Закон всемирного тяготения

Аяврик - любимчик, (перевод с эвенкийского языка).

Всё и вся в этом мире тянет. Куда -  нибудь, к кому – нибудь, к чему – нибудь, но  тянет. И всё тут. И сопротивляться этому нет никакой возможности. Диалектика видите ли!
Нехотя расставался календарь с листками февраля 1972 года. Вьюжило сутками напропалую. Город перемело барханами сугробов. Дворники,  коммунальные службы не справлялись со стихией. Выйти трудящимся с утра на работу из подъезда получалось не всегда с первого раза. Граница между днём и ночью скрывалась в мутных миражах мечущихся снеговых облаков.
Три согбенных, то ли ветром, то ли судьбой фигуры, медленно гребли через волны сугробов. Каждый нёс по верёвочной сетке груза. Груз позвякивал загадочно и многообещающе. Сопели, пыхтели, но упрямо продвигались в направлении первой в районе свечки – девятиэтажки, серой колонной возвышающейся по курсу ходоков. Метель тянула свою заунывную арию на тяжело провисающих, обледеневших проводах электросети.
Авангард караванщиков достиг, наконец, сооружённого из соснового горбыля, забора новостройки. Обернулся на спутников пунцовой перекошенной гримасой, и сиплым окриком подбодрил шествие: «Шевелите корнями ног – то! Неваляшки! Трубы горят! Гы - гы! ». Словно диковинные существа из сказки, троица зыбко шаталась и размахивала в воздухе шубенками, преодолевая перемёт под забором уже по пояс в тяжёлой, искрящейся перине. Вступив под стену высотки, они растворились в белёсой кутерьме.
 Лидера снегопашцев звали Витёк. Первый среди равных. Организатор и инициатор так любимых пролетариями квартала тайных вечерь. Собиравшиеся на экспресс - мероприятия Апостолы Клана Посвящённых почти всегда благоухали винными парами. Жили ими, дышали и думали тоже. Витёк трудился в ЖЭКе, мастером разводного ключа и вантуза. Бишь, сантехником. И сантехником даже неплохим. Дед его был слесарь, батя - слесарь, ну и, хрен ли, он тоже. Династия! С детства Витёк жил в ауре привычных запахов и звуков, среди простых, обыкновенных людей, без особых фантазий и мелихлюндий. Логика его была лапидарна и прямолинейна. Работаешь – получаешь кровные. Получаешь кровные – имеешь право у тихой речки отдохнуть. Сегодня участниками предстоящего съезда Адептов Старины Бахуса, далеко не первого за этот месяц созыва, в списке участников значились Санёк и Женёк. Санька жил с Витьком в одном доме с детства. Ещё в первом классе они познали волшебный вкус портвейна «Агдам», восхитительно заблевав пол чердака под занавес дегустации. Братья по крови - никак иначе. Женёк же…Кто?! А пёс его знает! Мужик какой- то! В гастрономе познакомились. Уж очень вожделенно он смотрел на тарящихся «Плодовоягодным» и «Солнцедаром 20» корешей. Вошёл в долю поллитрой «Пшеничной» и был немедленно посвящён в рыцари Ордена.
Во мраке площадки первого этажа высотки, адепты звякнули ношей о запылённый бетон. Закурили. В рубиновой вспышке папиросы, ответственно щуря один глаз, Витёк объявил: «Таперя, робяты, тихой рысью на девятый! И не гундеть громко! А то спалимся!».
****
Завершившая восхождение на девятый этаж троица вид имела скорее скорбный, чем алчущий файертага. Кашляли отплёвываясь, свистели прокуренными лёгкими, успевая ещё материться. «Нууу!!! Ввввитёккк! Тычоннннаах!! В последний путь нас решил проводить?! Кореш называется», -  ворчал Санёк, стекая по стене на пол под хруст суставов. У третьего, буквы и звуки никак не складывались. Он театрально надувал щёки, пробовал звукоряд и буквы алфавита.  Тренькая ингредиентами будущего застолья, третий дольщик бухнулся рядом с Саньком, подняв облачко цементной пыли. А Витёк словно и не топал рядом в связке. Стоял посреди помещения, уперев трудовые мозоли в бока, улыбался, обводя торжественно зал для дегустаций. Абажур Луны, размытым через замызганные стёкла окон свечением, создавал даже некий интим в хаосе незавершённой стройки.
- Чо нахохлились? Аяврики! – хмыкнул весело, - Давай поляну накрывать, чтобы накрыло! Витёк деловито оглядывался, прикидывая общий план мероприятия. «Дрругаа ты не зззови. Ловии! Не бросай одного. Егооо!» - напевая нетленное из Владимира Семёновича, он принялся складывать в стопку разбросанные поддоны, картон, ящики и вскоре в центре ресторации образовался стол и вполне себе удобные стулья.
