Мусор

     Я не бог. Я просто бессмертен. Я застрял в мире людей навсегда. Наверное, боги смеются надо мной.


     Однажды я был в скверном расположении духа, за окном шел дождь, и соседи орали за стеной. Я взял пистолет, повертел его в руках и выстрелил себе в голову. Резкая, пронизывающая боль на мгновение. Я падаю на пол, но, к удивлению своему, скоро поднимаюсь. Не придал значения, решил, что рука дрогнула, и пуля прошла мимо, задев вскользь.  Сильнее прижал дуло пистолета к виску и выстрелил еще раз. Опять резкая боль на мгновение, падение, кратковременная потеря сознания, и я опять поднимаюсь. Отказываюсь верить в случившееся, стреляюсь еще раз. И ничего. И еще раз. И опять ничего. Может, пистолет не заряжен. Проверяю обойму. Обойма на половину пуста. Отбросил пистолет, подошел к зеркалу. В нем по-прежнему увидел свое отражение. Ходил из угла в угол, не знал что думать. На звуки выстрелов сбежались соседи. Я сказал им, что стрелялся, но все благополучно, только голова болит немного. Когда они разошлись, позвонил неврологу. Тот успокоил, сказал, что это пройдет, сказал не думать об этом. Я, конечно, не мог не думать: что пройдет? что это? почему мне не думать об этом?  Он, вообще, понял, что я ему сказал? Перезвонил еще раз. Невролог подтвердил, что он все понял и повторил сказанное ранее. После я и вправду успокоился и, рассматривая свое отражение в зеркале, думал о жизни после жизни и о радости быть живым.


     Вскоре обо мне прослышал профессор с соседней улицы. Он и прежде слышал обо мне от невролога, но тогда я еще не стрелялся. Мы встретились в людном месте, говорили о разных вещах. Мне показалось, он знает о чем говорит. В конце нашей беседы он предложил провести эксперимент в научных целях на благо человечества. Почему бы и нет, если на благо, подумал я и согласился. Мы заключили договор.


     Теперь меня убивают каждый вечер. Собственно, это не убийство в обычном смысле. Это какое-то ритуальное убийство. Ведь того, кто бессмертен, нельзя убить просто так, выстрелив в голову. Хотя на первых порах они применяли именно мой пистолет, стреляя мне в висок, лоб, затылок, памятуя, что я добыл бессмертие именно выстрелом в голову. Но результатов не было, и они отказались от пистолета.


     Умирать всегда больно. Бессмертие не избавляет от боли. Жалею, что заключил договор. Соблазнился на большие деньги. Не знаю, в чем суть эксперимента надо мной. Я думаю, они преследуют большие цели. Но мне о них ничего не известно. Я могу лишь догадываться. В начале, я верил в благие цели. Потом эксперимент стал меня утомлять. Более чем странные методы его наводили на грустные мысли. Я начал задумываться. Какое благо можно извлечь для мира, убивая человека? Это противоестественно, даже если это всего лишь эксперимент – это противоестественно. К тому же, невозможно умирать каждый вечер. Думаю, это не под силу даже героям, тем более не под силу личностям вроде меня. Я пробовал изложить свои мысли профессору. Профессор выслушал меня, но обсуждать не стал. Он уже не так словоохотлив, каким был при нашей встрече в людном месте.


     Со мной каждый раз одно и то же происходит. Меня усаживают в машину и везут по каким-то незнакомым мрачным улицам, на которых всегда идет дождь. Потом – заброшенный дом с аллеями, мусор, темные длинные коридоры и небольшая узкая комната с луной в окне. В комнате два человека в белых халатах. Один снимает с меня рубашку, заламывает мне руки за спину и крепко удерживает их. Другой достает из шкафчика на стене нож и приставляет мне его к сердцу. Неприятное ощущение. Хочется освободиться. Но первый в белом халате крепко сжимает мои руки. Затем резким движением второй в белом халате вонзает мне нож в сердце. Сильная боль. Но это только на мгновение. В следующее мгновение я бесчувственно падаю на пол. Двое в белых халатах склоняются надо мной. Ждут момента, когда из меня что-то выйдет: бес, душа или сама жизнь. Но их ожидание напрасно. В конце концов, они устают, распрямляются и просят меня закрыть глаза. Я закрываю. Мир исчезает. После всего появляется судмедэксперт. Он осматривает меня и составляет заключение о смерти.


     Мир возвращается, когда я вновь открываю глаза. Большая светлая палата. Напротив, у стены, вижу молодого человека лет двадцати пяти. Он сидит на стуле и монотонно раскачивается.


     Привет, говорю я ему, ты кто?


     Я шофер, отвечает он, уснул за рулем, проснулся уже здесь.


