Павел

Это редакция одного красивого и старого.
Сейчас так как там - писать нельзя. Цензура, цензура, цензура. Заколебало конечно. Зацензурьте Сорокина и что вы получите на выходе? Зацензурьте Буковски Паланика, Мураками. Да елки палки, сейчас читаешь, смотришь фильм и понимаешь, насколько произведение беззубое. Прочел и забыл.
Это о наболевшем.

Имена, даты и географические названия искажены автором специально.

Павел.

- Будешь? Настоящий, мать его, кофе. С кофеином, с настоящим молоком из настоящей коровы. Обожаю этих гниющих олдскулов, они у себя в подполье что угодно вырастят.
- Спасибо, люблю запах, но это твое пойло меня убьет. Для сердца, не привыкшего к стимуляции природными веществами. Сам понимаешь.
- Слабак.
- Книгу принес?
            Ахонов протягивает мне сверток.
           1980. Плотная милованная бумага, неприятный запах. Говорят, книги какое то время лежали в туалетах у жителей 90-х. Возможно эта одна из них. И возможно вместе с ней на поверхность подняли какой ни будь вирус, против которого наши тела не способны сопротивляться, поскольку слишком силен эпидемиологический барьер.         Одеваю перчатку, которая сама застегивается выше запястья, выбрасывает лишний воздух и прилипает к коже. Забираю книгу.
            Все, что неправильное и слишком живое - странно пахнет. Города производители, биомусор, стекающий из этих городов и живущий своей жизнью. Подполье, носящее на себе споры плесени, сколько их не отлавливай и не обрабатывай после них предметы. Я читал что когда то люди вкалывали ботулотоксин в подмышечные впадины, что бы не потеть. И читал "Парфюмера", где говорилось о запахе человека. Сейчас же благодаря смешению генов, мы просто не пахнем. Это, кажется был взятый из Кореи образец-местные жители хорошо пахли даже после физической нагрузки. Теперь можно даже не думать об этом, и глобальная когда то индустрия ядовитых веществ, отравляющих токсинами
через кожу под видом антиперсперантов канула в лету. Вроде бы солью алюминия пользуются в том же подполье, когда им надо выйти на улицу незаметными, но и данных по проценту заболеваний такой старой болезнью как рак у нас нет.
Если в средние века на улицы сливались нечистоты и люди не принимали ванны в течении жизни, то сейчас при любых признаках неприятного запаха на улице или в доме можно бить тревогу. Такое случается редко, все потенциально опасные районы известны, и новое поколение все больше утрачивает знание о существовании неприятных запахов.
              Первое, что ощущалось резким контрастом-его запах. Наверное, его можно было классифицировать как запах обычного мужчины ориентировочно 35 лет. Не обладающего хорошим здоровьем, но без тяжелых заболеваний. Не принимавшим душ неделю. Я попытался быть вежливым, но потом не выдержал и поднял от воротника маску, прилипшую к нижней части лица и начавшую тут же фильтровать вдыхаемый воздух. Все стояли в таких же или более сложных, специализированных. Некоторые вовсе в очках. Вздохнул наконец то полной грудью и лишний раз подумал о том, как же мы отличаемся.
        Документов у него не было, но утверждал он, что родился в 1945 на территории СЧСР. В давно не существующем городе Заять канувшим в лету после аварии на АПЭС в 1981 году. Сейчас там заповедник из растений, до сих пор фильтрующих воздух и очищающих почву своими корнями.
           Он утверждал, что сейчас именно 1981 . И утро дня аварии. Каким то образом он, попав под воздействие перенесся во времени. И в пространстве, ведь мы находились на нейтральной западноевропейской территории, в паре тысячах километров от того места.
           Гражданин не существующего государства и иного времени. Роберт Хайнлайн, Чужак в чужой стране.
- Заберете его к себе Андрей Евгеньевич.
           Я посмотрел на своего руководителя. Неформальное общение допускалось только с равными и приказы не обсуждались, поэтому все что я мог - это посмотреть. Корректность была интегрирована в нашу культуру из Японии, как образец идеала с небольшим внесением корректировок и поправок нашего времени. Это было удобно в основном, но не всегда.
- Вы у нас специалист по истории восточной Европы и сможете найти с ним общий язык. К Алисе его лучше не отправлять, насколько помню, в то время были иные отношения между полами.
           И между кастами - подумал я. Поэтому к себе ты его брать не станешь, хотя являешься специалистом в той же области.
- Его нельзя просто оставить в организации?
- Считаю, что он быстрее адаптируется в домашних условиях. Представьте, что если бы вы попали в их время, и вас оставили жить в НИИ?
          О том, что мы далеко не НИИ и по комфорту близки к отелю высочайшего уровня я промолчал.
- Меня зовут Андрей и я заранее хочу извиниться за возможные недочеты с моей стороны. – Я протянул нашему гостю руку для пожатия, когда мы вышли из здания.
- Давай на ты? Устал я от этой вашей бюрократии, от того, что шарахаетесь как от зачумленного и к тому же, ты хоть и младше меня, но я за равенство. – Он ударил раскрытой ладонью по моей руке, не став представляться.
           Это было сложно. Переводить слэнг с поправкой на чудовищный акцент и редукцию.
- Почему ты думаешь, что я младше? По твоим словам тебе 35.
- А тебе? Тридцатки ведь нет.
- Тридцатки - я подумал, что надо вести постоянную аудиозапись что бы потом расшифровывать и дополнять существующие данные. Такое событие случается впервые, насколько я знаю. - Нет тридцатки. Мне 48. Сорок восемь лет.
           Наверное, можно было не пояснять.
- Да ты, товарищ, гонишь.
- Мы достаточно долго выглядим хорошо, благодаря различным факторам. В средние века дожить до 30 считалось чудом. В ваше время жили уже намного дольше. Ты можешь произвести расчеты и представить, сколько мы живем теперь.
          Мы прошлись по аллее, выходя к скрытому за кованными витыми прутьями паркингу, выводящему машины из подземного гаража. Я наблюдал за нашим гостем, удивляясь тому, что он смотрит по сторонам, но без особого интереса и почему – то с пренебрежением.
- Ты значит предпочитаешь иметь водилу? – спросил Павел, когда мы сели в подъехавший транспорт. Я посмотрел данные в досье, потому что наш гость не спешил представляться, наверно вполне логично предполагая, что информация о нем есть у всех, кто его окружает, хотя это является нарушением личного пространства.
