Мемуарные очерки 15. Г. В. Краснов

Я познакомился и сблизился с Георгием Васильевичем в начале 70-х годов. Никаких дат наших первых встреч назвать не могу: они были эпизодическими и происходили на конференциях или в библиотеках. Укреплению наших контактов много способствовали два наших общих друга: Андрей Леопольдович Гришунин и Соломон Абрамович Рейсер.

Сколько я его помню, он постоянно прихрамывал, позднее палка стала его неизменным атрибутом. Но при этом он был подвижен и неутомим, как молодой олень. В мае 1987 года я по приглашению Александра Лазаревича Жовтиса читал спецкурс в алма-атинском университете. Гостеприимный хозяин повел меня в горы, а когда я окончательно выбился из сил и взмолился о пощаде, он назидательно сказал мне: «В прошлом году мы были здесь с Георгием Васильевичем, так он во-о-он туда забрался!..»

Он постоянно разъезжал по городам и весям, был неизменным участником научных конференций. Как-то я приехал в Ленинград на конференцию, проходившую в Пушкинском Доме, а вечером чаевничал у Рейсера. Узнав, что Георгий Васильевич на этот раз отсутствует, Рейсер пожал плечами и сказал: «Странно представить себе конференцию без Краснова!»

Как рассказывал мне Гришунин, Краснов, а также его ближайший друг Владимир Владимирович Пугачев, с которым, кстати сказать, и у меня были очень теплые отношения, оба буквально боготворили Михаила Павловича Алексеева, заранее осведомлялись о сроке его приезда в Москву и ждали его выхода из вагона, «как два адъютанта», говорил Гришунин с доброй усмешкой.

Запомнились две встречи с ним на двух конференциях. Первая конференция проходила осенью 1990 года в Риге. Я тогда носился с идеей использования количественных методов для изучения психологии художественного творчества; вместе с моим другом, доктором физико-математических наук Владимиром Моисеевичем Кошкиным, мы мечтали создать новую науку, которую назвали статистической литературометрией. Доклад, который я привез в Ригу от нашего общего имени, стал первой попыткой вынести на публику полученные нами результаты и вызвал у аудитории некоторое смятение. Позднее мы напечатали его в журнале «Человек» [См.: Кошкин В., Фризман Л. Быть поэтом // Человек. 1991. № 3. С. 79–82.]. Поскольку эти вопросы мы углубленно обсуждали с Михаилом Леоновичем Гаспаровым, более подробно об этом рассказано в посвященном ему очерке «Обманчивый коллега». Краснова на докладе не было: он покинул конференцию на один день, потому что счел для себя обязательным присутствовать на похоронах Зары Григорьевны Минц. Вернувшись и наслушавшись откликов о моем выступлении, он спросил у меня: «Что вчера случилось? Вы бросили бомбу?!»

Вторая конференция —  Международная пушкинская —  проходила в 1993 году в Твери. Незадолго до того «Вопросы литературы» опубликовали мою статью «Пушкин и Польское восстание 1830–1831 гг.». Георгий Васильевич, перед самой конференцией побывавший в Польше, подробно рассказывал, с каким энтузиазмом восприняли ее поляки. Наверное, его рассказ и оценка моих заслуг не обошлись без преувеличений, но, как известно, незаслуженная похвала нам обычно милее, чем та, которую мы получаем по праву.

В 1977 году, когда после докторской защиты я с понятным волнением ждал, как сложится судьба моей диссертации в ВАКе, Краснов сумел сделать то, чего не смог никто другой: узнал и сообщил мне имя моего «черного» рецензента, каковым оказался Евгений Александрович Маймин. С этого момента все мои беспокойства рассеялись. Отношение Маймина ко мне и моим работам мне было хорошо известно и не вызывало ни малейших опасений.

А в 1986 году я получил приглашение приехать в Коломенский пединститут председателем ГЭКа, провел там почти весь июнь и насладился общением с Георгием Васильевичем досыта. Даже развернувшаяся в то время антиалкогольная кампания этому не помешала. Часто бывал у него дома, много гуляли.

Он был изумительным собеседником, никогда не стремился отстоять свою точку зрения, взять верх в споре, ему было важно услышать другое мнение и тем проверить свое собственное. Как только вы начинали говорить, он умолкал и жадно ловил, как бы внутренне перевзвешивал каждое услышанное слово. Говорили и о литературе, и о политике. Горбачев был тогда второй год у власти, делал маловразумительные, противоречащие друг другу шаги вроде наступления на приусадебные хозяйства. А однозначно проявить себя успел разве что упомянутой антиалкогольной кампанией (вину за которую молва, впрочем, валила на Лигачева) да иезуитским поведением после Чернобыльской катастрофы.

