В. Глава 14

14


     Я заварил себе кофе покрепче и с удовольствием вдохнул аромат, поднимавшийся густыми клубами из чашки. Добавил две ложки сахара, сливки, тщательно перемешал. По будням я себе таких вольностей не позволяю. На работе пью только растворимую бурду. Да, именно что бурду. Безвкусную, жидкую имитацию. И сам это отлично понимаю. Но – расслабляться нельзя, особенно когда приходится вести несколько дел сразу. Дашь слабину, и уже ни за что не возьмёшь себя в руки. Сегодня выходной, а это совсем другое дело. Однако даже в выходной я стараюсь не слишком распускаться. Одна чашка хорошего кофе, несколько кусочков хорошего шоколада. Не более того, всё дальнейшее – уже нездоровые излишества. Кто-то, посмотрев со стороны, скажет, что я мало себя люблю. Что ж, может, так оно и есть. Но дело требует самопожертвования, любое дело, даже столь тривиальное, как моё.
     Часы на стене тикали мерно, спокойно. Я устроился в кресле, а Цезарь, только и ждавший этого момента, сразу же запрыгнул мне на колени и развалился, ожидая ласки. Мне иногда и самому странно, что я решился завести кота. Всё-таки это большая ответственность для такого человека, как я. К тому же кот требует к себе много внимания, по крайней мере, этот кот. По этой причине мне давно уже невозможно серьёзно работать дома. Стоит лишь разложить документы на столе, и Цезарь непременно уляжется на них, наставит на меня свои медово-рыжие глаза и будет смотреть не отрываясь. И ни за что его будет не согнать! В каком-то смысле это даже хорошо – теперь я стараюсь заканчивать всё вовремя на работе, чтобы не приносить с собой домой кучу неразобранных бумаг. Тоже в своём роде дисциплина.
     Я погладил Цезаря по спине и почесал ему за ухом. Он сразу удовлетворённо заурчал и вытянулся ещё больше. Конечно, тут тоже нужно знать меру. От кота исходило мягкое, приятное тепло. Иногда согреешься вот так, замечтаешься, так что о времени забудешь. А это совсем не дело.
     Впрочем, сегодня вплоть до самого вечера никаких дел у меня не было, впервые за долгое время. Надо сказать, что я далеко не мастер в организации своего досуга. Выражаясь ещё точнее, я просто не умею отдыхать. Мой мозг привык находиться в рабочем режиме и постоянно выдумывает какие-нибудь занятия, как только чувствует, что я немного расслабился. Занятия, отнюдь не способствующие хорошему отдыху. И так было всегда, сколько я себя помню. Даже в школе, когда я записывался во все подряд секции и кружки, брал дополнительные задания и… да что уж там вспоминать. Сейчас это кажется почти невероятным. Хотя, если разобраться, в детстве у нас куда больше энергии и желания изменить мир. Сейчас сил поубавилось, но привычка непременно занимать себя чем-нибудь никуда не ушла. Вот я и сидел, рассеянно гладя Цезаря и размышляя о том, что же такое мне сделать, дабы часы не проходили впустую. Давно собирался почистить решётки вентиляции на кухне и в ванной. Лезть высоко, особенно с моим невыдающимся ростом. Но займёт это, даже с приготовлениями, от силы минут двадцать, а ведь у меня в запасе около шести часов…
     Как раз когда я дошёл в своих рассуждениях до этого не очень утешительного вывода, раздался звонок в дверь. Цезаря моментально спрыгнул на пол и с удивлённым выражением морды посмотрел на меня. И было чему удивляться: в мою квартиру звонили не чаще пары раз в год. Друзей у меня почти никогда не заводилось, а те, что были, почти не ходили ко мне в гости. Я, должен заметить, очень не люблю вторжения на свою территорию. Какой бы скучной и пресной не казалась моя жизнь со стороны, это всё-таки моя жизнь. Для меня настоящее наказание принимать кого-то в своём доме, предупреждать чужие желания и всё такое прочее. Поэтому звонок этот стал сюрпризом не только для Цезаря, я и сам был неприятно удивлён.
