Купи кирпич

КУПИ КИРПИЧ

Вдали, Бог знает где, мелькал огонек в какой-то будке, которая казалась стоявшей на краю света. Веселость Акакия Акакиевича как-то здесь значительно уменьшилась.
Н. В. Гоголь. «Шинель»

С петровской эпохи производство кирпича в России стало делом государственной важности. Пётр («камень» по-древнегречески) из Руси деревянной лепил Россию твёрдой породы. В Петербурге и его окрестностях были построены полтора десятка кирпичных заводов и тысячи каторжан пригнаны из Сибири для работы на них. Неспроста уже в 18 веке появились стройматериалы с клеймом «императорский кирпич», но к концу следующего века и архитекторы, и строители знали, что самый качественный, самый огнеупорный и не бьющийся ни при каких обстоятельствах – это тот, на котором написано «Колпино». Есть такой городок в окрестностях Петербурга, вот там его и производили вплоть до самой революции.      

У богатых свои причуды.
Олигарх Геннадий Романович Тимченберг, владелец холдинга «Енисей-групп» и старинный друг Путина, был страстным коллекционером кирпичей. Всего в его коллекции было уже более 1000 «фолиантов», но эту это своё собрание он не мог считать более ли менее полным до тех пор, пока нет в нём изделия Колпинского завода. А обнаружить его люди Тимченберга никак не могли, хоть и обошли все блошиные рынки, обзвонили всех коллекционеров и даже облазили многие руины-развалины. И Геннадий Романович отважился на неординарный шаг, хоть и знал, что папа не одобрит, папа очень просил своих друзей – новых олигархов – не светиться перед народом, но уж больно силён был в нём инстинкт собирателя, - разместил в «Российской газете» объявление: «Частный коллекционер купит старинный кирпич с клеймом «Колпино». Цена вопроса – 2 миллиона рублей».

Шофёр Артём был дальнобойщиком-неудачником. Он постоянно платил штрафы грузоотправителям и грузополучателям за то, что привозил товар к складу позже оговоренного времени, а штрафы эти были редко когда меньше половины заработанного. И дело было не в том, что он был плохим водителем. Водителем он был, в общем, нормальным. Дело в постоянном роковом стечении обстоятельств. Порой даже силы природы были против него. Так однажды в Карелии вынужден был долго стоять перед вышедшим на дорогу лосем. И сколько он не бибикал, сколько не махал на гигантского солееда руками через ветровое стекло своей фуры, животное тупо стояло и тупо набычившись смотрело прямо в лицо Артёму, а через три часа побрело в свою чащу.
Он не отдыхал два года, ходил из рейса в рейс, страшно устал, постоянно не высыпался и сейчас мечтал только об одном: взять Галку и уехать куда-нибудь отдохнуть – хоть в Сочи, хоть на Байкал, хоть в Анталию, хоть в Армению.
И вот – повезло, так повезло! Двести тысяч за одну двойную ходку! Гнать сверхценный груз – полную фуру плазменных панелей - из Питера в подмосковные Химки, а потом обратно порожняком. И деньги – сразу! Не аванс, а все двести тысяч. Налом, потому что это грязный нал, его в пластик никак не закатаешь.
Двести тысяч! Да поехать можно… куда угодно может будет ехать.
В десять утра получил в конторе грузоотправителя сорок красненьких пятитысячных в резинке и бензинные. В Химках надо быть до полуночи. Задача абсолютно выполнимая, даже с учётом пробок на въезде-выезде. Но стоило поторопиться. Мысли заехать домой и оставить деньги даже не возникло.
Артём был довольно умным и культурным сорокалетним водилой, но немного несообразительным. Наверное от того, что любил читать книжки. Вообще, нынешний дальнобойщик совсем не такой, какими были мачо девяностых – мрачные, молчаливые, знавшие только один способ борьбы за права человека – монтировку. И дело не в том, что народ в России измельчал. Дороги наши, слава Богу, стали гораздо безопаснее. Только на Урале, под Челябинском, продолжали озоровать постоянно, отчего в этот город шофёры грузы водить отказывались или возили за двойную плату. Впрочем, и теперь случалось, и не только под Челябинском.
Из города выехал быстро, сказалось не самое раннее время. По Е-105 благополучно добрался до Чудово, а перед Спасской Полистью услышал сигнал рации.
- Артём? Меня зовут Ирина. Я сотрудник вашего грузополучателя. Склад в Химках весь затоварен, туда вести нельзя. Едете в Залахтовье Псковской области, Гдовского района, прямо на берег Чудского озера. Там у нас тоже склад. Адрес скину СМС-кой. У вас есть навигатор?
- Есть, разумеется. А время прибытие какое?
- Время? Прибытия? Да то же самое время.
- У меня ещё вопрос. Ехать мне теперь ближе. А вознаграждение останется прежним?
- Конечно. Ведь вы свои деньги уже получили, да?
Ну, дело обычное. Так даже и лучше.
Перед Новгородом Е-105, обернувшись М-11, убегала к Валдаю и оттуда скатывалась к Твери и Москве, он же взял вправо, объехал город, выскочил через Лугу на Е-95, и у Заплюсья вышел на безымянную дорогу, если её можно было назвать дорогой (у нас в большинстве регионов говорят: здесь нет дорог, только направления»). По ней ещё километров 200, то есть 3 часа с половиной, ну, по такой-то «магистрали».
Заплюсье оказалось маленькой деревушкой, человек на сто примерно, но несмотря на непоздний час никого из них Артём на улице не увидел. Подъехал к дому, указанному по адресу. Деревянный, добротный, похож на склад. Мотор на всякий случай не заглушил. Просигналил трижды. Из склада выскочил круглый мужичок, побежал к фуре, улыбаясь и весело размахивая руками. И тут Артём допустил страшную ошибку – открыл дверь кабины и спрыгнул на землю. А надо было рвать когти, и бегом в Москву. Тогда только неустойку за опоздания заплатил бы.

