Вербованные

ВЕРБОВАННЫЕ

           рассказ

Поезд свистнул и тронулся. Поплыли пригороды за окном и вскоре замелькали  поля, леса, деревни.
Виктор некоторое время смотрел в окно, но потом ему надоело и он стал прислушиваться к разговору попутчиков - двух   мужиков из их партии, всего их было шесть человек   и   один  сопровождающий, у которого были их документы в портфеле. Сергей и Владимир, мужики лет по 35-40, сидели в купе с Виктором и его женой, другие сидели в соседнем купе. - Один раз мы с карефаном охмурили сопровождающего, - рассказывал Сергей, белокурый, как альбинос, с белыми ресницами и белой щетиной, но с черными бровями, Володе, который привалился к спинке с полузакрытыми глазами. -- Он видно не дурак выпить был, а у нас пузырь с собой. Вот так же сидим и карефан говорит, что сиди не сиди, а лучше выпить, а потом в дурака сыграть что ли. Сопровождающий, вроде задремавший, встрепенулся и подсел к нам, забросив свой портфель на полку. Ну, разлили, выпили, погрызли черствого хлеба и стали дурака гонять. Сыграли раза три-четыре, я и говорю: «что-то захорошело, еще бы добавить да не на что. Бугор говорит: « Я дам, только сбегать надо на остановке, скоро пятиминутка на очередном вокзале.» Я отвечаю, что нет проблем, сбегаю. Отваливает мне десятку и я стартую на очередной остановке. Благополучно нашел местную лавку, отоварился двумя пузырями, булкой хлеба и парой банок не то килек, не то бычков -- сейчас уж не помню. Хорошо так  посидели. Я правда один стакан пропустил. Он замолчал, улыбаясь. -- Дальше то что было? -- не выдержала молчания Людка. --Виктора жена.
-- А дальше я выпотрошил его портфель. Взял свои документы и друга, так же прихватил энную сумму денег и мы свалили. -- Ну, это же грабеж! -- сказал Виктор. -- Ты думаешь я мозги пропил? Нет я взял немного: всего тридцатку. Зачем мне лишние проблемы -- он очухается, хватится, а денег нет. Что будет? Правильно! Заявит ментам и на нас объявят облаву, а там суд и срок,  а я хорошо знаком с СИЗо и зоной. Документы наши ему до лампочки, а тридцатку он свою вложит и умней будет. -- Ну и ехали бы до места, раз деньги пропили вместе. -- Ха-ха! Хи-хи-хи! -- засмеялись обои, а Сергей продолжил. -- А что я там забыл в этом леспромхозе. Он внимательно посмотрел на Виктора и Люду. -- Вы, я вижу, в первый раз. -- В первый, конечно. -- Согласился Виктор. -- Тогда понятно. Посмотрим на сколько вас хватит. Хотя мне не придется за вами наблюдать, а так бы пари с вами заключил. -- Что же там такого страшного? -- спросила Люда. -- Нет, ничего страшного, пугать не буду. Вот вы кем работали? -- спросил он у неё. -- Она билеты в автобусе продавала, а я в совхозе трактористом пахал. -- ответил Виктор. Сергей помолчал некоторое время потом сказал обращаясь к своему напарнику Владимиру:
-- Я тебе рассказывал, но еще раз расскажу этим молодым людям, Может им в жизни пригодится. Так  вот, в горах Кавказа я пас овец и несмотря на голод, угрозу для жизни -- работа не так трудна по сравнению с работой на лесосеке -- эта работа исключительно для заключенных. Мне пришлось и за колючкой покатать баланы и на воле.
-- А как на Кавказ попал? -- спросил Виктор, подумав, что он то работы не боится.
-- Это, я вам расскажу, поучительная история. Запомните: никогда не доверяйте кавказцам: чеченцам, ингушам и прочим дагестанцам. Я, как то, мучаюсь с похмелья на вокзале в Астрахани. Подходит такой вежливый, хорошо одетый мужик и спрашивает со слабым акцентом:
-- Сколько еще время до Московского поезда, у меня часы встали.
Я ему буркнул типа, что плевал я на этот поезд, что мне и тут не плохо.
Мужик присел рядом, посидел немного потом открыл баул и достал бутылку с кокой-то темной выпивкой. Отпил пару глотков и стал прятать бутылку в свой сидор. Я заинтересовался этими манипуляциями и тошнота еще больше усилилась.
“Спросить что ли» -- подумал я, но мужик снова вытащил бутылку.
-- Извини, друг. Забыл предложить тебе. Это чача. Пробуй!