     “Может быть, кто-то просто ошибся?” – пришла мне в голову успокаивающая мысль. И правда, ведь если бы посетитель пришёл ко мне, он бы прежде всего позвонил в домофон. Правда, домофон наш – тут же вспомнилось мне – как раз сейчас ремонтировали, и дверь подъезда стояла открытой. Так или иначе, даже если бы кто-нибудь из моих знакомых решил меня навестить, то обязательно предупредил бы  заранее. Возможно, впрочем, что звонил сосед снизу, на редкость мнительный пожилой человек, который однажды, с полгода тому назад, уже приходил ко мне под тем предлогом, что у меня якобы протекала труба в ванной, в результат чего у него начал отсыревать потолок. На поверку это оказалось исключительно его собственной фантазией, но он тогда заставил меня поволноваться. Если это снова он, то, боюсь, мне не удастся уже быть настолько вежливым, как в тот раз. Хотя наверняка кто-то просто перепутал мою квартиру с соседней, и…
     Звонок раздался снова, но на этот раз вдруг прервался на середине, словно палец звонящего соскользнул с кнопки. Вместе с тем за дверью раздался странный звук, как будто кто-то грузно опустился прямо на пол. Это меня немало обеспокоило. Ошибки, конечно, быть уже не могло. Несколько секунд я колебался, не следует ли притвориться, что меня нет дома и вовсе не открывать. Однако потом понял, что это было бы очень глупо. Человек, приехавший ко мне целенаправленно, уж наверное знал мои привычки и не поверил бы, что я куда-то пошёл в воскресный день. Выходит, нужно было его впустить. Цикнув Цезарю, чтобы он ретировался в свою корзину, я прошёл к двери, повернул замок и, надев цепочку (да-да, я из тех, кто ещё использует цепочки), немного приоткрыл створку.
     Странное дело, сквозь щель я никого не увидел. Лестничная площадка, освещённая тускло горевшей лампочкой, была пуста. В первую секунду я оторопел от такого поворота событий, но затем услышал какое-то копошение внизу, у порога. Я перевёл взгляд туда, открыл дверь уже пошире, на всю длину цепочки, и даже слегка вскрикнул от неожиданности. Прямо передо мной показалась голова Володи – точнее, в тот момент я ещё не понял, что это была его голова, – просунулась в образовавшееся между створкой и стеной пространство и чрезвычайно раздражённо поинтересовалась:
     – Я что, должен сидеть тут целую вечность, пока ты там копаешься? Открывай давай, чай не грабить тебя… приехал.
     Я поспешил снять цепочку и широко распахнул дверь. Володя сходу одолел порог и вкатился в прихожую, которая сразу стала тесной и как бы многолюдной.
     – Да, у тебя не лучше моего, – прокомментировал он, с неприязнью осматриваясь. – Хотя это всё равно, не покупать же мне твою халупу.
     – Как… как ты добрался до меня? – вырвался у меня наконец вопрос, вертевшийся на языке.
     – А что, не ожидал? Думал, я уже корнями в свой фундамент пророс? Нет, Витя, рано вы меня со счетов списали. Приехал я самым натуральным образом, на такси.
     – На такси? То есть, ты имеешь в виду…
     – Ну да, ну да, на спецтакси для таких, как я. Есть у них теперь и такие. Прогресс ведь не стоит на месте, пока стоим мы.
     – Я вовсе не то хотел сказать.
     – Да неужто? А, впрочем, всё равно, мне это давно уже всё равно. Жаль только, пандуса у вас в подъезде нет.
     – И правда! Как же ты?..
     – Да вот помогли добрые люди, что сейчас шли. Хорошо хоть лифт просторный, а то забрался же ты на верхотуру. Звонок можно было и пониже повесить, я чуть не грохнулся, пока до него дотянулся.
     – Да, но что же ты… – я всё никак не мог сообразиться, – зачем же ты так вдруг, без предупреждения…
     – Испугался? А я вот нарочно и не стал тебе заранее говорить. Хотел застать тебя врасплох.
     – Для чего же?
     – Ну вот обязательно для чего-то! Вечный этот твой… внутренний юрист. Да просто так, может быть. Хотя, конечно, вру, мне просто подумалось, будет лучше с тобой поговорить, если ты не подготовишься.
     – О чём же ты намерен говорить?
     – Для начала пригласи меня в комнату, в коридоре будет, знаешь ли, неудобно.
     Он был прав. Я показал ему, в какую сторону ехать, и он ловко покатился вперёд. Завидев нежданного гостя, Цезарь запрыгнул на шкаф и воззрился на нас оттуда своими расширившимися медовыми глазами.