- Эй! Запчасти хреновы! Мож титьку вам подать для бодрости? Шевелите карданами! Закусон прокиснет! – неутомимый организатор и вдохновитель не переставал поражать собутыльников своей фонтанирующей бодростью и оптимизмом. – Во! Снаряды к первому «залпу» готовы, - широким жестом он обвёл немудрящую сервировку поляны.
****
По прошествии пары часов Братство Трёх находилось в том привычном состоянии, когда все люди братья, мир прекрасен и хочется правды. Полумрак лениво кружил сизые облака «Беломора». В середине импровизированного стола покоилась растерзанная скумбрия с воткнутым в глаз бычком, окруженная демонстрацией опорожнённых бутылок. Натюрморт довершала голова ЖенькА, покоящаяся на ворохе скомканной газеты «Правда». Голова пускала слюни и была уже, внутри себя, где – то очень далеко, плывя в космических далях медитации.
Силой воли уходящий из крена Санёк, выкатил  нижнюю губу дальше носа, и старательно качал головой. Он искусно маялся лицом, отчаянно пытаясь удержать падающие шторки век. Кивал, согласно мотал головой, изливающемуся в словесном поносе Витьку. По ватерлинии зрачков кренящегося качались волны бульона из разбавленного в водке и портвейне мозга. Градус общения уж открыл чакры. Друзья понимали друг друга без слов, преодолев уровень гиперзвука, они ушли в мир тонких материй. Им хватало и междометий.
На полувзмахе очередной тирады, Витёк замер.
– О! Ёж! Ыммм! Шаааззз! Ааа! Дэк! - сфокусировался не сразу и с трудом выговорил, - Ажматттьтттвоюжзаногу. Выжрали ж сёёё! Мммм!Бысстраа!, - и начал скрести своё везде давно небритое. - Нужжжж! Аааа! Щаааа! Кароччче, Сана! – размахивая прокуренным, корявым трудовым пальцем, перед почти ушедшим в дрейф Саньком,  – Ты тут шоб, саатри! Мммне, брратан, – грозит кулаком, - нне этта! Не, не безобразничай! Поял! Оо! А я ща мухой! Тару сдам! И ещё! На фунфырик хватттит! На опохмел.  Держиииись Санча! Пойду я.
Продолжая допевать последние буквы спитча, он распахнул дверь и вышел шатко в пургу.
****
  К утру, уставшая от буйства стихия сдалась. Утихла. Прижал морозец. Над горизонтом, сквозь дымку, просыпалась Большая Звезда. В тихом балагане на девятом этаже обнаружились признаки жизни. Через неприкрытую дверь балкона по бетону крались ручейки холода. Пребывающий в глубокой медитации, Женёк,  покоился всё в той же позе. Башкой в «Правду». Санёк же, проигравший раунд с креном, лежал до утра на боку. Теперь в нём проявлялись первые признаки сознания. Он мычал и постанывал. – А, ээээыыы, ммыыы, мммууаааээ! - тужился он осознать самоё себя! - Витёёёккк! Вииитттеннньькаа! Своооллоочь! – чуть не плача призывал он товарища.
Утро отдыхало от бури, нежилось в колыбели покоя и тишины. Витёк не отзывался. Оживающий Санча, вдруг резко сел на ящике. Через морщинистый лоб и по щеке глубоким оттиском красовалась копия доски со шляпкой гвоздя. Он трогал себя в районе головы  и делал страшные гримасы, то растягивая губы в оскале, то вытягивая их свистком. И сипло опять, - Витёёёк!? Чозанахххх?! В процессе аутотренинга он наткнулся проясняющимся взглядом на балконную дверь. – Этта хта ж, така падла, калитку - то не закрыл?
****
         За строителями, монтирующих плиты перекрытия на девятом этаже, и вставляющих в проём балконные блоки, складывалось такое ощущение, гнались черти. Либо по ним стреляли. Либо одно из двух! Сие великая тайна. Но на балконных плитах отсутствовали ограждения, то есть, напрочь. Окна и дверь со стёклами есть, а плита торчит из стены лысая. Добро пожаловать дорогие новосельцы! Э- ге - гей! Вот вам штанишки с моторчиком от Карлсона. На всякий. В подарочек. Бонусом.
****
На четвереньках, смутно вспоминающий себя и вечерние экзерсисы Витька, Санёк подполз и трясущейся рукой приоткрыл балконную дверь. Горящие щёки приятно обожгло звенящим морозцем. Он лёг. Подполз к краю торчащей плиты. Медленно высунул голову и посмотрел вниз. Замер.
 – Ну, всё! Бля! По – гу –ллля –ли де-точ-ки!
И ужасно завыл!
Далеко внизу, среди опасно торчащих из снега арматурин, виднелся чёткий, глубокий отпечаток человеческого тела.  Много запорошенных следов вокруг, и цепочка в сторону Витькиного дома.
– У – нес - ли ужже! Братуху - то!  – констатировал Санёк тоскливо. И опять завыл.