- Ты про человека, управляющего гибридо.. извини, автомобилем? Да. Его зовут Хорхе, в честь писателя одной давно не существующей страны.
- Она ж сама едет.
- Сама, конечно.
- Тогда нафига?
- Это мой помощник, у меня достаточно загружено время.
- Он робот?
- Робот в смысле машина? Нет, совсем нет, человек. У меня был андроид, - я посмотрел на нахмурившегося Павла - это зачастую человекообразная машина имитирующая личность, но мне нравится человеческая парадоксальность мышления, умение делать неожиданные выводы и иметь свое мнение. Сейчас это вшивается в программы, но синтетическая ирония по моему скучна.
- Это как если сравнить запись голоса на радиостанции с живым выступлением?
- Да, весьма метко. – Я улыбнулся, надеясь, что моя мимика понятна для него несмотря на маску.
- А ты важная шишка, раз тебе так доверяют и отпустили меня с тобой.
- У нас в принципе доверяют. Здесь не обманывают, не воруют, не совершают преступлений. В других регионах, это, конечно еще существует, но мы работаем над тем, что бы преступности и любых правонарушений по отношению человека к человеку не было вообще. Поэтому, в частности ты можешь свободно передвигаться по Суперполису и в случае необходимости обращаться к любому гражданину, тебе всегда постараются помочь. – Я улыбнулся, снимая маску, но Павел почему то не выглядел довольным, он хмуро смотрел на улицы по которым мы ехали. Наверное это было отторжение на фоне понимания того, что его время давно прошло, город разрушен, знакомых больше не существует.
         Отдали бы его лучше психологам.
         Когда мы приехали и поднялись в мои апартаменты я включил Чайковского, насколько знаю, в СЧСР любили балет, так же такая музыка звучала на праздновании голубых огней в ДК, а значит должна была ассоциироваться с домом и счастьем у моего гостя. Он почему то никак не отреагировал, возможно мы заблуждались, и данные о классической музыке так разительно отличались от оригинала, звучащего тогда.
          Мои апартаменты располагались в хорошем районе недалеко от научного центра агломерации называемой Городом. Или Суперполисом. Здесь находились парки, исторические центры, тихие и комфортные улицы изначального поселения, с иным масштабированием пространства, нежели перенаселенные когда то окраины. Можно было много ходить пешком, посещать музеи, или воспользовавшись транспортными путями добраться до района университетов, настоящих зданий старой постройки, перенесенных в это место.
         Дальше был молодёжный район с новейшими разработками, в который органично перетекал исторический центр, и окружала это все река.
          Здание, в котором я жил, занимая целый этаж с выходом на крышу, так же было построено в историческом стиле, что, возможно так же будет плюсом в акклиматизации нашего гостя.
           Много информации - обширная библиотека, предметы старины при высокой технологичности и удачном расположении моего жилья так же могли бы быть преимуществом в его адаптации.
- У меня всего две гостевых комнаты, ты можешь выбрать себе какую - то из них.
- В чем разница?
- Окна одной выходят на юг, а другой на восток.
- Короче разницы нет. Похую.
             Я пропустил мимо последнее его замечание и повел его по апартаментам.
- Все оборудовано Системой. Ты можешь просто начать говорить, и она тебе ответит. Например, спросить, где столовая или кухня и как пользоваться техникой. Она же сама в основном все за тебя сможет сделать. Не обязательно говорить громко, она распознает, когда ты обращаешься ней, когда говоришь со мной или с кем то еще и не вмешивается без необходимости .
- А если мне припечет по****еть с самим собой?
- Объяснишь ей свое намерение или откажешься от помощи. Она поймет, или можно предупредить заранее о твоей привычке. Обычно люди не говорят сами с собой, поэтому она будет искать в твоем желании поговорить запрос.
      Что – то мне все это не нравилось. Павел ушел бродить по апартаментам но быстро потерял ко всему интерес и заперся в одной из гостевых спален. Зачем было запираться, замком, выполнявшим исключительно декоративную роль мне было непонятно. Наверное, он чувствовал себя в слишком инородной среде. Хотя при этом не проявлял к ней ни малейшего интереса и уважения.
     А ведь у меня были планы и на этот вечер и на следующий день. И я был не против их поменять, пообщавшись с Павлом, но он не захотел общаться ни в этот день, ни на следующий. То, что мои планы ломались из – за странного настроения другого человека было для меня чем – то новым.

- Сильно ты на бабу похож.
       Я замер, разбираясь, это грубая дружеская шутка, сарказм, своеобразное проявление симпатии или агрессия? С ним сложно было сказать наверняка.
- И вообще че вы такие замасленные все, аж тошно.
     Это был завтрак на третий день, потому что накануне Павел со мной не хотел разговаривать, не хотел никуда выходить и только бродил по комнатам, грубо отталкивая то, что мешало ему. Как правило это была мебель.
  - Мы сейчас максимально близки к античной внешности и канонам красоты, симметрии и при этом уникальности. Мы здоровы, поэтому имеем хорошие волосы, ногти и кожу. Мы высокие, потому что было активное влияние афроамериканцев, к тому же люди значительно подросли с тех же средних веков. У нас нужное количество мышечной массы для поддержания баланса тонуса, естественного корсета. Хорошая осанка. Длинные пальцы, потому что мы много ими работаем, мелкая моторика крайне важна, отличное зрение, осязание, которое пришлось восстанавливать после того, как человечество подсело на заменители еды. Так же пришлось исправлять дефект лишнего веса и глупости. Впрочем, над последним все еще идет работа.
      Павел с недовольным видом жевал завтрак максимально приближенный к нашим завтракам, что бы познакомить его с пищевыми привычками.
- Тебе не нравится, что на улицах только привлекательные, здоровые люди? Был период времени, когда умные мужчины остались только с крайне плохими данными здоровья, зависимые медикаментозно и красивые женщины рожали только от них. Дети были умные но дефектные, много времени ушло на приведение в норму баланса всех показателей.
- Тоска. Ересь и нацизм. Уроды вы. Внешне может как картинки намалеваные, но пидерасты гнойные на деле.
          Я оглядел Павла. Не в моем характере давать оценку внешности кого либо, я расцениваю ее как данность, тем более когда это объект исследований. Но тут точно должен был работать психолог, а не историк.