В одной из этих бесед Краснов мне сказал: «Леонид Генрихович, вы всегда обладали способностью предвидеть развитие событий. Скажите, что с нами будет?» Тогда я не мог ему ответить, но, когда примерно через год —  весной или летом 87-го — мы встретились в Москве, я напомнил ему о том разговоре и сказал примерно следующее: «Происходят события, о которых мы не могли помыслить. Возвращаются люди, которые, казалось, были изгнаны из страны навсегда, появляются в печати произведения Гиппиус, Ходасевича, Набокова, Галич реабилитирован и восстановлен в обоих творческих союзах… От всего этого нельзя не прийти в состояние эйфории. Но будет очень плохо. Нас ждут бедствия, возможно, гражданская война…» И он ответил: «Полностью с вами согласен».

В следующий раз я приехал в Коломну в январе 1991 года для участия в праздновании 70-летия моего дорогого друга. Общество собралось роскошное: С. А. Фомичев, А. Л. Гришунин, В. А. Сапогов, Л. С. Сидяков… всех не перечислить, тем более что многие были известны мне лишь по работам, поскольку прежде не довелось познакомиться и пообщаться лично. В эти самые дни силы коалиции, освободив Кувейт, перешли к наземной операции в Ираке, и, помнится, все застольные разговоры крутились вокруг этих событий. Мы восхищались блестящими действиями американского генерала Шварцкопфа и со дня на день ждали окончательного падения ненавистного саддамовского режима. Того, как бездарно поведет себя в этой ситуации Буш, мы, естественно, не предполагали.

Не могу умолчать и о том, что была между мной и Красновым достаточно острая конфронтация. Я носился с идеей присуждения ему Пушкинской премии за организацию «Болдинских чтений», но он категорически запретил любые телодвижения в этом направлении. Как я ни убеждал его, что это нужно не только ему, но и «Чтениям», что это подняло бы престиж конференции; как ни старался мне помочь Андрей Леопольдович, Краснов стоял на своем, как скала, и слышать ничего не хотел. Пришлось подчиниться. А жаль: я человек упрямый, если уж начинаю пробивать лбом стену, то для нее это не проходит бесследно.

В последние годы, когда Георгий Васильевич уже не заведовал кафедрой, но еще оставался председателем Совета, я обращался к нему с просьбами организовать в Коломне защиты людей, в судьбах которых принимал участие, в том числе очень милой и одаренной москвички Татьяны Анатольевны Александровой. Она была моей как бы «научной внучкой» —  ученицей моей ученицы Елены Анатольевны Андрущенко —  и написала интересную, оригинальную работу. Я не приезжал на защиту, но содействовал, как мог, ее организации, в частности, раздобыл авторитетного и надежного первого оппонента —  Елену Аркадьевну Тахо-Годи, выступление которой, по общему мнению, немало украсило защиту. Разумеется, все это стало возможным в первую очередь потому, что я встретил со стороны Георгия Васильевича полное понимание и поддержку.

С глубоким сожалением и стыдом должен признаться, что по присущей мне безалаберности из многих писем, полученных от Краснова, сохранил лишь три. Все они были мне посланы в ответ на подаренные ему книги. Привожу их тексты с некоторыми сокращениями.

О монографии «Декабристы и русская литература»:

"Дорогой Леонид Генрихович!
Спасибо за «Декабристов», главное —  за то, что в книге живая мысль, новые анализы, обстоятельность. Придирчиво читал Некрасова и его современников. Все интересно, а в других разделах много нового (хотя бы сравнение оригинала Шиллера и перевода Жуковского!). Поздравляю!
Всего Вам доброго! Надеюсь, что переписка Некрасова до Вас дошла.
Ваш Г. К.
5 мая 1988 г."

О «Семинарии по Пушкину»:

"Дорогой Леонид Генрихович!
Поздравляю с выходом (первая ласточка в «Юбилейной литературе»!) «Семинария по Пушкину».
Новые темы, новая целостность, обоснованное введение, «Выдающиеся пушкинисты» и др. обеспечивают ему высокий научный авторитет. Может быть, пушкинская московская газета «Автограф» откликнется на это издание <…>
Ваш Г. Краснов
8 июня 1997 г."

О сборнике статей «Предварительные итоги»:

"Дорогой Леонид Генрихович!
Спасибо за книгу «Предварительные итоги». Они весьма значительны и масштабны, от Пушкина до Окуджавы.
Поздравляю с выходом книги!
Я занят пушкинистикой, болдинскими мотивами в творчестве поэта. Пушкинское краеведение. Пока голова что-то соображает.
Дошла ли до Вас моя книжка «Этюды о Л. Н. Толстом»?
Всего доброго Вам.
Ваш Г. Краснов 8 октября 2005 г.
P. S. Защита Татьяны Анатольевны была весьма успешной. Ее работа по-хорошему показательна.
Г.К."