Киона Асгейр. Часть 2. Глава 2

Глава 2.
«Победа!»

По случаю так называемой победы было решено устроить большое застолье, во время которого мы могли бы вспомнить тех, кого с нами не осталось, и выпить со счастливчиками, едва ли не чудом уцелевшими в бою. Настроения в Лиафеле были отнюдь не праздничными, но отвлечься от душевных и физических ран было необходимо каждому.
Крепость находилась посреди пустыни, и перед праздником я нашёл уединение на песчаной дюне, где меня никто не мог потревожить, и сидел, подперев подбородок коленями. Туго перевязанное плечо всё ещё болело, разум иногда затуманивался, но в целом я чувствовал себя гораздо лучше.
Мне нравилось наблюдать краски, расцветающие на этой бескрайней равнине, где ничто больше не цветёт, - только краски раскалённого полдня, угасающего вечера и холодной ночи. Медовый песок, над которым не вьётся ни насекомого, ни птицы, ни животного. Абсолютная тишина, а над ней – безграничное холодное небо, цвета янтаря – днём и тёмно-синее – ночью. Я наблюдал за ветром, гоняющим сыпучие пески, на свету казавшимся лёгким прозрачным занавесом, отделявшим обыденность, где стоял Лиафел, монументальное нагромождение башен, примыкавших к огромному валуну среди бесплодных земель, и ту, другую реальность, где я не видел края жёлтым и рыжим холмам. 
Запустив руку в холмик, на котором сидел, я почувствовал, как по запястью сыплются песчинки. Сейчас, когда уже почти стемнело, они казались серыми, а моя кожа – голубоватой. Я наблюдал за этим движением, почти незаметным, но ощутимым, как за единственным чудом в этом мире.
Я перестал использовать Силу после падения Айнона. Повредив узор, я не был больше настолько могущественен, как раньше, но хотя бы окреп физически. Капли Силы, всё ещё циркулирующие во мне, могли бы вызвать смех у знавших былые возможности этого смертного тела. Киона всегда подбадривал меня и казался странно виноватым, но ему не было нужды волноваться: хотя и обессилевший, я был вполне доволен, ведь всегда причислял себя больше к племени людей, а не бессмертных.
Я долго смотрел на песчинки, и мне вдруг захотелось вспомнить, какого это, управлять. Я напряг узор Силы, концентрируя крохи энергии в единый поток, и направил его на песок, медленно текущий по запястью. Песчинки послушно выстроились стройным рядом и зазмеились вокруг запястья.
- Играешь? – произнёс низкий голос позади меня. Я не обернулся, но на губах заиграла улыбка.
- В замке слишком шумно, - объяснил я свой уход из зала, где все уже наверняка начали праздновать.
- Не ври мне, - вдруг сказал Киона. – Ты не из-за шума ушёл.
Я не смотрел на него, молчал. Да он и не ждал ответа.
- Лиан погиб не по твоей вине, - пробормотал он. Я явственно расслышал его тяжёлый вздох, потом шорох – он присел на дюну рядом со мной. Я повернулся к нему, но продолжал молчать. Глаза мои всё ещё были песчаного цвета, и Киона это заметил.
- Ты давно не пользовался Силой, - тихо заметил он.
Общение с Кионой тяжело давалось мне с момента падения Айнона: между нами будто была огромная река, и я не мог понять, как её переплыть. Несмотря на годы, проведённые вместе, что-то настораживало меня, и я цепенел, когда инкуб был рядом. Лишь близость мучительной смерти заставила меня приоткрыться ему вновь несколько дней назад, но момент прошёл. Однако, я никак не мог отпустить полудракона и вырвать из мыслей.
Я молчал. Даже не потому, что на душе было настолько гадко, что не шли слова. А потому что хотелось молчать. Просто молчать и наблюдать за течением песка по запястью.
- Я хочу вина, - прошептал я. – Хочу напиться.
Я говорил искренне. Глядя на бескрайнее величие пустыни, я в который раз почувствовал себя незначительным и мелким в этой Вселенной с её мириадами миров, в одном из которых, мне хотелось верить, сейчас были все те, кого мы потеряли. Мне захотелось забыть об этом, чтобы вновь появилось желание двигаться дальше. Киона встал, ноги его утонули в песке. Протянул мне руку и помог подняться.
- Так пойдём и напьёмся, - отозвался он, глядя мне прямо в глаза.
