дедушка! я не понимаю абстракцию...

- Дедушка! Я не понимаю абстракцию.
- Чтобы её понимать… -этим нужно заниматься усердно лет пять. Вникнуть, почувствовать, пережить. И сохранить это на будущие пять лет.  Абстрактно, мы живем в этом миру не вечно. «Но вечность формирует нас, и абстрагируя рассказ», -скажу одно: абстракция, что плазма в нитях невидимого рока…-Добавлю! «Вселенского масштаба магнетизм!»    
-  Как удержать плазму в магните? Я дедушка понимаю! А здесь?
А здесь свой магнетизм,- твое искусство. В Искусстве жить и быть!

День сулил удачу.  Роса еще не обсохла. Туман гарцевал по равнине, прикрыв белой пеленой часть озера Мюн- холь.    Иван Нагибин и Володя хакас- троюродный брат Сагоякова Николая. Плыли в лодке,-проверять сети.  От устья реки Седистэр Мюн плыли по рукаву километра полтора, плыли тихо любуясь искрящимся туманом. Достигнув середины озера проплыли вправо метров пятьсот. Заглушили мотор, налегли на шесты. Ваня держи немного вправо…- Вижу вешку и конец сети. Глубина здесь не большая,- метра полтора. Много щучьей травы. Щуки здесь раздолье. Не зря называют озеро щучьим. Володя подтянулся к вешке. Приподнял сеть, -улов хорош! Отвязал от вешки и начал выбирать сеть с рыбой в лодку. Щуки было много. Что-то фантастическое. Размеры - океанические. Некоторые попали в большую ячею. Другие, просто намотали сеть на жабры, третьи так закрутились, окуклились. Что диву даешься. Как она так смогла себя запутать, намотать на себя сеть. Сняли три сети с рыбой поплыли на шестах на глубину, где не было травы.
Утро было теплое, тихое. На водной глади плескалась мелкая и крупная рыбешка. В стороны расходились живописные круги. Утка с выводком утят спешила укрыться в заросли травы. Но не всем сегодня везет. Огромная пасть щуки поглотила последнего в строю утенка и ушла на глубину. Пред этим ударив хвостом – веслом так, что брызги достигли лодки. Мама кряква засуетилась, чувствуя пропажу, вертелась на месте не в состоянии понять: - что произошло? Лишь водоворот и всплеск напомнил…,- здесь охотилась огромная щука.
Крупная сволочь… Да таких, и я вытащил штуки три.  Больше метра каждая... пояснил Володя.
За сеном приплывем. Тогда её и остальных поймаем. Иван завел мотор, и они поплыли к табору. Лодка мягко уткнулась в покатый, поросший травой берег.  Костер догорал. Володя первым выпрыгнул из лодки, подтянул её на полметра к берегу, стал вытаскивать сети с рыбой на берег .Спросил,- Ваня, чистить будем или  просто посолим. А дома уж разберемся.
Да, раньше выплывем, раньше доплывем. Володя принес два бидона из-под молока.  Положил в каждый на дно крапивы. Стал выбирать рыбу, бросая ее в бидон, присыпая крупной солью. Ваня, а соли может не хватить. Сыпь по меньше, сверху прикроем крапивой. Доплывем, не горюй рыба будет, как только что выловленная из воды. Пойдем на скорости с холодком. Часа за полтора доплывем.
Щук было много их разложили по рубчик в каждом бидоне. Килограмм по сорок будет,- промолвил Володя. Иван осматривал мотор, прогоняя на холостых… прислушивался, вроде все тип- топ. Добавили в костер дров повесили котелок с шурпой. Приблизил ведро с чаем к костру.
Володя закончил с рыбой   прикрыв рыбу крапивой закрыл крышки. Вымыл от рыбьей слизи руки – умылся. Ваня, -какая благодать. Навсегда бы здесь остался. Да брат зовет жить в Абакан. Из-за детей уезжаю. Им надо учиться. А там в институте моя сестра на кафедре иностранных языков – зав кафедрой. Думаю, поможет.
Пусть учатся, коль нам война помешала.   Да и вам пришлось нелегко.
