Нукус. Дети

Оглавление:

Вступление
Дети военного городка
Наши дети
Я и дети
Дети каракалпакские


Вступление

      Хоть я и сын военного, но в детстве пожить в гарнизоне, в отличии от моей жены, не получилось. Лена свои первые лет пятнадцать жила в гарнизонах. Родилась и первые пять лет она прожила в гарнизоне под Феодосией, который был секретным настолько, что имел, кроме полузакрытого названия «Объект-712», ещё два открытых: «Феодосия-13» и «Симферополь-32». Теперь – это крымский посёлок Краснокаменка. Потом ещё десять она провела в гарнизоне, носившим закрытое название «Тула-50», теперь это ПГТ Славный Тульской области. Мы вместе, после свадьбы и окончания мной училища, служили в 1 танковом полку 11 танковой дивизии, дислоцированном в Корневском гарнизоне Калининградской области. Так что военный городок в Нукусе стал вторым для меня и первым закрытым гарнизоном для наших дочек.

      У жены про жизнь в гарнизоне, особенно под Тулой, остались только самые хорошие воспоминания. Однако, Каракалпакия – это не Центральная Россия и Нукус – это не Тула. Тем не менее гарнизон нашего ГНИП для детей был очень хорошим местом жительства, в по крайней мере для нашей старшей дочери Тани. Всего 4,5 года мы жили тут, но именно эти годы стали для Тани годами, когда она осознала себя полноценным человеком, а есть поговорка, «У человека там Родина, где он осознал себя личностью». Наша младшая Даша не успела добраться до такого уровня осознания, ведь когда мы уехали мы из Нукуса, ей было всего 5,5 лет, но и она Нукус вспоминает с теплотой.


Дети военного городка

      Детей в военном городке было много. Офицеры всё больше молодые, женатые, в каждой семье в среднем по 2 ребёнка. Я как-то прикинул и у меня вышло порядка 300 детей на момент нашего там пребывания. А ведь многие семьи гражданских служащих СА хоть жили в городе, но их дети ходили в наш садик и/или в нашу школу. Руководство города и республики тоже предпочитало своих детей к нам в школу устраивать – уровень образования у нас был явно выше, чем в любой другой школе Нукуса. Так что число детей в гарнизоне в учебный день могло достигать 400, а то и больше.

      В школе дети городка не только учились. Они в обязательном порядке занимались облагораживанием пришкольной территории: закапывали какие-нибудь деревья и кусты, высаживали цветы. Особенно ловко получалось выращивать касмею. Это высокие, красивые растения с разноцветными ромашковидными цветами. Их лепестки, особенно все оттенки красного, девчонки обрывали, слюнявили и приклеивали в виде маникюра на пальцы, а особо крупные лепестки – на губы. Красота, конечно, невозможная, но получалось смешно. Кроме общешкольных забот с растениями, у каждого класса на территории школы был свой участок земли на котором они что-то культурное, желательно съедобное, сеяли и выращивали. Класс полностью отвечал за свои посадки – от закапывания семян и до сбора урожая, если такой удавалось вырастить. Также дети, вместе с нами, по весне сажали цветы, кусты и деревья во дворах ДОСов.

      В гарнизоне для детей, по тем, ещё советским, меркам было всё: ясли с садиком, куда брали детей от полутора до семи лет; полноценная школа-десятилетка с какими-то кружками и спортивными секциями; магазин со школьно-канцелярскими и детскими товарами, настоящие дворы между домами с детскими площадками и даже гаражи, где можно было поиграть со сверстниками. Но самым классным местом, по мнению моей старшей дочери, была, конечно, пустыня, квадратные километры которой занимал наш гарнизон.

      Для совсем маленьких детей, какой была по приезду в Нукус наша Даша, при гарнизонном магазине действовала молочная кухня, куда привозили детские молочные продукты из города. Конечно, как и в городе, идти за молочкой приходилось к четырём часа утра, но вероятность того, что молоко будет подкисшим, а творожок испорченным, как это случалось в городе, тут была минимальна. Тут ожидать раздачи было существенно веселее и интереснее, чем в городе, ведь кругом свои ребята, а не какие-то незнакомые люди.