Он подал мне бутылку и я припал к ней, не смотря на крепость -- градусов 70 было. До сих пор помню. Пол стакана отпил, наверно, и не успел ощутить благодатную влагу в желудке, как почувствовал: поехала крыша и как падаю со скамьи.
Очухался, вижу едем куда-то. Дернулся я, открываю глаза и вижу что лежу в машине на заднем сидении со связанными руками. Впереди двое: один рулит с бородкой, а мой знакомый рядом сидит и что-то говорит не по русски.
Тут я вспомнил байки про рабство на Кавказе. Нанимают, будто бы нашего брата, на сезонную работу в колхоз или совхоз пасти летом овец или сторожить бахчу или огород какой, но человек попадает в рабство к частнику и вырваться от туда почти невозможно. Единицы сумели сбежать, а остальные так и живут там в горах и степях смирившись, а тех, кого ловили после побега, жестоко избивали или отрубали один или два пальца, такая же экзекуция ожидала за потерю овцы или другой животины.
-- Живой! -- оглянувшись сказал знакомый.
-- Воды бы. -- спросил я, еле шевеля засохшим языком.
-- Воды можно. -- ответил он. -- Сейчас остановимся.
Проехали километров десять и остановились у моста через какой-то ручей. Шофер вышел и скрылся под горкой, принес воды в бутылке и сунул мне в рот чуть не выбив зуб. Я выпил почти всю бутылку и спросил:
-- Что я вам сделал?
Знакомый рассмеялся и ответил:
-- Ты будешь хорошо работать и будешь хорошо жить.
Я больше не задавал вопросов, поняв куда меня везут на белой «Волге»
Ехали целый день всё на юг и на юг, раза два переезжали железную дорогу, которая часто была видна в безлюдной степи то справа, то слева и только раз остановились перед постом ГАИ, где кавказцы по очереди сходили в тощие кустики, потом развязали мне руки и я смог выйти под дулом пистолета.
-- Сидеть тихо и молчать, как милицию проезжать будем. -- предупредил один, снова связывая мне руки, но уже спереди.
Проехали пост и дорога уже петляла по горам. Переехали по мосту реку и я прочитал мелькнувшую табличку: «Терек». Кончился асфальт и ночью приехали в какой-то аул. Меня заперли в подвале, где я просидел два дня.
Потом, как я понял, меня продали и увезли дальше в горы уже на новом жигуленке.
Старый аксакал тихо, мирно объяснил мне мои обязанности и ответственность за проступки, два парня, лет по 18-20, с ружьём проводили меня в горы к отаре. Рядом бежал пацан лет 12, который несколько раз совал мне палку в ноги, отчего я падал и сопровождающие хохотали или наставив на меня ружьё злорадно бабахали имитируя выстрел.
Как счас помню, сто двадцать две овцы и барана. Принесли в мешке пять черствых лепешек, кинули в угол выложенного из камней навеса из трех стен, крытый всяким хламом, огороженный изгородью, куда я загонял на ночь овец.
Попугав меня ружьём, они хохоча ушли уже вчетвером с пастухом, как я понял из этой же семейки.
Так началась моя двухмесячная жизнь в горах с отарой.
-- Ну, и чем кончилось? -- спросил Виктор, когда рассказчик надолго замолчал, глядя в окно.
-- Пойдем покурим, что ли. -- ответил он поднимаясь.
Подымили в тамбуре втроём. Там Виктор и догадался, что его попутчики и коллеги по будущей работе -- БИЧи.
Когда вернулись и снова уселись за столик, где Людмила выкладывала из чемодана хлеб, колбасу и перья лука, которые успели купить у бабки на перроне.
Виктор нарезал хлеб и колбасу, предложил Сергею и Володе присоединиться к их трапезе, тем более время приближалось к обеду. Друзья без разговору присоединились к ним и пока Виктор ходил за чаем к проводнице, умяли половину их припаса. Он и так догадывался что они голодные, так как стреляли у  него сигареты и ходили к сопровождающему за авансом, но видно безрезультатно.
