04 06. Глава шестая. Ваня Грек

На фотографии Ваня самый высокий. Первый слева стоит Виталя Теценко, затем Ваня, потом Коля Давлатов, Бахтиёр Сафаров, Рамзан Курбанов, Ахмед Сулейманов, Кошель Олег.


 - Ваня не дурак. Ваня умный. – Такими словами Иван прокомментировал моё предложение насчет замутить бидончик чайку. Затем развил свою мысль:
 - Хочешь попить чаю, приходи со своей заваркой. Со своим сахаром.
       Ваня выговаривал эти слова медленно и рассудительно. По его лучезарной улыбке я сделал вывод, что чаем меня сегодня напоят. Но, дыма без огня не бывает, а мысли, сказанные вслух, обязательно должны будут материализоваться если не завтра, то после завтра.
       Да, конечно, Ваня прав. Когда будут раздавать сухпай на следующую операцию, то всю жрачку, которую бойцы не захотят тащить с собой в горы, надо будет заныкать и тупикануть. То есть отложить в сторону, а потом спрятать.
       Ваня воевал на должности водителя БТРа. У нас в горном батальоне водители и старшие стрелки (пулемётчики, которые должны сидеть в башне БТРА), в горы не ходили. Я знаю много подразделений, в которых водители и старшие стрелки шпарили по горам наравне с простыми пехотинцами. Да чё там, вон ближайший пример – Первый Батальон. В ущелье Хазара среди погибших оказались механики-водители БМП, операторы-наводчики БМП, водитель грузовика ГАЗ-66 и даже писарь. Все эти солдаты ходили на операции в горы в качестве обыкновенных автоматчиков.   

Бабич Александр Адамович     писарь 1мсб                -- погиб 30.04.84
Есенбаев Жангельды Бурабекович    наводчик-оператор ?мср  -- погиб 30.04.84
Крагулец Сергей Павлович    водитель                -- погиб 30.04.84
Мороз Николай Иванович    химик 1мсб 05.83       -- погиб 30.04.84
Сивокобыленко Владимир Николаевич    наводчик бмп       -- погиб 30.04.84
Таштемиров Шавкат Аблакимович    наводчик-оператор ?мср  -- погиб 30.04.84
Юнусов Бахтиер Юсупович    наводчик-оператор ?мср            -- погиб 30.04.84
Драганча Василий Мефодьевич механик-водитель -- ранен 30.04, умер 21.05.84