      В пустыне и во дворах проходила бОльшая часть жизни наших детей. А заняться там было чем. В гарнизонной пустыне они ловили ящериц и скорпионов, наблюдали за тушканчиками и ежами, сусликами и сурками. По весне собирали охапки цветов, выкапывали среди верблюжьей колючки «секретики» и прятали туда свои очень важные штучки, чтобы потом потерять или просто забыть про них. Во дворах гуляли со своими и ухаживали за дворовыми собаками, ловили курей, перелетавших к нам через забор из Коскуля, гоняли коров, каким-то образом забредавших оттуда же. В гаражах, где постоянно строились всё новые линии, прыгали с крыш в кучи песка, которые образовывались при строительстве боксов и рытье нами погребов. Среди них же играли в прятки и догонялки. По осени дети производили набеги на росшие около штаба строительного управления деревья джиды (её иногда ещё называют среднеазиатскими финиками), собирая внешне похожие на маленькие финики, но с совершенно другими плодами, обладающими сладковатым вкусом и мучнистой мякотью.

      Одним словом – раздолье. Для нас, родителей, самым хорошим была уверенность в полной безопасности и защищённости детей, даже тогда, когда они часами играли вне дома сами по себе, без нашего присмотра. Умный и порядочный гарнизонный народ только усиливал в нас такую уверенность.

      Что занятно: я ни разу не слышал жалоб от своих детей ни на жару и пыльные бури летом, ни на холод и пронизывающий северный ветер зимой. Для них это было естественно. Разве что зимой они выражали своё неудовольствие отсутствием снега и невозможностью, в связи с этим, поиграть в снежки и слепить снежную бабу, как они это делали в России.

Наши дети

      Друзей и подруг у наших детей было много и в детском саду, и в школе, и во дворе. Чаще всего это были одни и те же ребята: с ними ходили в одну садиковую группу, потом с ними же в один класс школы, они же были соседями по подъезду и во дворе. Лучшими друзьями нашей младшей Даши были пацаны: сосед по лестничной площадке Антон Смолин и младший сын Коли Рябчука. У Тани, в силу возраста, круг общения был шире. В кругу этом всё больше девочки: Инга Пекарская, Наташа Кожевникова, Оксана Бакулина, Наташа Тужилкина. Были и мальчики: Саша Матусевич и Коля Белоногов. Таня их всех до сих пор помнит, хотя прошло более 30 лет, а с некоторыми иногда даже общается.

      Всякое происходило в жизни наших детей, некоторые эпизоды их жизни постараюсь описать тут.

      Наша старшая Таня очень любила ходить в пустыню и ловить там скорпиончиков и ящериц. Однажды прихожу я после работы домой, Лены (жены) ещё нет – у неё какой-то завал с отчётом. Дома Таня, она только что пришла с прогулки по пустыне во время которой наловила аж 12 ящериц разных видов. Ловила она их практически голыми руками – ни страха, ни брезгливости при этом не испытывала. Все ящерки были небольшими и сидели в одной литровой банке. Им там было тесно, они ползали по друг другу и даже иногда дрались. Дома дочь решила пересадить ящериц в трёхлитровую банку – там им будет просторнее, драться они будут меньше, а главное за ними проще будет наблюдать, изучая их повадки – для этого ящерки и собирались. Однако при пересадке одна ящерица убежала, и мы с Таней ползали по полу, пытаясь её найти. В это время в квартиру входит жена с Дашей и, увидев такую картину, забеспокоилась. Мы объяснили ей, что ищем сбежавшую ящерицу и предложили нам помочь, но Лена тут же поворачивается и уходит во двор со славами: «Домой не пойду, пока не поймаете. Посижу во дворе». К счастью ящерицу поймали мы быстро, минут за 10-15, жена вернулась в квартиру, но к ящерицам близко не подходила – побаивалась. Держали мы их дома не долго, за пару дней Танина научная программы была выполнена, мы отнесли и выпустили ящериц на волю в пустыню.