          Приплюснутая голова, большой лоб, нависающие бровные дуги и глубоко посаженные глаза. Большой нос, большой рот. Асимметрия. Покрытая ямками пор кожа с пятнами пигментации и заломами морщин. Глаза серые, один видит хуже, чем другой, сутулится, пружинит при походке, смотрит недоверчиво, «из-под-лобья» кажется так. Сейчас никто так не смотрит. А он каноничный житель старого времени территории восточной Европы.
          И эти плохие зубы. В истории человечества было не мало некрасивых но гениальных
людей. Дерзких, обаятельных, харизматичных. В Павле не было.. ничего. Кроме злобы, неготовности принять новое, отрицании всех достижений, уменьшении чужих достоинств и попыток высмеять. Не умно высмеять. Просто из неуверенности в себе.
- Я могу предложить тебе все таки обратится к врачу? У тебя воспалены лимфоузлы.
- Хорош на меня пялиться, я сам решу.
- Ты же понимаешь, что это может быть опасно? Они просто так не воспаляются, возможно что это адаптация, о не стоит исключать возможности..
- Иди в баню. – он поднялся и вышел из – за стола. – За собой следи, что бы за девку не приняли.
          На какое то мгновение мне тоже захотелось пнуть мебель.
          Иногда, что бы отвлечься, я захожу в Сеть. Она неощутимо меня обволакивает, заслоняет то, что происходит в реальности, делает контуры нечёткими а возможности безграничными. Читаю сводки новостей со всего мира, заметки путешественников, объявления о знакомствах. Расписания лекций на самые разные, зачастую сюрреалистичные темы. Просматриваю ленты магазинов. Я выхватываю отдельные образы, слова, фразы, выписываю себе в старинный, бумажный блокнот перьевой ручкой фирмы, которая теперь производит домашних лекарей. Составляю карты из звуков и букв, из образов, пишу темы и программы лекций, интересные нюансы, трансформирующиеся в нашей жизни из одного в другое, но в основном просто смотрю. Иногда вступаю в переписку с людьми, никнеймы которых мне понравились. Сказочные, вымышленные создания, затрагивающие что то в моей памяти. Тонкие, не существующие образы, созданные случайным порывом фантазии незнакомых мне людей.
         Если удается - то я гашу во всем доме свет, оставляя гореть настольную лампу под абажуром из Китайского шелка в кабинете. Тех времен, когда Китай еще располагался только в Азии, и в его мифологию не были примешаны истории якутских шаманов и срединных территорий. Включаю тихую музыку, одеваю домашнюю одежду, наливаю в тяжелый, приятный на вес бокал раритетную бразильскую водку с гибискусом и цедрой лайма и всей кожей ощущаю, как замедляется время.
         Наверное, в какой то момент, когда начался массовый уход в Сеть - стало слишком шумно. Если бы Павел попал в то время - он бы просто очень быстро сошел с ума. Для человека из 1981 года было бы невыносимо воспринимать такой ритм жизни Суперполисов, их грохот, не смолкающий круглые сутки, шум машин, голоса людей, непрерывную стройку, бесконечность информационных потоков, забитость поля мельтешащей рекламой с призывами и требованием. Настоящей информации тогда практически не было видно. Что бы получить доступ к странице книги нужно было отсмотреть 15 минут рекламных роликов. И читать ты мог только вместе со всплывающими баннерами, стараясь не обращать на них внимания, но все равно поглощая массу лишней информации. Что бы войти в музей, посмотреть передачу, прослушать интересующую тему, новости, приобрести товар – ты обязан был подождать, потратить свое время на бесполезную, зомбирующую информацию, отжирающую у тебя самое дорогое и невосполнимое - твое время. Даже не столько время, которое ты убиваешь на ожидание, пересматривая призывные ролики, а время, за которое мозг восстанавливает свою способность функционировать. Тогда уже было
поколение, выросшее с особенным синдромом, выраженным в не способности концентрироваться на чем либо. С дефицитом внимания и при этом гиперактивностью. И растили они такое же следующее поколение.
         Информация оказалась замедленным, но самым опасным оружием. Даже в селеньях, удаленных от Суперполисов, где люди оставались жить на
природе - их доставала информация и убивала быстрее, потому что у них не было навыков ею пользоваться.
         Я хотел бы сейчас взять передышку, просто побыть в одиночестве, подумать, но дома стало дискомфортно. У Павла были нарушены понятия о личном пространстве, возможно он рос в доме, где не было дверей. Я помнил что их иногда заменяли, вешая ткань на дверные проемы. Или особые длинные бусы из натуральных или синтетических материалов. Такая, условная перегородка давала родителям и всем, например, гостям, возможность наблюдать за жизнью ребенка, не оставляя ему чувства защищенности и приватности. Над этим даже не задумывались тогда, и видимо, не приходило в голову и Павлу.
         Он постоянно находился в движении, что сначала мне показалось хорошим знаком, но потом я бы предпочел, будь он более робким. Это выглядело бы более уместно, чем его неврастения и тотальная неспособность успокоится и сосредоточится. Он брался за материалы, переворошив библиотеку, и бросал их. Общался с Системой, запуская ролики и входя в информационные порталы, но бросал их, даже не дойдя до середины, переключаясь на что - то другое. Он слушал музыку, громко, все подряд, перескакивая с начала трека в конец и резко все выключая. Потом возобновляя. Это можно было бы объяснить желанием разобраться, наверстать упущенное, но он не слушал. Не смотрел, просто вел себя как неврастеник в срыве, периодически отшвыривая настоящие печатные издания, которые я доставал в экспедициях и выкупал на аукционах. Он заходил без стука и требовал внимания под разными предлогами, начиная со мной спорить, одергивая и повышая голос, быстро злясь на пустом месте, и особенно раздражаясь на то, что я не пытался кричать или злится в ответ.
          Я понимал, что нужно время, что он привыкнет. Но это агрессивное требование внимания смешанное с тотальным презрением к цивилизации и безграничной ненавистью ко всему меня склоняло к тому, что бы сбежать из собственного дома, потому что его из апартаментов было не вытащить.
         Я, конечно предложил ему пойти со мной, но скорее для формы. Он злобно ответил что не пойдет, хотя сам стоял и до последнего не сводил с меня взгляд, пока я собирался.
- Очередная вылазка что бы меня обсудить?