Да, если б отец не погиб на войне, возможно и я пошел бы дальше учиться. Ырбанские ребята вон куда взлетели не достать. А вы дядя Ваня чем будете заниматься?
 Володя, схожу последний раз к ручью, – золотишко помою, а там видно будет…, наверное, переберусь в Кызыл. Там сестра Клава,- не пропаду. Хватит о грустном, наливай шурпу, неси спирт, а то он в кипятке озера протух небось. Извините дядя Ваня, я не подумал отнести её в ключ. Да ничего… мы Володя на фронте и кипяченый спирт пили и грязь с половой ели, и кровь с водой из луж пили. Такие были времена. Когда немцы были иные гуманны и когда мы были страшнее зверя. Там Володя выжил я лишь потому, что звериное чутье помогало и этот крест.   Он взял крестик, висевший на груди и поцеловал. Знаешь Володя, я раньше не верил в бога. Хотя мама, бабушка были набожны. Нас сделали атеистами, но война многое прояснила. Атеисты говорят: - Бога создали лгуны, обманщики-  человечки. Библию создал лгун - человек.
- Но…. И что бога нет! – тоже описывает и доказывает человек.  Но   только между ними пропасть. Володя возьми крестик, он меня тысячу раз от смерти спас. Возьми… ты знаешь, у меня нет детей. Ты мне сын. Возьми … Он снял крест и протянул Володе.
Простите дядя Ваня… я же не православный, у нас духи, шаманы. Мы им преклоняемся, им несем дары, - они нас зачищают.
Пусть он будет у вас, я знаю... это все, что осталось у вас от мамы…
Иван вытер слезу. Наливай Володя, - выпьем за покос, и за твой отъезд,- прощание с родиной.   
Володя налил в алюминиевые кружки, чокнулись, – выпили. Стали закусывать шурпой   из котелка. Первая пошла хорошо. Градусов в напитке было 55 - 60. Приятно обжигало все внутри.
Между первой и второй промежуток небольшой проговорил Володя …налил еще. Иван отказался.  Я лодку поведу - мне хватит. А ты можешь и добавить. Володя в несколько присестов допил бутылку. Захмелел. Появилось красноречие и задор. Но это длилось недолго. Спирт брал свое,- валил его к земле. Он был троюродным братом Сагоякова Николая. В их роду хакасов, не было иммунитета, пьянели разом, иногда от рюмки. Володя пьянел на глазах. Иван, видя это. Взял вилы, набрал сухого сена и бросил в нос лодки.
Это Володя для тебя. Будешь спать как на перине пока будем плыть. Ляг отдохни. Володя встал, его пошатнуло и понесло в сторону. Нога подвернулась, и он упал в воду. Иван помог ему встать, подвел к лодке. Володя упал, улегся в пахнущую разнотравьем сено.  Пытался встать. Но силы покинули его. Голова кружилась. Бормоча что-то на хакасском. Выругался по – русски, смачно, в сторону властей. Засопел- уснул. Иван собрал скарб, поставил бидоны с рыбой, прикрыл сеном. Потрогал крестик. Перекрестился. Ну! - с богом! Оттолкнулся от берега пошел на шесте на глубину. Вывел лодку на простор. Увидел утку с утятами. Попрощался.  Растите, становитесь на крыло. Завел мотор и ветерок понес его в даль. В воздух поднимались испуганные утки, цапли. От озера шарахнулся в сторону изюбр. Погода прекрасная. С богом! - так, когда он в втихушку произносил, когда форсировали Днепр.  Пройдя по реке Мюн, лодка достигла русла большого Енисея.