      Также Таня приносила домой скорпионов. В Нукусе водились разные виды: крупные зеленоватые, помельче жёлтые и самые маленькие чёрные. Самыми ядовитыми считались чёрные, но как оно на самом деле было сказать не могу. Таня ловила их тоже голыми руками: в одной руке баночка, а в другой палочка, с помощью которой она в банку скорпионов загоняла. Собраны они были тоже ради науки. Таня кормила скорпионов мухами, обрывая им крылья, сороконожками и ещё какими-то насекомыми, наблюдая как скорпионы их едят. Как вынесла жена скорпионов в квартире – не знаю, только ради дочки и терпела, ведь боялась их больше, чем ящериц.

      Во дворе у Тани с подружками были подшефные собачки. Было их штук шесть – пара взрослых сук и их щенки. Девчонки играли с ними, но ведь одними играми не проживёшь. Кормить зверьков надо было каждый день для чего дочь таскала им из дома всякую еду.

      Особенно активно Таня занималась всякой живностью в первый год нашей жизни в Нукусе, пока не пришла пора ей пойти учиться в школу. Но и участь в первых классах Таня не бросала своих собачек, тем более, что у нас с её подачи появился свой коблёк-полуболончик, которого мы назвали Жук. У болонки моего непосредственного начальника Валеры Сергиенко внепланово родились два щенка. Кто был их папа сказать трудно, но вот так случилось – бывает. Один щенок был преимущественно чёрный, а второй почти весь белый, только уши и пятно над хвостом чёрные. Мы договаривались на чёрного, и даже кличку соответствующую придумали, но дети Валериного друга Валеры Тимашева тоже запросили чёрного. Так у нас оказался белый Жук. Хороший, добрый и необидчивый собачонок. Наша младшая Даша по молодости лет его очень любила, но странною любовью. Доставалось Жуку от её любви сильно, тот не обижался, не кусался и даже не рычал, но старался Дашу обходить дальней дорогой. Прожил с нами Жук 16 с лишним лет, в самолёте перелетел с нами на ПМЖ в Москву, ездил на поезде в гости в Ставропольский край и никогда от него никаких вредностей мы не видели. Даже последние три года жил в одной квартире с молодым котом, которого тоже Таня принесла.

      Любимым занятием у Даши, когда она не в садике, были поездки с нами на машине. Ей было всё равно куда и зачем ехать, лишь бы ехать. Наш Запорожец она любила не меньше появившейся потом «Шестёрки». Как только я выезжал из гаражной зоны она с Жуком наперегонки (наш полуболончик тоже любил поездить) бежала в машину. Любила она посидеть за рулём, пусть даже стоявшей машины, нажать сигнал, включить щётки и обмыв стёкол. Видимо поэтому уже в Москве с шестнадцати лет я начал учить её ездить на нашей «Семёрке», в восемнадцать она получила права и с тех пор всегда за рулём.

      Когда мы в выходной ехали на базар, то Даша была всегда с нами – на машине ведь ехали. На базаре от неё был вполне ощутимый толк – торговцы бахчевыми почему-то любили детей и при покупке большого арбуза и/или дыни презентовали ребёнку маленький бакшиш (в переводе с тюркского – взятка, подношение, подарок). Бабай выбирал маленький арбузик или дыньку и дарил ребенку.

      Одним из любимых мест летнего отдыха на природе у наших, как и у большинства нукусских детей, было, безусловно озеро Солёнка. Там у нас научилась плавать наша старшая, там же бултыхалась с двух лет и наша младшая. Вот только Таня загорала – у неё пигментация хорошая, а белокожую Дашу приходилось прятать под зонтиком и одевать на неё рубашечку. Тут же произошёл такой случай. Даша, ей тогда не было и двух лет, решила искупаться и позвала меня в воду. Сама бесстрашно и бодро пошагала вглубь озера, но чем дальше шла, тем медленнее – сопротивление воды и уменьшение сцепления ног с дном давали себя знать. Вот она зашла по грудь, по плечи, по шейку, но не останавливается, хоть и с трудом, но продвигается дальше. Я иду в шаге следом и пристально наблюдаю за дочерью, зная её некоторую безбашенность. Вот вода достала до рта, его пришлось закрыть, а голову поднять, вот еще шаг и на поверхности только её лицо иногда заливаемое мелкими волняшками. Но Дашино движение продолжается. Ещё шаг и под её ногами яма – не глубокая, сантиметров 15-20, но этого хватило, чтобы она вся ушла под воду. Но и тут она не дёрнулась, только остановилась, перестала дышать и широко открытыми серыми глазами смотрела из-под воды на меня. Я, конечно, её выхватил, боялся, что воды вдохнёт, но нет, только кашлянула пару раз и опять полезла в воду.

