Ирэн или первый поцелуй

       Отполированные булыжники унесли воспоминания в далёкое прошлое. Яркое событие юности. Он хранил его бережно, периодически проверяя, всё ли на месте?! Не давая, затеряться малейшей детали в укромных уголках памяти. За долгие годы воспоминания об Ирэн оформились в полноценный рассказ. Который он читал на память, еле слышно, произнося слова вслух…

         
        Странно, но первый поцелуй, полноценный, случился не по воле безумной влюблённости и неудержимой страсти. А по настоянию необычной особы. Превратностью судьбы, заброшенной по обмену опытом из Польши в провинциальный советский городок. На завод, где производили сейсмическое оборудование. Ирэн, так она представлялась, когда знакомилась, хотя, прожив некоторое время в Союзе, охотно откликалась, когда её звали Ирина, Ира, Ириска. Она познакомилась и стала встречаться с двоюродным братом Эда, Виктором. На свои, почти ежевечерние прогулки они часто брали Эда.  Для провинциального городка внешний вид Ирэн был не просто необычный, а  экзотический. При скудном выборе одежды в советских магазинах, люди в общей своей массе выглядели серо и уныло, плюс пресловутый моральный облик строителя коммунизма, закрытостью одежд, усиливал не радостное впечатление. Ирэн же выглядела на их фоне, как остров, залитый солнечным светом, посредине мрачного, серого, не радующего глаз моря. Платья и юбки, которые она носила, были, вызывающе коротки. Блузки, рубашки, майки были самых неимоверных расцветок. Среди её курток, пальто, самый спокойный цвет был бежевый. Да, и сама она, казалось, была создана из ярких, не прекращающих переливаться радостным сиянием самоцветов. Там, где она появлялась, сразу, возникала, не принуждённая радостная атмосфера. Речь у неё была, как журчащий весенний ручей, который, преодолевая неожиданные препятствия, меняет свою интонацию, но преодолев, вновь обретает прежний радостный тон весны. Труднопроизносимые обороты и были этим едва уловимым препятствием. А ещё, едва уловимый акцент он придавал её речи непередаваемый шарм, обезоруживал и пленял…
       Ах, Ирэн, Ирэн – тайная мечта, причина полночных грёз и бессонных ночей. Ирэн недосягаемая мечта  провинциальных юнцов, уже обзаведшихся усами, но удивительно наивными и глуповатыми, что допускает отсутствие опыта, что оправдать можно только молодостью…
            Виктор был красив, чёрные, как воронье крыло волосы, смуглая кожа, глубоко посаженные глаза, цветом бездонного синего омута, прямой нос с чуть обозначенной горбинкой. Среднего роста, строен, по-юношески стремителен в движениях, но с отличной координацией. На фоне своих сверстников Виктор выглядел, как настоящий «мачо», хотя, в то время данного определения не существовало. Как видим, выбрала Ирэн его не случайно.   
       Отношение Ирэн к Виктору, было мало похоже на отношение местных девушек к парням. Во главе взаимоотношений, между мужчиной и женщиной в данном провинциальном городке, стояла некая обречённость. Если отношения длились чуть более месяца. Впереди, навязчиво начинал маячить, желанный для девушек, но пугающий юнцов – призрак семейных уз. Это и сводило порой пылкие и страстные чувства, на «нет». Ирэн же, просто, наслаждалась чувственными, ни к чему не обязывающими отношениями. Не стеснялась, не сдерживала, неожиданно, нахлынувшего  желания, поцеловать или обнять Виктора. Чем шокировала не только его друзей, но и случайных прохожих. Но больше всего удручало, что во время её чувственных проделок, Виктор впадал в ступор. Его душа сжималась и проваливалась до самых пяток. И вместо радости и гордости от того, что рядом с ним такая яркая, необычная женщина, выбравшая именно его. Он испытывал дискомфорт и готов был провалиться под землю….
          
       Это и злило, и забавляло Ирэн. Но терпимо, относясь к чужим заблуждениям и предрассудкам. Она не уставала радоваться жизни, просто, радоваться.         
    

       Ирэн любила прогулки по набережной, покой, которой охраняли, выстроившиеся вдоль всего берега огромные тополя. Об их могучие кроны разбивался влажный и горячий, дующий с моря ветер. Казалось, касаясь, зелёной листвы ветер растворялся в ней. Отдав листьям, часть влаги, забирал, спрятанную в них прохладу. Листва, с радостью принимая долгожданную влагу, приходила в движение. В воздухе на большое расстояние разносился её благодарный шелест. А ветер, растеряв в листве излишнюю влагу и жар, опускался на прибрежную аллею, долгожданным и желанным дуновением прохлады. В благодарность за принесённую прохладу, милые создания, прогуливающиеся по выложенной булыжником набережной. Вторя, шелесту листьев неторопливо выстукивали каблучками радостную мелодию летнего вечера. Мужская половина, как неотъемлемая часть происходящего, неокрепшими басами, срывающимися на фальцет тенорками, и просто, сиплыми от курения голосами. На удивление, не разрушала, а, наоборот, дополняла и придавала особый колорит мелодии летнего вечера.
      