Енисей бурлил, изрыгал волну и пену, его   тревожная мелодия водоворотов в скопище завалов звучала заезженной пластинкой, с писком и гортанным скрипом… горлового пения. Он спешил, выйти на простор. Прибавив оборотов, лодка с ходу вошла в водоворот, пересекла его и быстро пошла вниз по течению. В низ плыть,- одно удовольствие. Лодка не перегружена. Идет легко. Одно беспокоит … не заснуть бы, -такое бывает. А здесь опасно,- крутые повороты. Древесные наносы иглами громоздились в скопище. Предупреждая об опасности.  Черный ворон восседал на игле ствола   прогревая свои крылья в лучах солнца. Мелкая цветная мезга охлаждало его лицо прохладой. Повороты Иван проходил на скорости, быстро, держась противоположного берега.  Чтобы не затащило под груды бревен. Под ними как правило вымывается огромная яма и промоина. Если туда затянет, то погибель. Так размышляя о жизни и смерти, он вернулся в русло воспоминаний. Вспомнил детство, Ырбанскую школу, и юною учительницу… – красавицу, в которую он был тайно влюблен. Она погибла в сорок третьем. Об этом, он узнал после войны, войдя в класс. Они встретились всего один раз на фронте, в лазарете, гдеон лежал, а  она служила медсестрой.
Кто ей о нем сказал. Не знает.  Но он вспомнил как она влетела в палату, увидев его. бросилась к нему, плакала целуя его губы,и небритое лицо. Слезы её текли на его лицо. Он не выдержал заплакал.  Так, наверное, из слез двух тайно любивших друг друга молодых людей и образовалась мощная свободная река Енисей. Здесь же средь крови и полу трупов они признались в своей тайной любви.
Ванечка, я уезжаю на поезде… - сопровождаю раненых в тыл… Я тебя дождусь! Милый, буду тебя ждать после победы в Ырбане, у школы…-береги себя.
И уходя она крикнула «Ваня берегись!» -  он очнулся. Мотор заглох и его несло на груду бревен.
Все что он успел крикнуть… Володька, просыпайся! И понял это конец. Привстав одной ногой на борт лодки ждал доли секунд и удар совпал с его прыжком. Он повис на бревне, обхватив ствол руками. Ствол   был гладкий, мокрый и скользкий. Иван под тяжестью тела сползал в низ, ломая себе ногти,- пытаясь удержаться, но сила тяготения тянула в низ. Казалось,-  выхода нет. Осталось жить минуту,- две. Но   бог протянул ему руку помощи. Рука скользнула в беличье   дупло. Он сжал пальцы с такой силой что почернело в глазах. Другой рукой, нащупал отросток сучка в несколько сантиметров. Ухватился за него.  Вода заполнила сапоги и тянула в низ. С большим трудом удалось сбросить один сапог. Стало немного легче.  Помогая пальцами ноги сбросил и второй. Подтянулся вверх вытянув ногу коснулся бревен, лежащих в завале   поперек.
Между бревнами была щель. Вытянув пальцы ноги, просунул в щель, затем поджал пальцы к себе закрепился.    Руке стало легче…    завел вторую ногу за бревно. Левую руку засунул в дупло, правую освободил.  Правой рукой схватился мертвой хваткой за шершавый торец, соседнего не толстого бревна.  освободил ногу из щели.  Качнулся и повис на втором стволе, ногами ища опору. Дальше дело техники. Так передвигаясь, он вылез на завал, -потом на берег. Он не видел, как ушла под воду лодка с Владимиром. Как наполнилась водой корма, чуть приподнялся нос лодки… И чудовищно, с хрустом её поглотила пучина.
Он весь дрожал,- его бил озноб. Еще до конца не осознавая, -что произошло…Он еще надеялся, что Володя спасется, его вынесет волна. На простор и прибьет к берегу. Возможно успеет откачать.  Но чем дольше он стоял и смотрел, тем меньше становилось шансов на его спасение.
Сделав ножом зарубку на березе,- побрел вдоль берега, в надежде, что где -то вынесет и прибьет к берегу труп. Брести было трудно река в этом месте, дикая, неукротимая. Берег обрывистый, идти можно только по таежной чаще. Пройдя километров пять, остановился передохнуть. Дальше уже шла тропа, идти будет легче.   Его мучила совесть. Как же так? Послышался рев мотора. Иван выскочил на открытое место и стал ждать. Шли две груженые лодки вверх по течению. Он стал махать, кричать,- звать на помощь. Его увидели. Одна лодка отделилась, подплыла, уткнулась носом в гальку. Седобородый   старовер Семен Федорович   Неверов узнал Нагибина, -поприветствовал.
Ванюша, что случилось?
Лодку под завал занесло. Володя Сагояков утонул.
