Нога моя украина

(козельские очерки)

                "Наблюдай за ногою твоею" (Экклезиаст)

Царский день 17 июля начался с литургии в Никольском храме села Березичи. Большой светлый храм был почти пуст, и пронизывающие его высокие своды лучи утреннего  солнца озаряли его бескрайние пространства, как бы напоминая слова Спасителя: «В Дому Отца Моего обители многи суть!» Сколько здесь уже пребывает бесплотных ангелов? Сколько вселилось святых? Сам Государь со своим Августейшим семейством и верными слугами здесь, в высях купола церковного.

Внизу, ещё на земле, но на земле уже украшенной красивой плиткой церковного пола ждут обещанных обителей земные подданные русского Царя – хозяина Земли Русской: Великой и Малой и Белой Руси и прочая и прочая... Одно немного тревожило: на этих просветлённых церковных камнях стояло как-то мало людей – около десятка.

Тревожное чувство усилилось, когда после службы я доехал до Козельска, чтобы принять хоть небольшое участие в традиционном для города Царском крестном ходе. День был сумрачный, я не рискнул поехать на велосипеде: уж больно тяжёлым было небо. Но ещё более тяжёлое впечатление производил крестный ход. Две хоругви и большая икона Царственных мучеников, несомая местными казаками. Заметил одного священника в общем строе хода: в рясе, но без епитрахили. На мой взгляд, крестный ход включал не более 100 человек (значительно меньше, чем в прошлые годы), но всё то же крепкодушное ритмичное: «Господи, Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй нас!» Спереди степенно ехала машина ПДС. Замыкался ход теми, кто не поспевал за упрямыми казаками из авангарда: мамочки с колясками, старушки, убогие. Кое-кто даже на велосипедах. И как многоточие: скучная машина ДПС и вслед за ней гусеница авто с водителями, которые вроде как и не против, может и сами бы прошли километр-другой, но... спешат, а тут дорога занята...

Не шествовал перед колонной неутомимый о.Илиодор, оживляя окрестный воздух благовониями кадильными. Не реяли черносотенными знамёнами над шеренгами крестного хода наметки монашеских клобуков. Не было в Царском полку Оптиной.... Видать, ушла она в затвор, отгородившись от города обмелевшей Жиздрой и полноводным потоком паломнических автобусов. Да и то сказать, ещё со времён монаха-дипломата Константина Леонтьева наверное как-то поднадоели «розовые христиане» Достоевского: вечно проблемные Алёши, буйные Дмитрии и равнодушно-гордые Иваны, которые сейчас сидели за баранками своих внедорожников и доброжелательно-скучающе смотрели на своих неудачников-братьев алёш, упрямо идущих по кольцевому шоссе Козельска. Одни. Без Оптиной. Даже, как раньше, в храмы по пути не заходили – берегли силы? А может устарел Царский крестный ход? Помните, когда-то на въезде в Козельск стоял деревянный крест – «В покаяние о Государе!» И креста давно нет, и мелеет крестный ход, как Жиздра – Божья река. Да и то сказать – 100 лет прошло с того самого события, пора бы уж угомониться. Пора бы уж окончательно погрузиться в демократию, да и примеры нас окружают во множестве.

Сам я прошёл с крестным ходом немного: возраст, сердце, да и темп молодцов-казачков для меня непосилен. Но какая-то недоумённая тревога не покидала меня, не давая и тучам рассеяться над городом. Это продлилось и следующим днём и через день... пасмурность не уходила.

Но ведь пасмурное небо порождает грибы!

***

Ехать – не ехать?! Грибы своими невидимыми грибницами начинают прямо из под ёлочек дотягиваться до моих пальцев, до обоняния и осязания, они готовы загостевать в стеклянных банках, разыграться в суповом бульоне... для меня они готовы на всё. И я как истинный грибник сумел сдерживать их призывы лишь до полудня, меня сдерживала тревога неба, готовая сорваться в дождь. Хтонический гул и ритмический танец нетерпения грибов заглушал рассудок неба: «Кто не идёт – тот не гриб!» Я не гриб... но мои ноги!... А тут ещё и велосипед!

Первое предупреждение неба было тихим, но вполне внятным. Как только я повернул от Оптиной на Мех.Завод моросящий дождь заставил меня остановиться и спрятаться в лесу. В нём я не нашёл ни одного гриба! Уже в этом почувствовался обман, замануха. «А может всё-таки домой?» – спросило небо, остановив дождь. Но я ехал на электровелосипеде, а это электромеханическое существо не слышит шёпота небес.
Победил велосипед и жадность грибов. Я всё же поехал дальше и за пару километров после села Сосенки набрал в лесу грибов. В основном – моховики. Но и здесь столкнулся со странными знаками Кто-то прошёл по лесу до меня и оставил множество срезанных белых грибов с располовиненными шляпками. Как будто смотрели – не червивы ли? Но я не увидел ни одного следа червяка! Зачем же их бросили? Что это за странные грибы? Неужели это они привели меня в этот лес своим хтоническим зовом? Бог весть.