       В нашем батальоне такое не практиковали. Поэтому водителям и старшим стрелкам сухпай не выдавали перед выходом в горы. Выдавали только тем, кто пойдёт на этот выход. Бойцы на войну всегда выходили перегруженные. Те, кто погулял по горам хотя бы одну операцию, они хорошо знали цену каждого грамма, который собирался покататься в вещмешке. Поэтому часть продуктов опытные бойцы сразу же извлекали из коробок с сухпайком и оставляли где попало. После строевого смотра по всей территории роты были разбросаны банки перловой каши с мясом, пакетики с солью, пакетики заварки. Перловая каша почему-то считалась непрестижной едой. Гречневая считалась престижной, рисовая тоже престижной. А перловка – нифига. До сих пор не могу понять причину такого отношения к каше с мясом. Если перловку хорошо прогреть на сухом горючем, то она определённо будет вкусна, как берёзовый сок в сосновом лесу. Если её нагреть до образования декстринов (поджарок), то можно будет «язык глаталь». Вкусовые качества у этого продукта питания были вполне достойные, а питательные свойства настолько замечательны, что слава о них гуляла по планете со времён древнего Рима. Гладиаторов в том Риме кормили едой на основе ячменя (перловки). Эти мордовороты разжирались на перловке до такого состояния, что репа в каску не пролазила. А энергетическую ценность ячменного рациона можно оценить по факту того, что эти древнеримские гамадрилы по нескольку дней подряд валтузили друг друга в опилках арены на глазах разъярённой толпы. Порядки на арене были такие, что не сфилонишь, чуть что не так, вся орава сразу пальцем вниз сигнализировала. Если кто-то дал слабинку, в один момент его тащили крюками на потраву немейским львам. А немейских львов в ту эпоху можно было душить только Гераклом. В нашу эру технического прогресса существует теоретическая возможность попытаться задавить их трактором. А тада тракторов на всех не хватало, как и Гераклов. По этой суровой причине пацаны в те годы на ринге не выкобенивались, но старались изо всех сил. А сил из-за перловки у них было предостаточно.
       С какого перепугу наши горные стрелки удостоили необоснованным презрением перловку с мясом? Не понимаю. Насчёт соли понимаю, а насчёт каши с мясом – нет. Пакетик соли весил «цэльный» грамм, это уже неприятное известие, само по себе. А потом ещё надо было тащить на себе дополнительную литруху воды, чтобы залить эту соль в своём организме. Проще было выкинуть этот пакетик изначально. Пакетик с чаем тоже можно было выкинуть. Во-первых, на подъёме не бывает ничего вкусней чем холодная вода из речки Гуват. А во-вторых, не всегда у горного стрелка появлялась возможность закипятить в горах чайку. В горах кипятить бесполезно. Да к тому же небезопасно. На дым костерка запросто может прилететь нежданная миномётная мина. Поэтому правильно было оставить этот бесполезный пакетик внизу, бросить его обратно в коробку от сухпайка прямо на строевом смотре. Мне оставалось его тупикануть, а потом придти с ним в гости к Ване. Ой, Ваня красавец! Какие простые мысли в какой доступной форме донёс!
       Сделал я пометочку в умозрительной книге учёта пометок. Поржал внутри себя, затем принялся излагать Ване суть вопроса, из-за которого мне пришлось притащиться по такой жаре в Боевое Охранение и просить здесь политического убежища до вечерней поверки.
         Пока я длинно и путано рассказывал про сорванный Старцевым конкурс песни, Ваня Грек напряг Ваню Терещенко «замутить» костёр. Потом распорядился закинуть на тот костёр двенадцатилитровую «гильзу» от взводного термоса. А потом набаламутить в той гильзе ведро чая.
Пока Терещенко носил из Гувата воду, разводил огонь, Грек развалился в блиндаже на дощатых нарах, проникшись моим рассказом о песнопениях, мечтательно вспоминал как до армии он ходил на дискотеку в его родной Авдарме.
 - Азоли, азоли, - Ваня запел популярную песню вокально-инструментальной группы «Ариель», чудовищно извращая текст песни,
 - Сидят мальчишки на заборе… Сможешь спеть такую песню? У нас её на дискотеке всегда играли.
       «Азоли, азоли», это подразумевались слова «В краю магнолий плещет море». Когда это до меня дошло, мне очень захотелось засмеяться. Потому что я в детстве думал, что в Гимне Пионеров слова «Взвейтесь кострами» надо произносить без пробела. А в песне «То берёзка то рябина» слово «кустракиты», оказывается, обозначает расположенный над рекой пучок растений, произрастающих из одной точки. Это не просто какая-то тупая бредятина, используемая автором текста для связки слов. Это куст ракиты. А ещё в памяти всплыли «какаленискален» и потекли живительной струёй вместе с Ваниными «Азолями» прямо в моё ранимое сердце горного стрелка. В сердце всколыхнулся целый табун трепетных воспоминаний про моё безмятежное детство.
       Однако, вместо того, чтобы засмеяться, я подумал, что Ваня Грек большого роста. Когда он становился рядом с Ваней Терещенко, то все их называли «Полтора Ивана». Потому что Терещенко имел рост метр в кепке в прыжке с поднятыми руками. А Грек был такой дылдометр, что в строю его голова всегда сантиметров на тридцать возвышалась над уровнем общего построения. Если двух Иванов поставить рядом, то Терещенко Греку реально дышал в пуп. У любого нормального человека должно было возникнуть ощущение, что он тоже дышит Ване Греку в пуп. А ещё Грек до армии занимался борьбой. В общем, я благоразумно подумал, что не нужны мне никакие приключения, ничего не сказал Ване про «Азоли». Я решил разговаривать вежливо, но понятно. Подобрал самые культурные слова, какие смог вспомнить:
- Нет, Ваня. Я такую песню петь не умею. Чтобы её спеть, нужен музыкальный слух. А у меня его нет. Я только громко орать могу. Всякую херню.
 - Ну, тогда ты слабак, а не композитор.
       Я пил чай, я был счастлив. Легко и непринуждённо согласился с тем, что я не композитор, а слабак. Это не то, чтобы меня не расстроило. Это меня развеселило. Где бы ещё я смог узнать о том, что существуют «Азоли, азоли» и о том, что в качестве композитора я слабак? Всё складывалось охренительно. Я и как ботаник всегда был слабак.
 - А мы… - Ваня прихлёбывал из солдатской кружки горячий черный чай, рассказывал не спеша.
 - Мы как-то поехали в Джабаль-ус-Сарадж. Сопровождали колонну грузовиков. Приехали в Джабаль, встали на парковку. Там территория такая есть. Колючей проволокой огородили площадку чтобы загонять туда на ночь всю чужую технику. Которая не из ихнего полка. Ну, и вот, загнали нас. Мы пошли с Мишей умыться, воды набрать. Идём. Смотрим, такие, а там БТР чужой стоит. Движки открыты, в них кто-то ковырялся. На броне БТРа стоит снятый аккумулятор. Танковый. И рядом не видно никого. Может пацаны покурить отошли, может в ларёк пошли, я хрен знает. Ну, я Мише говорю: - «Давай спи@дим этот аккумулятор. Красиво он тут стоит.» Миша, такой: - «Ну, давай». Я говорю: - «Ты иди с той стороны БТРа. И песню какую-нибудь пой. А я подойду с этой стороны и унесу аккумулятор.» А Миша, такой: - «А какую мне песню петь?» Я ему: - «Да, по@уй, какую. Хоть про Чебурашку. Лишь бы внимание отвлекал. И, как я кряхтеть под аккумулятором буду, чтобы не слышно было». Ну, пошли значит. Миша начал петь «Пусть бегут неуклюжи пешеходы по лужам». Марширует строевым шагом, и херню вот эту орёт. Я подошел, взвалил на плечо аккумулятор. И тут Миша как заорёт: - «И не ясно прохожим в этот день непогожий от чего я такой весё-о-о-олый!» Я как заржу! А аккумулятор тяжелый, я чуть не упал. Но, не упал. Побежал с аккумулятором на плече. И думал «Ят-тебе покажу ПОЧЕМУ Я ТАКОЙ ВЕСЁЛЫЙ!!! Бля, нормальную песню спеть не мог? Композитор хренов!»
       Мы пили чай, гы-гыкали, покуривали сигаретки. Вечер и вечерняя поверка подкрадывались к нам тихо и незаметно. Мы были абсолютно счастливы в тот прекрасный вечер. Как будто вокруг нас не было никакой войны.