Стояли первые дни июня – серые и мокрые, как это часто бывает в Нечерноземье.
Пенсионерка Алевтина Семёновна ковыряла грядку у себя на огороде на даче в Синёво, под Приозерском. Нога упёрлась в твёрдое и под лопатой звякнуло.
«Опять камень!».
Да, камней в карельской земле было много, здорово мешали они садоводам-любителям в их трудах праведных.
Наклонилась, разгребла верхнюю землю. Нет, не камень. Оранжевое. Кирпич! Старинный, с надписью. Крепкий и абсолютно целый. Красивый. Откуда ты здесь? Рядом ни одного кирпичного строения. Зачем-то положила на крыльцо сушиться.
А на следующий день забрал его племянник, приехавший навестить тётку. Завернул в номер «Российской газеты», на которой ещё вчера накрывали с мужиками пиво с лещом, бросил в рюкзак и вдруг как заржал: «Эх, знала бы ты тётка Аля, сколько такой стройматериал может стоить!»

…Спрыгнул на землю и сразу увидел второго, с калашом. Он не наводил оружия на Артёма, держал в правой руке стволом в землю. И всё сразу стало ясно. Вся преступная схема. Его развели, как пацана, как последнего лоха. Всё, приехали! Вот она, черёмуха! Девяностые живы!
- Мужик, ты чего скукожился? Мы же тебе ничего плохого не делаем. Слушай, купи у нас кирпич. Хороший, старинный.
Первый достал из рюкзака что-то прямоугольное, завёрнутое в «Российскую газету». Отогнул край. Артём прочитал: КОЛП.
- Дернешься к рации – убью, - спокойно сказал второй, с автоматом.
- Сколько?
- Двести тысяч.
Ну, конечно, они знают точно. Инфу то слили. Ещё по-божески, на бензинные не позарились.
- Ну, не хочешь покупать – давай меняться! Мы тебе кирпич, а ты нам всё, что в фуре.
Это вообще не выход. Это – пожизненная кабала.
- Я только вот к двери встану, а то ты, когда в бардачок полезешь, как рванёшь. Ты ж у нас маленький, да *бкий.

Теперь надо рвать в Химки, и чем быстрее, тем меньше будет штраф за опоздание. А денег у него – бензинные и 500 рублей на продукты, взятые утром дома. Значит, снова долги. Но ехать он не мог. Руки и ноги тряслись как у наркомана во время ломки. Очень медленно прокатил километра два по дороге вдоль озера, чтобы точно с этими упырями больше не встретиться. Вышел. Кирпич зачем-то взял с собой, а вот «Российскую газету» сразу скомкал и выкинул за ненадобностью.
«А может надо радоваться тому, что всё так обернулось. Я жив. Здоров. Груз цел. Долги отдам, не в первый раз. Они запросто могли забрать все панели и меня покалечить. Но тогда им светила бы очень плохая статья. А так, не угрожали, не били, собственность не присваивали, я, можно сказать, деньги отдал добровольно. Деньги! Как же они нужны. И ведь уже в бардачке лежали. А теперь снова в минусе».
Страх прошёл, сменился раздражением. Стоял прямо на берегу, смотрел в серую воду озера, даром озером называют, другого берега никак не видно. На воду, бессмысленную, как и его жизнь, которая хуже бесконечности, потому что она – безначальность. Отошёл назад, коротко разбежался и швырнул проклятый кусок песка с глиной в сторону Эстонии. Тот, пролетев полтора десятка метров, плюхнулся в озеро и ушёл под воду с дурацким звуком «глююююук!», пошёл ко дну и лёг рядом с бесформенной грудой ржавых обломков доспехов немецких псов-рыцарей.