Прожевав очередной ломоть хлеба с колбасой, Сергей продолжил рассказ:
-- Я с первого же дня стал думать о возможности слинять, но решил делать это как можно позднее, чтобы усыпить бдительность хозяев и чтобы не злить и раздражать их, скорых на жестокую расправу -- вон сколько мужиков и парней в этой семейке. Проблем хватало: нужно запасти продуктов минимум на пару недель, но кроме шести-восьми черствых лепешек в неделю ему не давали ничего, даже ножа у него не было, был только тупой топор которым он рубил дрова для костра. За сухими палками приходилось ходить вниз к ручью, где он поил овец. Одежды ему ни какой не дали и он ночами мерз в своем пиджачке и одних штанах. Овцы съедали заготовленную траву для подстилки, как только он загонял их в загон на ночь. Потом он догадался загородить проход под навес палками вбитыми в земли. Первый же дождь промочит его насквозь, так как крыши как таковой не было. Он натыкал палок в стену между камнями в углу и постепенно покрывал их травой и ветками. Ночами  ворочаясь на жестком ложе, я обдумывал варианты маршрута на север. На сколько скудные были у меня сведения по географии Кавказа и Прикаспия, но я понимал что бежать по тому пути, что везли, невозможно: сразу поймают. Я не знал даже где он находится: в Чечне или Дагестане, но был уверен что они долго ехали на восток, как только проехали Калмыцкие степи. Поднявшись на самую высокую гору он увидел на северо-востоке недалёкое море и на севере бескрайнюю степь, скорее пустыню, по которой они и ехали из Астрахани. Виднелись сёла и аулы в горах и степи, железная дорога и река с множеством рукавов -- Терек -- как догадался я. Стал откладывать по одной лепешке, как приносили еду парни. -- Продолжал Володя. -- Лепешки  прятал в стене, вытащив камень. Больше никакой другой еды мне запасти не удастся, если только прихватить ягненка в последний момент. По моим подсчетам я прожил возле отары почти два месяца -- пятьдесят шесть дней. Терпение мое кончилось: ночи стали холодными, не помогал и костер, вода почти замерзала в бутылке. Одежда обветшала совсем и латать её было нечем. Силы тоже уходили от голода, хотя в последнее время я надыбал какие-то кислые ягоды на колючих кустах потом другие, сизые и терпкие, они и разнообразил моё меню. Позднее я узнал, что сизые ягоды -- жимолость, а вот про кислые ни чего не знаю до сих пор.
Пятнадцать лепешек, завернутые в рубаху, и бутылка с водой -- вот с чем я пустился в бега. как только в очередной раз хозяева пришли проверить меня и пересчитать овец. Как только они ушли, я не мешкая пустился в путь на северо-восток к морю. Первые два дня, после удачной переправы через Терек, я шел с утра до вечера, так как заранее разведал что на этом расстоянии нет ни населенных пунктов ни других пастухов, потом шел только ночью, если светила луна, и поздними вечерами и ранними утрами, особенно после шести дней, когда уже обнаружен побег и меня ищут. Обходил пасущиеся стада в степи, днём прятался в редких кустиках или в тростнике у ручьёв или солёных озёр. Однажды наткнулся ночью на отдыхающее стадо и меня чуть не загрызли две лохматые здоровенные собаки, я отбивался от них палкой и отступал в степь, а пастух кричал в ночи не по русски, толи зовя собак, толи назюкивая их. Ночами тявкали и выли шакалы, несколько раз встречал змей и когда устраивался на отдых внимательно осматривался в поисках гадов и пауков. Слева я не терял из  виду железную дорогу, а справа  -- море. Лепёшки кончились и последние три дня я ничего не ел, хорошо хоть вода попадала.
Мне повезло, через тринадцать дней я наткнулся на стан охотников на побережье моря у тростников. Несколько часов я прислушивался к их разговору, подползая все ближе и ближе и, наконец, решил выходить и все рассказать мужикам и не ошибся. Меня накормили и через три дня я был в Астрахани.
-- А, ты в Астрахани что делал? -- спросил Виктор.
-- Как что? Это же юга -- тепло зимой, арбузы и дешевое вино. Вот летом на север едем, что бы там глаза не мозолить мусорам.
 
_____

Приехали в Соликамск, где их уже ждала   машина -- бортовой ЗИЛ с кучкой соломы в кузове и они поехали на север по гравийной дороге то под гору, то в гору, то по полям овса, то по еловым и сосновым лесам. Ночью приехали в Вишеру и их определили в «заезжий дом» -- бревенчатый пятистенок с кучей матрасов на полу. Так они и ночевали голодные, вповалку.
Утром Виктор и Люда сходили в магазин и набрали пряников и две банки рыбных консервов -- больше в магазине брать было не чего: ни хлеба, ни мясных консервов, ни колбасы.
