Тридцать семь и пять

– Как ты это сделала?
– Не знаю. Просто верила, что по-другому и быть не может.

Это я слукавила. Я не верила в себя, ставила себе какие-то рамки. Мне казалось, что от ровесников я отличаюсь именно этим неверием. Лишь однажды я обрела некое подобие веры в собственные способности. Тогда, в школе, эта вера лишь чиркнула по моей жизни, словно спичкой, и исчезла. До поры, до времени.

Вспомнила я об этом много лет спустя, уже в Америке, где жила тогда всего два года. Это было начало девяностых. Мы еще читали бумажные книги. Мои «источники знаний» «зачитывали» часто, я же никогда ни у кого не «зачитала» ни одной книги. И вот, на Нью-Йоркской библиотечной полке я увидела книгу об Аркадии Исааковиче Райкине. Мысль пришла сразу – не просто прочесть книгу о своем Учителе, но оставить ее у себя, владеть ею, сделать её своей. Купить тогда такую книгу было невозможно, а о том, чтобы «зачитать» библиотечную, не могло быть и речи. Если ее не вернуть, последствия будут долгими и неприятными – библиотечный долг висит вечно, тебя достанут из-под земли, штрафов и позора не оберёшься.

Мысль о позоре мелькнула в моей голове, но желание обладать книгой оказалось сильнее. Я засунула книгу в глубокий карман плаща и направилась к выходу с абсолютно равнодушным, как мне казалось, выражением лица. Я подошла к рамке, считывающей штрих-код. Раздался истошный звон. Меня сковал страх, лицо залило краской. Огромного размера охранник вежливо попросил меня открыть сумку. Я открыла. Порывшись в ней, он сказал: «Извините, можете идти». Я сделала шаг вперёд и, проклятая рамка зазвенела вновь. Наверное, так же Штирлиц понял, что это провал. Ноги мои стали ватными. Но дороги назад не было. Секьюрити попросил оставить сумку на столе и пройти через рамку без нее. Я отложила сумку и в ужасе шагнула вперед, повторяя про себя, как заклинание: «Я пройду, я пройду…». Рамка молчала. Секьюрити вернул мне сумку и пожелал хорошего дня.

Не чувствуя ног, я вышла из библиотеки с книгой в кармане. Казалось, она прожигает моё тело. С одной стороны, мне было стыдно, с другой – я испытывала изумление от того, что обманула электронный прибор.
Книгу я прочла, а через несколько дней вернулась в библиотеку и незаметно поставила ее на ту же полку, откуда взяла. В моей памяти всплыла история из седьмого класса школы. Но тогда стыда я не испытала. Была уверенность, что я могу всё – стоит лишь захотеть.

Что только ни придумывали мои одноклассники, чтобы сбежать с уроков в кино. Каждому хотелось стать первым зрителем нового фильма. Сейчас я уже и не вспомню, какой фильм заполонил тогда все экраны страны, но желание увидеть его было сильным. Другого времени, кроме школьных занятий, нет. Мой день расписан по часам. Тренировка по плаванию, потом – через всю Москву – на улицу Качалова, в Дом Звукозаписи, вести радиопрограмму «Ровесники», потом – сделать уроки и что-то прочесть.

Врать, что кто-то в семье заболел, я не хотела – казалось, что так можно и вправду накликать беду. Отпустить с уроков могли только по болезни, но приписать себе несколько градусов температуры не представлялось возможным. Школьная медсестра, закалённая военным временем, знала каждый наш трюк. Кто-то перед походом в ее кабинет бегал по лестницам в надежде на то, что раскрасневшаяся физиономия будет похожа на лицо больного человека, кто-то садился головой к батарее, кто-то самовнушался. Ничего не помогало. Если у тебя температура, приходи в ее кабинет, ставь подмышку градусник и сиди десять минут перед ее носом. Она не сведёт с тебя глаз. Градусник вытащит сама и, приговор тебе обеспечен: не пытайся мухлевать, иди на урок.

В тот день, на перемене, не имея в голове определенного плана, я отправилась в кабинет медсестры, по дороге репетируя больное горло. Это получалось легко – мой и без того хрипловатый голос умел преображаться. Я зашла в кабинет. Там уже сидели трое моих дружков с наигранно несчастными лицами. Они держали градусники подмышками и периодически кашляли.

– Что, тоже заболела? – усмехнулась медсестра, кивнув в их сторону.
– Да, горло болит, – прохрипела я.
– Открывай рот.

Я открыла.

– Ничего у тебя нет, – она пожала плечами, – иди учиться, симулянтка.
– У меня температура, – сказала я.
Конечно же, никакой температуры, кроме 36, 6, у меня не было. Медсестра потрогала мой лоб и буркнула:
– Не выдумывай.
– А вы измерьте, пожалуйста, – проныла я.
– Ладно, – она встряхнула градусник и сунула его мне подмышку.

Кино мне не светит. Температура просто так, на ровном месте, не поднимается. Оставалось включить веру. Сколько раз я приезжала на радио с ангиной, но, как только садилась к микрофону, горло проходило. Здоровую сыграть легко, но реально поднять температуру одним лишь самовнушением невозможно. От нечего делать, я стала мысленно просить, даже не столько просить, сколько убеждать себя: «Тридцать семь и пять, тридцать семь и пять…»

Медсестра забрала градусники у моих одноклассников и скомандовала:

– Марш на урок, здоровы, как быки.

Все трое вздохнули, нехотя развернулись и вышли из кабинета.

Я проиграла. Не видеть мне сегодня никакого кино. Но внутри продолжало крутиться, как заклинание: «Тридцать семь и пять, тридцать семь и пять…» Медсестра постукивала пальцами по столу, испытующе, без грамма сожаления, глядя на меня.

– Ну, что, давай градусник, – ее голос вывел меня из медитативного состояния.

Я вытащила градусник. Она вскользь глянула на него, заранее зная результат, и уже собиралась встряхнуть его, как вдруг ее брови приподнялись.

– Тридцать семь и пять, – удивленно сказала она, надела очки и еще раз посмотрела на шкалу, – да, тридцать семь и пять. Иди-ка ты домой и не заражай тут всех. Чай с лимоном и мёдом. Пока не выздоровеешь, не приходи.

Трое мальчишек стояли у кабинета, ждали меня.

– Ну, что?
– Тридцать семь и пять, – сказала я удивлённо.
– Ни фига себе, – загалдели они, – как ты это сделала?
– Не знаю. Просто, верила…

Мысль о том, как именно это получилось, много лет не давала мне покоя. Больше никогда я не была так уверена в своих силах. Лишь, пройдя через библиотечную рамку с книгой в кармане плаща, вспомнила о случае с температурой и подумала, что рамки мы ставим себе сами.