     – Надо же, не думал, что у тебя кошка, – удивился Володя, но сделал это как-то рассеянно. – Не похоже на тебя.
     – Это кот. Сам не знаю, как так получилось.
     – Кыс-кыс-кыс! – позвал он, протягивая к Цезарю руку, без всякого, конечно, эффекта.   
     – Можешь не стараться, – остановил его я. – Он чужих людей почти не видит. Ни за что не спустится, пока ты тут. 
     – Ну и чёрт с ним, – быстро кинул Володя и протянул мне вдруг портфель, который держал где-то в глубинах своего кресла. – Вот, держи свои документы. Я всё прочитал и подписал. 
     Я принял портфель и посмотрел на него с недоверием. Он выглядел что-то уж очень бодрым. Разительный контраст с нашей последней встречей.
     – Ты абсолютно уверен, что всё прочитал? – постарался я спросить как можно мягче.
     – Чёрт возьми, если говорю, что всё, можешь мне поверить. Убил на это добрых два часа. 
     – Что ж, в таком случае очень хорошо. Как только я получу бумаги от Веры, можем назначить дату официальной процедуры. Но, право, тебе вовсе не нужно было ради этого приезжать ко мне…
     Володя неприятно усмехнулся.
     – Думаешь, я бы из-за этих бумажек к тебе потащился? Вот уж выдумаешь! Нет, у меня к тебе разговор серьёзный есть. Только вот… не знаю, с чего начать.
     Я присел к своему рабочему столу и положил руку на толстую папку с бумагами. Это получилось почти бессознательно, и лишь некоторое время спустя мне пришло в голову, что такая поза могла намекать ему на большое количество дел, которые мне якобы нужно переделать после его ухода. Возможно, из-за этого Володя и впал в некоторое, пока ещё незначительное, раздражение. Впрочем, говорил он весьма связно и даже на редкость длинными иногда фразами.
     – Ты знаешь Войнова? – задал он предварительный вопрос, внимательно меня разглядывая.
     – Войнова? Это, кажется, твой приятель-архитектор?
     – Он мне вовсе не приятель, и знакомство наше носит исключительно профессиональный характер. То есть, чтобы ты сразу понимал, я считаю его весьма бездарным архитектором. Однако ему сопутствует успех, а это нынче едва ли не главное. Впрочем, не об этом, не об этом… Мне нужна твоя консультация как юриста. Потому что есть некоторые тонкости, которые я должен понимать… прежде чем решусь на кое-какие шаги.
     Тон его был что-то уж очень серьёзным. Обычно, когда он рассуждал подобным образом, то обязательно как бы и смеялся в то же время над своими словами. Но сейчас всё было по-другому, и я подумал, что дело действительно, может быть, серьёзное.
     – Тут вот какая неприятная загвоздка, – продолжал меж тем Володя. – У меня, возможно, появятся кое-какие сведения о Войнове, точнее, о его нынешней деятельности. Ты слышал, что он строит «Золотой город»?
     – Это развлекательный комплекс возле парка? Нет, не слышал. То есть, не слышал что именно он, про комплекс я, разумеется, немало знаю.
     – Ну так вот, он там главный архитектор. Но есть вероятность – пока только вероятность, что Войнов несколько… зарвался. Пожертвовал принципами безопасности ради дизайнерских эффектов.
     – Хм… – на этом месте я насторожился. – Откуда же у тебя подобная информация?
     – Неважно откуда, – резко бросил Володя, и между бровей его легла морщина. – Говорю же, это пока лишь возможность… может, и фантазия. Ничего точно я не знаю. Но мне именно в таком виде и надо у тебя спросить, в качестве предположения.
     – Хорошо, спрашивай.
     Он несколько раз хлопнул ладонью по ручке коляски и сердито завозил языком. Определённо, было тут что-то особенное, чего я тогда никак не мог бы понять или угадать.
     – Ну так вот, – снова заговорил он. – Предположим, этот комплекс построят – с ошибкой в расчётах. Предположим, в один прекрасный момент произойдёт катастрофа, пострадают люди. Я вовсе этого не хочу, чтобы ты чего не подумал. Но при недостаточном расчёте нагрузки на опоры… впрочем, это частности. Так вот, если такое случится, то ведь проектировщик будет нести полную ответственность?
     – Само собой, – пожал я плечами. – Ты это знаешь и без меня.