     Говорю, что я автослесарь и у нас есть общая тема для разговора. Он молчит, не отвечает, раскачивается на стуле из стороны в сторону и вновь повторяет: я шофер, уснул за рулем.


     Заходит профессор. Справляется о моем самочувствии. Говорю, что болит здесь и показываю на сердце. Он тут же записывает это в своих бумагах и спрашивает о вчерашнем убийстве. Я плохо помню, мне нечего сказать. Профессор опять что-то записывает, вздыхает и говорит, что придется повторить. Я указываю на шофера на стуле. Спрашиваю, нельзя ли убить его вместо меня, хотя бы один раз. Профессор отрицательно качает головой: нельзя, он уже убит; он не для этого здесь. А для чего он здесь? Профессор не считает нужным отвечать мне – вопросы здесь задает он.


     Профессор уходит. Я остаюсь с убитым шофером. Смотрю на него, и мне совсем не хочется быть убитым. Ему, наверное, тоже не хотелось в свои двадцать пять. Однако случилось так, как случилось. Он за рулем уснул. Моя история тоже не выглядит привлекательной.


     Следующим вечером в плохую погоду меня вновь усаживают в черную машину, которая медленно катит по мрачным дождливым улицам. Потом откуда-то из тумана возникает большой заброшенный дом с аллеями. Выходим из машины и идем к дому. Вокруг разбросан строительный и бытовой мусор. Дурно пахнет. Воронье. Где-то неподалеку воет собака. Входим в дом. Идем темными длинными коридорами. В какой-то момент понимаю, что я остался один и сопровождающие меня лица в строгих костюмах куда-то исчезли, или затерялись в этих темных лабиринтах. Приходит мысль: не сбежать ли? И я куда-то иду и сворачиваю, ищу выход, но всякий раз неизменно подхожу к единственной двери. Другой нет. Я обходил все. Ничего не остается, как открыть дверь. Узкая комната с луной в окне. Двое в белых халатах ждут меня. Затем нож у сердца и резкая боль на мгновение, от которой я валюсь на пол. На этом все, если не брать во внимание, что я опять позволяю миру исчезнуть. Мира больше нет. Хорошо, что мира больше нет. Побуду без мира. Пусть и мир отдохнет от меня.


     Из-за этой бесконечной череды убийств я потерял счет дням. Не знаю, сколько все это длится со мной: месяц, два, три, а может быть год прошел. Хотя я и не имею теперь правильного представления о времени, но мне кажется, эксперимент надо мной неоправданно затянулся. Мне кажется, их совсем не интересует мое бессмертие. Или уже не интересует. Того, кто берет в руки оружие, уже не заботят мысли о бессмертии. Нет, это не научный эксперимент. Он стал иным, утратил свою значимость и ценность. Это обыкновенное убийство. Я не могу более мириться с этим. При нашем знакомстве профессор показался мне человеком, который знает, что говорит. Я ему поверил. Но, по-моему, он не знает, что делает. Он знает, что говорит, но не знает, что делает. Лучше было бы, если бы мы просто поговорили с ним тогда и расстались. В моей памяти он остался бы как человек, который знает, о чем говорит, а не как человек, который не знает, что делает. Я далек от мира науки, далек от истин, но не стал бы убивать одного и того же человека бесконечное число раз. А они это делают. А они в это верят. Верят, что человека можно убить не раз и не два, а бесконечное число раз. Я не могу более мириться с этим. Неправильно все это. Нужно остановить этот страшный эксперимент.


     И вот наступает очередной тоскливый вечер. Мне опять умирать. После продолжительного катания по городу и прогулкам по коридорам попадаю в комнату убийств, где два палача в белых халатах по обыкновению ждут меня. Один из них привычно собирается снять с меня рубашку, а другой направляется к шкафчику с ножом. Теперь самое время! Нельзя больше медлить! Действую молниеносно. Первым же ударом кулака я отправляю на пол того, кто снимал с меня рубашку. Другой уже открыл шкафчик, но замер возле него в нелепой позе, увидев валяющегося на полу напарника. Пользуясь его замешательством, стремительно делаю шаг вперед, отталкиваю его от шкафчика, хватаю нож и наставляю на того, кто прежде убивал меня много раз. Вижу ужас в глазах того, кто прежде убивал меня много раз. По всему видно, что он ценит свою ущербную короткую жизнь гораздо дороже моего бессмертия. Я не собираюсь убивать его, делаю вид, упиваюсь ужасом в глазах его. Он жмется от страха к стене и осторожно, без резких движений, пробирается к спасительной двери. Его напарник уже поднялся с пола и тоже крадется к двери. Подобравшись совсем близко к ней, они, толкаясь, протискиваются в нее и закрывают ее за собой на ключ. Я остаюсь один в комнате с луной. Кладу нож обратно в шкафчик на стене. Сегодня он не пригодился. Хороший нож, но бесполезный сегодня. Подхожу к окну. А окна и нет. Оно нарисовано и луна в нем. Как-то глупо все, примитивно. Зачем мое убийство обставлено такими глупыми декорациями? Дождь, заброшенный дом и это нарисованное окно с луной. Это словно какая-то компьютерная игра, какой-то симулятор смерти, и я – главный персонаж ее. Что, если так и есть на самом деле?  Очень похоже. Нет, это уже слишком. Мне этого не понять. Сажусь на пол, жду дальнейших событий. Смотрю на нарисованное окно и луну в нем.


