Фестивали

 Фестивали. Они такие. На людей посмотреть и себя показать. Шумно. Интересно. Общение.

У нас они тоже есть. Один из них – это КСП. Конкурс самодеятельной песни. Хотя, какая она уже самодеятельная… Но буду последовательным в повествовании.

Впервые я попал туда в девяносто третьем. В институте рассказали. Я же был музыкант. У меня ведь была своя группа. Ну и что, что вместе со мной там было два человека. Но мы же оба песни писали. Мы же знали, что словом и музыкой можно перевернуть мир и сделать его другим. Молодые были. Глупые.

Потому – на фестиваль надо было ехать. Однозначно. Без вариантов. На плечо вешается гитара, полтора часа на электричке, и вот мы на месте. Лес. Река. Люди. Суета. Кто-то ставит палатки. Кто-то таскает дрова. Кто-то разводит костер. Кто-то уже у этого костра выпивает и закусывает. А кто-то делает то же самое, но без костра.

Даже попались знакомые люди. Но всё-таки первый выезд был «ни о чем». Покрутились до вечера. Посмотрели. Послушали. Я даже попытался что-то спеть. Обратной связи - ноль целых и столько же десятых. Вечером прыгнули в обратную электричку - и домой. А зря. Как потом выяснилось, самое интересное начинается с наступлением темноты.

Лето девяносто четвертого. Позади первый курс. Вроде еще не отчислили. А еще позади год репетиций. И стопяццот тонн амбиций. И, чего уж там скромничать, пара-тройка довольно хитовых вещей. И уже есть палатка, спальник, хорошая компания, которая тоже не прочь пофестивалить на свежем воздухе. И (из песни слова не выкинешь) спирт «Ройал» продается везде и очень дешево. И вот шумная компания грузится в зеленый вагон, и фестиваль начинается прямо там. Потому что петь начали уже в электричке.

Заезд. Выбор места. Разделение на группы. Одна – за дровами. Вторая ставит палатки. Третья занимается костром. Четвертая готовит еду. Через пару часов становится уютно. Костер. Гитара.

А вечером начинается непосредственно программа фестиваля. Фестиваль тогда был бардовским. По какому принципу люди попадали на сцену, я не помню. Скорее всего, список выступающих в первый день был составлен организаторами еще в городе. Но потом – о, чудо! - было время свободного микрофона. Это же звездный час! И мы пошли всем своим музыкальным коллективом. Вдвоем, то есть.

Не подумайте, я очень люблю бардовскую песню. Но у нее есть один минус. Каждый, разучивший три аккорда и положивший на них простенький стишок собственного сочинения о костре и палатке, автоматически зачисляет себя в барды. Ритм, слух, голос? Зачем? Я же от души.

Дожидаясь своей очереди мы откровенно скучали. Зрители тоже. Потому что выступления начинающих авторов слились в одну длинную песню с повторяющимися словами. И мы сыграли на контрасте. Две гитары, откровенно рок-н-ролльный ритм. Громкий вокал. Да, меня в детстве учили петь. И что такое ноты, я знал. И даже немножечко умел их читать.

Зрители оживились с первых тактов. Через полминуты кто-то уже танцевал. После трех песен мы уходили со сцены звездами местного разлива. И были довольны.

Замечательное было время. Отношения между людьми были другими. Машин не было почти ни у кого. Поэтому все жили в палатках. И пили и ели лишь то, что привозили с собой из города. И люди приезжали такие, которые хоть немного были знакомы с туризмом. А это обязывает. У туриста более бережное отношение к природе и более чуткое к людям. Их так воспитывали.

Тогда было принято ходить по кострам. Не важно, с гитарой ты или без. Поёшь или только слушаешь. Тебе везде были рады. Самое минимальное, на что ты мог рассчитывать – это место у костра и кружка чая. И радушие хозяев.

К утру всё смешалось. Состав людей у костров был не тот, что вечером. Люди знакомились. Пели. Разговаривали. Спорили. Кто-то даже влюблялся. Новые знакомства. Радость. Эйфория. Все люди братья. Куда уж этим забугорным хиппи!

Потом было несколько интересных лет. В те времена я не пропускал фестиваль даже во время службы в армии. Это был тот самый праздник, который надолго с тобой. Событие, которое ты вспоминаешь весь год. И весь год ты готовишься к следующему.

Потом мир изменился. Мы стали взрослее. И серьезнее. И скучнее. Мы, как днища кораблей ракушками, обросли семьями, работами, машинами и заботами. Мы стали с недоверием относиться к незнакомым людям. Да и не без оснований, что уж тут говорить. А фестиваль становился всё более коммерческим мероприятием. Жесткие условия отбора участников. Формат. Цензура. Торговые точки в лесу. И в тесные ряды романтиков влился какой- то совершенно непонятный контингент. Которому было наплевать на музыку, слова, фестиваль, природу. Да и на людей тоже. Тупой и жестокий. Очарование пропало. Сказка кончилась.

Я перестал там бывать. Максимум – заскочу на два-четыре часа, посмотрю на знакомых - и домой. Пока не стемнело. А потом и заскакивать перестал.

А вот недавно эстафету подхватила моя сестра. После того, как прошлые организаторы отказались от своего детища, она решила спасти этого чужого ребенка. Причудливо тасуется колода! Мог ли я в девяносто третьем подумать, что через двадцать лет хозяйкой этого действа будет моя сестра, которую в то время я брал в охапку и выносил из своей комнаты, когда приходили друзья?

Вот уже несколько лет она тянет эту лямку. И ей нравится. И, насколько я знаю, это нравится тем, кто на этот фестиваль приезжает. Каюсь, я в этом действе не участвую. Но я подумываю. Как минимум о том, чтобы заехать и посмотреть на знакомых. Да и на незнакомых тоже.