2

У меня сгорел блок питания ноутбука. Это значит, что я не смогу работать. Я взялся заморочиться с парой сайтов, и один из дэдлайнов уже не за горами. Вообще-то, я стараюсь держать всю нашу технику в порядке, но от такой неудачи никто не застрахован. Конечно, можно взять любой подходящий блок, но ведь лучше заказать на сайте производителя. Как известно, скупой платит дважды. Моим аргументом была срочность, а не скупость, хотя с деньгами действительно было туго. Не такие уж запредельные траты, но даже они не вписывались сейчас в наш скудный бюджет. Наступала осень – поздняя, та самая, которая по календарю уже ранняя зима, а под ногами все еще подмерзшее грязное месиво.  Инне нужны теплые сапоги, а мне нужно теплое все. Там, откуда я приехал, настоящего холода почти не бывает. Если мы с ней сляжем, то ни наша квартира сама за себя не заплатит, ни Иннины сапоги сами себя не купят. Я-то еще похожу в вещах Антона, я и так иногда это делаю, но, черт возьми, как же непросто, оказывается, быть взрослым и самостоятельным! Живя дома, я и не представлял, что между рабочим ноутбуком и зимними сапогами может быть выбор. И что делать его однажды придется самому.
Нам никто не мог помочь. Семья Антона никогда бы не стала нам помогать, разве что судебным решением, но он уже был совершеннолетним. Семья Инны не могла тем более. Они и сами-то себе помочь не могли, и у них ни черта не было. А мои… Мои могли бы. И помогли бы, но я бы не принял. Я в ссоре со своей семьей и не считаю себя виновным в этом.
Привет. Меня зовут Алекс. Меня зовут так мои друзья с подачи Антона, который до сих пор не понимает, как пишется и звучит мое настоящее полное имя. Я из центральной части юго-востока. Не то, что бы слишком уж далеко, но все равно другой мир, непонятный этому менталитету. Этому – вовсе не чуждому мне самому. И у меня есть драма.
Я не тот, кем всегда считал себя. В день моего совершеннолетия отец рассказал мне об этом. Потому что я стал взрослым и достойным правды, какой бы она не была. А правда была такова: мой отец мне не отец. И ладно бы, если так. Жили же как-то до моего взросления. Но нет, подробности таковы, что я не просто приживалка в его доме, а самый настоящий ублюдок. Моя мать нагуляла меня черт-те от кого, находясь на стажировке (повышении квалификации, очень сомнительной после двух декретов) прямо здесь, в этом городе. Студенческая вечеринка, молодая (сравнительно) преподаватель – моя мать. Поняв, что случилось, она сразу же, не отлагая, отправилась домой к мужу. И призналась. Это был бы такой позор, такой скандал, что вся его фамилия навсегда осталась бы обесчещена, это было бы хуже, чем развод, хуже, чем просто измена. Она была беременна. Но мой отец был не таков. Он перевез всю семью подальше и подогнал все сроки так, что по документам я явился на свет немного недоношенным. Мой отец – очень серьезный и уважаемый человек, декан факультета истории и социологии, отдавший десятки лет своему университету. Кто, как не он, знает, что историю пишет победитель. И он из-за меня оставил и родной университет, и родной город. Нет, он, конечно, уверял, что оно того стоило. Что я ему послан на старости лет. У него всего две дочери, больше он не мог иметь детей. Мои сестры намного старше меня, старшая – на двенадцать лет, а средняя – на девять. Они были совсем уж девушками, когда я родился. Они обе во мне души не чаяли, нянькались со мной, уже мечтая о собственных детях. Они обе очень расстроились, видя, каким ударом для меня стала открывшаяся тайна. Моя мать была унижена, уничтожена, она просила моего прощения, но я не мог его ей дать. Не могу и сейчас. Она всегда была тихой и покорной, теперь я знаю почему. И я не могу найти в себе сил, чтоб смириться, настолько ниже она пала в моих глазах. Настолько же низко только я сам.
Мать была студенткой, а затем аспиранткой моего отца. По окончании института она сразу же вышла за него замуж, а потом и в декрет. Появилась моя самая старшая сестра. Сильная, умная и очень добрая, именно старшая дала мне все, чего не могла дать непутевая мать.  А средняя была моей подельницей, девчонкой-непоседой, шалила не меньше моего, но всегда прикрывала сама нас обоих. Я люблю своих сестер, но тогда я ничего не понимал. Все встало на свои места, когда отец рассказал. И покорная мать, и сестра-воспитательница, и сестра-защитница. И всегда печальный и строгий отец. Он дал мне все. И беззаботное детство, и обеспеченную юность, и воспитание, и образование, и выбор. Любой путь, который я захочу. Он не дал мне главного: понимания, как жить с тем, что я узнал. Мне было жаль себя. В отчем доме я был и свой, и чужой одновременно. Я больше не знал, кто я.
Искать своего биологического отца я не собирался, мне это было не нужно. Забегая вперед, скажу, что его нашел Антон с помощью Инны и кучи полезных связей. И зря, потому что он оказался таким козлом, что мне стало еще хуже. Тогда я хотел найти лишь себя самого и, подчиняясь нелепой подростковой логике, нацелился на тот же город, откуда родом и такое чудовищное предательство матери, и я сам. Год ушел на подготовку документов, переговоры с университетом и слезные прощания с сестрами. Только они и держали бы меня, но у них давно были свои семьи и своя жизнь. С матерью навсегда было покончено, мы даже не садились за один стол. С отцом попрощались тепло, но сдержано. Ни обещаний, ни признаний между нами больше не было. И вот прошел год, как я перебираю свои компьютеры здесь, в комнате Антона, а не в своей собственной, оставшейся только в воспоминаниях. В отчем доме я отныне буду лишь гостем, если вернусь.
- Боже, удивительно, какой ты дурак, - качает головой Антон. – Ты должен позвонить отцу и извиниться. Он простит тебя, если любит. Он знал все с самого начала, и все равно положил ради тебя жизнь. А ты вот так по-свински.
Антон прав, это я понимаю разумом. Но сердцем принять не могу.
- Будь мой отец хоть вполовину таким, как твой…
Он никогда не договаривает. У него тоже есть сердце, которым он тоже много чего не принимает, и в котором для его отца у него места нет.