      Дети наши всегда относились друг к другу хорошо. Но и напряжённости были. Мы, как старшей, поручали то за Дашей во дворе присмотреть, то отвести или забрать её из садика. А у Тани свои дела с подругами, Даша в силу возраста поиграть с ними не могла и оставалась иногда без присмотра. Однажды, на Дашин день рождения мы, как было принято в гарнизонном садике и школе, купили конфеток, жена что-то сладенькое испекла, сложили всё в большое красивое узбекское блюдо и отнесли в группу, чтобы воспитатель раздала это детям за обедом. Забрать вечером Дашу и пустое блюдо должна была Таня. Она забрала, но подруги её отвлекли и, вручив авоську с блюдом Даше отправила её домой – дорога знакомая, не потеряется. Даша обречённо пошла к дому, волоча за собой блюдо. Авоська была длинной, поэтому блюдо тащилось по земле. В нашем дворе её встретила вернувшаяся с работы жена и увидела такую картину: Даша понуро идёт к дому, в руке держит авоську, а в той гремят по асфальту уже мелкие куски некогда прекрасного блюда. Блюда, конечно, жаль, но картина была настолько живописной, что ничего, кроме смеха, у жены не вызвала.

      С разбитой керамикой был и такой сюжет. У нас на кухонной полке стоял большой красивый коричневый керамический чайник, купленный ещё в Риге. Мы использовали его только при наличии большого числа гостей – такое случалось не редко. Как-то, играя во что-то на кухне, Таня смахнула этот чайник на пол и он, естественно, разбился. Разбился удачно, на сравнительно небольшое число крупных кусков. Обоснованно полагая, что за это мы можем её поругать, Таня придумала как исправить ситуацию. Она нарезала полоски бумаги, покрасила гуашью в коричневый цвет и склеила ими все куски чайника, использовав обычный силикатный клей. Проделав это, она искренне считала, что мы не заметим того, что чайник разбит, ведь он опять стоял такой же большой и круглый, но чуть менее красивый. Мы заметили, но поругать Таню не смогли, так как были удивлены способностью восьмилетней девочки так ловко склеить бумагой черепки, чтобы опять получился чайник. Он даже стал нашим семейным артобъектом, который мы показывали всем друзьям, приходящим к нам в гости. Это произведение мы не трогали несколько дней, но клей рассохся и чайник начал разваливаться. Все наши попытки его восстановить не удались – мы до сих пор удивляемся как это получилось у Тани.

      Наши дети, во время жизни в гарнизоне, очень любили играть в карточную игру «Пьяница» и настольную игру с шашками – «Чапай», надеюсь понятно о чём я. Особенно тяжело было играть с Дашей. Играла она хорошо, особенно в Чапая – координацией её Бог не обидел, но терпеть не могла проигрывать. Она, по молодости лет, была крайне азартна, импульсивна и не сдержана. При проигрыше карты и/или шашки летели на пол, крик на всю квартиру, слёзы ручьём. Успокаивали мы её одним способом – тоже кидали карты на пол, отворачивались и объявляли, что играть с ней, орущей, не будем. Азарт и желание отыграться, как правило, пересиливали, крики утихали, карты собирались, игра продолжалась. Выигрыш у Даши выражался не менее бурно, но с более положительной окраской. Это сейчас она стала внешне более уравновешенной и выдержанной – ей удаётся давить интеллектом эмоции, но внутри Даша всё такая же взрывная.

      В Нукусе одну из стен детской комнаты мы заклеили простыми белыми обоями и объявили детям, что на этой стене можно писать и рисовать всё, что угодно и чем угодно. Про такую штуку мы узнали ещё живя в Риге, но там реализовать её не смогли. А тут даже Даша, хоть и была маловата, но что-то на стене калякала. Таня восприняла это с бОльшим воодушевлением, рисовала и писала всякое не только она, но и её подружки, когда приходили к нам в гости. За 6-8 месяцев вся стена сплошь покрывалась текстами и рисунками и нам приходилось её заклеивать следующим слоем белых обоев. Жаль, конечно, но я ни разу не догадался сфотографировать стену перед её заклейкой – хорошая бы историческая фотка получилась.

