Вертинский
- Вы оделись вечером кисейно
И в саду сидите у бассейна,
Наблюдая, как лунеет мрамор
И проток дрожит на нем муаром.
Корабли оякорили бухты:
Привезли тропические фрукты.
Привезли узорчатые ткани,
Привезли мечты об океане.
А когда придет бразильский крейсер,
Лейтенант расскажет Вам про гейзер,
И сравнит... но это так интимно!
Напевая что-то вроде гимна.
Он расскажет о лазори Ганга,
О проказах злых орангутанга.
О циничном африканском танце
И о вечном летуне - "Голландце"
Он покажет Вам альбом Камчатки,
Где культура только лишь в зачатке.
Намекнет о нежной дружбе с гейшей,
Умолчав о близости дальнейшей...
За Атлант мечтой своей зареяв,
Распустив павлиньево свой веер,
Вы к нему прижметесь в сладкой дрожи,
Полюбив его еще дороже...
Тембры этого голоса действовали живительными потоками оберегая мои тропические ночи от малярийной горячки.
Как тосковала душа в то время о нашей любимой родине! Как болезненно действует эмиграция. Смотришь вдаль на морской горизонт Аравийского моря и пытаешься угадать в проходящем мимо контейнеровозе русское судно. Даже иногда забегаешь мыслью на это судно и идёшь в Новороссийск трудясь младшим матросом, помощником моториста в машинном отделении.
Песня "Чужие города" зноем жгучей зимы в красном от Солнца Алахабаде готовила серебряный исход домой в Россию.
Вы слова залетные, куда?!
Тут шумят чужие города,
И чужая плещется вода,
И чужая светится звезда.
Порой в кабинете белого камня лежит на массажном столе индус, факир и йог! Работаешь с его могучей черной спиной а на плетёном столике играет запись далеких тридцатых годов!
Вы слова залетные, куда?!
Тут живут чужие господа,
И чужая радость и беда.
И мы для них чужие навсегда!..
Следом идёт его знаменитая "Каторжная" Есенина.
В том краю, где желтая крапива
И сухой плетень
Приютились к вербам сиротливо
Избы деревень
Там в полях, за синей гущей лога
В зелени озер
Пролегла песчаная дорога
До сибирских гор.
Затерялась вдруг в мордве и чуди
Нипочем ей страх.
И идут по той дороге люди,
Люди в кандалах.
Все они убийцы или воры,
Как судил их рок.
Полюбил я грустные их взоры
С впадинами щек.
Я и сам, хоть и большой и нежный,
Хоть и сердцем чист,
Но и я кого-нибудь зарежу
Под осенний свист.
И меня по ветренному следу
По тому ли, ах! Да по тому!
Поведут с веревкою на шее
Полюбить тоску!
Йог хоть и хороший, добрый человек но как ему индусу из высшей касты понять тоску русского сердца по:
Все они убийцы или воры,
Как судил их рок.
Полюбил я грустные их взоры
С впадинами щек.
Как брамин может иметь снисхождение к падшей душе? Никак! Он большой чёрный праведник а они каторжане справедливо идущие в Сибирь. К ним нельзя даже прикасаться, они неприкасаемые злодеи выведенные вон из ведического ритуала.
Работа почти закончена, факир остался доволен. Собрал своё тело в белую неведомую одежду и отправился восвояси. " Чужой господин" ушёл странствовать своим путём.
Время обеда, давно уже за полдень душа поёт а тело голодно. Ставлю любимое:
Мне не нужно женщины. Мне нужна лишь тема,
Чтобы в сердце вспыхнувшем зазвучал напев.
Я могу из падали создавать поэмы,
я люблю из горничных делать королев.
Раз в вечернем дансинге как-то ночью Мая,
Где тела сплетенные колыхал джаз-банд,
Я так мило выдумал Вас, моя простая,
Вас, моя волшебница недалеких стран.
Как поет в хрусталях электричество!
Я влюблен в Вашу тонкую бровь.
Вы танцуете, Ваше величество,
Королева Любовь.
Раз в вечернем дансинге как-то ночью Мая,
Где тела сплетенные колыхал джаз-банд,
Я так мило выдумал Вас, моя простая,
Вас, моя волшебница недалеких стран.
И души Вашей нищей убожество
Было так тяжело разгадать.
Вы уходите... Ваше ничтожество
Полукровка... Ошибка опять.
Входит в залу жена с подносом в руках.
- Прошу к столу мой друг!
Вот Малай кофта и Чапати, вот Алу паратха! Вот масла чай! Садись мой друг покушай!
Свидетельство о публикации №219090500750