Но есть какая-то магия в том, что головы этих грибов были рассечены надвое при том, что они вовсе не были поражены паразитами. Кто-то ходил и уничтожал их имитируя высокий и тщательный отбор: убивали здоровых по подозрению в гнили...

***

Набрал кое-чего и как-нибудь и покатил к Козельску. Дорога была мокрой после прошедшего дождя, но я как-то уже забыл о лесе, о покалеченных грибах, о, в общем-то, бессмысленной поездке. И в довершение всего, после оптинского поворота, прямо перед мостом через Жиздру начало спускать колесо, и вновь пошёл дождь. Я ехал предельно медленно, чтобы дотянуть до автосервиса. Наверное, именно эта медленная езда, шум дождя и автосервис, появившийся впереди, – как-то обозначило конец моего путешествия, и я, на каком-то автомате, как ложатся на подушку, повернул налево...

***

Бум!... Именно «БУМ», а не «бац», как казалось бы должен звякнуть велосипед от соударения с железной массой. Но «бум!»... и ватная тишина. Между двухколёсной электрической мечтой и корейским паркетником оказалась моя левая нога. Произошёл переход портала. Ну, это я о стандартном образе фэнтези – «магический портал»: мгновенное перемещение из обычного пространства «под дождём на велосипеде с грибами на багажнике» в пространство – «половина моих ног уже не мои... (их собственно было две)», и эти не мои, точнее – не моя – уже совершенно не моя и влечёт меня в какой-то иной мир с иным ракурсом зрения. Для начала этот новый мир поменял ориентацию с альбомной на книжную. Иными словами, земля встала вертикально, прижавшись к моему уху, а на этой стенке, соответственно – горизонтально, встали фигуры местных обитателей. Поначалу они стояли, шевеля губами, но звуки исчезали в какой-то невидимой вате. «Я – вата!» – почему-то эта мысль получила во мне объяснение. «Я их не слышу, потому что я – вата...» Я даже не слышал, что я собственно отвечал туда, за границу ваты.

Вот к её границе подлетела какая-то взволнованная фея-стрекоза. Она что-то говорит, испуганно распахнув во всю ширь глаза. Вот рядом прямо из стены выросли два кряжистых энта – это такие толкиеновские ходячие дубы. Брезентовая кора, раздвоенные книзу стволы (нет не книзу – вправо. Ведь здесь земля справа!). Вместо голов у них белые шляпки, как у шампиньонов. Перед лицами они держали телефоны, которыми снимали сквозь беззвучное стекло мою прислоненную к стене тушку для паучков из внешнего мира. А фея-стрекоза молча порхала рядом.

Появились двое в чёрном. Эти, похоже, с этой стороны ваты, потому что я их слышал и даже что-то отвечал. Я даже жестикулировал, что-то просил. Мне дали мой картуз, чтобы положить под голову, прислоненную к стене. Меня удивило только то, что и эти двое были расположены горизонтально, и я весь стремился что-то рассказать им. Весь, кроме моей левой ноги. Она была там – за ватой. И эта её заграничность практически парализовала меня: сковав мою подвижность, моё желание встать, вернуть мир в обычное состояние сесть на велосипед и доехать, наконец, до автосервиса...
Но чёрные люди спрашивали, а я им отвечал, рассказывая о себе. Может быть эти чёрные люди были образом моих грехов, Да, точно, я ведь сам им о них говорил, а они записывали в рукописание, многократно, как эхо, спрашивая – как меня зовут, сколько мне лет, где я и откуда... Кто я – я помнил прекрасно..., кроме того, что я не мог дать ответ за мою левую ногу.

И вот наконец с той стороны подъехала карета, мне сделали укол, видимо из того же состава, что и лепёшка Алисы, и меня маленького, приклеенного с краю к огромной ватной ноге, стали поднимать, засовывать в карету и везти туда. Куда? Ну а как вы думаете? Конечно же за край этого мира, на Украину!

***
Это закрайняя Украина имела своё внутреннее устройство, и я начну с описания её геометрии. Уверяю вас, там нет никакого синего неба и колосящихся золотом нив. Преодоление границы было куда более быстрое, чем это происходило бы в поезде «Москва-Киев» (не знаю – есть ли ещё такой), но несколько болезненнее. Железная платформа, на которую меня уложили вместе с моей ногой, с толчками и лязгом преодолев невидимую границу, остановилась в коридоре, который и был своеобразным чистилищем.