- Не только, Ирина, конечно, профессор психологии, доктор наук и не откажется познакомиться с тобой в рамках бесценного опыта, но прежде всего она великолепная женщина с которой просто приятно провести время. Хорошего тебе дня, я вернусь скоро.
- Мне кажется, что он хочет меня убить.
       Мы сидели в увитой зеленью беседке ресторана. Шумел фонтан, брызги которого стекали по мраморной чаше, поддерживаемой кариатидами, гул голосов сливался со звоном посуды, смехом, тихой классической композицией, звучащей из под стеклянных арок потолка, над которыми шла имитация первого осеннего дождя.
          Как я, оказывается, нуждался в выходе куда – то из апартаментов с этим неадекватным.
- Интуиция?
         Она убирает за ухо прядь белых, вьющихся волос, слегка наклоняя голову и я думаю, что никогда не перестану ею любоваться.
- Просто ощущение, ничем не подкрепленное. Думаю это просто из-за его агрессии. Я понимаю, тяжело, очень, такие нагрузки, столько информации.
- Если бы он пытался ее воспринять а не отторгнуть, милый. Когда ты уезжаешь в другую страну ты должен быть открыт к новому, так ведь? Ты отдаёшь себе отчет в том, насколько это чудесно - возможность перемещаться и узнавать новое.
- Это защитная реакция организма, он ведь никогда не путешествовал, насколько я понимаю.
- Думаю, вам просто не повезло с этим типом, милый. И зачем только Вечеслав взвалил это на тебя?
- Отомстил из за того, что ты ушла от него ко мне – я улыбаюсь, и понимаю, что впервые искренне улыбнулся за все это время. Откидываюсь на спинку плетеного кресла, понимая, сколько, оказывается напряжения ношу на себе в связи с присутствием Павла.
- Ты даже не стал приводить его сюда.
- Я предложил, зная что тебе будет любопытно, но был рад, когда он отказался, и хорошо, не хотел бы портить тебе день. Даже из научного интереса, милая, тебе бы не понравился этот опыт.
- Общение с дикими животными всегда опасно, но меня сложно испугать. Не надо делать выбор за меня, это устаревшее поведение.
- Если ты хочешь - мы можем поехать ко мне после ланча, я уважаю твое желание, но предупреждаю, что этот опыт может быть негативным.
- Фраза про поехать к тебе, если бы она там и закончилась - мне бы понравилась намного больше. - Она качает головой - Ты очень напряжен.
- Кажется они все жили в напряжении, потому что так нелояльно относились друг к другу. Я вымотался за эти дни с ним.
            После мы действительно едем ко мне, и я понимаю, что не хочу этого. Я переживаю за Ирину, хотя никаких объективных посылов к этому нет. Она накрывает мою руку своей и легко сжимает пальцы.
           Павел выходит к нам.
- Я видел, как вы приехали.
- Добрый день - Ирина лучезарно улыбается и протягивает ему руку. - Меня зовут Ира и я очень хотела с вами познакомится.
- Салют - хмыкает в ответ Павел и грубовато пожимает ее ладонь. - Че, будешь меня теперь как обезьяну ученую показывать? - Он прищурившись смотрит на меня. Не смотря на то, что сегодня была запланирована встреча с прессой он даже не попытался привести себя в порядок, демонстрируя свое пренебрежение к правилам хорошего тона. Это, в общем его право, и защитная реакция, но мне снова хочется одеть защитную маску, потому что кажется что от него воняет еще сильнее.
- Я подумал что неформальное общение с кем - то кроме меня пойдет тебе на пользу.
     Ирина даже смогла уговорить его поехать в музей. Интересно, это женское обаяние или тонкая работа психолога?
- Это один из Азиатских Суперполисов. В какой - то момент городская агломерация стала отдельным организмом, не справившимся с самим собой. Я не специалист по Азии, но бывал в рабочих поездках.
      Я комментирую экспозицию музея, понимая, что смешанный язык, которым мы сейчас пользуемся будет лишь отчасти понятен для него.
- И че, там правда так?
- Да. Это восстановленный образ с картины, написанной художником, жилье которого располагалось когда - то на первом этаже здания. Потом улицы были затоплены дождями из - за сдвига экосистемы спровоцированного экологическими проблемами, на улицы полезло то, что жило в канализациях. Вода прибывала и постепенно в окно стал виден вот так вот подводный городской мир со скоплением мусора, водными грызунами, головоногими моллюсками и водорослями. Это доходило до середины окна, по воде плавали лодки, торговавшие едой и сливающие отходы в эту же воду. Сейчас этот город до сих пор на просушке, потому что в какой - то момент он стал непригоден для жизни вплоть до пятого этажа, там оставались только беглецы, нелегалы, преступники, передвигавшиеся на лодках, вплавь, или по перекинутым из окон мостам. Эпидемии выкашивали кварталы, начались мутации. Пришлось просто закрыть границы.
- И там все просто подыхали в запертом пространстве?
- Не все. Но многие. Потому что выход был в тюрьмы. Или уже нельзя было вылечить. Или же люди были просто не приспособлены к жизни. Точных цифр никто до сих пор не называет. Сделай поправку на законы, действовавшие тогда и менталитет.
        Павел стоял молча, смотря на витрину, за которой в мигающих неоновых бликах под водой была имитация разлагающихся зданий. Он явно хотел сказать, какие все ублюдки, но кажется, присутствие Ирины заставляло его промолчать.
        Дальше была витрина с предметами быта, приспособлениями для выживания в таких условиях, описание происходящего, трансляция на проектор. За этим был зал с остановленной фабрикой, где каждому рабочему отводилось пространство в один квадратный метр и люди умудрялись на нем даже спать. В гигантских цехах с оглушительным грохотом. В то время, как перегруженные заводы с дешевой рабочей силой в одной части планеты полностью лишали работы и делали безжизненными поселения в другой части.
- Сейчас такого уже практически нет. Осталось несколько стран, но они понимают, что это тупиковый путь развития, так что скоро такого неравномерного распределения не будет. Мы практически выровняли условия жизни и количество заселенных территорий, грамотно распределили производства, ликвидируем последствия экологических катастроф.
- Жизнь по жестким законам в теплице? Переработали то что было в дерьмо, на котором все растет?
        Ирина смотрела на Павла с удивлением и любопытством, я думал о том, как красиво лежат блики от аквариумов с оборудованием на ее волосах и старался отвечать Павлу корректно.