     Через неопределенное время щелкает дверной замок, дверь открывается, и входит профессор. У него строгий недовольный вид. Выводит меня из комнаты и предлагает следовать за ним. Кабинет профессора находится всего в нескольких шагах напротив. Усевшись, он достает какие-то бумаги, показывает их мне и говорит, что я нарушил условия договора. Я отвечаю, что мне все равно и разрываю его. Жизнь не мерят деньгами, тем более – бессмертие. Говорю, что отказываюсь от прописанной здесь суммы, и что профессор может забрать все себе. Поднимаюсь с кресла и иду к выходу. Профессор кричит что-то мне вслед. Кричит, что оставляет за собой какое-то право. Я не слышу его.


     Выхожу на улицу и иду домой. На улице все давно знают, что я бессмертен, оглядываются, перешептываются. Я не обращаю внимания и иду домой. Ничего на улице не изменилось с тех пор, как я был убит сто раз. Я столько раз позволял миру исчезнуть, а вернувшись, нашел его прежним.


     Вот и мой дом. Открываю дверь, захожу. Дверь тут же громко захлопывается за мной. Как-то все подозрительно знакомо. Нет, это не мой дом. Я только что пришел туда, откуда недавно вышел. Это не мой дом. Это все та же жуткая комната, в которой меня убивают каждый вечер. Высокий потолок, лампочка под ним, небольшие шкафчики на стенах, в одном из которых хранится орудие убийства, и нарисованное окно и луна в нем. Пробую выйти, но дверь предусмотрительно заперта на ключ с другой стороны. Я в бешенстве. Бью в дверь изо всей силы. Но дверь не поддается, мне не сломать ее. Стараюсь успокоиться и обдумать свое положение. Что-то случилось со мной в пути. Наверное, я больше не узнаю улиц, по которым ходил прежде. В моем сознании и памяти теперь другие воспоминания. Я помню теперь только те улицы, по которым каждый вечер траурная машина возит меня на казнь. Еще есть этот проклятый договор. Я невнимательно читал его. А следовало быть внимательнее, подписывая договор со смертью. Но меня волновали только деньги. Из всего договора я запомнил только сумму, которую мне выплатят по окончании эксперимента. Но ведь я теперь разорвал его. Пусть и в одностороннем порядке. Разве так не делается? Я отдаю им все деньги, отказываюсь от них, отказываюсь от обязательств по эксперименту. А они все равно не хотят отпустить меня. Почему они не хотят отпустить меня? Пусть бы нашли другого сумасшедшего, а меня оставили в покое. Разве я единственный сумасшедший на этой планете? Но им нужен только я. Глупцы. Таких, как я, может быть, сотни и тысячи. А они по-прежнему цепляются за меня, словно и вправду верят, что через меня будет облагодетельствован мир. Мне нет никакого дела до мира, и я не знаю в чем его благо. Послать бы мир к черту, но он и так движется в том направлении. Я должен был умереть сегодня, но решил этого не делать. Похоже, умереть все-таки придется. Подхожу к одному из шкафчиков и открываю его. В нем лежит нож. Беру нож в руки, рассматриваю его. Нож самый обыкновенный, нет ничего примечательного. Между тем, я был убит им раз сто. Никто посторонний, увидев его, не скажет, что это нож для убийств. Сейчас он не выглядит бесполезным, как полчаса назад. Хочу положить нож, но зачем-то иду к противоположному шкафчику. Шкафчик пуст. А что я надеялся увидеть в нем? Может, следует положить нож сюда, в этот пустой шкафчик. И все пойдет не так, и ритуальный спектакль убийства моего обессмыслится, и я получу долгожданную свободу. Или же все иначе совсем. Этот спектакль никогда не закончится, если я вновь не убью себя. Никто не в силах убить меня, пока я сам не убью себя. Это так очевидно. Нужно вновь сделать это. Почему я раньше не додумался? Я был бы сейчас свободен. Чувствую в себе прилив сил, какое-то пьянящее вдохновение от внезапно пришедшей мысли. Срываю с себя рубашку и бью ножом в сердце. Как же больно! Убивать себя самому много больнее, чем делали те двое в белых халатах. Закрываю глаза. Мир исчезает. Я опять остаюсь без мира. Однажды я стану бессмертным. Как Бог. Я закрою глаза и не дам миру исчезнуть.