Сергей с Володей помогли им съесть этот нехитрый завтрак и они стали ждать машину, которая повезет их дальше в Щугорский леспромхоз. Сопровождающий не отходил от них и постоянно напоминал, чтобы они никуда не отлучались с минуты на минуту придет машина. Она пришла в одиннадцатом часу -- тот же самый ЗИЛ. Через полчаса они приехали на берег Вишеры и на лодке переплыли быструю реку с плывущими бревнами и погрузились опять в Зил. Сопровождающий передал их документы встретившему мужику, как оказалось мастеру лесозаготовок с которым им пришлось общаться долгих два года, на такой срок они завербовались в леспромхоз.
Машина вдоль берега по разбитой колее неспешно  пылила вверх по течению. Крутые берега с серыми и голубоватыми скалами, между ними река с плывущими брёвнами, слева то незасеянные поля по увалу, то ельники в логах. На берегу торчал синий каменный столб,  метров сто в высоту, и было удивительно как он не падает. Кое где на полках торчали елочки и березки.
-- Вот будет грохоту, если упадет -- сказал Виктор, провожая глазами торчащую верхушку за поворотом реки. Такой «шихан» по Вишере был не единственный.
Через десять километров появилась деревенька в пять дворов, прилепившаяся к склону горы по которой огорожены рядки картошки и, сразу за ней, поселок с несколькими рубленными домами и целой улицей щитовых «финских» домов с разбитой тракторами и машинами дорогой между ними, плотбищем, где ворочался в грязи трелевочный трактор, запихивая бревна в воду щитом. Над некоторыми домами торчали высоченные телевизионные антенны, укрепленные растяжками.
Остановились у конторы куда их пригласил мастер прямо в кабинет начальника участка, который сразу спросил, кто работал в лесу, даже не заглянув в документы. Виктор ожидал что Сергей и Владимир это подтвердят, но они промолчали, как и пожилая супружеская пара, приехавшая с ними, которые вообще вели себя замкнуто. Виктор осмелился высказать свою мысль, что у них готовая бригада, а он тракторист и им не хватает только вальщика. Начальник проигнорировал его предложение, мельком рассматривая документы.
-- Сейчас получите аванс в бухгалтерии, спецодежду и устраивайтесь. -- напоследок сказал он. -- А завтра на работу. Приходите к восьми сюда к конторе.
Получив по двадцатке денег и загрузив в кузов машины постели, кровати, ведра, синие костюмы, кирзовые сапоги, рукавицы и топоры они проехали в самый конец поселка к нефтебазе, где были пустые три квартиры в щитовых домиках. Виктор со своей поселились прямо на берегу Вишеры -- два шага с крыльца и склон к воде, Сергей и Володя поселились через стенку, двое пожилых через дорогу. У крыльца валялось куча дров. Одна комната с печью, довольно чисто -- недавно побелено.
Выгрузившись, пошли в магазин.
Виктор очень удивился, когда его соседи набрали водки, мясных консервов, хлеба, чая и курева. А ведь у них нет ни посуды, ни ложки-кружки, короче ничего, ехали с пустым пакетом и как можно пить, если завтра на работу, да еще по жаре.
Виктор взял пять банок тушенки, макароны, чай, сахар, сигареты и  две булки хлеба, узнав, что хлеб пекут каждый день. Спросил у продавщицы где купить ведро картошки и вернулся в своё новоё жильё. Посуда у них была: кастрюлька литра на полтара, ложки-вилки, кружки, две тарелки.
Затопили печь, скипятили чай и пообедали тушенкой с хлебом, решив что вечером будут варить картошку с тушенкой -- продавщица обещала продать картофель.
Соседи приглашали их выпить, но Матвеевы отказались. Кстати у Люды другая фамилия по первому мужу -- Хайкина -- они не разведены. Собственно из-за этого и оказались они тут, но это другая история.
Красивое место и название поселка красивое: Долгий плёс. От второго ряда домов круто поднимается гора, местами расчищенная под огород, сейчас зеленеет рядками окученной картошки, между ними межи, поросшие кустарником и молодыми ёлочками. Гору по диагонали пересекает дорога, поднимающаяся на верх и скрывается за поворотом. Противоположный берег сначала низкий, потом горбящийся вырубленными склонами, заросшими рябиной, берёзой и еще чем то не видимым с этого берега. Река тащит бревна, по местному -- баланы. Прямо напротив крыльца намытый островок из галечника, метров пять от берега. Виктор вечером искупался в студеной воде и полежал на теплой гальке островка.
Соседи на берегу варили чифирь в консервной банке и предлагали присоединиться, но Виктор отказался, он знал что это за зелье и не пил его никогда, хотя крепкий чай по утрам пил, что бы прогнать сон.