Я и дети

      Я, по мере сил и возможностей, старался участвовать в жизни детей не только своих, но и вообще гарнизонных. Собственно, даже не всегда сам и не совсем по своей воле, но неоднократно приходилось изображать Деда мороза на утренниках в детском саду. В школе целый год вёл НВП (начальная военная подготовка) в единственном девятом классе.

      С Дедом морозом однажды получилось так, что пришлось вести утренник в садиковой группе моей младшей дочери Даши. Пытался было отказаться, но не удалось, директор садика объяснила, что заменить меня некем, что у меня хорошо получается и т.п.. Мало того, что я мог быть узнан дочерью, так ещё и резинового клея для приклеивания усов в садике не оказалось. Борода была, как обычно, на резинке. Пришлось усы клеить простым канцелярским силикатным клеем. Тот, кто делал себе освобождение от школы с его помощью, тот понимает, что это за пытка, когда такой клей свербит в носу.

      И вот вожу я со Снегурочкой хороводы, читаю стишки для детей, слушаю песенки и стишки в их исполнении, а у самого и сопли и слёзы лезут, голова начинает от этого клея гудеть и раскалываться. А бросить нельзя –утренник должен был длиться минут 40-45 и дети должны быть довольны. Даша иногда с подозрением посматривала на меня, но ничего не говорила, хотя в детстве была уж очень непосредственна и импульсивна – ожидать, что она, узнав меня, не объявит всей группе и родителям, пришедшим на утренник, что это не Дед мороз, а её папа, не приходилось. Но пронесло. Кое как, доведя утренник до успешного завершения, весь в слезах и соплях выскочил в комнатку, которая служила для нас со Снегурочкой гримёркой. Снегурка осталась фотографироваться с детьми, а минут через пять директор пришла за мной – дети требовали фотографий и с Дедом морозом. Пришлось идти, хотя слёзы ещё не все высохли, зато сопли уже не текли. Сфотографировался я, естественно, и с Дашей.

      Работа учителем по НВП в школе была не первым педагогическим опытом в моей жизни. До академии пять лет, пока служил в войсках, вёл занятия с солдатами и сержантами по всем темам: спецподготовка, политзанятия, строевая, уставы и др. Но там было всё по-другому – в армии солдаты и сержанты срочники, а здесь дети, даже подростки – девятый класс, 15 лет. По себе помню – это самый вредный возраст, когда уже хочется быть взрослым, но ни знаний, ни опыта пока нет, зато гормоны литрами плещутся в организме, призывая к подвигам. А ещё обострённая необходимость в правде и справедливости, которые понимаются очень своеобразно. Они всегда согласуются со стандартными нормами социалистического общежития, но сильно влияют на твоё поведение. Короче – идти учителем мне не хотелось, тем более в девятый класс.

      Школу, как и всю социалку в гарнизоне курировал наш замполит полковник Перминов. Предыдущий учитель, тоже из учёных нашей части, стал выпивать и в пьяном виде даже проводил иногда уроки. А тут подоспели новые выпускники академии, я и ещё один капитан Валера (фамилию не помню). Мы оказались самыми молодыми, да и начальники наших отделов, в отличии от их коллег, не смогли нас отмазать от столь «почётной» роли. Валере достался десятый класс, а мне девятый. Нагрузка у нас в школе была не большая – по два урока в неделю на каждого. Оба раза наши уроки были первыми, чтобы не рвать рабочий день.

      Итак, деваться некуда: «Приказ даден, будь добер», как говорит старая военная пословица. Изучив букварь по НВП, приблизительно поняв, что и как я должен преподавать, состряпав себе небольшую методичку для первого урока, пришёл в школу. Я помнил, что в моём детстве пацаны (девчонки ходили в это время на урок по домоводству) в начале урока встречали нашего НВП-шного майора-отставника, построившись у входа в класс. Дежурный по классу после команд «Равняйсь!», «Смирно!», докладывал ему о том, что класс к уроку готов. Тут такого не наблюдалось. Ученики сидели в классе, болтали, баловались, но встали и выжидательно притихли, когда я вошёл. Никакого доклада не последовало. После моего приветствия: «Здравствуйте товарищи ученики!» услышал лишь «Здрасьте!», да и то вразнобой и не ото всех. А ведь почти все они были детьми офицеров. Девочки тоже тут присутствовали, они вместе с пацанами изучали НВП. Домоводства, как я позже выяснил, в этой школе почему-то не преподавали.

