Моё. Сытница3

На фото;
Женя, Шура, Надя с Галей на руках - на заднем плане.
Дид Сергий, Гриша, Хотына - сидят. Аня, Толя и Володя - спереди.


На току тарахтели веялки, там перелопачивали и веяли зерно. Во дворе понуро, неспеша по кругу ходили лошади с завязанными глазами, запряжённые в конструкцию, похожую на большой крест из четырёх длинных жердин, с толстым валом посередине. Они крутили нехитрый механизм, приводящий в движение молотилки и веялки, через длинный узкий короб, тянущийся через стену в амбар. Дид Сергий великодушно разрешил Толе с Вовой покататься на жердине, как на импровизированной карусели, и потягивая свою самокрутку давал последние наставления на службу сыну Григорию.


Здесь! Всей семьей; решили сняться
И нам не думалось -тогда,
Что не придётся нам собраться,
Таким составом, никогда.

Когда Гриша с ребятишками вернулись домой, их ждало всё семейство в полном составе и фотограф. Решили сделать семейное фото, пока Гриша дома.* Шура сбегал за Сергием Сыдоровичем, отпросив его на пол часа с работы.
Ближе к вечеру в доме собрались родственники и друзья Гриши, на проводы. На стол было выставлено всё, что было приготовлено для этого случая, да и гости не скупились, несли к столу что могли. Расселись. Наполнили рюмки. Прозвучали добрые слова, пожелания, напутствия После второй и третей все дружно закусывали и время от времени говорили друг с другом о чём-то наболевшем, рвавшимся наружу, но до третьей рюмки, сидевшим где-то глубоко в душе. Над столом стоял ровный многоголосый гомон. Кто-то наговорившись, робко, в пол голоса начинал петь, но тут же замолкал, не слыша поддержки.
Но вот через разноголосый говор послышался высокий резкий призыв: '

 Щось у горли дэрэнчить, дэрэнчить-
Трэба его промочыть, промочыть.(укр.)

Это Хотына пробует голос.
Призыв не остался без внимания и тут же был дружно поддержан. На мгновенье утих говор, мужики наспех выпили, женщины только пригубили и:

Розпрягайтэ хло-опци ко-ни-и.

Начали два уверенных женских голоса.

Тай лягайтэ спо-о-чива-ать.

Подхватило ещё несколько голосов.

А я вый-ду в сад зэ-лэ-ны-ый.
В сад крыны-чень-ку ко-па-а-ть.

Уже гремело в полную мощь, пробирая до мурашек на спине. Ещё не вникая в смысл слов песни, губы сами беззвучно повторяют слова, боясь нарушить это стройное красивое звучание.

Копав ко-пав кры-ынычень-ку-у.
У зэлэ-но-му-у сад-ку.

Чётко разделившись на два голоса, выводили женские голоса, и, набрав возду¬ха, подхватывали мужские голоса:

Чы не вый-дэ див-чи-нонь-ка-а.
Рано вран-ци по во-ду-у
Чы не вый-дэ див-чи-нонь-ка-а-а.
Рано в ран-ци по во-ду-у-у...

Зычно прозвенел чей-то, нестерпимо высокий, голосок
Уже давно никто не разговаривал, все были увлечены этой магией песни, про¬светлённые лица и стройные голоса, сама песня настраивала людской хор. Своим совершенством, отточенным временем и народом. Это гимн украинской песне, ни одного лишнего слова, гимн человеческим отношениям.

Выйшла выйшла див-чи-нонь-ка.
Рано в ранци во-ду бр-а-ать
А за нэ-ю ко-за-чень-ко.
Вэдэ ко-ня на-пу-вать.
А за нэ-ю ко-за-чень- ко-о-о..
Вэдэ ко-ня на-пу-в-а-атъ.

Тот же голос прогнал мурашек по всему телу.
Закончив песню и выпив по чарке, начали плясать под гармошку с частушка¬ми. В громадной комнате стало тесно от песен и танцев. Казалось, что всё пришло в движение. Дети залезли на печку и с восхищением и удивлением наблюдали за происходящим. Порой, не узнавая своих близких в этих пляшущих и поющих лдях.