Итак, над моей головой лежал грязно-белый (а может быть и несколько голубой, или жёлтоватый) крашенный потолок коридора хирургического отделения. Навстречу мне (О, ужас, никак не ожидал!... Или всё-таки ожидал?) вышел жизнерадостный зелёный человек, человек «Зе» уже вполне нормального размера и прямоходящий. На не вполне свободной державной мове он повелел везти меня на рентген (вероятно, местный аналог Чернобыля), где объяснил мне как надо переваливаться с носилок на рентгеновский стол. После процедуры и кратного ожидания, он же с весёлой гуманитарной улыбкой сообщим мне о переломе вертлюжного отростка тазовой кости. И в Калуге, мол, меня ждёт срочная операция. Впоследствии оказалось, что не ждёт, не срочная, вообще не нужно никакой операции, а и так всё пройдёт в соответствии с консультациями калужских специалистов. Всё это разъяснили после многих звонков, суеты человечков «Зе»(он там был не один). Мою ногу поместили в гипс и пригипсовали к какой-то доске, возможно, чтобы она не убежала. Я за неё уже никак не отвечал, а только гарантировал её отдельность и свою зависимость..
Всё это время я лежал на железных носилках – местный аналог ладьи Харона – и созерцал крашенное небо коридора хирургии. Слава Богу, классические схемы древних мистерий вечны: в коридоре перехода меня сопровождали двое в чёрном (неизвестные мне лично, но уже известные по первой встрече на дороге) и двое в светлом. Этих я позвал сам – имею же я право позвать себе на помощь светлых?! Наконец коридорное время истекло и меня на руках (лифтов за краем не предусмотрено) двое чёрных и двое светлых подняли вверх – 2 этаж палата №2. Это как перейти реку. Нет, пока ещё не Стикс, скорее Днепр. На высокое правобережье, где и живут самые, что не на есть свидомые и щирые.

***

Палата №2 вовсе не то, что палата №6 – случайная ассоциация. Всё в три раза менее классично. Самодеятельность с хирургическим акцентом. Квадратное помещение палаты в 2 окна вмещало 5 коек. Меня выложили с носилок в дальний от окон и двери угол. Население этой страны, или земли?... нет, точнее всего – этого пространства, периодически менялось, но не типологически. За 10 дней моего бытования в сем месте типология была примерно следующа: уголовник, ДТПшники, неуместный больной и невинно пострадавший малоросс. Поначалу жертв ДТП (дорожно-транспортного происшествия) было трое. Одного протаранил автомобиль, когда тот ехал на автомобиле (перелом тазовых костей), второго (меня) протаранил автомобиль, когда я ехал на велосипеде (перелом тазовых костей), третьего протаранил автомобиль, когда он мирно шёл вечером по обочине тихой дороги (сотрясение мозга). Вот скажите теперь, исходя из этой картины – почему пешеход пострадал на голову, а ездоки – на задницу? Загадка!

Людей с неизлечимыми в данной местности заболеваниями, которых, тем не менее, здесь почему-то держали, тоже сменилось двое. Один страдалец с острыми болями в почках стонал, стонал, но потом его всё-таки куда-то отпустили. Второй – отравился грибами... или водкой, поелику закусывал. О его дальнейшей судьбе мне неизвестно, т. к. я отбыл раньше него. Третий – тихий православный страдалец так же не получил особой помощи от врачей «Зе» как не местный. Но за время своих страданий в палате №2, сей благочестивый муж вёл душеспасительные беседы с одним из пациентов криминального вида, пострадавшего в драке с поножовщиной. Этому благоразумному разбойнику, с красивыми многоцветными тату он рекомендовал читать духовные книжки, которые тот и нашёл где-то тут же в больничке.

Невинно пострадавший малоросс был жестоко избит какими-то уголовными отморозками. Его навещала милая жена и следователи. Ну и отморозки-бандиты, пришедшие угрожать и притащившие с собой какую-то бабу, для жалости. Баба умоляла бандитов не сажать, т. к. у неё уже есть дети от одного бандита, а теперь она сожительствует с другим, одним из драчунов. Так пусть избитый до больничной койки не лишает её детей отца. А то будет безотцовщина!

Всё это баба почему-то выложила не самому избитому бедняге, а ещё одному персонажу с уголовным прошлым и загипсованной ногой. Наверное решила, что он смотрящий по хате и ему надо приносить свои гражданские петиции. Сей персонаж был поистине украшением всей палаты, как любой настоящий nazi-бандеровец из какого-нибудь «Азова» является украшением Крещатика.

