А. Камю. Два рассказа и немного экзистенционализма

     Перечитал недавно  рассказы  Альбера Камю из сборника малой прозы зарубежных писателей. Сюда включены две его вещи - «Молчание» и «Иона или Художник за работой». Сборник попался случайно, - моя небольшая   «библиотека»  из двух десятков книг  растеряна там и сям по квартире, старой даче и  стеллажам гаража. Когда встречался с этим томиком  последний раз, - лет пятнадцать  назад? Время от времени возвращаешься к хорошим книгам…
      Стиль писателя узнаваем, - отточенный, выразительный, несмотря на кажущуюся сдержанность. И – ненавязчиво человечный. Понятно, что работать над такой фразой приходится долго. И, конечно, чувствуешь безупречный авторский вкус, гармонию между художественной деталью и смыслом, образностью вещи.

       …Мне двадцать один, я станочник на обеденном перерыве. Сижу на тряпках у  своего отдыхающего от грохота станка. Недавно вернулся из армии и не могу утолить книжный голод. Читаю много, интуитивно выбирая классику – Чехов, Толстой,  Тургенев, советские Быков, Бондарев, Айтматов, и «не наши» – Хемингуэй, Камю… Нравится в книгах, когда  есть свой стиль и образность, есть характеры, психология,  словом настоящая литература.
         Рассказ «Молчание» - о рабочих бочарной мастерской. Сразу видишь писательское мастерство.  Но содержание пока не цепляет. Здесь сорокалетний мастер, глядя на море, тоскует об ушедшей молодости, о старении уставшего тела. Рабочие проиграли забастовку, им мало платят, и они  сражаются  за  прибавку к жалованию. Но хозяин не уступает, и  бочары вынуждены  вернуться к работе. Оттого -    молчаливы, обозлены. С хозяином, в общем неплохим человеком, не разговаривают. А у того к концу дня заболевает малолетняя дочь. Но обиженные рабочие, жалея девочку,  ему не сочувствуют. Ведь им тоже надо кормить семьи…
        Таков формальный сюжет.  Я – молод, полон сил и надежд. И мне нужна поэзия,  солнце, любовь…. Мне хочется видеть это и со страниц книг, - чувствовать тайну литературы, эту  пойманную  птицу,   живую, как сама жизнь.
      Другой рассказ, «Иона или Художник за работой» читаю наискосок. Слишком умные  творения  меня пока  не волнуют. Да и описаний много. Там живописец страдает от недостатка времени для творчества. Наконец, сооружает в своей квартире антресоль у потолка, забирается туда и ждет вдохновения. И лежит он там,  на досках,  голодный, а картина не пишется, - утерян талант в суете… Любопытно.  Но отчего живописец  такой тряпка? Почему не разгонит гостей? Зачем принимает все эти похвалы?  И зачем было рожать четверых детей, если думаешь о достижениях в искусстве? Быт любого сожрет…
       Пока эта история  «не моя». И я откладываю книгу на полку.

       Как быстро  летит время!  Ежедневная, необходимая работа,  семейные обязанности… Мне уже тридцать пять, и это  – загадочный возраст.  Как будто бодр, подвижен, а уже думаешь о каких-то итогах.  Я  хорошо знаю тяжелый труд.  Я вошел, погрузился в работу весьма глубоко и время от времени  оттуда «выныриваю». Мне нужно кормить семью, государство жмет, но плохо платит. 
      Я строю дома, дороги и горжусь этим. Но мне уже хочется писать  рассказы. Я устаю на работе и психую вечером, стараясь снять усталость  тела.  Теперь вновь прочитанный рассказ «Молчание» воспринимается иначе, нежели в молодости.
     …Мастер – бочар Ивар, размышляя  о  труде, не может отказаться от своего мастерства. Но -  «там, где главное мускулы, труд,  в конце концов, становится проклятьем».  «Те, кто разглагольствуют о прелести физического труда, не знают, о чем говорят».
       Для меня эти фразы сейчас понятны. Порой уставшее тело  к концу дня стонет: «Хватит!  Устал…» Я пишу прозаические миниатюры о том, что сам испытал. А стихи, которые  складываю,  содержат и такие строки:
                Прекрасен напряженный труд мужской,
                плод мускулов натруженного тела,
                когда во благо – пот, усталость, боль,
                и ты вершишь, заканчиваешь дело
                и заложив терпенья камень в  дом,-
                восславишь испытание трудом.
                Но как невыносим бывает он,
                труд  не по силам и лишенный меры,
                когда ты видишь – бесконечен дом
                и нет в тебе  ни радости, ни веры,
                и закоснев в губительном занятье,-
                поешь ему не славу, а проклятья…      
       Стих не ахти какой, но  - свой,  выношенный. И мне понятен бунт трудовой артели в рассказе писателя, и симпатии мои на стороне работяг…
       Теперь и следующий  рассказ, о художнике Ионе, прочитывается  внимательней. И тоже вызывает раздумья. Я  понимаю, что писать картины – такой же труд, требующий сил и  времени. Времени творческого одиночества. Мне нужны свободные дни и тишина. А двое моих сыновей просят поиграть с ними… А литературные образцы  классиков пугают и манят снежными вершинами, надрывая и без того  неуверенность в себе.
        Но творческий яд уже проник в клетки. И удовольствию от удачной строки уже нет альтернативы… Но  на какие средства жить  в начале творческого пути? Как не сломаться, не превратиться в зануду, в желчного неудачника? Чем укрепить веру в  будущие  свершения?
     Вот тогда,  в одну из ночей, когда, наконец, получился рассказ,  блеснет слеза на твоей щеке перед раскрытой форточкой, где в космической дали,  блистая,  зовут звезды -  У - у – у – у!  Брат, держись!  И ты поймешь,  почему  Иона верил в  свою звезду…