Не знаю, почему я это сделал, но сила вновь забурлила во мне, энергия выплеснулась на разум Кионы. На мой немой призыв он ответил быстро, хотя и не понимал, что руковожу этим его желанием исключительно я. Он мягко прижался ко мне губами, и всё вокруг нас растаяло, стало неясным и размытым. А песок всё сыпался у меня из ладони, но больше моя сила не поддерживала в нём упорядоченное движение. Песчинки просто падали на дюну, и Киона, наверняка, мог различить их шорох.
Когда он, наконец, отступил, я понял, что хочу ещё. Потянулся было к нему, но Киона быстро поцеловал меня в лоб и отстранился.
- Почему? – изумился я. Не могу поверить, что этот инкуб, так любивший и желавший меня, добровольно отказывается от этого поцелуя. Киона усмехнулся, обнажая острые зубы.
- Не нужно доводить всё до крайностей, Хейн. Иначе может статься, что меня найдут обгоревшего и голого утром в песке, а такой расклад мне не нравится.
Он улыбался. Я смотрел на него с удивлением, а потом тоже ухмыльнулся и покачал головой.
- Ты глуп, - рассмеялся я.
Он серьёзно кивнул, будто мы вели разговор о чём-то важном. Потом он взял меня за руку, и мы молча пошли к замку, откуда доносились далёкие звуки музыки и шум разговоров.

Лиафел был построен ещё в незапамятные времена. Сначала это было стеной из обожженной глины, пристроенной к невероятных размеров валуну, осколку горного хребта, в незапамятные времена находившегося здесь, которая служила укрытием от ветра для палаточного лагеря первых поселенцев. Много лет прошло, прежде чем появились первые башни. Стены росли ввысь, становились оградами. Шли века, и маленькие комнаты, едва освещаемые парами свечей, превратились в огромные залы, где роскошь теперь сочеталась с военной сдержанностью, потому что в первую очередь это был замок, в котором поколениями обитали бессмертные.
Последний аванпост, как говорили о Лиафеле во время войны. Ближайшее к открытому входу в мир людей обитаемое селение, призванное охранять покой, в начале войны справившееся со своим прямым назначением крайне плохо.
Но с годами здесь остались только воины, способные выдерживать пустынный зной, засухи, голод и осаду. И я был среди тех безумцев, которые признавали жизнь здесь настоящей.

Когда Киона ввёл меня в зал, где, как оказалось, собралось по меньшей мере несколько сотен бессмертных, праздник был в самом разгаре. Звучала музыка, хотя я никак не мог понять, откуда она доносится, в воздухе витали всевозможные ароматы: жареного мяса, вина, сладостей и (я был немало удивлён) цветов.
Киона крепко держал меня за руку, и мы с грехом пополам протискивались сквозь галдящую толпу.
Выжившие пели гимны, пьяно выкрикивали слова песен из их родных краёв. Гомон был страшным; в общую какофонию вплетались звуки волынки и скрипок, кто-то едва слышно наигрывал на лютне. Почти все в зале были обнажены по пояс, кто-то танцевал, кто-то пел. Тела самых разных оттенков от бледно-розового до голубого и зелёного обступали нас со всех сторон. Я видел прекрасную юную эльфийку в объятиях старого смертного с тёмными губами; она пьяно смеялась и прижималась бледным телом к старику. Оглядываясь по сторонам, я увидел ещё много таких пар, происходящее напоминало странную оргию, смысл которой мне был совершенно не ясен. Сколько бы лет я ни провёл рядом с бессмертными, никогда до конца не понимал их развлечений. Столь утончённые ценители прекрасного, искусные заклинатели и ювелиры, порой они напоминали мне диких животных.
Я понятия не имел, куда Киона меня ведёт, но старался не отставать от длинноногого инкуба. Потом, в небольшом просвете между танцующими, пьющими и уже пьяными я заметил огромные длинные столы, за которым сидели все те, кто вчера сражался и выжил, но не хотел участвовать в диком празднестве. То есть за ними сидели несколько десятков существ, не больше. Я машинально взглянул на то место, где обычно сидел Лиан во время наших военных трапез.
Пустое кресло само выглядело как труп. Я судорожно сглотнул, а когда повернул голову, увидел, что Киона внимательно смотрит на меня. Мы молча прошли на свои места – в разные концы длинного стола.