- Если хочешь - ты можешь ходить на лекции в музей или поступить в университет. Ты можешь изучать все от агрономии и истории с политологией до биологии маркетинга и сексологии. У нас бесплатное образование.
- Для ученой обезьяны типа меня?
- Для всех. Мы не делаем разницы между людьми.
         Павел хмыкнул и даже захотел пойти пройтись сам. Я не хотел его отпускать с одной стороны и с другой уже с трудом выносил его присутствие.
- Потрясающий тип - на прощание говорила мне Ирина.
- Я с таким трудом не разговаривал даже со студентами из восточных зон заключения.
- Вечеслав подонок - она рассмеялась и поцеловала меня в щеку - но будь осторожен, он не производит впечатление человека с психическими отклонениями но я не знаю, что от него ждать. И запах этот от него. К тому же ты слышал? Опять что - то не ладно с подпольем.
     Слышал, конечно. Я проводил Ирину и попробовал найти Павла. Того не было на камерах музея. Я даже испытал облегчение, подумав, что он может сбежать или потеряться. «И даже жаль, что у нас совсем не опасно» - думал я, отменяя конференцию, объясняя, что наш гость все еще не желает общаться.
- ПРЕССА осаждает?
- До приемлемого уровня. Я просто им отвечаю, что наш гость еще не хочет давать никаких комментариев. Ты что думаешь про все это?
         Мемориат выпускает из носа цветной дым в форме дракона, каким его бы изобразили жители Азии. Он умеет смотреть на вещи под особым углом и особенно выделять слова, на которые стоит сделать акцент, по его мнению. Живые орхидеи в аквариуме, выполненном в форме огромной опиумной шкатулки двигаются в своем ритме глубокого фиолетового цвета.
      Попади я на место Павла, в высокотехнологичный мир будущего, или даже прошлого – мне бы было по меньшей мере очень интересно. Ходить по улицам, общаться с людьми, учиться, узнавать, ехать дальше. Это как еще одна жизнь в подарок. Разве нет? Ощущение было такое, словно нет.
- Я думаю что удивительно, как мы живем без НАРКОТИКОВ? – мой оригинальный друг вывел меня из размышлений.
- Они были нужны ради денег, а у нас экономическая стабильность.
- А еще ради ЭСКАПИЗМА.
- Тебе он нужен?
- Мне нет, а вот твой новый ТОВАРИЩ бежит от этого мира, у него.. ПЯТА ГОРИТ.
- Пятки горят, это у Ахиллеса была пята. - Я беру с подноса маленький, лимонно желтый квадратик посыпанный чем то белым и мелким, кладу в рот и откидываюсь  в мягкое, продавленное, винтажное кресло, на спинку которого накинута настоящая шаль ручной работы. Выпущенный дракон стал плавно виться в воздухе вокруг голограммы танцующей на седле Харлея стриптизерши. Квадратик был сладким и восточным, кажется, это называлось «Рахат лукум», и подавалось к кофе или чаю. Ахонову бы понравилось.
         Мне не хотелось идти домой после встречи на которой обсуждался Павел и
того, что почему - то не слишком сходились данные о скачке во времени. Должны были оставаться побочные эффекты, которых не было. А он не позволял брать у себя анализы, не отвечал на анкеты и тесты, отказывался встречаться с кем - либо и не спешил рассказывать о себе, зато с интересом разбирался в моей домашней технике, интересуясь своим городом и требуя от меня информации уже на протяжении недели.
         Что - то меня все это настораживало, а главное - я ощущал опасность, даже перестал есть в апартаментах, просто не мог.
          Особенно после того, как он спросил, почему я это не делаю, пристально глядя в мою тарелку. Он напоминал ядовитого дикого зверя, который собирался меня по частям съесть, накормив при этом ядом с опцией размягчения мяса.
- Ты его не стал звать к себе ДОМОЙ.
            Я отрицательно качаю в ответ головой.
- Интуиция? Мне тоже кажется, что что то не так. Только вот ЧТО?
- Он в буквальном смысле не от мира сего. Нам очень трудно его понять.
- Приглашая домой дикого дога ты же не ждешь что он отгрызет тебе ногу, но вроде как стелешь ему не в СПАЛЬНЕ.
           Я закрываю глаза, задумываясь о сказанном, слыша тихую китайскую музыку, льющуюся между нарочито выступающих медных труб, по корешкам черных от времени книг на пол по которому поверх надписей и пентаграмм разбросаны арабские ковры и отталкиваясь от них поднимается по эскизам первых парапланов развешенных поверх нанесенной на стену фрески скопированной из Кафедрального собора Мюнхена.
- Я не знаю. Можешь прогнать по своим каналам? Я сомневаюсь в нем.
- Как СКАЖЕШЬ.
            К нам зашла тоненькая девушка в расшитой тунике, подпоясанная змеей, раскрыла двери и поклонившись впустила Вечеслава вместе с главой отделения безопасности этого Суперполиса и заместителем по внутренней политике. Мы все друг друга знали, поэтому просто поздоровались, имея возможность говорить неформально. Здесь было отличное место, что бы говорить свободно, без протоколов.
          Возможно, в чем - то Павел был прав и нам не хватало свободы.
- КИСЛО ПАХНЕТ ваше настроение.
- Не то слово насколько. Оппозиция явно что - то замышляет, наши люди пропадают. Или переходят на их сторону, или их убивают. Не знаю, что хуже. Парламентеры возвращаются облитые краской и нечистотами. - Глава отделения безопасности откинулся в кресле, вытянув ноги и устало вздохнув.
- Хорошо, что не кислотой. Мы способны с этим разобраться, но приходится все очень тщательно продумывать, что бы не вернуться в прошлое.
          Девушка принесла поднос с чайником и приборами. Поклонившись, раздала гостям и села у ног хозяина дома.
- А что у тебя? - Вечеслав отпил из маленькой треснутой чашки чай с плавающим вертикально листиком.
- Я пока не в краске и не в нечистотах, но к тому идет.
- Я не понимаю, почему он не идет ни на какой контакт, нужно еще время? Мы ведь стараемся не давить.
- Нужны психотерапевты.
- Ты же знаешь, что без согласия человека мы не можем навязывать ему не то что помощь, а даже общение.
- Знаю. Но я не справляюсь.
- Похоже, что его видели в Южном районе. Почему - то на детской площадке.