      Представившись и познакомившись с классом приступил к изложению темы. По-моему, речь шла про воинские звания в СА и ВМФ. Рассказывая и слушая вопросы старался выяснить – кто в классе главный лидер, кто входит в группу лидеров. Сделать это оказалось не трудно – поведение ребят было достаточно непосредственным и открытым. Главным лидером оказалась одна симпатичная, крепенькая, небольшого роста, бойкая девчонка, сидевшая в центре класса. Звали её, по-моему, Катя. Она вела себя свободнее всех, могла и затыкала любого, если он что-то вякал не так, как ей казалось правильным. Рядом с ней сидел пацан, явно из её ближайшего окружения, а ещё один пацан и девчонка, тоже, как мне показалось, из лидеров сидели в других концах класса. Сделав такое наблюдение, по окончании урока пошёл в учительскую поговорить с их классным руководителем. Наблюдения мои оказались достаточно правильными, правда в классе был ещё один лидер с именем Вася, который был в контрах с Катей, противостоял этой руководящей четвёрке и имел несколько человек поддержки, которых мне классная перечислила. В тот день на моём уроке Васи не было – приболел.

      Выяснял я про лидеров не просто так, а хотел попытаться привлечь их к управлению классом в роли командира взвода и командиров отделений. Лидеров получилось 5 человек – получалось, что есть взводный с замом и три комода (командиры отделений). Всего в классе, на сколько я помню, было 28 учеников, шестеро поддерживали Васю, остальные были за Катю. Так и решил: командиром взвода решил назначить Катю, её ближайшего друга замкомвзвода, других двух лидеров из Катиного окружения и Васю – командирами отделений. Своё решение огласил на втором уроке. Как и ожидалось, противодействия не было, только Васина команда побухтела немного, так как считала его более подходящим на роль командира взвода. Но сам Вася, будучи неглупым парнем с моим решением согласился, видимо понимая, что со всем классом, поддерживающим Катю, ему не справиться.

      Закончив с оргштатными назначениями, перешёл к организационным. Во-первых, потребовал от Кати перед уроком строить взвод в коридоре перед классом и докладывать о готовности к проведению занятия по НВП. Во-вторых, напомнил командирам, что в армии есть правило, в соответствии с которым командирам на занятиях оценка ставится так: «Два за знания, два за звание». Объяснил, что на моих занятиях должен быть идеальный порядок, что уроки будут выучены, что ответственность за это несут командиры и только в этом случае указанное правило будет действовать. Для комвзвода и её зама в полном объёме, а для комодов не плюс два, а плюс один. В противном случае баллы из оценок наоборот буду вычитать в той же пропорции. В-третьих, сказал, что у меня каждый урок будет начинаться с летучки по предыдущей тематике и каждому будет выставлена оценка. Ответы на уроке, если они будут, учту при выставлении общей отметки. Буду учитывать и хорошие вопросы, ведь зачастую заданный вопрос точнее говорит о знании предмета, чем ответ.

      Все эти меры сыграли уже на третьем уроке. Был и строй и «Равнясь!», и «Смирно!», и доклад, и летучка. Был порядок в классе – бардака не было и раньше, но сейчас всё было почти идеально. Командиры серьёзно подошли к своим обязанностям, бдительно следили за дисциплиной в своих подразделениях, сами готовились к моему уроку и подчинённых подталкивали. Приятно было то, что для Кати правило «Два за знания, два за звание» применять не потребовалось – очень сообразительная и добросовестная девчонка оказалась – учила не только букварь, но и много чего вокруг, так что пятёрки я ей ставил именно за знания. Но неполная разборка и сборка автомата, стрельба в тире, строевая, как и многие другие практические навыки, лучше давались Васе, который тоже был у меня отличником. Однако плюс один за теорию, в соответствии с правилом, ему иногда приходилось добавлять.