Лишь когда подали мясо, я понял, что совсем не голоден. Не то чтобы не голоден, просто кусок в горло не лез. Ради приличия я пару раз укусил свою костлявую порцию, а потом минут пятнадцать просто водил по тарелке каким-то овощем.
Киона увлечённо беседовал со своей соседкой. От яркого освещения в зале у меня плохо фокусировались глаза, и я не мог толком разглядеть её лица. По плечам её были рассыпаны серебристые волосы, напоминающие седину. Я ахнул.
- Симила! – крикнул я через весь стол. Киона оглянулся на меня, и с улыбкой кивнул. Я просиял и еле усидел на месте.
Симила была одной из наших самых старых друзей. Мы жили с ней по соседству в Айноне, часто помогали друг другу… до того самого дня, когда Акиры не стало. Потом всё пошло наперекосяк. А теперь, глядя на её серебристые волосы, я вспомнил покой тех дней, когда все жили в мире.
Нам редко выпадал шанс поговорить со старыми знакомыми, даже если они и были с нами в замке. Всё время уходило на военную подготовку, разведку, создание орудий, заклинаний; мало кто в наше смутное время находил в своей жизни место для праздных радостей, мы были поглощены войной. То, что мы с Кионой были вдвоём было уже чудесным стечением обстоятельств, хотя наши отношения давно нельзя было назвать прежними.
Симила, видимо, тоже рвалась поговорить со мной, потому мы оба не досидели до того момента, как принесли новые кувшины с пряным вином и фрукты. Подождав, пока толпа празднующих чуть отступит от стола, мы вскочили со своих мест и начали проталкиваться друг к другу.
Когда нас разделяла пара шагов, она кинулась мне на шею, слегка коснувшись моей щеки губами. Мы хохотали, как малые дети, и, несмотря на существенную разницу в возрасте (она прошла Наречение в двадцать девять лет, но по-настоящему ей было не меньше двух веков) я кружил её вокруг себя, будто она была ребёнком. Она радостно вещала о переводе в наш полк и, кажется, немного сорвала голос, пытаясь перекричать галдящую толпу.
Киона сумел подобраться к нам, улыбающийся и радостный. В его пурпурных глазах горел озорной огонёк, он нежно обнял нас двоих своими длинными изящными руками.
- И снова трое, - прошептал он мне на ухо, обнимая. И в тот момент я понял, что вот уже в третий раз нас становится трое: сначала – мы с Кионой и маленькая Акира, потом – с нами был Лиан. Теперь Симила. И каждый раз с третьим что-то происходило. Я помотал головой, стараясь отогнать что-то страшное, поселившееся в мыслях. Наверняка, это было действием ещё не до конца прошедшего отравления.
Симила всю ночь танцевала с нами обоими, делилась новостями с севера, куда ей удалось сбежать из Айнона. Рассказывала о том, как война протекала в селении, откуда её перевели. Я был удивлён, когда она сказала, что сама принимает участие во всех боях, и даже дала отпор отряду захватчиков по дороге в Лиафел. Она была бы идеальна в роли лекаря, но никак не воина, ведь в Айноне эльфийка торговала персиками и травами.
Всю ночь мы танцевали, пили вино и пели шальные песни, будто это было единственным, что имело смысл в этой жизни.
К утру мы уморились так, что Кионе пришлось нести Симилу на руках. После того, как она была уложена в постель, я, не раздумывая, поплёлся на самый верх башни, где было наше пристанище, моё, Кионы и ещё нескольких эльфов. Ноги еле передвигались, к тому же на меня действовало вино: голова шла кругом, но это было весьма ожидаемо. Не знаю уж в какой момент мозг мой отключился, но, как мне показалось, сознание ко мне вернулось лишь когда я был уже в объятиях Кионы. Мы стояли на лестнице, ведущей к комнате. Сначала я и не задумался, как так получилось, что Киона нежно обнимает меня, держит за руку, его губы – на моей щеке; я точно знал, что именно я был инициатором происходящего. Но что-то тревожное внутри не давало мне продолжить.
Я резко отпрянул он инкуба.
- Что? – удивился он. В его красных глазах читалось недоумение и что-то, чего я не понимал.
- Я не могу, - произнёс я сдавленно. Его руки медленно опустились, а я не решался взглянуть ему в глаза. Я боялся вновь сближаться с ним, почти на физическом уровне испытывая желание убежать от Асгейра как можно дальше. Как будто инстинкт бил во мне тревогу.
