь выехал в архив и стал «потрошить» ветеранов. Когда материал был собран, я попросил месяц для написания истории. Мне его не дали. В личное время я состряпал суррогат, который ты должен превратить в нормальную книгу».

Вот такое предложение я получил от историка, а попросту написать на пару книгу об истории 8-го авиакорпуса дальнего действия – не больше и не меньше.