- Это же далеко.
- Он гуляет один?
- Мы же не имеем права за ним следить. Просто его узнал дежурный оператор, когда тот попал на камеры.
- Странно. Почему не центр? Почему юг?
- Там залив.
- Не думаю, что он хотел полюбоваться большой водой. Там порт, и там вход к оппозиционерам.
            Все замолчали. Я смотрел на медленно ползущую по руке девушки змею. Это было явно слишком.
- Снова парожняк вместо еды?
- Это меню ресторана “Ялта” воссозданное и слегка дополненное. - Мы сидели в светлом, стильном зале заведения, которое я специально выбрал что бы посмотреть реакцию. И не видел никакой реакции.
- И что это должно мне сказать?
- Это было очень престижно когда то в твоей стране, так могли позавтракать видные деятели культуры, политики и знаменитости. Ко времени, когда рос ты это было более доступно, но я не располагаю данными о твоей семье, что бы знать наверняка, пробовал ли ты...
- А мы не из таких. - Он оборвал меня, отмахнувшись. Я медленно вдохнул и выдохнул.
- Можно просто попробовать.
- Мы не из таких.
- Есть каша. – я промолчал о том что злаковые нашего времени отличаются и здесь использована основа плюс имитация запаха и вкуса.
           Он кинул на стол меню и сложил на него локти, навалившись.
-Если ты не против, то после завтрака мы могли бы съездить в Институт. Ты бы пообщался со студентами или гостями, с учеными. Все очень заинтересованы твоим появлением.
- Против. Достало это ваше внимание. И ты не имеешь права мне его навязывать. Стерильное твое нутро плотно запаяно в жесть моральных рамок которые тебе слабо нарушить.
- Ты неплохо меня изучил.
- Зато ты меня – ***во, начальство недовольно а?
- У моих руководителей, преподавателей, родителей нет понятия оценки действий. С этим ты промахнулся. – Я почувствовал, как напрягся сидящий с нами за столом Хорхе. Он был из страны, где еще жили «По понятиям».
        Павел усмехнулся, его зубы блеснули желтизной и гнилью, он сплюнул на пол и поднялся из за стола. Хорхе перестал дышать, напрягшись еще сильнее и глядя перед собой, я чувствовал, насколько он взбешён.
- Че, даже на это нихрена не сделаете?
       Я спокойно смотрел на Павла, думая о том, что он не понимает, но сам себя уже наказал и продолжает наказывать, саморазрушая. Персонал ресторана стоял и смотрел на происходящее в недоумении. Наш гость наигранно рассмеялся и вышел из заведения. Я попросил включить в счет клининг, извинился и устало потер лицо ладонью, думая о том, что обычно слово «Усталость» ассоциировалась у меня с чем – то продуктивным и приятным.
Без общения долго Павел не мог. На следующий день он пришел ко мне в рабочий кабинет и лег на тахту. Я мысленно отследил, как стал напрягаться в присутствии этого человека.
- Как же меня задрало это все. Приторное времечко, не чихнуть не пернуть.
- Разве это время плохо?
- А что хорошего?
- Безопасность, чистота, спокойствие, уверенность.
- Как по заученному чешешь. - он почесал нос.
- Но это так. Мы здоровы, обеспечены, занимаемся исследованиями и развитием, живем в максимально комфортных условиях и распространяем их. Было время, когда социальное расслоение достигло своего пика, целые регионы были наполовину заводами наполовину руинами кишащими заболеваниями тогда как люди из высшего сословия проживали в городских агломерациях курортного типа забавы ради заводя рабов и иногда их съедая. Иногда заживо, те все равно мало что понимали. И мы приложили очень много сил к тому, что бы выровнять эту ситуацию. Дать всем образование, возможность развития, комфорт и обеспечить всех всем, ликвидировав зазор. Что в этом плохого?
- Многих положили? – Павел смотрел пристально и ощутимо зло.
- Они сами вымерли. Их уничтожила та политика, запуская вирусное ТВ и блокируя нужную информацию. Людям не запрещали ходить в библиотеки и сохранять, приумножать культурное наследие. Им внушили, что это не нужно. Ты не видел многочасовые трансляции с перемешиванием цветного желе, не знаешь, что транслировалось, выдаваемое за обычную человеческую жизнь. Поколения рождались все более дефектными, не способными к выживанию и развитию. Имея доступ к абсолютно всей информации люди не знали классических композиторов.
- Как я.
- Как ты. Это странно. Я знаком с советской системой образования, она была чересчур откорректирована и достаточна жестка но обширна.
- А я двоечник. Но во мне нет этого сраного высокомерия как в тебе. Читает он лекции студентам, трудится на благо цивилизации, вращает ручку мясорубки.
         Я помолчал, потом ответил, не надеясь на понимание:
- Знаешь, иногда я пробовал смотреть вокруг глазами новичка. Гостя, пришельца, или как ты, человека из другого времени. Смотреть и восхищаться всему. Простоте управления техникой, безопасностью, тому, сколько разной еды и какая она на вкус. Как быстро можно добраться куда угодно.
Я не понимаю, почему тебя это не вдохновляет а злит.
- тебе следует ВЕРНУТЬСЯ. – Я поднял глаза на пустую аудиторию, залитую особым оттенком закатного солнца, существующего только в этой части света. Эскапизм имел место, я уходил из апартаментов хотя бы на несколько часов, потому что не мог там сосредоточится и работать, чувствуя себя на минном поле. Но голосу интуиции, или внутреннему чутью, оформленному в знакомый голос я обычно подчинялся, тем более что он обычно молчал и обострился только сейчас.
         Все было каким – то особым и тревожным, я подумал о ценности происходящего, и о конечности всего живого. Мы стремились сделать жизнь долгой но не пытались сделать ее бесконечной.
          Павел был в моем кабинете. Я показывал ему раньше библиотеку и систему по которой хранились книги-полки обволакивала прочная, незаметная пленка, поддерживающая нужную температуру, влажность, освещение и являющаяся живым сенсором, прикосновение к корешку книги через который выдавало нужную позицию. Так же можно было набрать название удаленно и забрать готовый том. Она работала и по темам и по словам запроса, смесь поисковой системы и библиотеки.
         Но он пришел не за книгами.
- Большая неудача, но я не политик что бы у меня можно было найти какую – то важную информацию.