Семен подошел к лодке, взял ружье и выстрелил вверх.  Вторая лодка развернулась и подплыла к ним. В ней находился старший сын его, Аристарх с семьей.
Дожидайтесь меня здесь. Я Иван Сергеевича -Ванюшу в поселок сплавлю. Ваня спускайся, бензину опосля, потом подкинешь?  Подкину Федорович. Подкину!  Лодка развернулась и набирая ход рассекая волну, скрылась за поворотом.  На следующий день. Собрались мужчины, родственники человек десять, на трех лодках направились к месту крушения. Баграми разобрали, расчистили завал. Вытащили баграми раздавленную лодку. Ваня смотри, указал Николай в низ по течению. Две фляги выкатило   течением на маленький гравийный островок.  Мужики поспешили и баграми подцепив вытащили их на берег. Николай отстегнул крышку,- удивительно, туда даже не попала вода. Понюхал – рыба свежая приятно пахнет.  Володя-зять, фляги грузите в лодку и отправляйся в поселок.  Марине передай. Она знает, что делать. А мы еще поработаем, растащим завалы ниже, возможно Володя где-то там под завал прибило. Разбирали завалы три дня, но безуспешно. Енисей поглотил его и выплюнул на следующий год весной. В ста километрах, ниже, на Ырбанской косе. Никто бы и не обратил на скелет человека. Енисей поглощает как Гаргантюа   не одного за сезон. Но здесь особый случай. На остатке плоти у запястья была наколка « Вол…дя» Так его нашли и похоронили.
На войне было легче перенести утрату. Там закон войны… или ты или тебя. А здесь мирная жизнь… живи и радуйся. Ай нет! Всему есть срок и у каждого своего предназначения. Енисей вынес труп, показав всем; с ним шутить нельзя, опасен он в водоворотах. Пусть последующие поколения помнят. Он своё возьмет. За неуважение к себе. И как итог, бывает забирает лучших. И так бывает, забираю! – таков закон. Но чаще забираю пьяных, а также ненавижу фальши… ненасытно -алчных. Алчный уйдет под воду, его никто не вспомнит.  За глаза скажут… Туда ему и дорога. А человека чистого будут вспоминать, рассказывая об этом детям. И обрастет его смерть молвой. Бабушка расскажет дочке. Дочь, своей дочке, о силе и свободолюбии Бий – Хема. И сильных, смелых сибиряках, так глупо ушедших под воду.

На пасху, под утро выпал снег. Снег лег на старую листву пушисто, веерно и нежно…- прикрыв    землю лебединым пухом, шаркнул крылом по небесам…- широко, размашисто. Во всю ширь и удаль сибирскую.
Прикрыв пухом родники земли, с крестами и дольменами могилы.  В горизонте, в сиянии восхода матрица преподнесла на серебряном подносе вылепленную из облака голову птицы.   Из раны ее сочилась кровь.  Рана расширялась, приближалось и поглотив меня скрылась за спиной. Решив меня движения и дара речи. Ангел взмыл вверх.  Вербы замахали ветвями, приветствуя новую назарею. Ворон сидящий на заостренном колу пил кровь, уже из моей раны. Ветер проснулся – чихнув в сторону храма. На фоне жертвенной дали, зазвенели мелодично бубенцами   стеклянные, ледяные колокольчики на вербе. Ветер ахнул, от удивительной красоты. Сделав вдох, притих, слегка приоткрыв полог алой мантии. Мир замер от удивления.
Матрица источающая кровь, пульсируя уменьшалась в размере. Крест на кокошнике закачался,
Мир пошатнулся.  Тяжелый медный язык, с первым грозовым раскатом…  ударил громогласно, в унисон, достиг души, вонзился в сердце, в день ненастный,- поминальный.
Матвей ударил в колокол.
 За веру и отечество! За кровушку живых и   без вести пропавших.  Их вера,- наша боль, всегда в душе… а боль утраты   в очах сгорбленных, несчастных матерей… их слезы от любви…   они в объятии всевышнего.  У каждого солдата бывшего когда-то на войне, своя заноза в сапоге… в душе незаживающая рана. Невидима она, там в глубине, людского океана.