       В один из таких вечеров, Ирэн и придумала себе новое развлечение. Узнав, что Эд не умеет целоваться, решила тут же это исправить. Уговорила Виктора, подтвердить, что в возрасте Эда, не прилично не уметь целоваться. Она, получив одобрение Виктора, ждала подходящего случая, чтобы приступить к обучению. До самого последнего момента, Эд думал, что это просто шутка, но не тут то было…
      Вечерние сумерки уже уступили место, тёмному позднему вечеру, зажглись фонари. На радость влюблённым парочкам они проливали слабый свет, едва, освещавший набережную. Ирэн, Виктор и Эд заняли, пустующую лавочку. Ирэн устроилась между Виктором и Эдом. Виктор закурил, а Ирэн, повернувшись к Эду, заглянула ему в глаза. Что уж она увидела в его глазах?! Но в её глазах, нарочитая игривость сменилась на трепетный, не защищённый никакими правилами игры взгляд, в них зажёгся, трепетный, манящий огонь. Хотя может всё это; и взгляд, и огонь были частью игры. Эд, подчиняясь неожиданному порыву, коснулся плеча Ирэн. Она, отвечая на робкую ласку, коснулась рукой его волос. Почти незаметно её пальцы коснулись мочки уха. Эд замер, подчиняясь неведомой силе, губами коснулся её губ. Они были тёплыми, чуть влажными,  Эд, коснувшись их, понял, они ждали его и все сомнения, и запреты, перестали быть важными. Рядом, кроме Ирэн, для него никого не существовало. Зря, как оказалось, Виктор находился рядом и с нескрываемым неудовольствием, следил за происходящим. Он резко прервал урок, заставил Ирэн повернуться к нему, что-то говорил, интонации были язвительные и злые.
       Эд утопал в блаженстве, нахлынувших ощущений, действительность на время исчезла, растворившись в их море, тело не повиновалось. Ощущение радости, неожиданного счастья, возникло во всём теле. Это щекочущее чувство торжествовало в каждой клеточке Эда. Интонации, злые интонации они показались ему знакомыми. В голове пронёсся сюжет, уже почти забытого детского сна – злые голоса из темноты охотничьего домика. На губах ещё чувствовалась сладость поцелуя, но возвращение к действительности было неотвратимо. Виктор бросал в лицо Ирэн грубые обидные фразы, она была беззащитна, она не понимала, чем вызван его гнев. Резко встала и стала удаляться. Эд, не понимал, что происходит. Подчиняясь порыву, поднялся и догнал Ирэн. Они молча пошли рядом. Виктор их догонять не стал. Эд проводил Ирэн до гостиницы, где жила польская делегация, кивнул на прощание, а она благодарно чмокнула его в лоб и исчезла за массивной дверью…
      

       Виктор на следующий день попробовал, вернуть прежнее расположение Ирэн. Но она была непреклонна. Да, и все последующие попытки не увенчались успехом. Никто не имел права покушаться на её независимость. Она сама принимала решения – «быть царицей или рабыней». Виктор, к сожалению, не сразу погасил в себе притязания собственника, за неудавшимися попытками примирения, шли жалкие попытки обидеть Ирэн. Представить всё так, будто это он бросил её. Но всё было тщетно – это не задевало Ирэн, ей было всё равно.
    

       Оставшиеся три месяца до конца программы обмена, Ирэн не стала заводить ни с кем близких отношений. Если что и было – лёгкий флирт, не более того. Иногда вечерами, встречая Эда в городе, если была свободна, приглашала его побродить по старым городским улочкам. Зачастую, они шли молча, не хотелось нарушать уютную гармонию вечера провинциального городка, пришедшую на смену дневной суете. Иногда она, неожиданно, начинала рассказывать Эду о своей жизни там, в Польше. Говорила, что в той её жизни, отношения между людьми строятся на понимании, что каждый человек – это личность, и принимать надо каждого таким, какой он есть. И нельзя осуждать человека за то, что он другой. Эд внимательно слушал её, сожалел, что ещё не дорос до диалога. Но был искренне благодарен Ирэн за её отношение к нему, как равному. Нет, он не всегда молчал, говорил, о каких-то своих юношеских тревогах, о непростых взаимоотношениях с девчонками, но философские, вселенские вопросы, ещё не посещали его юношеский ум. Ирэн терпеливо разбиралась в его тревогах. Объясняла, что все тревоги и сомнения от того, что он, принимая решения, как поступить, опирается на мнение со стороны. Не слушая, свои чувства.  Он как бы проживает не свою жизнь. «Чтобы ты не сделал, кому-то это понравится, кому-то нет. Хорошим для всех не будешь»…
       Однажды, когда они уже подошли к гостинице, Эд назвал её Ириской, не дожидаясь вопроса, пояснил, что самое любимое лакомство его детства конфеты, которые почему-то называют «ирисками». Их сладкий, приятный вкус долго сохраняется на губах и, что после её поцелуя, он ещё долго ощущал нежный и сладкий вкус её губ. Его пояснение было воспринято с восторгом, потребовала, чтобы Эд снова назвал её Ириской, он повторил. В ответ она подарила ему не долгий, но нежный поцелуй и исчезла за дверью гостиницы. А Эд поспешил домой, храня на губах и, в разволновавшемся сердце тепло и сладость, неожиданного поцелуя….
      Общение с Ирэн, были для Эда настоящими островками счастья. Во время бесед грустная сторона жизни уходила на второй план, у него впервые был друг, близкий друг. С ним можно было говорить обо всём, можно было оставаться самим собой. Жаль, что скоро она уедет, жаль, что скоро придётся опять остаться один на один со своими мыслями, со своими тревогами. Прощай, Ирэн! Будь счастлива, Ириска! Спасибо, что была в жизни Эда!.

      
       Закончив, повествование Эд оглянулся, он уже давно сидел под огромным тополем. Взглянул на часы: увы, отведённое время на утреннюю прогулку вышло. Надо включить телефон. Начинался рабочий день.    
       Как водится после воспоминаний об Ирэн, рабочий день был лёгким. Всё намеченное и даже сверх того, удавалось.