Мир глазами мужика или почему мы раскидываем носки

     Прежде чем формировать семейные рабочие династии прочтите приведенный ниже текст. Букв будет, скорее всего, много. От эмоциональной окраски постараюсь воздержатся, по мере слабых сил.
Итак. Все истории подобного рода начинаются именно  этим словом. Традиция такая. То что будет рассказано- скорее притча. Не относитесь серьезно к местам и людям, описанным в ней. Скорее всего, да точно, так оно и есть, большинство всего этого- фантазия автора.
     Было это давно, когда еще милиция не была переименована в полицию. Дальше, в вольном изложении, как я это понял, со слов бывшего правоохранителя.
Служба тогда была довольно гнилая. Конечно, название службы еще как то выезжало на старом, советском авторитете. Сотрудники, кто по опытней и сообразительней, получив очередной транш подачки от государства, крепко задумались. А получив дружеское напутствие от начальника отдела кадров о том, что несогласным получать копейки и работать в условиях чуть хуже, чем сидят в камерах жулики, необходимо идти в народное хозяйство- задумались по второму кругу. Причем «народное хозяйство» - звучало как приговор, как изгнание из секты тайнопросвященных. В первую неделю свалило пару тройку следователей. Все с нетерпением ждали весточки с воли. Начальник кадров,  ждал возвращения блудных сынов с кровавыми слезами и пополнением алкогольного запаса который он прятал в чрево земли. Нет, он не закапывал спиртное в землю, а пополнял огромный глобус, зачем то стоящий в его кабинете. После прибытия розовощекой партии вновь убывших, рассказывающих о том, что где то платят зарплату на к которую можно даже купить колбасы и не жить в кредит, не работают ночами и не слышат каждый день о твоей нетривиальной сексуальной ориентации- начался массовый исход. Бежали все. Стар и млад. И никто не хотел возвращаться. Кадровика это сильно задевало, он еще орал про «не подадим руки отщепенцам», но как то уже без пролетарского задора. Потом стало совсем грустно, когда ушли последние оптимисты. В коридорах как то стало пустовато. Дошло до того, что оперсостав начали учить дедушки ветераны, рассказывая как ловили послевоенную шантропу.
     На всем этом фоне, осталось лишь три категории сотрудников: молодые, бывшие студенты. Глаза чистые и не испорченные милицейским бытом. Старики, которые сидели тихонько до пенсии. И недалекие люди, которых больше некуда было идти, но умевшие браво козырять и вовремя докладывать.
     Естественно основная работа легла на молокососов. Допрашивая матерых уголовников, воров и наркоманов человек понемногу менялся. И через пару месяцев или пополнял армию безработных или заслуживал уважение старослужащих, которым к тому времени было по большому счету безразлична судьба молодняка. Могли и под статью подставить, украв какую то дорогостоящую улику с места преступления. Но, молодежь быстро учится. И постепенно образовался костяк из молодых да ранних.
     Дружба? Некое подобие. Симбиоз скорее. 
Вот так проходило время и все с нетерпением ждали осени. Осень, не только очей очарование - но и тихий наркоманский сезон. Везут их ненаглядных всех цветов, диаметров и вероисповеданий- пачками. Зачастую поспать часок в кабинете в течении суток- царский подарок. Спать приходится на рабочем столе, натянув бушлат на рыбьем меху по самые глаза. Это сначала не удобно, потом привыкаешь. Нужно заснуть максимально быстро. Иначе замерзнешь. Одинарная рама немного пропускает холод. Ночью может рубануть свет и тепловентилятор, купленный в складчину, замирает. Проснувшись в сильный мороз, смотришь на клубы пара изо рта и легкую корку ледка на стакане с чаем. Но заснуть трудно, то и дело в голову сроки по уголовных делам лезут. Или дежурный звонком будит. Новая партия наркоманов –получите и распишитесь.
     Обычные наркоманы, если это слово применимо, это или бравые деревенские хлопцы, для которых водка не по карману, а конопля растет прям за забором или уж совсем опустившиеся типы.
     Нет, они могут выглядеть как угодно. Могут говорить что угодно. Но ты понимаешь, что это говорящий труп и доверия не к их словам, не слезам проявлять нельзя. Иначе можно принести много бед.
     Вот и очередной тревожный звонок вырывает из сладкого сна. Почти рекорд. Полтора часа сна.
     Включается свет. Поправляется одежда, расправляется помятый от сна форменный погон – вуаля, пыточная готова к новым посетителям. Открывается дверь. Опера толкают парнишку. Зеленый и испуганный. Зеленый и потому что молодой, и потому что на гране обморока. Кто такой, где родился – ручка гулко ходит по тонкому листу. Как же ты докатился до жизни такой? Форма военная. Бушлатик получше чем у меня, форма новая, колени не вытянуты, носки туфель не избиты, погоны не помяты. Прям, бравый солдатик с выставки.
     Времени, блин уже три часа ночи и сон уже отлетел. Чай самое правильное решение. Наливаю и ему в одноразовый стакан.
Вытягивая тощие ручки, тянется за пластиковым стаканчиком. Неуклюже дует на кипяток.