      Учителем я проработал только один год. Нравилось ли мне эта деятельность – наверное да, нравилась, особенно после того, как окончательно устоялись введённые мной правила. Потом меня заменил выпускник академии следующего года, но мои ученики вполне уважительно здоровались со мной до самого окончания ими школы.

Дети каракалпакские

      Детей каракалпакских мы могли видеть в Коскуле, да и по городу их было богато – рождаемость в Каракалпакии тогда была высокой. И то сказать, в мою бытность там обреталось около 150-170 тысяч человек, а сейчас, по данными из Википедии, уде более 300 тысяч. Понятно, что Нукус растёт не только за счёт рождаемости, но больше за счёт переселяющихся сюда из других городов, и сёл республики. Отсутствие там работы, плохие условия жизни, наступление пустыни и т.д. и т.п., всё это подталкивает людей в столицу. Правда едут не только в Нукус, но, как многие в Узбекистане, переселяются и в Россию. Даже в Хатуни (в том районе Подмосковья у нас дача) я видел несколько каракалпакских семей, одна из которых уже получила российское гражданство.

      Но всё-таки к детям. В самом деле рождается их много, но и детская смертность не становится меньше (а она была самой высокой среди всех регионов СССР), а то и увеличивается. Вот что пишут в статье «Демографическая ситуация Каракалпакстана и ее территориальные различия», опубликованной на сайте studwood.ru:

      «Относительно высокая смертность населения сегодня отмечается в Приаралье, где сложилась сложная социально-демографическая ситуация. Здесь, по существу, обозначались признаки демографического кризиса: высокая детская и материнская смертность, плохое состояние здоровья всего населения, низкая средняя продолжительность жизни. В последнее время четко определилась тенденция ухудшения общефизиологических характеристик населения, наметились признаки нарушения генофонда коренных жителей региона.
      По показателям детской смертности (17,4%) Каракалпакстан занимает одно из первых мест в Узбекистане. Это проблема для Каракалпакстана является острой, особой проблемой, имеющей социальную значимость.
      Причины детской смертности в республике связаны с ухудшением экологической и экономической обстановки, с ранними браками, частым родами, с чем непосредственно связано состояние здоровья матери и ребенка. По данным ВОЗ, смертность среди детей, рожденных с интервалом менее года, вдвое выше, чем среди детей, рожденных с интервалом два года и более.»

      Таким образом, за годы «независимости» Узбекистана к лучшему ничего не поменялось, становится только хуже.

      Жалко было смотреть на детей караклпакских, особенно зимой. Сергей Роговой рассказывает: «Едешь от КПП в город зимой на мотоцикле по улице Беруни — каждый шов шинели чувствуешь, как через него холод проникает. Минус 10-15 градусов, не выше. Вижу улицу переходит мальчонка, лет 7-8-ми. Одет: цигейковая шапка детская с ушами, пиджак со взрослого плеча, галоши на босу ногу. И все!!! Даже трусов нет. За собой, держа его за руку, тащит малыша поменьше, одетого также. Мне от их вида стало еще холоднее».

      Примерно такие картины наблюдали все мы, когда зимой в тёплой машине выезжали в город. Многие дети грязные, в соплях, видно, что хронически голодные, болезненные, из одежды – обноски за старшими братьями и за взрослыми. Ничего не изменилось, по-видимому, и сейчас. Да уже и не изменится – вода в Амударье не появится, Арал снова морем не станет, тугаи не вырастут. Зато из каракалпаков продолжают делать земледельцев, пытаясь теперь уже высохшее дно Арала превратить в леса и сады. Видел я как-то в телевизоре фильм про это, выглядит тупо и грустно от этого.

      Только дети высокопоставленных госчиновников и крупных бизнесменов хорошо и красиво одеты и обуты, полноценно и вкусно накормлены, учатся в лучших школах и ВУЗах. Но ведь и они живут в экологически опасном регионе, их геном также подвергается давлению ядовитых земли, воды и воздуха, пусть и в меньшей степени.

      Вот и наши дети там росли. Быть может и поэтому мы с женой до сих пор не дед и бабушка, а молодящиеся человеки. Не хотел на такой ноте заканчивать этот рассказ, но на другой не получилось…