Глава 1. Начало лета. 1. 5

Эммериль сидела на подоконнике в холле храма, одетая в своё любимое платье – то самое, в котором была во время последней встречи с сестрой. Мало кто облачался в белое: этот цвет выбирали невесты и Дети солнца, избравшие путь магии. В городе девушку часто принимали за священницу, когда она проходила мимо в одеянии в пол с длинными рукавами. Широкий пояс, расшитый золотистыми нитями, разбавлял единый цвет наряда. Длинные светлые волосы молодой волшебницы были как всегда аккуратно вычесаны, две пряди с висков скреплены серебряной заколкой на затылке.

В руке Эммериль держала миску с молоком и кусочками хлеба.

- Опять проказничаешь, - обратилась к девушке подошедшая Ирания. Тон её был серьёзным и шутливым в одно и то же время. – Говорила ведь, что не нужно приманивать сюда голубей. Двадцать пятый год, а балуешься как девчонка.

Девушка улыбнулась, закатив глаза. Она очень любила кормить голубей и находила в этом занятии успокоение для души.

Любой, кто посмотрел бы на них со стороны, мог подумать, что разговаривают мать и дочь. Настоятельница Ирания была такой же высокой, светловолосой и голубоглазой, как Эммериль. На ней тоже было одеяние белого цвета, который священницы предпочитали всем прочим оттенкам в одежде. На груди поверх платья красовался золотой медальон в виде солнца.

- Я пришла исповедаться.

- Мне, как обычно? Мне нравится твоя открытость. Тому, кто чист перед собой, Богом и людьми, стыдиться нечего.

- Смиренные рабы порой пугливы, матушка, - мягко возразила девушка. – Оттого не могут открыться так, как это делаю я. Но это не значит, что они таят в душе своей грехи.

- О, моя милая юная Эммериль! Ты выросла, но до сих пор наивна! Все люди грешны, и каждый день я молю небеса, чтобы они проявили снисхождение ко мне и отпустили мне новые проступки.

Собеседницы погрузились в молчание, созерцая красоту солнечного летнего дня. Было тепло, но не жарко. Лучи мягко касались ресниц девушки и женщины.

- Сегодня прогуляемся, - сказала настоятельница. Возможно, эта фраза подразумевалась ею как вопрос, но тон показывал, что выбор уже сделан.

Разговоры со священницей были для Эммериль своеобразным ритуалом, который она устраивала каждую неделю. Многие обитательницы храма знали мать девушек и охотно ждали её дочерей в гости. Линоаль прогулки в храм всегда казались скучными, поэтому со временем она предпочла свободу от привязанностей приятным, но утомительным беседам со священницами.

- Что беспокоит тебя больше всего, дитя моё? – спросила Ирания, когда они с девушкой оказались в небольшом саду при храме.

- То, что обычно. Поведение сестры не меняется, и потому моё беспокойство не угасает. Она становится всё более агрессивной и импульсивной, совсем уж не живёт с нами, а вчера позволила себе неслыханную дерзость: сказала учителю в лицо несусветные дерзости и убежала так, словно он её обидел.

- Меня очень беспокоит всё, что ты говоришь, - тень тревоги покрыла лицо настоятельницы. – Линоаль страдает. Страдает, как больной в бреду, когда его боль становится настолько сильной, что он вопит, не ведая себя, людей вокруг и даже не надеясь на спасение, - она сделала минутную паузу, коснувшись кончиками пальцев лепестков роз, словно проверяла, живые ли они. – Мы приходим в этот мир, чтобы быть счастливыми. Мы не хотим боли себе и другим. Нам нужно счастье. Некоторые люди, чьи умы и сердца опутаны ложными идеалами, выбирают неправильный путь к счастью. Они считают, что смогут стать счастливыми, причинив ущерб другим…
Эммериль едва слышно вздохнула, словно соглашаясь с Иранией.

- У Линоаль же ситуация несколько иная. Она как пойманный в ловушку зверь: убежать не может, но рвётся на свободу ещё сильней и оттого ей становится ещё больнее. Она светлая душа, не ведающая зла, дочь нашей милой Эллаэль… Ей не хватает смирения, она настолько непокорна, что не примет руку помощи, как бы мы ни старались её подать. Она не позволит себя успокоить. И настолько свободолюбива, что не согласится со словами собеседника, будь он хоть тысячу раз прав! Потому только, что, согласившись, она ему покорится, а быть покорённой для неё подобно смерти. Не спрашивай, откуда столько сложности в столь юном создании. Быть может, это тень мятежной юности, которая уляжется со временем.

- Сомневаюсь, что так будет. Что же мне теперь с ней делать?

- То, что всегда. Что у тебя получается лучше всего: смирение и понимание.
Эммериль безмолвно согласилась, хотя не знала, как ещё она может проявить понимание, когда сестра давно перешла границы нормального поведения и превратилась в буйный, неуправляемый вихрь.

- Что скажете о моей недавней просьбе, матушка?

- Ох, Эммериль, - ответила Ирания с заметным вздохом, - могу ответить только «Нет». Для твоего же блага. Ты юна, и тебе следует думать об удачном браке и семейном очаге, хотя заботы о сёстрах и нашем общем благе греют моё сердце жарче солнца. Я не могу принять тебя в монахини.

- А отправиться в поездку? – не сдаваясь, едва слышно предложила Эммериль в очередной раз.

Настоятельница развела руками, прежде чем ответить.

- Дитя, давно уж мы сами не бывали в Долине. Тирийцы неуправляемы и опасны, они никогда не чтили наши границы и нашего Бога, в последние несколько лет только хуже. Возможно, отправимся на осенний праздник к Клионесс, будет воля божья…

Мимолётная улыбка промелькнула на лице Эммериль, ничего не сказавшей в ответ. Девушка чувствовала, что столицы империи, самого большого и развитого города страны, становится для неё мало. Хотелось чего-то другого: нового, спокойного и в то же время сдобренного вкусом приключений. Она хотела понять, каково её призвание, но ни небеса, ни люди не давали ей ответа, как бы она ни вопрошала. Ей казалось, что с каждым днём утекает не только время, но и нечто важное, неуловимое; она пыталась ухватиться за это нечто, осознать его, но нечто раз за разом ускользало.

- Я не понимаю своей роли в жизни, матушка, - внезапно озвучила своё беспокойство Эммерель. Ирания внимательно смотрела, не перебивая, словно знала, что последует продолжение хода мыслей. – Словно всё происходящее это не то… что мне нужно, но я не могу понять, что же «то»!

- Поэтому я не позволю тебе к нам присоединиться. Я уважаю тебя, но ещё больше я уважаю, когда в веру идут не из смирения, желания услужить Господу и людям, а от желания идти по этой дороге, ни по какой другой.

- Да. Но мне не интересен брак, не интересна и магия в чистом виде, учить других тоже не приносит мне радости, хотя наставник убеждает меня в обратном. Это чувство бесполезности для себя и других гложет меня, понимаете?

- И да, и нет. У меня нет такого чувства. Я рада быть там, где я сейчас, и делать то, что делаю. Но я осознаю, что не все так счастливы обрести себя, как я.

- Именно. Мне не хватает понимания того, что я обрела себя. Словно я где-то в другом месте, а здесь лишь наполовину или вдвое меньше.

Ирания сделала шаг и положила голову Эммериль на своё плечо. Беспокойный ход мыслей в голове девушки утих, словно мысли погрузились в сон.

- Я не могу найти тебя, где бы ты не была, - слова настоятельницы меланхолично отозвались глубоко в душе Эммериль, от них стало ещё грустнее.