Глава 2. Годы заточения

И потянулись года, наполненные усердным трудом над огромными фолиантами.
Не вижу смысла описывать столь большой, но малоинтересный период подробно, ибо последующие десять лет прошли в смиренном обучении (больше, конечно, в самообучении, особенно с того момента, как я освоил язык пралюдей) и в борьбе с лютым недугом души и тела.
Знания, полученные за десятилетие, я постарался изложить как можно более подробно в другой книге и передать их в целости и сохранности последователям Алого Ордена (в особенности прямым потомкам рода Самославов). Упомяну оные здесь только верхами.
Древние тексты раскрывали передо мной всё глубже и глубже окружающий мир. Невероятно сложный мир! Моё сиюсекундное безумие в Берендеевых палатах оказалось вовсе не безумием, а действительностью, судя по богатому описанию многообразного великолепия окружающих нас, параллельных Вселенных. 
Кто их только не населял! В каких точках они только не соприкасались (как правило, в «местах силы») впуская в ткани нашего пространства – времени тварей столь странных, что служили они начинанием тем ужасающим легендам разных народов, передаваемых из уст в уста сквозь многие поколения.
Где – то в иных измерениях мир был плоским, буквально как лист бумаги, где-то подобен нашему, но иногда, встречались очень сложные описания таких мест, где само время было подвластно для управления существам, их населяющим, что делало структуру этих вселенных весьма и весьма сложным для понимания явлением.
Спустя какое-то время я лучше стал разбираться в кристаллической структуре души. Лучше понимать энергии, текущие в мерцающей глубине.
Мне даже удалось научиться телепортации, без помощи домового, однако столь экстравагантный способ перемещения истребовал столь большое количество сил, что на долгое время истребил те крохи здоровья, собираемого мной по крупицам. Поэтому, переместившись из кельи в келью, я надолго отбил у себя желание практиковаться в этом направлении.
На ошибках учатся. Информация в своем первозданном виде пуста и непродуктивна. Только обращая знания в практику, мы получаем понимание пройденного материала и я старался практиковаться всё свободное время, непременно выделяя час-другой в ясную, погожую ночь для созерцания звёзд.
До кучи, подробно изучив историю атлантов и узнав, что гордый и сильный народ смог при жизни построить целые города в космическом пространстве, я силился определить их расположение в границах Солнечной системы, дабы узрев их, понять теплиться ли в колониях жизнь или они мертвы, как и все сооружения древних, встреченные мной на Земле, на протяжении короткой жизни.
Воистину, срок нашей жизни есть издевательство над нашей любознательной природой! Стоит только надкусить плод знаний, как уже пора увядать, с куском истины во рту... Только поколения людей, смогут поглотить знание до конца и, переварив, воспроизвести качественно новую жизнь. Только поколения...
К слову, следует упомянуть, что определить наличие жизни в космосе и обнаружить вышеупомянутые колонии мне не удалось совершенно, а поэтому я смею возложить данный труд и на ваши плечи, мои дорогие потомки.
Простите за отступление. Продолжим тему, касающуюся истории.
Оружие, сгубившее атлантов, было ужасающей мощи. Благо, что человечество с воинственным характером своим, присущим нашей расе, не достигла столь значительного технологического взлета, иначе, то или иной князь, получив оное оружие в самоличное распоряжение, непременно бы испробовал небесный огонь или красный луч на своём беззащитном соседе. Поэтому, помятуя о печальном опыте пралюдей к прогрессу следует относиться внимательно, с оглядкой на прошлое, дабы вновь не навредить ни себе, ни природе!
Учителей своих я видел чрезвычайно редко, ибо они всегда были заняты изучением чего-либо, в своих, так называемых, лабораториях.
Чрезвычайно редко, являясь, в гости на чашку – другую душистого отвара, величаемого «чаем». В это время наши разговоры чаще всего сводились к текущему положению дел на Руси, или касались достижений и успехов в тех или иных опытах или практиках.
Тем мне менее мне удалось узнать ,что Феофан больше всего интересуется изучением природы и даже выводит у себя в лаборатории разнообразных существ и тварей земных, небесных и морских, что я невольно давался диву с тех историй, в которые меня посвящал мой добрый наставник.
К слову, природой, древний ученый, читал и потусторонних существ да духов, признавая последних неотъемлемой частью всего сущего, отчего и создания у него получались гибридными, смешанными и, увы, практически нежизнеспособными.