     – Знаю, но далеко не подробно. Речь будет идти об… уголовной ответственности?
     – Тут я тебе точно сказать не могу. Я ведь сопровождением архитектурных проектов никогда не занимался, и…
     Володя нетерпеливо замотал головой.
     – Вот только не начинай тут свои штучки! У тебя достаточно опыта, чтобы ответить на такой вопрос. Это же не только строительства касается. Чем будет считаться такой случай? Халатностью?
     – Да, элементы преступной халатности тут явно будут просматриваться.
     – А если докажут, что архитектор знал о недостатках конструкций, но всё равно их возвёл?
     – Боюсь, доказать такое весьма затруднительно…
     – А ты не бойся, скажи, что будет.   
     – Ну… не могу ручаться, однако в таком случае может быть даже инкриминировано покушение на жизнь или – при трагическом исходе – убийство. Но опять же, прошу тебя не забывать, что с уголовным кодексом я никогда не работал и… 
     – Но ведь в университете тебе уголовное право читали, читали ведь? – спросил он уже совершенно невежливым тоном.
     – Читали, разумеется, да только…
     – Вот и довольно, значит, имеешь представление. Скажи мне ещё: если это, то есть катастрофа, случится через некоторое время, пять лет, например, ну или десять, будет разница или нет? Срок давности или как там у вас это называется?
     – Полагаю, что разницы не будет.
     Он молча принял последний мой ответ и на некоторое время задумался. Цезарь тихонько мяукнул со шкафа, как бы упрашивая меня поскорее спровадить нежданного нарушителя спокойствия. Я мог лишь сочувственно ему кивнуть. Минуты две прошли в полной тишине. Затем Володя зашевелился и снова приступил ко мне:
     – Ты вот сейчас сказал, что сопровождением проектов не занимался. Но ведь у тебя, как я знаю, есть связи? Наверняка ты знаком с кем-нибудь, у кого имеется такой опыт.
     – Что ж, я… действительно знаю пару человек. Правда, это вовсе не “связи”, как ты выразился, мы лишь поддерживаем знакомство.
     – И ладно, этого вполне хватит. Ты ведь можешь у них проконсультироваться, если… если понадобится?
     При этом последнем вопросе он весь даже подался вперёд, сверля меня взглядом. Честно признаться, я был немало озадачен. Откуда вдруг такой интерес к проекту Войнова? И это у Володи, который даже несколько дней назад ничуть не интересовался тем, что происходит вокруг. Приехать ко мне на такси, требовать каких-то гарантий, едва ли не кричать, – тут было нечто слишком странное. Не то чтобы это возбудило моё любопытство, потому как в силу своей профессии я не любопытен и знаю, что у любой информации свой круг посвящённых. Однако мне нельзя было не выяснить некоторых подробностей дела, которое мне – говоря откровенно – в столь неучтивой форме навязывали.
     – Видишь ли, Володя, – шевельнулся я, по-прежнему, впрочем, не снимая руки с папки, – я не привык играть в прятки. Я не могу тебе ничего гарантировать, в целом и в принципе не могу, но особенно в том случае, если ты не потрудишься объяснить мне обстоятельств… вынуждающих тебя действовать столь экспансивно.   
     Эта моя речь, кажется, произвела на него некоторое впечатление. По крайней мере, он взял себя в руки и заговорил уже менее прерывисто.
     – Да, понимаю, тебе нужны основания, это естественно. Но в том и проблема, что я не могу рассказать всего. Очень много тут всего намешано… В одном могу тебя заверить: действую я из гуманных соображений. Знаю, знаю, в моём положении это звучит смешно! Инвалид-колясочник рассуждает о гуманности! (Замечу в скобках, что ничего смешного в этом я не углядел, хотя идею его, тем не менее, понял). Но поверь, это прежде всего беспокойство о людях. Кому как не мне знать, к чему может привести ошибка в расчётах! Всё-таки две ноги – немалая за это цена, правда ведь?
     – Там была не твоя ошибка, – осторожно заметил я.
     – Не моя? Ну да, может быть, и не моя, – произнёс он не слишком уверенным тоном. – Так и правда говорили… только у нас сейчас вообще много говорят. Да и какая разница, чья там ошибка вышла, если три человека… пострадали, не считая меня, конечно? Сам подумай, могу ли я сидеть спокойно, зная, что нечто подобное может повториться? Конечно, за последние годы я стал страшным эгоистом, но не до такой же степени! Если есть возможность предотвратить катастрофу, мне нужно постараться сделать всё, что я могу. Разве не так, Витя?