         Павел дернулся, сначала, видимо планируя выкрутится, солгать, но осознав, что выдал себя не стал притворяться.
- У тебя есть нужные мне документы.
- Здесь в основном исторические справочники. Тебе не повезло и ты попал не к политику а к историку.
- Да, и данные по закрытым подстанциям, заводам, фабрикам и городам. – он шагнул ко мне, смотря своим обычным настороженным взглядом.
       Я подумал, что мне пригодились бы знания по самообороне. Которые были совершенно не нужны в обычной моей жизни. Павел тем временем стянул с полки императорский скипетр 17 Века. Тяжелая древесина, инкрустация драгоценными камнями по золоту. Он обычно хранился в специальной капсуле для таких древностей. Но с капсулой, видимо, Павел разобрался.
- Ты думаешь найти свой город? Туда бы в любом случае собрали экспедицию после того, как ты бы адаптировался.
- Адаптировался? Я тебе папуас? В вашем стерильненьком мирке среди лабораторных крыс? Да вы сожрали эту планету как паразиты, присосались к ней и эволюционировали из беспозвоночных червей в прямоходящих обезьян.
        Целое пособие по биологии. Я молчал, не двигаясь. Мое спокойствие его раздражало, кажется еще сильнее, от чего он начал зло веселиться, поигрывая в руке скипетром.
        Если он ударит им меня, то травма неизбежна, возможно даже смертельная, он же это понимает? Не понимая при этом ценность данного предмета.
- Чего ты хотел бы? Сейчас?
- Вертолет и миллион долларов – Рассмеялся он.
         Это вроде бы было из другой эпохи.
         Я слегка приподнял руки, показывая ладони.
- Я готов к диалогу. Конструктивному. И слушаю твои пожелания и предложения.
- Думаю, пока не готов. Но если я попробую вот этим... – все произошло очень быстро: Павел кинулся на меня, замахнувшись скипетром, меня отбросило назад, скипетр улетел на софу, сдвинув ее по полу, порвав обивку и отскочив укатился по полу. Павел замер в недоумении, но быстро снова впал в ярость.
- А ты не совсем чмошник, он тебе не только водила, кофеек намутить, но и пальнуть в случае чего может?
         Я поднялся с пола, ощупал свое плечо, смотря на Павла. Потрясающе, что мы выросли из этого. Тупая агрессия, ограниченность, это скоро окончательно выродится и останется в истории, мы истребим эти гены, да, как в Спарте, только это оказалось сделать сложнее с таким количеством населения на земле. Шаг за шагом, год, век, отсеивать неудачные особи, слабых, некрасивых, неумных.
        Хорхе молча стоял между мной и Павлом не сводя с того взгляд. На нем блестела кольчуга – тонкая броня, благодаря которой он просто рукой смог отбить удар тяжелым предметом и спасти меня.
- Еst-ce que ca va? - спросил Хорхе на своем языке.
- Да.
          Я знал, что он молча ждет моего распоряжения. Стрелять или нет. В руке свободной от кольчуги у него был пистолет. Убить, обезвредить, отпустить.
Действительно, что с ним делать? С заразой, которую искореняли столько веков но которая ценна для изучения в лабораторных и музейных условиях? С человеком, права которого я не могу нарушить, не смотря на неоднократное нарушение с его стороны.
         Откуда ты знаешь, что так ПРАВИЛЬНО? Как ПРАВИЛЬНО?
         За столом сидело 12 человек. 6 уже далеко не молодых и шестеро совсем юных. Я думал о том, что эта история как воронка, сверху было широко, светло, все видно. Потом люди, события, все стало сжиматься, сминаться во что – то единое, смешиваться во все более темную субстанцию и было понятно, что все это еще не достигло дна, но оно ощутимо начинало пахнуть. Даже мерещилось что сначала по полу, потом все выше поднимается смог, влажный и густой, кофейного цвета загрязнений, стирающий границы других цветов и узоров, убирающий рельеф ножек мебели, обволакивающий ноги присутствующих. Он поднимался все выше, достигая подоконников и стекал на улицу, струясь по стенам здания. Если закрыть глаза – можно было представить, как придётся ходить по улице на ходулях, одев старинный противогаз под венецианскую маску чумного врача. Через нее все было бы так искажено: красивые фигуры прохожих стали слишком вытянутые и с не пропорциональными частями тела, движения были бы гротескными, голоса стали птичьими, хотя как бы я это понял, через маску?
         Это просто СТРЕСС, к которому не привык твой организм. Почему иногда в моей голове мысли звучали голосом Мемориата? Он правда имел такое влияние, незаметное но неизбежное, не занимая очевидно яркой позиции, но все контролируя? Под темнотой закрытых век проступил его силуэт сидящий в кресле и гладящий змею, устроившуюся у него на коленях.
Не ОТВЛЕКАЙСЯ. Я слушаю.
Он явно улыбался. Я открыл глаза, смотря на присутствующих. Никакого коричневого тумана, искажавшего пространство не было.
- Он ушел в подполье.
- Стоило ожидать, что они предпримут нечто подобное.
- Мы наконец то сможем в этом разобраться.
- Юг вышел из подполья.
- Они не опасны для нас.
- Нужно не забывать о корректности.
- Не забудем. Мы не они.
       Иногда я просыпался и хотел покончить с этим всем. Закончить, выйти на свет и задохнуться стерильным, новым, очищенным воздухом. Сгореть под отфильтрованным солнцем.
        Вскрыться душой наружу в которую сейчас здесь никто кроме своих не верит.
Такое время.
        Я просыпался и хотел это изменить. Но не мог. И тогда я стал искать данные. О городах, которые есть еще. Которые кинули, законсервировали, оставили, но в которых можно жить так, как хочется. Слушать и смотреть настоящее, охотиться как наши предки, удить рыбу, жрать ее.
       Я нашел единомышленников, тех, кто уже искал такие города. И мы сидели вместе, нашими бесконечными больными ночами, пока они тут жили в своем сверкающем мире лжи и великолепия, от которого тошно. Мы составили план. Но нам не хватало данных. И чем больше мы их добывали, тем больше гибли, каждая буква и чертеж нас словно травила.
       Те кто помогал мне. Ринг, Ихтиандр, Людвиг, Пахом. Мы вас не забудем, хоть вы и ушли первые, найдя себе волшебный город в своих потекших от кислоты мозгах.
