Рукописи, аренда и свежие булочки

          — Рукописи не горят, а ты – не Гоголь! – торжественно объявил Иннокентию его друг, пока упомянутый начинающий писатель искал спички. – Брось пороть горячку, Кеша. Найди выход!
             - Но где он? – в отчаянии спросил тот. – Я не в состоянии пристроить по назначению даже ничтожный рассказ, не то, что повесть или роман. Хоть куда-нибудь, кроме помойки! Сожгу своё творчество! Всё – к чёртовой матери! Пусть никому не достаётся!
             И действительно! Казалось не осталось на земле издательства, в которое не обратился бы Иннокентий с просьбой о публикации. Но усилия были тщетны – отказ следовал за отказом, а иногда бывало и по-другому – ответом юноше служило высокомерно-гробовое молчание.
             - Обратись за помощью к тестю - старому пердуну. Он все ходы-выходы знает. Авось просунет куда-нибудь твои романы, - несмело предложил друг, памятуя о непростых отношениях сложившихся между начинающим писателем и отцом его любимой жены Анастасии. – Может, посодействует? Настьку-дуру попроси похлопотать. Пусть поплачет папуле в жилетку. И сам не сиди сиднем – хлопочи! Иначе тебе каюк! Прости за прямоту!
              Иннокентий даже застонал от столь непродуманных слов верного товарища. Тестя, этого сквалыгу, просить? Мерзавца, который недёшево сдавал в аренду ему и своей дочери ванную, а сам с тёщей жировал в прелестной двенадцатиметровой изолированной комнатке? Ни за что! Нет, нет и нет! К тому же разразившийся вчера ночью грандиозный скандал, вообще перечёркивал любые попытки найти с «родственничком» общий язык – пытаясь (пока никто не видит) побольше зачерпнуть из тестевой сахарницы, Кешка в темноте разбил ту на тысячу кусков!
              Тесть от шума проснулся и пришёл на кухню в чём был – при пижаме и босиком, а после расследования инцидента, в наказание повысил писателю арендную плату. Иннокентий расплакался, заперся в ванной комнате и до трех часов ночи читал собственные произведения – оседлав стиральную машинку. Тупо уставившись на сонную артерию безмятежно спящей в ванне любимой супруги, он, перелистывая страницы рукописей, уносился с ними в мечтательно-лазоревую даль – без сволочных родственников, арендной платы и непременных отказов в публикации. Вот, он в этой дали – богат, а вот, – знаменит! Потом пришёл тесть и выключил свет…
               - Настька до сих пор верит, что слава на днях меня настигнет. Дура! – снисходительно улыбнулся Кешка, задумываясь о безысходности своего бытия и о необходимости просить помощи у жениного папаши. Ведь те самые романы, повести и рассказы, в сущности, являлись единственным его богатством, а жечь их потому было никак невозможно. Ради них он пойдёт на унижение, ради них он взойдёт на Голгофу, ради них он не станет просить у тестя отсрочки очередного арендного платежа. Лишь бы помог пристроить, старый перец! Без предоплаты!..
               - Ну, что? Всё пишешь? – ехидно поинтересовался тесть утром. Он ртом ел булочку с маслом, а писатель пожирал ту глазами. – Сколько лет уж? Десять? А делом заняться не пора? Согласен похлопотать насчёт работы, зарплата небольшая, но верная. Ась? И ещё! Натворил ты изрядно – вся ванная комната коробками с бумагой забита, к рукомойнику не протолкнёшься. С сегодняшнего дня – возьмёшь в аренду мой гараж. Под рукописи. И не возражай! Иначе – выгоню из дома вон!
               «Если в этом месяце придётся платить вдвое за ванную и арендовать гараж, то на харчи Настькиной зарплаты может и не хватить», - трудно размышлял Кешка и с вожделением смотрел на оставшийся кусочек булочки, который тесть положил на стол и, не исключено, забыл о нём всуе. Впрочем, надеждам молодого автора сбыться не удалось – кусочек доела его собственная жена перед уходом на работу…
               На том и порешили: пристроили-таки творчество Иннокентия в гараж, причём, на льготных условиях – без предоплаты. Коробки с рукописями свалили в углу - рядом со старыми рваными покрышками, а назавтра писатель был вынужден выйти на работу – расходы слишком уж сильно возросли. Зато тесть похлопотал на славу:  Кешкиного заработка хватало теперь и на аренду, и на сахар, и на свежие булочки.