     Хорошая семья, папа военный, полковник. Живет где-то на севере. Папа хочет стать основателем военной династии. Усиленно тащит безвольного отпрыска по терниям школьных знаний, сверкая красивыми погонами и званием командира части. Все,  у кого такое же лопоухое чудо дома, идут на встречу. Перепрыгивая с пятерки на четверку с плюсом парень вытягивает на красный диплом. Слабенький такой, с натяжкой, но красный.
     И вот смахивая скупую мужскую слезу и не смотря на детские протесты молодого будущего офицера, под паровозные гудки, отправляет он его в тридевятое царство через всю страну.  В пути приходят в молодую голову мысли, что все вдруг может еще обойтись, а свобода от папиной гиперопеки кружит голову.
     Реальность разбивает эти мечты о первый наряд, оценки выше тройки не поднимаются. Учителя постоянно ворчат и чем-то недовольны. Тут еще эти марш броски по полям в экипировке. Трудное это дело.
     В один из таких прекрасных летных дней молодое дарование наталкивается на куст конопли. Товарищи, получившие более уличное воспитание, разбирают его на листья и распихивают по военной форме. Часть достается и нашему герою. Что с ней делать не совсем понятно. Но ударить в грязь лицом перед товарищами- нельзя. Спрятано на совесть, за складку форменной кепки. Потом другие заботы оттесняют этот детский поступок и он совсем уходит из памяти.
     И вот подходит день принесения воинской присяги. Медкомиссия внутренняя дает однозначный диагноз- не годен к службе. Служба очень специфическая, ответственная зрение нужно иметь в 110 процентов.
    Тут вариантов то два- звонить папе и признаваться в собственном бессилии, ждать, что он приедет и будет унизительно всех упрашивать, таская любимое чадо по кабинетам.
    Или….Получить военное проездное требование, забрав документы пустится домой на далекую Родину и уже там посыпать перед отцом голову пеплом, прося его отказаться от мечты и пустить сына в институт культуры заниматься малявками.
Ну, а вы бы что выбрали? И вот уже нашего бравого солдата-полуфабриката по пути тормозит милицейский патруль. Есть такая привычка у военных на дембель, то фару от танка открутить, то минометную мину на Новый год припасти. Хозяйственные. Потому и останавливают на всех постах и осматривают. Пристально.
    И вот случается страшное, находят за волшебным отворотом чудо траву! Немного. Но хватает.
    Он пьет чай и не понимает, что такое в его возрасте судимость за наркотики.
Вот поэтому, потихоньку отхлебывая чай, собранный заботливыми руками цейлонских девственниц и упакованный в кособокий  пакетик, приходится ему это все разъяснять. Ошибиться нельзя. Нужна правдивая история. Приходится забрать шнурки и вызвать амбала – начальника изолятора временного содержания, разыграв в два лица процесс посадки в тюрьму. Все, слезы. Смотрим дальше. Нет, удовольствия мало смотреть как мужик плачет. Но смотреть и оценивать –обязанность. А в голове одна только мысль: «А вдруг врет?». Потом приходят и другие мысли: а вдруг подстава дружественных служб и к обеду ты будешь сидеть на его месте, утирая слезы изорванным рукавом? В том, что рукав порвут и чая не предложат –можно не сомневаться. С ментами вообще разговор короткий. Был человек и вдруг уехал в далекий Тагил, уволенный задним числом.
    Боятся, можно долго, но не постоянно.
    Опера остаются с пацаном. Сосед эксперт смотрит что-то ужасно-американское. Вываливаем на его весы траву. Чуть больше уголовного дела, на 0,1 грамма. Рассказываю эксперту вкратце историю пацана. И видно от этой травы все таки такой противный запах, а может ситуация знатока так приперла, раздается потрясающий по силе и здоровому оптимизму, чих. Часть травы, улетая с весов, кружит по комнате красивым зеленым торнадо, уносясь в сторону батареи. Просто в ужасе склоняемся над весами! Боже, пол уголовного дело сдуло. Это было ужасно! Но судьба была благосклонна к парню.
    Спустив его в клетку и перебирая варианты своей участи, если все таки это спасение рядового Райна откроется, спешу в прокуратуру. Страшно.
    Дежурному прокурору, довольному и отдохнувшему показываю справку. Трава есть, но мало. Очень. «Отказывайте» – не глядя на меня отвечает прокуратура. Хорошее или плохое, но дело сделано. Иду в кабинет.
    Поднимают парня с первого этажа. В глазах надежда.
    Злобно говорю ему, что в отношении него возбуждено уголовное дело, помахивая чистым листом из далека. Парень садится и начинает реветь, звать маму. Урок должен хорошо быть усвоен, дабы не повторится. Трогаю его за плечо и говорю, что он свободен. Недоверчивая улыбка. Счастье, как от первой подаренной игрушки с детскими слезами на глазах. Попытки стать на колени для принесения клятвы верности и зарока от повторения подобных ошибок была пресечена в зародыше.
    За окном вовсю полыхал рассвет. Во внутреннем дворе начинался новый трудовой день. Тихо обыскивали цыганскую машину со сбытчиками опийной мечты. Смотря на ловкие движения собаки с милицией думалось только об одном.
    Вот вроде бы хочешь для своего ребенка хорошего. Ну как ты это понимаешь. А ведь можно легко поломать ему судьбу, заставив жить своими мечтами. Быть может, дав совет ребенку, отступить в сторону подарив возможность самому выбирать свой путь?