Сергий, разделяя любовь Феофана ко всему живому, однако предпочитал посвящать своё время изучению обширных образований, таких как лесов, полей, доступных в дневном переходе, рек и озёр. Он считал эти природные массивы чуть ли не живыми существами, как и земные минералы, которые извлекал из недр, посредством глубокой штольни, вырытой им самолично.
  Особенно я любил те редкие дни (чаще всего в праздники зимнего и летнего солнцестояния), когда мы, все вместе, собирались в большой обеденной зале, включая домового Дому и любили спорить часами о том, или ином явлении во Вселенной, причём с каждым годом мне удавалось всё достойнее держать речь перед очами двух ученых мужей.
Иногда случались и конфликты, ибо не во всем я был согласен со своими наставниками, которые почему-то старались совершенно не вмешиваться в жизнь простых смертных.
Ярким примером тому послужила история, случившаяся весной 1241 года, когда небольшой отряд монголо-татар, загнал к нам в парадную с десяток перепуганных мирян.
Своим неожиданным появлением и странной внешностью (за годы лежачего положения я буквально слился со своей койкой в единое целое) я напугал мирян еще больше, размазав ненавистных захватчиков по стенам, чем вызвал неблагодарное бегство спасенных прочь. После чего имел весьма неприятный разговор с Феофаном:
- Зачем ты их спас? – чуть ли не  с угрозой спросил меня он, едва последний татарин, мучаясь, испустил дух.
- Людям русским помогал.
- Этим что ли? – указал рукой вслед убегающим Феофан.
- Да!
- А эти чем хуже? – грозно спросил наставник, теперь уже указывая на поверженных монгол.
- Но их никто не звал в наши земли!
- Звал! Грозный хан Бату. А до него Чингиз – хан. И они поработили Русь и часть Европейских стран не по своей воле. Природа у них такая. Ты же-бы не стал винить волка за загнанную добычу?
- Волка? Нет! Но Русичи не добыча! Они бы погибли на месте, у меня на глазах!
- Но погибли бы сопротивляясь! У них было право на отпор! А если бы и погибли, то на, то была бы их судьба! Это естественный отбор и не ты его придумал. И даже не атланты.
- Как же чудно и непонятно ты судишь меня, наставник!
- Не чудно, - вздохнул, успокаиваясь, Феофан, - а по законам природы. Поживи с моё, может и поймешь. Все имеет последствия. Любое вмешательство.
Кстати, коль я невольно упомянул дату в повествовании, продолжу в том же ключе.
Иногда, либо Феофан, либо Сергей ходили на большую дорогу, притворяясь малоимущими странниками, дабы выведать последние, грустные вести с большой земли.
Каждый раз, когда добрые хранители передавали мне без утайки очередную новость о падении того или иного княжества или стольного града, мое сердце обливалось кровью и сжималось в провалившейся груди, но особо доставляли страдания известия о монгольском чудо-багатуре, который мог один взобраться на стену, мановением руки распахнуть ворота и в честном бою погубить множество славных, русских витязей, бросивших ему вызов.
Сет в образе Урянгутая, став за два года похода, за свои заслуги, приближенным к хану человеком, успел покомандовать туменом, под своими знаменами похоронив несколько городов, но, насытившись игрой в солдатики, предпочел в конечном итоге вернуться в столицу Золотой Орды к хану Менгу в 1238 году, для того, чтобы издалека тайно распоряжаться ресурсами и силами верховного кагана, через свои советы и подсказки.
В этот же год монгольское нашествие ослабило ход, и разоренные княжества вздохнули с облегчением, наблюдая как грозные захватчики воротили морды коней в сторону диких степей, откуда и пришли.
Обложив тяжелой данью выживших Россиян Северо – Восточной Руси и оставив в счастливом неведении князей Руси Южной, Орда вернулась на следующий год  (в 1239) и за два года разбив остатки наших войск, покорив мать-городов Русских -  Киев, на третий год похода (в 1242) нескончаемым потоком зла вылились на просторы Европы в царства Польское, Моравийское, Венгерское и Хорватское, успев даже померяться силами с прославленными немецкими  рыцарями, с ног до головы облаченных в броню, попросту расстреляв последних из своих длинных луков и добив в болоте неповоротливых воинов.