- Я уважаю твои решения, Хейн Вэон, - мрачно сказал он.
После этих слов он повернулся и пошёл вверх по винтовой лестнице, которая вела к нам в спальню. Я глядел ему в след, силясь понять, почему на сердце так тяжело, но уже через пару мгновений я не мог точно сказать, произошёл этот эпизод на самом деле или привиделся мне в хмельном бреду.
Не хотелось спать, хаотичные мысли одолевали разум.
Я не понимал себя, что уж говорить о Кионе, чей разум был для меня загадкой. Наши отношения походили на клубок запутанных ниток. Кто из нас не был честен с другим? Я, не доверяющий и даже страшащийся его, но не имеющий сил и желания отпустить? Или он, заботливый и терпеливый, но, я был абсолютно уверен, скрывающий что-то зловещее от меня?
Я присел на холодную первую ступеньку, одну из десятков, ведущих к комнате, куда ушёл Киона. Из груди вырвался судорожный вздох.
Мне было шестнадцать лет, и я бежал из дома. Как мне тогда казалось, ради свободы. Но я попал туда, где она была предоставлена в слишком больших количествах, где существа жили вне границ и понятий, где свобода была ограничена только теми горизонтами, которые ты ставил себе сам. Мне, мальчишке, выросшему среди людей, помешанных на традициях и определённых взглядах, это казалось невозможно странным, почти не вмещающимся в сознании.
Теперь мне двадцать два. Я не верю в ту свободу, что бессмертные предоставляли себе. Их понятия не имели горизонтов, потому что не были ограничены годами, но оттого они и были пусты. Они заполняли пустоту, пытались найти какой-то смысл для их Вечности, так горячо любимой и желаемой. Пару лет назад Киона прошёл-таки своё Наречение и обрёл бессмертие. К тому моменту, мне казалось, он уже начал смиряться с тем, что проживёт немногим больше моего, ведь мы оба были уверены, что упущенное в первый раз Наречение никогда к нему не вернётся, но судьба сыграла с нами злую шутку. Бессмертие Кионы вызывало во мне жалость, ведь мало кто желал бессмысленно скитаться по миру до скончания времён, а Асгейр, по-моему, не имел ни малейшего понятия, что ему делать с этой бесконечностью, а заполнять её оргиями и пьянством ему казалось бессмысленным, хотя он и не брезговал подобным времяпрепровождением. Он боялся не найти себя и скрывал это за маской скабрезного шутника. Во всяком случае, я думал, что знаю, что скрывалось в голове этого странного создания. Порой я замечал в его глазах такую пронзительную грусть, что мне хотелось предложить ему дозу яда.
Но он кичился своим бессмертием, считая это самым прекрасным, что могло с ним произойти. По большей части, думаю, он делал это из чистого упрямства, не желая признавать моей правоты. Я с жалостью, которую никто не понимал, взирал на эльфов, инкубов и прочих бессмертных. Возможно, я всегда довольствовался своей смертностью потому, что мне не хватало воображения.
Как ни странно, я очень привязывался ко всему самому жуткому, что со мной могло произойти. Я не мог отрешиться от воспоминания о мёртвых родителях Кионы, о крови на их лицах. Я помнил сгоревший дотла дом. Я бы не смог провести вечность с грузом воспоминаний и боли. Я не был свободен даже в своём внутреннем мире, но сам отчаянно цеплялся за своё заточение.
Я поймал себя на том, что апатично разглядывал стену перед собой. Помотав головой, поднялся с холодной ступеньки, на которой сидел. Ещё и до того, как я пришёл сюда, солнце уже поднималось. Теперь я ощутил его жар на коже. Пустынное утро – это кошмар, который переносит далеко не каждый.
Пески становятся золотисто-жёлтыми, горячими, нет, пылающими. Кактусы расплываются в мареве жара, исходящего от этой мёртвой земли. Когда-то давно мы с Кионой любили сидеть и наблюдать за тем, как восточный край горизонта меняет свои цвета. Рассветы в пустыне совершенно отличаются от рассветов в обычном мире. Краски здесь меняются от голубого до розового, играя оттенками. И кажется, что это вовсе не пески, а безбрежный океан расплавленного золота.
Я уставился на это великолепие, упёршись ладонями в узкий подоконник бойницы. На душе было так пусто, что мне даже не доставило удовольствия это зрелище. Я с тяжёлым вздохом отошёл от бойницы, и уткнулся носом во что-то большое и тёплое.