     Он задал этот вопрос с удивительной, почти детской непосредственностью, как будто и правда думал, что я имею право тут высказать своё заключение. На самом деле, разумеется, всё обстояло ровным счётом наоборот. Тут был вопрос моральный, дело принципов и установок, и… и много чего ещё. А это для меня тёмный лес. Человеческая психология – поистине вещь в себе. Вот знаешь ты кого-нибудь очень хорошо, чуть ли не всю жизнь, а он однажды выкинет нечто вроде сегодняшнего, и ты начисто перестаёшь его понимать.
     – Пожалуй, это так, – ответил я, помолчав. – Только что конкретно ты планируешь делать?
     – Да вот для этого я и приехал к тебе! – вскричал он вдруг в раздражении. – Потому что ты… ты умный, Витя, и во всех этих тонкостях разбираешься, хоть и говоришь, будто нет. А я умею только строить, да и то теперь в одних лишь фантазиях. Думаешь, я не понимаю своего положения? Я уже давно никто и ничто. Меня помнят только в связи с тем… событием. Кому какое дело до того, что я спроектировал! Хотя недавно меня уверяли, что я имею вес, но это всё только слова. И поэтому действовать в одиночку мне нельзя. Кто меня вообще будет слушать? Но если за дело возьмёшься ты или твои знакомые… всё может быть. Можно будет добиться экспертной оценки проекта, вынудить Войнова его изменить. И этим, возможно, мы спасём людям жизнь.
     Володя умолк и посмотрел на меня почти с мольбой. Мне было тяжело его слушать. К концу этого монолога он почти задыхался, ему не хватало воздуха. Я даже испугался, не заболел ли он. Такое вполне могло быть, особенно учитывая всю эту поездку на такси, непривычную обстановку, его возбуждение… Впрочем, излагал свои мысли Володя вполне связно, тут придраться было не к чему. Конечно, это не отменяло сомнительности его проекта. Я попробовал, очень осторожно, привести свои аргументы:
     – Всё, конечно, верно, и ты прав, мы можем если не спасти жизни, то предупредить возможные неприятные последствия… Но я не очень понимаю, почему ты возлагаешь на меня такие надежды. Помнится, ты говорил, у Войнова есть связи в правительстве города и в строительном комитете?
     – Да, есть, – угрюмо подтвердил Володя. 
     – В таком случае ты сам представляешь всю трудность подобного плана. Нужно будет приглашать комиссию со стороны… то есть из центра. Предоставить им всю необходимую документацию – а на каких основаниях это сделать? Войнов, полагаю, не будет делиться с тобой чертежами. Короче говоря, чтобы инициировать такую проверку, нужны твёрдые доказательства. Как я понял, их у нас нет.
     – Пока нет, – вставил он слабым голосом.
     – Это всё перспективы, а ты знаешь, меня перспективы не устраивают. Я мог бы тебе помочь… поговорить с нужными людьми и заручиться их поддержкой. Это всё возможно, но только при наличии твёрдых и – особенно подчёркиваю – законных оснований. Думаю, ты понимаешь, что в нелегальных схемах (а здесь я предвижу их возможность) мне участвовать нельзя. Так что, Володя, если у тебя появятся реальные основания – дай мне знать. Но пока что подобный разговор не имеет смысла.
     Он слушал меня молча, опустив голову, и был в этот момент очень похож на школьника, получающего выговор от директора. Мне даже стало его жаль, однако что утешительного мог я сказать? Володя по-прежнему витал в облаках, даже несмотря на все перемены в своей жизни. Но что хорошо в творчестве, мало подходит для реальной жизни.
     – Значит, не хочешь? – пробормотал он, глядя в пол.
     – Не могу, Володя. В таких условиях – не могу.
     – Что ж, понятно. Честно говоря, я и не рассчитывал… Страшная глупость – приехать к тебе вот так. Ты посмеёшься и будешь прав.
     – Уверяю тебя, что тут не над чем смеяться.
     – Ну, всё равно… – он решительно покатился из комнаты, но в дверях приостановился и, обернувшись ко мне, спросил нечто уже совершенно неожиданное:
     – Скажи, Витя, ты мог бы составить для меня завещание?