       …Жизнь моя,  куда спешишь?  Иль ты приснилась мне? Вот уже мне пятьдесят, и физический труд, к которому осталось уважение, пришлось оставить. Невозможно, отпахав смену на стройке, вечером создать хороший рассказ. Можно выдавить  заготовку… Но для занятий серьезной литературой нужно уйти в нее с головой.
        В уже знакомом рассказе «Молчание» меня теперь не занимают   размышления о тяжести  труда. Они уже «отработаны», пережиты. Я думаю о том, как труд   сближает, сплачивает людей в коллективе. Людей, которые в других условиях слишком заняты собой. Общий труд имеет свою цель.  И здесь  индивид добровольно подчинен общей задаче.
        Бочар Ивар чувствует своих товарищей по артели дыханием, кожей… И  ценит это  чувство трудового братства. А потому и жалеет своего упрямого хозяина – предпринимателя, у которого заболела дочь.  В трудную минуту, когда босс пришел за сочувствием к своим рабочим, ему никто не посмотрел в глаза, не пожал руку. Молчание, отчужденность обиженных на него тружеников было ему ответом. В этом молчании трудно усмотреть  особый, символический смысл, оно  художественно оправдано и понятно. «Он сам виноват»  - думает Ивар о человеке, оставшемся с неутоленной печалью души. И мы понимаем важность человечьих связей…
       Третий раз читаю этот рассказ,  и  он открывается мне все глубже. Как и рассказ писателя «Иона или Художник за работой». В нем словно продолжаются мои размышления о человеческой душе.
       Проблема творца Ионы в том, что он слишком сблизился с материальным миром, с семьей, с окружающими его людьми. Художник обязан быть  несколько в  отдалении. Такова его планида.  Без  материального мира  мастер  не насытит свой  духовный мир. Но нельзя ему полностью отдаваться. Необходима «своя» собственная вселенная. Художник, словно река, стягивает, объединяет в себе эти два берега, необходимых ему равно. Берега реки Искусства. Стоит одному берегу исчезнуть, и нет реки. «И в одиночестве, и вместе…» - загадочные для юности, но понятные в зрелости слова из стихотворения английского поэта У. Одена.
       Иона выдохся как художник не потому что ушел в себя от мира. Наоборот,  ему не хватило самого себя, своего потенциала, внутреннего творческого океана . Его съел бытовой материальный мир, - люди, говорящие ему про его успех, его ученики, журналисты, критики… И когда Иона   решает  больше не писать картины, а спуститься к семье и жить обычно,  он… падает вниз со своей антресоли. Этот рассказ был одним из последних в жизни писателя, вкусившего в полной мере и признание, и многочисленные встречи с читателями… Не о себе ли  думал художник Камю?

        А что же экзистенционализм? Кстати, сам Камю отрицал свою причастность к тогдашнему философскому течению…
         Недавно встретилась  статья филолога о творчестве Камю. Ох, уж эти знатоки литературы!  Вот пара цитат:
        «Молчание в рассказе следует рассматривать как символ. Символ одиночества и заброшенности человека.  Спрашивать что-либо у людей, мира – бесполезно, так как человек одинок и никому не нужен. Спрашивать нужно только у себя, ответы искать внутри себя и надеяться только на себя.
   …Молчание – символизирует экзистенциальную теоретическую модель – модель невербальной коммуникации. А бунт в свою очередь – некоммуникабельность общества в начале 20 века. В результате у индивидов возникает чувство одиночества, ощущения бессмысленности существования…»
         В одном я уверен, - хороший писатель идет от жизни, а не от придуманного для замысловатого концепта символизма.   Камю писал умно и красиво.  Но он не был теоретиком – эстетом. В крови его струилась, действительно,  и рабочая закваска, и безграничная любовь к миру, к жизни, что просто полыхает в его «алжирских» рассказах (к примеру, «Бракосочетание в Типаса»). В интеллектуале Камю гармонично ужились и сочувствие к трудовому человеку, и поиски  истин, и пламя творчества, и  бурлящий зов тела…
      Позже мне довелось прочесть речь Альбера Камю на присуждении ему Нобелевской премии по литературе. Перечитываю ее время от времени, как и рассказы писателя.
       «…Я не могу жить без своего искусства. Но я никогда не возносил его над всем миром. Напротив, оно необходимо мне именно потому, что ни от кого и ни от чего не отгораживается и позволяет мне, как художнику и человеку, жить общей жизнью со всеми людьми. Для меня искусство – это никак не забава одинокого творца. Для меня это способ тронуть как можно больше людей, создав наиболее емкую куртину общих страданий и радостей. Искусство не позволяет художнику замыкаться в себе, оно отдает его в подчинение правде самой скромной и самой общей.
… Художник формируется в этом непрестанном сновании от себя к другим – на полпути между красотой, без которой он не в силах обойтись, и человеческой общностью, от которой он не может оторваться. Потому-то истинные художники не пренебрегают ничем, они считают своим долгом понимать, а не судить.  И если им приходится делать выбор в этом мире, то они делают его в пользу лишь такого общества, где, по великому выражению Ницше, станет править не судья, а творец, будь он труженик или интеллигент…»