- Чтоб меня! – пробормотал я, шарахнувшись от этого «чего-то».
На меня сверху вниз смотрел Киона и ухмылялся.
- Напугал тебя? – он улыбнулся, глядя на моё растерянное выражение лица. – Прости.
Я хмыкнул.
- Ты же вроде спать пошёл, - вспомнил я. Киона опять улыбнулся.
- Я не мог заснуть. Тем более ты так долго не приходил в комнату, что я начал беспокоиться, - в его голосе послышались нотки настоящей тревоги. Но уже через секунду губы его скривила насмешливая улыбка: - Я же не хочу, чтобы тобой воспользовались, пока ты пьян.
Я покачал головой. В последние годы Киона изменился, в нём мало проглядывался ранимый инкуб, который так смущённо и трепетно тянулся ко мне. Теперь это было в прошлом – он зачастую пропадал в компании странных бессмертных и, я подозревал, мог переспать с кем угодно, когда угодно и где угодно. Это приводило меня в какое-то смятение чувств, но я не высказывал ему за это. В конце концов, и я у меня в Лиафеле появилось существо, гораздо большее, чем просто друг.   
Когда-то Киона был единственным, с кем я мог и хотел быть откровенным. После потери Акиры что-то изменилось в корне, я иногда действительно опасался его, но не имел никаких убедительных доводов почему. Лиан, тонко чувствующий старый эльф, наставник, стал для меня светом после очередного разрушения моего мира, но теперь он был мёртв, и я никак не мог переступить через себя и вновь подпустить к себе Асгейра.
- Иди спать, Киона, - прошептал я. – Я хочу побыть один.
Киона не понял, что я приказываю ему уйти. Он ухмыльнулся.
- Знаешь, лучше я с тобой посижу. Может, к чему-нибудь мы с тобой и придём, - я мельком глянул ему в глаза и понял, что инкуб был сильно пьян, чего я не заметил раньше. Вероятно, он продолжил выпивать, пока ждал меня в комнате.
-  Уходи отсюда, – не выдержал я. – Оставь меня!
Глаза Кионы наполнились удивлением. Я никогда ещё ему такого не говорил. Но отступил от меня на шаг, не сводя глаз с моего лица.
– Почему ты стал таким? - прошептал я.
Вопрос мой был риторическим, потому я покачал головой и отвернулся от него.
Когда я чуть повернулся, чтобы попросить прощения за свои слова, Кионы уже не было.

Я проснулся от того, что мне стало холодно; открыл глаза и понял, что сижу на лестнице, прислонившись к каменной стене. Из груди вырвался стон. Да уж, напился до того, что не смог подняться в спальню.
Ноги затекли, и я еле поднялся. Потянулся, и что-то болезненно хрустнуло в спине. Кое-как заплёл волосы в косу и пошёл вниз по винтовой лестнице, надеясь найти хоть немного воды. Не стоило мне так напиваться вчера…
Главная зала, где и проходило вчерашнее торжество, была неузнаваема: знамёна, ещё вчера днём выглядевшие так гордо и торжественно, висели на штыках тряпками. Столы, заставленные блюдами, были по большей части переставлены. Я оглядел помещение и увидел, что уже несколько десятков эльфов пытаются привести это место в приемлемый вид, и мысленно пожелал им удачи.
Я прошёл в купальню, где не оказалось никого, вымылся и почувствовал себя гораздо лучше. Дальше на ум пришла кухня, где наверняка было что-то, чем можно было утолить эту кошмарную жажду.
Когда я пришёл, первое, что попалось мне под руку, был кувшин с чем-то холодным. Во всяком случае, стенки сосуда были холодными, так что я решил, что и наполнявшая его жидкость была должной температуры. Я схватил кувшин и залпом осушил его, несмотря на то, что он был полон больше, чем на половину. И потом я понял, что это было вино, которое доводит меня до лежачего состояния со второго стакана.
Я пытался успокоить себя тем, что у меня в запасе есть минуты три, прежде чем оно подействует. Я понёсся в спальню, чтобы там лечь на кровать и тихо отлежаться, пока действие вина не пройдёт окончательно.