В этом походе Сет не принимал участие, к тому времени превратившись в серого руководителя огромной орды, которая, с его подачи, с 1243 года стала называться «Золотой»
Все эти годы, нескончаемой вереницей по направлению в степь текли и текли русские невольники – ремесленники, умельцы, крепкие мужчины, пригодные к тягловой работе, красивые женщины и дети, уже обритые на монгольский манер.
В ту же сторону двигались и нескончаемые караваны скрипучих арб, набитых награбленным добром – добыча грозных монгольских поработителей.
Едва последний степняк покинул пределы моей страны, как пришло понимание последствий совершенного – мы на много веков откатились назад, подрубленные в самом корне. Мне не хватит красноречия, чтобы достойно передать, насколько вымотана за годы боев была моя земля – смерть большинства князей и их дружин лишила Русь защиты и профессиональных воинов, мужчин практически выбрали, оставив разоренные деревни и города полупустыми, да и то, большинство спасшихся являлись женщинами и детьми, заблаговременно попрятанными в леса.
В одночасье исчезли десятки уникальных ремесел, были нарушены все политические связи. По большому счету, пребывая под гнетом Ордынским, Россия, в 1242 году как никогда более, была близка к полному вымиранию и истиранию из скрижалей истории, и это ни смотря на то, что мы достойно сражались на протяжении всего времени небывалых нашествий (за один взятый Киев враг потерял до двухсот тысяч сабель. Нереальная цифра по нашим временам).
Пользуясь нашим бедственным положением, не дремали и прочие враги. В 1240 году, жарким летом высадился на берегах далёкой Невы, что протекает в княжестве Новгородском. Враг, величавший себя шведами, был крепко бит малыми силами восходящего светила ратного и княжеского дела, юным Александром, получившим в награду за великую победу, грозное прозвище Невский.
Это прозвище долго служило назиданием для врагов, что есть еще на просторах Руси воины, способные держать оружие.
Не все усвоили урок и уже в 1242 году рыцари Ливонского ордена, вторглись на территорию того же княжества и были наголову разбиты в сражении, получившим название Ледовое побоище, так как происходило оно на тонком льду Чудского озера, от руки все того же Александра.
Казалось бы, что Русь наконец-то за свои страдания получила того полководца, что способен сломить и Ордынское Иго (в 1243 году империя монголов стала носить название «Золотая Орда»)., но земли отцов наших были столь вымотаны и обескровлены многолетней войной, что не в силах были предоставить достойного войска для свершения великого дела.
Мы были не способны выстоять чисто физически, ибо еще не окрепла молодая поросль новых воинов. И Александр Невский это прекрасно понимал, предпочитая благоразумное смирение, чтобы русский корень рос и креп, обретая новую, необходимую силу.
Сердце моё, по-прежнему обливалось кровью оттого, что я находился в стороне от столь потрясающих событий. Душою я был с каждым княжеством, с каждым князем, дружинником и простолюдином, встречавшим врага во всеоружии. Но вот физически...
К 1247 году моё тело напоминало студень, а я пребывал на грани отчаяния, после того, как очередная попытка залечить раненный кристалл души, обратилась в прах. Чёрная рана вспарывала разноцветную палитру энергий, никак не желая насытиться моими вливаниями и стянуть свои края.
По моему во мне начали разочаровываться даже мои учителя, возлагавшие большие надежды на выздоровление, что еще больше усугубило мой расширяющийся, нервный срыв.
Я перестал следить за собой, развиваться, всеми фибрами души ожидая только благодатного, тёмного времени суток, чтобы вновь насладиться не надоедающим зрелищем бесконечной пляски тысяч звёзд.
Мне казалось, что будь я в прежнем физической и духовной форме, и я бы непременно изменил ситуацию в стране!
- Как? – спросите вы, и я отвечу.
Один в поле не воин. Но коль я бы был не один? Молодая поросль Руси могла дать всё необходимое – новых Евпатиев и Ратиборов, новых Иванов Дикоросов и Ульвов, нужно было только найти, выявить и сохранить зарождающиеся таланты в среде других, более обычных людей.
Выявить и сохранить! Так просто! А затем направить их способности в нужное русло, чтобы выждав момент, ударить в самое сердце врага!
Ох, прав же был Александр Невский! Ох, прав... вынужденное смирение было необходимо, чтобы, спустя года, в одночасье скинуть ярмо орды одним могучим ударом и войти в историю совершенно новой, объединенной страной!