______

Утром на том же ЗИЛу поехали в лес. Поднялись по прорезанной в склоне щебеночной дороге и свернули влево по глубокой колее. Проехали километров шесть-семь лесом и выехали на крутой берег неширокой речки Вильвы со штабелями бревен на противоположном берегу,
Ехало их в кузове двадцать один человек и бочка с соляркой. Трактористы и чекеровщики сразу стали заливать солярку в стоящие тут же два трактора, а вальщики и сучкорубы перешли речку по перекинутым через Вильву двум березам к штабелям.
Вновь прибывших мастер заставил вырубать мелкий подрост на этом берегу: елочки, березки, ивняк и рябину. Назвав эту работу -- мелиорацией. Они расписались в журнале за технику безопасности и разбрелись по склону.
Виктору эта работа была знакома: когда-то в юности он работал в лесхозе на прочистках и осветлении, тогда вырубался только ивняк и осинник вокруг посаженных елочек и сосенок , и складывался в кучи, а тут вырубалось все подряд и не нужно таскать в кучи.
Трактора, ревя моторами, перешли вброд речку и скрылись в лесу, где уже слышен был визг бензопилы.
Виктор вскоре оторвался от работы и огляделся: Сергей с Володей варили чифирь, не срубив ни единого куста. Вторая пара неспеша тюкала топорами. Мастер стоял на пригорке как полководец и рылся в своей сумке. Две женщины -- десятницы -- сидели на той стороне на бережку и беседовали.
Виктор сбавил темп, а Люде сказал чтоб она бросила топор и просто отбрасывала срубленные им деревца, он опасался как бы она не порубилась.
Вскоре стало жарко от поднявшегося в зенит солнца и все поснимали синие рабочие костюмы, а некоторые мужики на той стороне работали без рубах, обрубая сучки с раскряжеванных бревен и катали их в штабеля к воде.
Прошел день и вечером мастер сказал, что с утра все будут работать в бригадах на основных работах. Виктор и Людмила попали в бригаду Киселёва, Сергей и Владимир в бригаду Маматулина. Утром мастер проинструктировал Виктора как рубить сучки на бревнах, чтобы не порубиться и как катать бревна багром и крючком на плотбище,  не используя топор. Бревна ни кто бревнами не называл, а только «баланами», как потом узнал Виктор, от слова «балансы». Люду мастер проводил в лесосеку, где она будет обрубать вершинки у хлыстов.
Трактор притаскивал за вершинки на плотбище до пятнадцати ёлок, где их отцепляли и тут же Виктор и другой мужик начинали обрубать сучья обязательно все и заподлицо, Раскряжовщик по мерке распиливал хлысты на четыре с половиной метра и на шесть с половиной метров. Получалось обычно три балана два по четыре с половиной и один по шесть с половиной, но иногда выходил еще один четверик. Очищенные от сучков бревна скатывались под гору в штабель. Штабелей три и самые тонкие бревнышки, тоньше 16 сантиметров еще и шкурились на три пролыски, чтобы лучше сохли, так как весной их бросят в воду речушки.
-- А почему сразу не бросать баланы в реку? -- спросил Виктор у мужиков, когда они сели перекурить.
-- Они не поплывут, воды то мало. Их только по большой воде весной будут сплавлять. Если останешься то и тебе придется скатывать баланы в воду.
-- Что десятницы по двое ходят?
-- Так одна наша, леспромхозовская, а другая со сплавной конторы. Вот они и ходят всегда вдвоем и точкуют кубатуру каждая в свою тетрадь, чтобы было одинаковое количество.
В обед Люда пришла с делянки потная и уставшая.
-- Ну как спросил? -- Виктор. -- Тяжело?
Люда махнула рукой:
-- Тут хотя бы ветерок, а там духота, жара.
Виктор разогрел тушенку и они обедали сидя на бревнах, запили обед сладким чаем из бутылки, а вторую бутылку Виктор велел Люде взять с собой.
К вечеру от топора пальцы на руках перестали разгибаться, приходилось все чаще спускаться к воде и смывать соленый пот холодной водой Вильвы.
Дневная норма -- 40 кубометров, -- которые нужно закатать в штабеля и только деловой древесины, ни один гнилой балан не будет заточкован. За выполнение месячного плана начисляется премия в процентах к перевыполненным кубометрам -- сдельно-премиальная оплата труда.  Простой сучкоруб получает в два раза меньше вальщика и тракториста -- у него третий разряд, а у тех шестой. Величайшая несправедливость, посчитал Виктор, так как самая тяжелая работа достается сучкорубам, но эта работа не квалифицированная, считает начальство.
Пожилая супружеская пара так и не вернулась со Щугора, куда ушла прописываться. Виктор с Людой решили идти прописываться после получки, что бы купить что-то в магазине на центральном поселке.

