В этой жизни умирать не ново

Сверху – фанера, а по бокам – рюшечки, жёсткие, как накрахмаленная марля. И поняла она, что лежит в гробу, и гроб этот покоится в земле.
     Всё дело в том, что её уже хоронили заживо – три года назад. Тогда, правда, Клавдия спохватилась, подсуетилась и освободила её от подземного плена, подняв на ноги всё похоронное сообщество, но так и не сумела объяснить причину своего странного озарения. Следственные органы грозились открыть уголовное дело, но Клавдия уговорила никого не наказывать, и те с огромным неудовольствием согласились. Об этом происшествии писали в местной прессе, комментарии отличались разнообразием. Преобладающее мнение гласило, что случай этот не такой уж и редкий и по сегодняшним отстойным временам вполне закономерный.
     Но это было тогда, а теперь…
     Ей стало жутко до одури, до звона в ушах и мельтешения в мыслях.
     Всякое бывает в жизни, но чтоб такое!
     Хотелось кричать: "Опять двадцать пять! Да что же это, люди добрые! Да сколько же можно!" – и не кричала, потому что понимала, что никто не услышит…
     В прошлый раз всё было так же. Она, разумеется, сразу сообразила, где находится, и потому её обуял ужас. Некоторое время места себе не находила - ломая ногти и кровавя пальцы, рвала обивку, проклинала весь белый свет, в первую очередь, дочь свою, Клавдию…
     Потом наступила реакция – она впала в апатию, осознав, что худшее уже произошло, а смирение – лучшая из добродетелей в ожидании конца. Послушно приняв неизбежное, она начала бережно расходовать воздух, великолепно понимая, что второго раза не будет, - даже надеяться не на что.
     "В прошлый раз мне жутко повезло, - сказала она себе, - ныне повезёт едва ли".
     И липкое отупение охватило её существо…

Клавдия спала беспокойно, крутилась-вертелась, поднималась, бродила сомнамбулой по комнатам…
     А куда денешься – мать всё-таки, не какая-нибудь тётя-Мотя…
     Под утро, измученная бессонницей, легла и уснула. И снились ей не по чину потешные ангелы, которые смеялись без меры, подшучивая друг над другом. Она улыбалась, глядя на них, а потом, вдруг, явился надменный архангел Гавриил и заревел во весь голос: "Ты пошто мать свою с белу свету сживаешь, а? Зачастила, ох зачастила! Совести у тебя нету". - Да я-то тут причём? Ведь врачи констатировали! – вскричала Клавдия до души оскорблённая несправедливостью. – "Врачам доверия мало, - нахмурив брови, молвил Гавриил. – На врача надейся, а сама не плошай!"
     Проснувшись, Клавдия быстренько оделась, взяла все наличные деньги, какие оставались, а ещё прихватила две бутылки коньяка, которые смиренно, словно усопшие, покоились на нижней полке буфета. Вызвала такси и помчалась ни свет ни заря на другой конец города.
     Водитель попался словоохотливый. "С чего бы в такую рань – и на кладбище?" – спросил он у Клавдии. – Надо, - лаконично ответила она. – "Умер кто?" – не отставал таксист. – Воскрес, - как отрезав, сказала Клавдия.
     В приёмной директора кладбища толпились субчики, похожие на тех, что совсем недавно снились ей, только без крыльев. Травили анекдоты, громко смеялись. Дверь к начальнику была приоткрыта, сам был на месте и о чём-то беседовал с тучным посетителем.
     - Вы по какому вопросу? – спросила секретарша-пигалица без лица – одно сплошное недоразумение.
     - По срочному, - ответила Клавдия.
     - Тут все вопросы срочные, хотя и вечные, - сказал один из могилокопателей, видимо штатный юморист. В любом коллективе имеются такие. Руководство им даже доплачивает (негласно, конечно) за то, что они своими шуточками разряжают накалившуюся обстановку.
     Клавдия согласилась с юмористом, добавив, что у неё особый случай.
     Тут один из работничков кладбища узнал её. Подошёл и спросил:
     - Вы что же опять мамашу живой похоронили?
     - Почему опять? почему живую? – автоматом попыталась было возроптать Клавдия, но быстро поняла, что из этой затеи у неё ничего не получится…
     Общаясь, они не заметили, как из своего кабинета вышел директор кладбища и с нескрываемым интересом стал прислушиваться к разговору. "Если каждого мертвеца, - подумал он, - станут по два, а то и по три раза хоронить, это какие же бабки срубить можно!"
     И от грядущих перспектив у него закружилась голова.
     - Пройдёмте ко мне, - сказал он Клавдии, учтиво пропуская её в собственный кабинет…
     Через несколько минут они вернулись в приёмную, и начальник, обратившись к тому самому шутнику, велел взять одного из субчиков, срочно проследовать за Клавдией и выполнить всё, о чём она ни попросит.
     - Всё-всё? – переспросил штатный шутник.
     - Всё-всё, - подтвердил директор.
     - Сёма, идём, - сказал шутник, обратившись к долговязому субчику, и они втроём покинули скорбное помещение.
     Прихватив шанцевый инструмент, двинулись вслед за Клавдий и та, время от времени оборачиваясь, посвятила их в суть проблемы.
     Наконец пришли на место.
     - Вот та самая могила, - сказала Клавдия, - а вот пара бутылок коньяка за труды праведные – после того, как выполните работу. – И она повесила пакет на оградку соседней могилы.