       Ивашкин, Людмила, Ник, Емура. Вечная память. Вы пересекли половину пути, предупредив об опасностях которые встретили и исчезли.
       Потом была третья экспедиция.
       Четвертая.
       Оказывается у этих чистеньких умников не было нормальных карт. Они закрыли зоны на карантин не проверяя их и не корректируя карты местности. Не внося данные об опасностях и не добиваясь точной информации о городах от стран, которым те принадлежали, ссылаясь на корректность.
       А мне хотелось утопиться. Потому что мои братья гибли. Здесь жить уже было нельзя, а уходить в никуда - невозможно.
       Я не люблю строить теории. В этом мне помогали свои. Моя команда, мои люди, с которыми мы устроили мой выход в свет. Нашли тех, у кого могли быть связи и более полные данные. Знаете. Я не люблю говорить о времени. Но время пришло. Потому что, как вы слышали - у нас есть маршруты, мы подготовили запасы, мы имеем карты и мы можем идти. Время не бесконечно. И эта прожорливая тварина современной цивилизации чистоплюев, по локоть в крови, которая годами чистили генофонд, которая с брезгливым интересом и своей неадекватной толерантностью рассматривала меня - не сможет жить вместе с нами.
        Время ограничено. У нас есть свое прошлое, свое бесконечное настоящее и может быть будущее.
        Оно есть у вас. Но не у меня. Я - тот трамплин, по которому вы сможете спрыгнуть.
         Я смог заглянуть внутрь, нарушить границы, рамки, условное пространство. Мы делали это и раньше, но не настолько глубоко. И среди нас были те, кто менял нашу настоящую жизнь, историю, наш сильный клан на хорошее пальто и чистую воду. Среди нас и сейчас есть те, кто мыслит так же узко как и современная цивилизация - охрененно умея красиво переделывать под себя. Людей, их чувства, взаимоотношения, потом сидеть в своих музеях и университетах и с блаженной улыбкой мудорствовать.
         Ваше право. Валите.
        Для остальных - я выполнил свою миссию. Свой генплан по сохранению нашего прошлого и подготовки дороги в настоящее. Мне больше нечего делать. Я не хочу знать – пойдете вы по моему пути или как крысы побежите назад. Я много сделал, и теперь могу уплыть на осколках своей жизни за горизонт, думая, что у меня получилось.

        Он был наш, да, чистый в плане многих поколений подпольных жителей, самой жесткой оппозиции, но рожденный всего 38 лет назад. Росший в условиях воссоздания старых традиций, реконструкции декораций и ненависти к настоящему, к наступившему будущему, поглотившему личность, наложившему маски, доработавшему детали поведенческих реакций и отсеявшему лишнее.
      Я сопоставлял архивы, чувствуя, как фильтры в портативном очистителе начинают пропускать ядовитый, зловонный воздух яда истории. У меня заканчивалось время и я слышал как нарастает грохот. Гул людской массы, остатков, мешающих этому месту. Я ждал противника системы, но не думал, что он будет таким. Антагонист должен был быть достойным соперником, а не смердеть как свинарник. Я сел среди бумаг, поправив подающий сигналы о неисправности фильтр, через который становилось все сложнее дышать.
Антагонист, с которым даже в шахматы или маджонг не сыграешь. Не сыграешь в покер. Разве что расстелить на газете шахматную доску с погрызенными детьми и домашними животными фишками домино. И то он сорвется и бросит играть, объявив что ему не нравятся правила. Интеллект подростка в быстро стареющем, непригодном для жизни теле. Я поднялся и начал выбираться к выходу. Несколько раз проваливался по колено в какую то жижу, хватался в полной темноте за обломки арматуры и благодарил за изобретение адаптивных костюмов, в которых можно было попасть хоть в Арктику и выжить. Когда то в похожих люди изображали сверхлюдей, супергероев в иллюстрированных книгах. Они
были похожи на нас, только чересчур сексапильные и воинственные. И всегда на стороне большинства, простых обывателей, большинство из которых отравляло своим существованием дальнейшие поколения и никогда не было благодарно.
Наводку мне в последний момент дал Мемориат, Вечеслав дал мне волю действовать на мое усмотрение, взяв пару людей на подстраховку.
          В остальном все были заняты сохранением порядка и безопасности на юге Суперполиса, где внезапно на поверхность вышли все из подполья. Их оказалось меньше, чем мы думали, видимо смешение генов, отсутствие образования, гигиены, медицины должного уровня выкосило за последние несколько лет практически полностью их ряды.
           Он выступал на площади в оранжевом освещении старинных прожекторов. Затянулся самокруткой, как, наверное, научился, смотря фильмы. Его рука дрожала, ногти отрасли и под них забилась грязь. Откуда взяться грязи в мире будущего? Он весь был дефектом и вызовом, в мешковатой одежде, сутулый, с торчащими сальными волосами, воспалившимися от недосыпа глазами горящими лихорадочно и светящимися изнутри. Последними его словами было что мы все обречены.
          Это последние минуты. Нас всех сотрут. А историю перепишут. Мы - дефект в их системе, невосприимчивый, бунтарский, слишком агрессивный, я хотел что то изменить, но уже поздно, мы вырождаемся, наши дети с неполным набором ДНК и наша культура это прах смешанный с растворимым супом из двухтысячных - им можно штопать стены, но не заштопать душу. - он содрал пальцем колпачок со старинной, короткой иглы медицинского шприца и воткнул себе в вену, вводя состав.
       Сначала стало очень громко. А потом тихо. Я снял маску и наконец – то нормально вдохнул, поднявшись наверх. На чистую, светлую, безопасную улицу.
- Не предлагаю тебе кофе.
- Теперь его будет не достать?
- Да нет, мне запасов лет на 60 еще хватит. Жаль, коров пришлось отдать в эти.. коровенники.
- Хороший музей получился, мне кажется.
- Удивительно честный. И из бывших подпольщиков получились прекрасные сотрудники, умеющие обслуживать старую технику и косноязыко, но от души стараясь проводить экскурсии.
- Может в чем то Павел все таки смог на нас повлиять. Меня всегда восхищала непредсказуемость в людях, я буду читать об этом лекции, уникальность мышления важна так же как чистота генофонда.
- Да, и хорошо что он с собой покончил. А то ему бы разбило сердце что никто не последовал в итоге его идее, а взяли и присоединились к нам. – Аханов рассмеялся а я улыбнулся, который раз за день.