Ко мне приходили гости, среди которых был художник-иконописец и верстальщик книг – оба они с интересом и восторгом рассматривали удивительные татуировки этого персонажа, главным символом которых была свастика. На левой руке, как положено, татуирована партийная повязка – свастика в круге. Эффектно выглядела большая татуировка на груди: статуя Свободы на фоне свастики – так сказать, осуждение либералов как фашистов. Замечательная надпись на ладони левой руки – «Отдай сдачу, сука!» Множество кинжалов, орлов, свастик, готических надписей. Всё это гордый носитель нацистской символики именовал – «отрицаловом», отрицая политический характер этих символов. Сам тату-nazi был ярым антифашистом и анти-бандеровцем, антиимпериалистом и антисоветчиком. Одним словом – анархист, а двумя – анархист-уголовник. 4 ходки, весь синий, выпученные глаза... стоило огромных (и в основном безрезультатных) усилий удерживать его в поле нормативной лексики. Но душа у nazi-сидельца была добрая.


Из песни сего скальда, которую он пел, вылупив вращающиеся глаза и обильно пересыпая её боевыми нордическими кличами, следовало – выпивали они с подельником боевым другом в квартире на 4 этаже в недавно возведённом в Козельске доме для одиноких героев, когда товарищу вдруг захотелось уйти в полное отрицалово, и он направился прямо в открытое окно. Куда? На свободу с чистой совестью – куда же ещё? Незалежность не должна залёживаться в убогой бетонной коробке, и боевой товарищ со всей «казацькой» решимостью шагнул в распахнутое в блакитную свободу окно.  Но его «синий» друг-афганец, а наш США-nazi был ещё и ветеран Афганистана, со всем своим нацистским фанатизмом бросился прямо в небо и спас  возомнившего себя «сокилом» собутыльника! Спас, ценой разрыва связок под коленкой правой ноги. Поняв, что ошибся выходом, собутыльник молча удалился через дверь, а раненый спасатель так и остался лежать с порванными связками, пока его случайно не обнаружили через несколько дней кто-то вроде ОБСЕ и не переправили в камеру №2, где зелёные человечки оккупировали его мёртвую ногу, оживили её , сковав белым гипсом. «Отрицалово» прекращено. Вот так некоторые попадают в страну бездвижия, по научному именуемую «стационар».

И пока ему не выдали костыли и не выдворили на свой хутор, герой мужественно демонстрировал своё «отрицалово» заходящим на территорию туристам... Oh! Is it really a living Nazi! Waw!

– Нет! – в восторге кричит tatu-фюрер, – Я ненавижу весь плохой фошызм и за всё хорошее!  Если нет водки или чифира – тогда по венам! По венам!
Но костыли неумолимо прекратили шапито... На выход.
Таково было население пространства №2...

И тут уж поневоле задумаешься о границе, крае мира. Где она, украина? – Здесь, в палате №2, где лежит моя ватная нога и вытаращив глаза борется за справедливость воскресший нацист, или там, за окном, откуда приходят иногда суровые женатые парни с решительной претензией – «А нас-то за шо?». Приходят после того, как уложили побоями простого работягу из Малороссии.

***

Но, слава Богу, все на земле, даже украины, имеют свой конец. И в пространстве №2 он почему-то обычно наступает ровно через 10 дней. Через 10 дней моего пребывания в этом богоспасаемом месте я всё ещё был лежачим, и поэтому для транспортировки меня во внешний мир потребовались носилки, скорая и участие людей. Три молодца, три богатыря вынесли меня из палаты, спустили вниз, с поднебесного мира на землю и погрузили в карету скорой помощи. Да, только скоропомощная буханка – легенда бездорожья у нас имеет право именоваться каретой! Давно нет дворянства, аристократии, богатых сословий, выездов и балов. Но карета – полный привод, цвет хаки, максимальная проходимость и способность перевезти отделение с вооружением – эта карета по прежнему колесит по дорогам России, как бы в форме покаяния перевозя не богатых и разодетых, а убогих и несчастных.

Когда эта карета подъезжала к месту моей будущей дислокации, её путь лежал мимо погранзаставы. Да-да, в деревне Дешовки есть погранзастава: с развевавшемся флагом погранвойск и с целым полковником на страже. Сидя у окошка своей казармы и попивая чаёк, товарищ полковник услышал мотор подъезжающей кареты, хлопанье дверей, разговоры: «осторожно, перекладываем на носилки, теперь несём вниз, к дому...». И ещё одно восклицание:

– Осторожно несите вперёд ногами! Вперёд ногами!

«Несут мёртвого!» – пронеслось в голове полковника. «Кто умер? Неужели борода? (Так меня иногда именуют — примечание умершего). Но тогда почему он сам себя несёт вперёд ногами на окраину, ведь это его голос?!»(Примечание переносимого на носилках – мой дом расположен на окраине деревни.)

Действительно, почему?...

август-сентябрь 2019