Я шёл быстро, стараясь выиграть как можно больше времени, но всё было против меня: в проходе, ведущем к винтовой лестнице, стоял какой-то эльф, выглядевший так, будто заснул в конюшнях – солома торчала из его рубашки, из волос и даже из сапогов. Я бы посмеялся, если бы не был уверен, что буквально через пять минут я буду не  состоянии связать и пары слов.
Вчера я, конечно, пил, но то был напиток с совершенно другими свойствами, нежели эльфийское вино. 
Но вот мир начал неумолимо кружиться, и я мысленно ругал свой слабый организм смертного, не приспособленный для крепких напитков вечных. Но как бы не начал бушевать мой внезапно захмелевший разум, я продолжал идти к первым ступенькам винтовой лестницы. Но – о, ужас! – даже не заметил, как основательно приложился щекой к холодному каменному полу.
Я приподнял голову и помотал ею, чтобы разогнать туман перед глазами. Сейчас главное собраться, дойти до своей кровати, а там отлежаться. Может, меня ещё и пронесёт…
Но надежда на это рассеялась так же быстро, как и появилась: голова кружилась так, что я вряд ли смог бы даже подняться на ноги, не то что пройти вверх хоть один лестничный пролёт.
Не знаю, сколько я так лежал, но камень приятно холодил. Похоже, весь замок ещё спал после вчерашнего празднества, чему я был не удивлен. И зачем я проснулся так рано? Лучше бы дремал дальше на лестнице, никому не мешая.
Я медленно водил пальцем по каменному полу, чувствуя его шероховатую поверхность. Она не давала мне окончательно потерять разум.
- Победа! – бормотал я. – Победа…
Но потом я услышал чьи-то шаги. Это была отнюдь не шалая поступь проснувшегося с похмелья воина. Мне представилась эльфийская женщина, внешне больше похожая на кота. Голова у меня шла кругом, и я вдруг истерично расхохотался.
- Что с вами? – послышалось над ухом. Я сомкнул губы, чтобы этот жуткий смех не смог вырваться снова. Потом попытался приподнять голову, чтобы взглянуть на обладателя лёгких шагов. И от изумления я почти протрезвел.
Надо мной стояло нечто, закутанное в длинное чёрное одеяние, какие носят только пустынные кочевники. Лицо было закрыто кружевной вуалью, которая не скрывала цвета глаз: ярко-синего, почти лазурного. Я уставился на эти глаза.
- Я просто отдыхаю, - пробормотал я и медленно приподнялся, оперевшись на локоть, но голова так кружилась, что я со стоном повалился обратно.
- Вам надо пойти в кровать, - мягко сказала девушка, глядя на меня своими чудесными глазами. И тогда в голове у меня что-то смутно зашевелилось, я где-то уже видел эти глаза. Не настолько раскосые, как у эльфов, не круглые человеческие; я не мог точно сказать, о ком они напомнили. К тому же я был настолько пьян, что чётко рассуждать не выходило.
- Как тебя зовут? – спросил я, едва ворочая языком и совсем не обращая внимания на то, что девушка обращается ко мне уважительно. Послышалось, как она вдохнула, чтобы ответить, но тут кто-то крикнул:
- Титше!
Голос был властен, я бы даже назвал его красивым, если бы в тот момент был трезвее. Такими голосами не просят, а свысока благодарят за выполненное. А потом я увидел обладательницу; ну что можно сказать, я не был удивлён.
Это была высокая, крепкая, и невероятно прекрасная особа. Она быстрым шагом направлялась к нам, на ходу снимая с головы отрез чёрной ткани, через руку её была перекинута длинная такого же цвета накидка. Видимо, эти двое вместе были в пустыне. Копна чёрных растрёпанных волос делала её похожей на дикарку. Невероятно соблазнительную дикарку, стоит заметить.
- Что ты здесь делаешь? – спросила новоприбывшая. Титше молча указала на меня, на что её спутница усмехнулась и резко подхватила меня на руки, будто я весил не больше пучка соломы. Кое-как я заметил, что её мускулам позавидовало бы немало воинов.
- Он слишком много выпил, Тариада, - пробормотала синеглазая.
- Меня умиляет любовь к крепким напиткам, но я её не понимаю, если нет навыков выживания после их принятия, - тихо заметила силачка. Я промолчал и указал направление, куда меня следовало отнести. Вероятно, виной тому был алкоголь, но я чувствовал себя как в колыбели, когда эта странная женщина несла меня в кровать. По-моему, я уснул в ту же секунду, как меня положили.