_____

Понемногу Виктор втянулся в тяжелую работу: уже не болели руки и спина, жалко только Людку, все таки это не женская работа, но и в соседней бригаде работала женщина сучкорубами, а мужики говорят что еще две женщины в отпуске, которые тоже рубят сучки в деляне. Утешение не ахти какое.
Где то через две недели после получки они собрались в Щугорский  поселковый совет, что бы прописаться.
Виктор заготовил с десяток гвоздей, что бы сколотить плот на обратном пути, все не топать десять километров по береговой тропе.
Сергей тоже выпрямлял гвозди топором на чурке и Виктор поинтересовался, когда они пойдут в Щугор.
-- На днях поплывем. -- ответил он.
Виктор предупредил мастера и они утречком пошли по тропе вверх по течению реки. Тропка вилась по косогору, по ельнику то поднимаясь вверх, огибая очередной выступ скалы, то опускалась  почти к самой воде. Вот и поселок раскинувшийся на берегу Вишеры и её притока -- Щугора, речки чуть пошире Вильвы. В устье речки также тарахтел трактор у штабелей стягивая тросом баланы в реку, стоял лесовоз с лесом и шофер копался в моторе. Они без труда нашли поселковый совет в щитовом доме на разбитой техникой центральной улице, поставив штампы в паспорта, зашли в магазин. Купив чайник, зубные щетки, пасту и кое что из продуктов они пошли обратно и на широкой отмели Виктор сплотил шесть толстых бревен и прибил поперечины из валявшегося тут же сухостоя, стуча по гвоздям камнем. Запасшись длинной палкой они отплыли от берега и вместе с баланами поплыли вниз по течению. Плот хорошо держал их и запас был еще, пожалуй, на одного человека. Они сидели на откомлевках и любовались пейзажами по берегам. Виктор пожалел что не взял с собой удочку, может удалось бы поймать какую-то рыбку. Вскоре их догнали на моторной лодке Полтора Ивана -- так звали двух Иванов: один под два метра, другой метр с кепкой, друзья неразлучные жившие вместе без семей, конечно тоже вербованные, но прижившиеся на Долгом Плёсе. Причалив к плоту они, заглушив мотор, немного проплыли с ними, рассказав, что плавали вверх за хариусом, но ничего не поймали, слишком много плывет леса.
Вскоре они причалили прямо у своего дома и отпустили плот на волю.
Оказывается их бригада и не работала: вышли на работу только тракторист и вальщик, а остальные трое просто похмелялись, не считая Виктора и Люды. Потом он понял, что это обычное явление после получки, особенно если бригада не выполняет план и «корячится» не имеет смысла, все равно премия не светит, а что положено выплатят. Выгонять работяг, себе дороже: не кому будет работать, кроме немногочисленных местных, но они работали в основном на подсобных работах, не в лесу, кроме двух мужиков: сучкоруба в их бригаде и тракториста. Начальник, мастер, вся контора, продавец, завхоз, инструментальщик, токарь, завгар, моторист на электростанции -- местные.
В очередной выходной Виктор встал рано и пошел вверх по Вишере, где он с вечера построил бон: шестиметровое бревно одним концом упиралось в берег, придавленное камнями в середину его упиралось четырехметровое бревно и одним концом тоже упиралось в берег, получалась вроде буквы «А». Плывущие баланы оттеснялись от берега шестиметровым бревном и сюда в затишье Виктор забросил две удочки-донки на леща, прикармливая рыбу пшенной кашей. По такой схеме ловят здесь леща, попадает елец, окунь, пескарь и местный бычек, похожий на ерша, но совсем мизерный -- в пол мизинца.
До восхода солнца можно поймать три-четыре хороших леща, и как только солнце вставало из-за горы клев леща прекращался, можно, конечно, ловить и днем, но клюёт мелочевка. О знаменитом хариузе приходилось только мечтать: слишком засорена река молевым сплавом.
Виктор где-то через месяц не сильно порубил колено и  устроил себе выходной, посвятив его рыбалке.
В начале августа вся лесозаготовка переместилась далеко в тайгу, по щебеночной дороге среди вырубов, их уже возили на двух машинах, крытых брезентом, за пятьдесят и более километров и к машинам нужно было приходить уже к семи часам.