****
Убитые горем и мучимые совестью пополам с похмельем Санёк с Женьком, после короткого совещания, решили, что их как есть прямой, гражданский долг сообщить о смерти товарища супруге последнего. Посему, преодолевая себя и жуткий сушняк, неверной поступью, через шаг падая в глубокий снег, участники ночных философских бдений не без труда преодолели пустырь. И в молчании поднялись на третий этаж пятиэтажки. Здесь В квартире номер 32, жил несчастный, и такой весёлый при жизни, кореш Витёк. Санёк размазал узловатым кулачищем выкатившуюся некстати  слезу, пригладил космы на голове, швыркнул ноздрёй  и нажал на кнопку звонка.

****
В двери мягко защёлкал замок, скрипнули петли, и в проёме приоткрытой двери образовалось суровое лицо Зинаиды Паллны, супруги безвременно усопшего. Зинка ненавидяще прищурилась и процедила сквозь пухлые губы, покачивая коконом бигудей, - Чо надо?! Алкашня поганая!
Привычный к характеру и речам витькиной супружницы, Санёк ощерился заискивающе и виновато, - Дэк ить, Зин, этта, чо ж! Сразу та вот этак! Хоть бы здрассте для начала! Зинаидин прищур стал похож на узкие амбразуры дота, грозя смертью врагам, - Короче, алконавты! Чо надо?!
Санёк собрав себя в пригоршню, налился багряным и выдал, - Горькая правда, Зиночка! Пришли вот сообщить. Ты присядь. Убился твой Витенька-то! Товарищ мой закадычный! С девятиэтажки навернулся! В морге видать таперя!
Странно, но вдова даже не вздрогнула. Ни один мускул на её лице не пошевелился. – Алкаши вы долбанные! Когда бы вас всех в морге увидеть рядком! Щас! В морге Витёк ваш! Ага! Вона, рожа пьяная, дрыхнет лежит с фингалом на полбашки. Хоть бы что! Здоровей здорового! И врезала дверью с грохотом на весь подъезд.
Минут пять стояли памятниками два алкалоида перед квартирой 32. Первым выпал из медитации, склонив голову на бок,  до этого прятавшийся за спиной Санька Женёк, - Аааэээммм…Дааассс! О как!
Санёк же никак не мог выйти из окаменелости. Потом вернулся к сугробу с отпечатком тела. Смотрел вверх. Вниз. Опять вверх. И всё стоял идолом. А непокрытую голову его обживали кружащиеся снежинки.

Эпилог.
В понедельник задумчивый Санча пришёл на работу. Так и не выйдя из состояния глубокого транса, он стоял на крыльце ЖЭКа какой- то весь скомканный и потерянный. Жевал мундштук потухшей «беломорины», когда из дверей нарисовался как всегда улыбающийся до ушей, Витёк!
 – О! Братан! Козырно посидели в пятницу та! Ага?! Чего такой снулый - то? Братуууххааа! – хлопнув по плечу задумчивого товарища, похохатывал балагур.
Товарищ поднял на него мутноватые, немигающие подозрительные глаза и процедил сипло,  - Изыди! Глюк! Ты с девятого этажа наебнулся!

г.Санкт – Петербург
2012