Глубокой ночью дом вздрогнул от взрыва, потом ещё и ещё, в комнате стало светло как днём. Толя проснулся, малышка плакала. Маня выглянула в окно, качнула люльку25 и начала спешно одевать Толю, потом оделась сама и, завернув Га¬лю в одеяло, вместе с детьми выбежала на улицу. Где-то рядом полыхал огонь, там что-то взрывалось и стреляло, туда бежали мужики с баграми и вёдрами. Кругом суетился народ, пытаясь выяснить: что случилось? Кто-то сказал - пожар у Глэчика. По улице, в сторону зарева огня, прошла строем группа солдат, одетых в плащ-палатки с автоматами ППШа26 наперевес.
На рассвете пожар утих. Солдаты, строем покинули деревню. Народ, не участвовав¬ший в тушении пожара, начал стекаться к пожарищу.
От дома осталась печка с высокой трубой, торчащей среди тлеющих углей. Вокруг пожарища тлело несколько обгоревших деревьев, всюду были разбросаны домашние вещи, В глубине сада, под уцелевшим деревом лежал полуобгоревший труп Глэчика, накрытый простынею, рядом стоял солдат. Жену Глечика спасти не удалось, она сгорела в доме. Осталась живой трёхлетняя дочь, которую мать успела вытолкнуть в окно, когда ворвались бандиты.
Степан Глэчик был местным участковым и, похоже, чем-то мешал бандэровцам, вот они и решили с ним расправиться. Степан был человек бесстрашный и держал дома целый арсенал оружия и всегда был на чеку. Но бандэровцы проник¬ли в дом при помощи соседки, на голос которой хозяин открыл дверь.
Вокруг пожарища стояли почти все жители Сытницы*, в их глазах отражалась тревога. Только начала жизнь налаживаться, и опять появилось дыхание смерти. Председатель колхоза отозвал Сергия Сыдоровича в сторону и сказал: «Надо вам уезжать от греха подальше, бандэровци розбушевались, сил с ними справиться маловато, а вашей семье реальная угроза, ты сам бывший председатель, сын комсорг, и жена ястребка, да и ещё и Андрей милиционер к вам ходит. Так что получай разнарядку на переселенца и выезжайте».
Начали готовиться к переселению, но возникли сложности: на Маню докумен¬ты не оформляли, так как у неё двое малолетних детей Толя и Галя и она не могла быть трудоспособной, как диктовали условия переселенца, да и отсутствовал глава семейства. Но в конце концов, всё уладилось, и уезжали всей семьей. Со всех окрестных деревень, набралось около 20-ти подвод, ехали со всем своим скарбом: кровати, сундуки, кухонная утварь, лопаты, вилы, грабли. Семье Сергия Сыдоровича выделили две подводы, всё равно было мало места, много чего из утвари пришлось оставить. Наконец длинный обоз тронулся в путь, ехали долго, на ночь устроили привал в лесу. На огромной поляне разложили костёр и стали готовить на нём нехитрый ужин. Варили кашу, картошку и жарили сало на прутиках. Дети пекли картошку в углях, варили в ложках ле-денцы из сахара. Вскоре детишки, липкие от сладости и с чёрными ободками во¬круг ртов от печёной картошки, довольные и беззаботные, спали крепким сном. У костра сидели озабоченные взрослые и с тревогой и любопытством гадали, как сложится их дальнейшая жизнь на новом месте.
Сверху на отдыхающих людей равнодушно взирала круглолицая луна, заливая всё вокруг голубоватым холодным светом. Мириады звёзд мерцали вокруг неё, если верить преданиям это души людей живших когда-то. И пройдя свой скорбный путь на земле поднялись в небо чтобы продолжить его в вечности. В просвете между деревьями сияет чумацкий шлях,* уходящий куда-то за горизонт, соединяя землю с небом, как бы указывая дорогу уходящим в вечность....
Ух-ух, ух-ух навевает тоску ночная птица, пугающие беззвучные чёрные мол¬нии летучих мышей мечутся над тлеющим костром. Отважные бабочки бесстраш¬но летят в костёр сгорая в его пламенных объятиях. Всхрапнула лошадь, возможно почуяв зверя. Дид Сергий подбросил в костёр ветку сушняка, сноп ярких брызг метнулся к звёздам, озарив на миг странный табор. Сергий вынул из необъятного кармана штанов кисет, стопку бумаги нарезанную из газеты и перетянутую резинкой. Взял листочек бумаги согнул его желобком и насыпал туда табаку, прищурился протянул край бумажки между губами и ловко довернув желобок в трубочку, протянул между
пальцами, и самокрутка готова. Взяв из костра уголёк дид, не спеша прикурил, затянулся и тут  же зашёлся в кашле, сплюнул. Ругнулся, вытер накатившуюся скупую слёзы и пошёл к лошадям.
                1951г