     - Ну, одним коньяком вы вряд ли отделаетесь, - сказал шутник.
     - Будут вам гроши, - сказала Клавдия. – Копайте.
     Поплевав на ладони (умозрительно, разумеется, ибо современные копатели на ладошки не плюют – токмо в сторону), они взялись за лопаты.
     Срыли бугорок в одно мгновение.
     Тут 1-й могилокопатель прекратил работу и, опершись на лопату, сказал:
     - А у меня такой случай был. Прибежал к нам мужик один, возбуждённый, нервный до невозможности. Шумит, кричит, требует…
     Он, оказывается, смартфон посеял. Весь дом переворошил – и не нашёл. А в памяти смартфона номер телефона зафиксирован, нужный этому мужику по гроб жизни. "Мне, говорит, без этого номера – край. Я без него, говорит, не жилец". И пришла ему в голову мысль, что он, когда прощался с тёщей, которую накануне похоронил на нашем кладбище, обронил этот самый смартфон в её гроб. И просил он этот гроб выкопать. "Я, сказал, за ценой не постою".
     Начали мы копать, и пока копали, он всё время на тот обронённый смартфон звонил и всё спрашивал у нас: слышите? слышите? там он! там!
     И, действительно, там оказался – чуть ли не под спиной у любимой тёщи. Соскользнул, видимо, когда он его упустил. Рад был мужик, извиняюсь за выражение, до у-се-ру. Смеялся и сетовал. "Вот, ведь как бывает, не зря я с ней прощаться не хотел, словно предвидел, что всё именно так и получится".
     - Ты болтать болтай, а про дела не забывай, - сказал 2-ой могилокопатель. - Копай давай! Твоя очередь.
     И поведал Клавдии свою историю.
     - А я другой случай помню. Пожаловал к нам с претензией фрукт один – в цивильном костюме, при галстуке – фу-ты ну-ты ножки гнуты! На его участке чужака закопали, и потому принялся этот фрукт права качать, нашему начальнику мозги вправлять. Наш придурок не сразу понял с кем имеет дело…
     - Придурок? – удивились Клавдия. – А с виду такой услужливый.
     - Дак не этот, того давно уже выперли. Так вот, наш придурок попытался было артачиться, да не на того нарвался. Сунул ему фрукт в лицо удостоверение. Не знаю, что уж там в этой корочке пропечатано было, но наш финтифлюх сник, а этот на него буром прёт:
      - Ещё раз такое повторится, кричит, я тебя самого в землю урою, понял? – "Понял", - отвечает начальничек, носом шмыгает, а амбре от него идёт как от самого что ни на есть французского одеколона…
     Ну, выкопали мы гроб. С трудом вытягали из ямы – с краешку поставили.
     - Открой, - велит мне этот фрукт. – "Зачем?" – спрашиваю. – Глянуть хочу, - отвечает. – "А чего на него смотреть – не Даная, чай, зрелище, прямо скажу, не из приятных". – Открывай, открывай, - говорит, - я заплачу. – "Ну, если заплатите, тогда, конечно…"
     Вскрыли мы гроб. Глянул мужик на покойника да как закричит: "Я так и знал! так и знал!" Этот гад ему, оказывается, неделю снился, каждую ночь являлся во сне - подмигивал, язык показывал и, вообще, рожи строил - издевался… 
     Вот так, за разговорами, но довольно-таки споро они выкопали гроб, с трудом поместили с краю развороченной могилы…
     Чуть-чуть не уронили обратно в яму…
     - Осторожно, ей же больно! – закричала Клавдия…
     Едва крышку сняли - старуха-мать, словно ванька-встанька села в гробу. И даже глаза открыла – зыркая по сторонам.
     - Дела, - сказал 1-й могилокопатель.
     - Дела, - согласился с ним 2-ой.
     - Мамочка, ты живая? - радостно пробормотала Клавдия.
     - Живая, - сказала старуха и по обыкновению поджала губы (а губы у неё тонкие, натуральные, без ботокса).
     - Боже, как же хорошо, как здорово, как прекрасно! - продолжила бормотать Клавдия, обнимая старуху, сидящую в гробу. – Не зря мне ангелы сегодня ночью снились.
     - В следующий раз, - сказала старуха, разделяя, будто печатая каждое слово, - в следующий раз, когда я наконец-то умру, умру по-настоящему – надеюсь, что ты, в конце концов, научишься отличать труп от здравствующего человека, - не закапывай меня в землю, а возьми – и просто сожги, чтобы без издевательств и лишних денежных трат… Много дала? – спросила она, указав на алкашей, сидящих неподалёку.
     - Ай! – сказала Клавдия и махнула рукой – не в деньгах, дескать, счастье, а в эксгумации. – Ну - что - поехали домой? 
     - Такси вызови, - сказала старуха. – Не в том виде я, чтобы в общественном транспорте раскатывать. И не просто такси, а с климат-контролем – я до сих пор отдышаться не могу. Мне теперь особый уход надобен…
     Полчаса спустя, они сидели в такси, и машина везла их домой.
     - Надо было яму каким-нибудь брезентом накрыть. Или целлофаном, - бурчала старуха. - И гроб пристроить, а иначе денег на домовины не напасёшься.
     Клавдия сидела рядом и, обнимая мать, была довольна и счастлива. Сидела и повторяла (мысленно, разумеется):
     - Моя мама сыграла в ящик…
     - Моя мама сыграла в ящик…
     И выиграла…