Трелевочные трактора тащили рельсы и вагонетки. Вальщики сваливали десяток берёз и трактор стаскивал их в одно место и укладывал в ряд через полтора-два метра выравнивая в один ряд комли, вдоль которых бригада укладывала шпалы из кругляков и к ним прибивались рельсы, по которым катали вагонетку, груженую баланами и скатывали их в штабеля по размерам. Из штабелей, после приёмки баланов десятниками, бревна грузились  на лесовоз трактором с двумя стрелами и двумя тросами наматываемые на барабан лебедки. Чекеровщики цепляли пачку бревен и трактор поднимал их вверх, под пачку подъезжал лесовоз и пачку опускали между кониками. Баланы вывозились в поселок и сбрасывались в реку, а зимой штабелевались на берегу.
В рубленом вагончике открыли столовую, где можно пообедать за наличные или под запись.
Работало уже четыре бригады: выходили из отпусков и прибыла новая партия вербованных.
Сергей и Володя не зря выпрямляли гвозди, когда Виктор и Люда ходили в Щугор они в другую ночь тоже на плоту уплыли, но вниз по течению, прихватив спецовку, топоры и одеяла.
Как объяснили ему в бригаде, что это обычное явление -- бегство вербованных после нескольких недель работы или сразу после получения подъёмных и удивлялись, что они не думают убегать.
В сентябре зарядили дожди. Выгрузившись из негреющего кузова из под брезента, бригада спешит на площадку и плеснув заготовленной с вечера соляркой на головёшки, разжигает костёр и накормив его вершинками и откомвлёвками, окружает его, впитывая телами тепло. Костёр пылал целый день, чтобы хоть как-то согреваться и обсыхать в перекуры. План ни кто не думал уменьшать, а тем более актировать дождливые дни.  -- Почему мужики стоят к костру передом, а женщины задом,  -- вслух размышляет Шахов, невысокий парень с бородкой, наблюдая за своей подругой, Шуркой, которая стоит задом к костру, выставив руки в голицах к теплу. И сам отвечает. -- потому что у мужика всё наруже, а у бабы всё внутри. Вот она и греет голый зад, как у обезьяны.
-- Сам ты обезьяна, Шахиншах, -- беззлобно отвечает она. Появившиеся с необъятных просторов социализма в этот задрипанный лесопункт, они так же пропали через два месяца неизвестно в каком пространстве.               
Вечером приезжали домой мокрые и продрогшие, топили печь, готовили ужин и ныряли под одеяло, развесив одежду для просушки. Нет никакого желания сходить в кино, которое показывали раз-два в неделю, только попутно из магазина заходили в библиотеку при клубе что бы обменять книги. Читать можно было до двенадцати, потом электростанцию глушили до утра.
Как бы тяжело не было, но привыкаешь и к этому каторжному труду. Не даром же на лесозаготовках работают заключенные.
С наступлением зимы выдали зимнюю спецовку: куртки и штаны из серого шинельного сукна, которые были удобней ватников -- не намокали в снегу, -- а также валенки. Стало еще труднее: ввели скользящий график -- бригады отдыхали по очереди и машины с людьми ходили в лес ежедневно всю зиму. Приехали сезонники с Украины и стало на две бригады больше. В столовой очереди -- на всех не хватало мест да и кормили паршиво. У Виктора началась изжога и он перестал ходить в столовую, где вместо чая давали жженый сахар, кислый серый хлеб.
Люду взяли в столовую помощницей к повару, когда Простито-ма ушла в декрет -- так звали девку в поселке. Это случилось где-то уже в феврале, потом и Виктор получил блатную работу -- заправщиком. Кто-то в верхах озаботился об экономии горючесмазочных. Виктор до весны возил в бочках солярку и вел учет под роспись в журнале за 60 рублей в месяц.
Нормально, посчитал он -- в бригаде он больше и не зарабатывал.

_____

Вот и минул год. Снова лето и Виктор, откатав баланы на Вильве, взял отпуск, а Люда уже была в декретном отпуске. Они решили ни куда не ехать, да и не на что -- не заработали они денег, чтобы куда-то ехать. Решено терпеть еще год и, получив положенные 100 рублей на человека, перебираться в районный городок или еще куда, там видно будет.
Виктор решил поступать в лесной техникум, вычитав объявление в газете. Четыре года назад он кончил вечернюю школу и надеялся что какие-то знания имеет, а пока нужно отдохнуть.
Они вдвоём почти каждое утро ходили на рыбалку. Сидели у костра, пили чай, а дома читали книги.
Виктор весной поймал старенькую лодку и засмолив её плавал на другую сторону с низким пойменным берегом, где была неболь-шая старица и ловил там щучек на блесну и жерлицами.
Сплавали в алмазодобывающий поселок, где работала в большом пруду драга -- внушительное сооружение смесь эсковатора и землечерпалки. Мутная вода вытекала из пруда и долго не смешишивалась с прозрачной водой Вишеры.