     Открываю глаза. Та же просторная светлая палата и тот же погибший шофер на стуле у стены. Жаль этого шофера, хоть он уже и погиб давно.


     Входит профессор. У него по-прежнему недовольный и расстроенный вид. Справляется о моем самочувствии. Я говорю, что тут больно и показываю на сердце. Профессор, конечно, опять делает пометки в своих бумагах. Спрашивает о вчерашнем моем самоубийстве. Я плохо помню, мне нечего сказать. Профессор напоминает об условиях нашего договора и предлагает больше не нарушать его; говорит еще о каких-то лекарствах, которые я должен регулярно принимать и добавляет в конце, что эксперимент находится в решающей стадии и осталось всего одно убийство. Почему-то эта новость не радует меня. Я отворачиваюсь от профессора, не хочу говорить. Профессор не настаивает и уходит.


     Я остаюсь с погибшим шофером. Этот шофер, ведь он не случаен, думаю я, глядя на него. Зачем он здесь со мной? Попробую разобраться. Попробую снова поговорить с ним. Вдруг что-нибудь выяснится.


     Привет, говорю я ему, ты кто?


     Я шофер, отвечает он, уснул за рулем, проснулся уже здесь.


     А я автослесарь, и нам есть о чем поговорить.


     Но он, кажется, не слышит меня. Монотонно раскачиваясь из стороны в сторону, опять повторяет свою мантру: я шофер, уснул за рулем.


     Валюсь на кровать и укрываюсь одеялом. Как жаль, что он уснул за рулем. Как жаль. В свои двадцать пять он мог бы проснуться в куда более приличном месте и с более позитивными мыслями в голове. Но почему я не могу спросить его о другом? Почему я все время задаю ему один и тот же дурацкий вопрос? А если бы он спросил меня, кто я? Не знаю, что бы я ответил ему. Не знаю, почему-то стыдно признаться перед этим погибшим шофером, что однажды я пустил себе пулю в висок.


     Следующее мое убийство станет последним. Так сказал профессор. Можно ли верить ему? Можно ли верить человеку, который каждый вечер убивает меня? Мне почему-то страшно. Мне кажется, они меня окончательно убьют. Что будет со мной, когда меня окончательно убьют? Я буду подобен этому шоферу у стены, или меня ожидает участь более худшая? Как случилось, что я позволил им без конца убивать себя? Разве я стал бессмертным для того, чтобы быть убитым? Однажды я уже убил себя. С тех пор я был убит по меньшей мере сто раз. В этом есть какая-то справедливость. Я считаю, этого вполне достаточно и даже сверх меры мне. Я никогда не был нужен миру. Ни в качестве простого смертного, ни в образе полубога. Мир не дорожит мной. Мне есть за что не любить мир, но мир за что не любит меня? Не знаю в чем суть их эксперимента, и какие цели преследуют они, но мой случай может оказаться губительным для мира. Люди хотят жить вечно. Вечная жизнь в обмен на самоубийство. Для многих это не пустые слова. Мир опустеет, или наполнится такими как я и еще хуже.


     Впрочем, это всего лишь мои домыслы. Мои мысли не о том. Мне необходимо выбраться отсюда. Я не разделяю энтузиазма профессора, что эксперимент находится в стадии завершения и следующее убийство мое – последнее. Не хочу больше находиться здесь ни дня, ни минуты. Не хочу жить от смерти до смерти, переживать эту адскую боль в сердце, видеть этого убитого шофера на шатающемся стуле у стены и тех двоих в белых халатах, которые вонзают нож в мое сердце. Нужно позвать профессора, сказать, что я устал, не могу и выхожу из этого эксперимента. Разве он не человек? Он поймет меня. А если не поймет? В прошлый раз не понял. Опять вытащит договор и будет тыкать мне им в лицо. Я поступил легкомысленно со своим бессмертием. То же самое, но чуть раньше, случилось и с самой жизнью моей. К сожалению, у меня нет телефона. У меня его забрали в начале эксперимента. Невролог сказал, что это пройдет. Тогда у меня болела голова. Теперь голова не болит, и нет смысла звонить неврологу. Теперь у меня болит сердце, и боль не проходит. Есть смысл позвонить кардиологу. Спросить, почему это не проходит и сколько еще нужно ждать. Но телефона нет. Надежда только на себя. Что, если просто закрыть глаза? Просто закрыть глаза, не дожидаясь, когда меня попросят об этом. Исчезнет боль в сердце, профессор и те два ангела смерти в белых халатах. Я закрою глаза и подожду, когда мир исчезнет, навсегда исчезнет. И я не стану уже открывать глаза. Я не смогу уже это сделать. Ведь мир, который однажды подарил мне возможность стать бессмертным, исчез навсегда.