В августе он съездил в соседний район и сдав вступительные экзамены поступил на заочное в техникум на отделение  технологии лесозаготовок. Добираться туда было труднее чем поступить: сначала нужно переплыть реку и на попутном лесовозе доехать до Вишерска, потом на автобусе до перекрестка, дальше на попутной машине до парома через Колву и еще через пять километров старинный городок Чердынь. Теперь можно до января выкинуть из головы дорогу и делать письменные контрольные работы и отсылать их почтой и в январе ехать на экзамены. Начальство лесоучастка не препятствовало ему и то ладно.
В августе жена родила мальчика и теперь до конца договора она могла не работать, детсада в поселке нет. Осенью, наконец, Виктор вытащил из чемодана ружьё и стал в выходные ходить на охоту за рябчиками, а потом научился ставить силки на них. Раз или два в неделю у них был суп с рябчиком.
До января он работал в бригаде, а потом в январе по возвраще-нию с экзаменов, его перевели в слесари. Сломавшийся трактор они ремонтировали прямо на месте, разведя большой костер с механиком, иногда до полночи. Слабое место ТДТ-75 (трелёвочника) -- подшипник в коробке передач и крепление заднего моста. Тяжеленную коробку нужно вытащить из под щита, заменить подшипник и снова вручную поднять и поставить на место. На эту операцию затрачивалось до пяти часов на двоих.
Зима выдалась снежная и морозная. Уже к Новому году выпало более двух метров снега. В помощь вальщикам поставлены по два огрёбщика снега от деревьев. По правилам валки пенек должен быть не выше трети диаметра, а на волоке вообще спилен заподлицо с землей. В январе ударили пятидесятипяти градусные морозы. Целую неделю актировали дни и бригады не работали. Виктору только два дня удалось посидеть дома в эти морозы. Они с механиком ремонтировали трактора на месте в деляне, примораживая пальцы к металлу, между двух пылающих костров, которые не спасали от мороза, потом, правда, ему дали отгулы.
На всю жизнь он запомнил эту зиму.
Они еще осенью перешли в квартиру через дорогу, там всетаки было теплее: через стенку жила многодетная семья и не так дуло от реки зимой, когда сверху, как по трубе, холодный ветер нес морзный воздух и продувал щитовой домик насквозь.
Контрольную работу по математике ему помогал делать приехавший по вербовке парень с молодой женой. Им пришлось завербоваться из за конфликта с родителями: девушка была из простой семьи, а он уже имел высшее образование и родители какие-то шишки. Они тайно расписались и завербовались в леспромхоз. Бригада помирала со смеху, когда эта девица в суконной спецодежде в больших валенках с топором тонула в снегу выше пупа и звала мужа на помощь. Через два-три дня она отказалась выходить на работу в лес и её поставили  уборщицей в контору. Парень мужественно рубил сучки с месяц, а потом приехала его мамаша и увезла их домой, выплатив, наверное, полученные подъёмные.
Такие истории частенько случались в леспромхозах с вербованными. Жизненные ситуации заставляют людей заключать договора, не представляя что их ждет в тайге.
Виктор все чаще задумывался о месте будущей работы. В этом поселке они, конечно, не останутся. Перспектив тут не было, он мог, конечно, по окончанию обучения получить должность мастера, но ему не нравилась эта работа без выходных с утра до ночи. Жена вообще неизвестно сколько времени будет без более менее лёгкой работы.
В его группе учились два мужика: один был председателем колхоза, лет ему было за пятьдесят и видно, чтобы не потерять работу пошел учиться, чтобы приобрести хоть какую-то специальность, второй мужик работал в лагере мастером столярного цеха. Оба звали его после окончания договора.
Сельскую работу Виктор знал -- после курсов трактористов он проработал около двух лет в совхозе и не очень то ему понравилось работать с ранней весны до поздней осени тоже без выходных и от зари до зари, свободное время только на сон. Председатель обещал должность бригадира, но эта собачья должность не нужна Виктору.
Нет. С одного каторжного труда к другому -- это его ни как не устраивало.
  Работа в лагере и оплачивается хорошо и два выходных, но работать с заключенными все-таки страшновато.
Они ни как не могли выбрать выгодный вариант, а о возвращении на родину, пока и речи нет, нужно находиться поближе к учебе.
Весной он сдал экзамены за курс и определился с местом работы. В июне, получив подъёмные, они тронулись в путь с двумя чемоданами и ребёнком на руках.


Б-ТАВА
2016 г.